With The Beatles

Он сжимает руль. В этом нет никакой необходимости — всего лишь напряжение и стресс. Надо же все это как-то сублимировать. Джон, не снимая обуви, закинул ноги на спинку переднего сидения. Ему так удобней, или, как обычно, ему принципиально вести себя не по-человечески после того, как он сам и закатил скандал. Пол выдохнул. Тяжело, очень. Джон делал вид, что однообразные улицы его интересуют, не забыв при этом высоко вздернуть свой орлиный нос. Как жаль, что щелчок по носу больше не считается наказанием. Было бы все так просто, Пол бы не беспокоился. Они взрослые, и за каждым спором следуют вполне реальные последствия. Правда, Леннон не успел дорасти до умения идти на компромисс. Маккартни только слышал, как Джон ругался с Хэлом, а когда вошёл, то убедился, что ещё никогда не видел второго таким злым. Кажется, его разозлили слова Джона про рабочий профессионализм. И Пол всецело понимал злость Хэла. Он бы тоже удивился, услышав такое от парня, требующего притащить в студию звукозаписи кровать для него и его жены. Что-то подсказывало, что и ему скоро прилетит пара-тройка неласковых. Он сам на это подписался. Надо было развернуться и уйти, не вмешиваться, дать Хэлу шанс заехать Джону по носу, ведь он сам никогда не будет достаточно смелым, чтобы сделать это. Но он снова повелся. Позволил чувствам одержать над собой верх. Позволил внутреннему «миротворцу» спасти день для всех и испортить себе. Его выводило из себя то, что Джон, скорее всего, все ещё чувствует себя победителем. Ведь он им был, а это ещё хуже. Нельзя кормить его эго, когда дело доходит до ссор — это Пол уже выяснил. Нельзя давать слабину и смягчаться только потому, что это Джон — ведь этот же Джон потом покусает тебя за все плохое и хорошее. Это же Джон, мать его, Леннон, общение с ним равноценно добровольной прогулке по минному полю. И, тем не менее, зная все эти вещи наперед, он снова и снова поддается. Снова и снова вмешивается, затем молчит, выслушивая незаслуженные оскорбления, а потом выволакивает Джона из студии и везёт к себе домой. Линда не в курсе, но Джордж и Ринго всё знают — это слишком очевидно. Ну а до мнения Мартина или Хэла ему нет никакого дела. Все молчат, ведь так принято. И ему всё равно. Упокоить эго Джона могут пустой, загородный дом с пыльной прихожей и мягким светом, бесконечный запас белого вина в шкафу на кухне и большая, двухспальная кровать. В последнее время Леннон стал забивать на нее и находил удовольствие даже в скрипящей гостиничной развалюхе, от которой Пол мечтал избавиться. Но, прижимая Джона к этому дивану из раза в раз, он передумывает. Скрип половиц следует по пятам за каждым нервным, торопливым движением. Пол волнуется, Джон тоже, но не показывает этого. Они живут так уже больше пяти лет — постоянно оборачиваясь, беспокоясь, что кто-то обязательно нарушит их покой. Если это состояние вообще легально так называть. Это высокое напряжение, проведенное под кожей. Это секунды, утекающие гораздо быстрее, чем во время смазанных, соленых поцелуев. Это неутолимый голод. Это и благословение, и проклятие в одном. Чтобы Джон позволил ему приблизиться многого не нужно. Куда чаще он сам разжигает огонь. Языки пламени съедают все вокруг, но разум Пола, наоборот, остывает. Он успокаивается, когда видит сердце Джона, объятое пожаром. Наружу выползают ядовитые змеи, высасывающие из него всю человечность, ведь внутри слишком горячо. Разочарование прорывается сквозь маску безразличия, и его навязчивый внутренний голос, наконец-то, оставляет его в покое. Пол не винит себя в том, чего не делал и чего не мог изменить. Он смотрит, как Джон сгорает, подобно спичке, в огне самоненависти и отчаяния, и ничего не делает, чтобы ему помочь. Пол согласен с мыслью, что он тоже садист. Им тяжело находиться рядом в студии, но это само собой забывается, стоит им оказаться в этом чертовом доме. Маккартни чувствует себя наивным в начале, хозяином положения в процессе и конченным идиотом на утро, когда Джон уже собрал вещи и курит на заднем дворе. Пол месяцами не чистит пепельницу — надеется, что ее вид однажды заставит их обоих задуматься о своих зависимостях. От сигарет, от алкоголя, например. От людей. Начинается новый рабочий день. Кофе все такой же кисловатый, курица в промышленных сендвичах такая же сухая. Пол заходит в звукрежиссерскую рубку ровно в тот момент, когда Хэл переговаривает с Мартином идею привезти в студию большую белую кровать. Какой сюрприз. Джону нравится выставлять свои недостатки напоказ, и на критику ему плевать. У Пола кружится голова от мысли, что ему придется наблюдать его долбежку с женой в десна месяцы напролет. Ещё больнее становится от осознания, что зависимость его от этого никуда не исчезнет, как и у Джона. Пол не понимает, зачем Леннон стремится все усугубить, что он, черт возьми, сделал, чтобы Джон так упорно стремился разорвать его психику в клочья, но он точно понимает, что Джон не остановится, как и он сам. Игра продолжится, встречи в загородном доме тоже никуда не денутся. Поцелуи, наполненные разочарованием и гневом станут ещё больнее, а последние минуты перед сном будут ещё тише. Это дорога в Неверленд, которая, кажется, никогда не подойдёт к концу.