Дневники Адель

Знаете, бывает такое чувство, после сильного потрясения, когда после длительной черной полосы случилось что-то хорошее, даже очень хорошее, но ты продолжаешь переживать то плохое, что уже привык чувствовать в последнее время, и никак не можешь ощутить себя в новом моменте? Согласна, запутанно описала. И чувство такое же запутанное, тягучее, тянущее внизу живота. Я вообще не верю, что кому –то могу принести счастье. Самооценка – это такая вещь, которая у ребенка взращивается каждый его вдох, каждую секунду его жизни. И когда тебе говорят, что ты не то делаешь, не так, что ты не такой. Что тебя не хотели, что твой отец хотел бросить твою мать, когда ты родилась, и что он, такой молодец, все-таки остался с ней. Хотя я объективно – не просила, чтобы меня рожали. А сейчас я не думаю, что я действительно рада тому, что он нас не бросил сразу после моего рождения. Ну вот бросил бы – прекрасно было бы. У меня не было бы сексуально- психической травмы, мы жили бы с мамой вдвоем, возможно, она бы нашла себе кого-то другого, потом еще – глядишь, и сама бы была спокойней и счастливей. Но ее жизнь – ее. Я не должна и не хочу в нее вмешиваться. Но моя жизнь и моя самооценка и мой опыт – мои. Единственное, что в этой ситуации может стать отправной точкой – это то, что моя сознательная жизнь, которая происходит сейчас – она прямо здесь. В моих руках. И я могу ее сделать такой, какой хочу. А прошлая жизнь может стать прекрасным опытом. Богатым, которого достаточно, чтобы сделать что-то действительно прекрасное. Раз уж я знаю, что ужасного бывает в этой жизни. И я могу каждую секунду этой жизни повышать свою самооценку, любить себя, заботиться о себе и общаться только с теми, кто мне нравится. Вот, кстати, милый момент про общение с теми, кто мне нравится. Сначала отступление. Моя мама, когда друг мне подарил роликовые коньки, сказала, что я буду кататься на них только через ее труп. И я их отдала. Она сама не каталась, не катается, не плавает, машину не водит, и много чего еще «не». И мне не давала этого. А я была очень послушным ребенком. Может, забитым. Но послушным. А потом и скрытным. Научилась делать что-то свое, делая со стороны вид, что делаю то, что общественно одобряемо. Сложно. Но вот дальше она захотела, чтобы ее сфера влияния начала распространяться и на людей. И она пыталась запретить мне общаться с людьми, которые мне понравились и с которыми мне хотелось пообщаться. Ровесницами – девочками. Боже ты мой. Ну что за бред, скажете вы. И правильно сделаете. Я пару раз, дабы избежать истерики, действительно так прекратила только завязавшееся общение. Они на меня, возможно, обиделись. Простите меня, пожалуйста. А потом я поняла, что люди, которые нравятся мне – это хорошие люди. А люди, которые не нравятся моей маме – это всего лишь люди, которые ей не нравятся. Пусть она со своими паранойями разбирается сама. А я буду строить свою жизнь, окружая себя людьми, которые нравятся мне. И вдруг стало лучше и добрее и светлее в моей жизни. И прошел кризис понимания того, что моя мать – это просто человек. Не идеальный, со своими минусами и плюсами, со своим жизненным опытом, который мог бы ее оправдать – но я не хочу оценивать больше. Просто человек. И она стала как-то постепенно меньше пытаться контролировать мою жизнь. И постепенно в мою новую, собственную жизнь стали входить хорошие знакомые, новые близкие друзья, стало меньше попыток сказать мне, что я куда-то не пойду или что-то делать не буду, или буду, но «только через ее труп». Может быть, она решит сама сходить к психологу, может, она будет доживать свою жизнь так, как она захочет. В целом, мне не важно. Есть моя жизнь, и я у себя одна. И я должна все исправить. Каждый день своего будущего делать таким, чтобы ни секунды не пожалеть, что будущее, которое наступает, именно такое. Ведь я сама его воплощаю в жизнь. И я хочу жить с Тимоти. Откровенно говоря, я бы просто постоянно проводила все время с ним. Ведь у него его мало. А у меня еще будет шанс все реализовать, что я захочу. Сейчас я не хочу ничего реализовывать. И да, я чувствую, что я влюблена до бабочек в животе, до искр из глаз, до остановки дыхания. Но голос разума меня не покидает. О, эта старшая школа. Но зачем она мне? Высшее образование. Ха. Ну, может быть, в нем какой-то смысл есть. Но .. Но можно жить и без него. Не хочу, чтобы вы вот прям тут и сейчас решили взять и бросить все свои планы, если вы влюблены и броситься в омут отношений с головой. Так, конечно, тоже можно, только это мой выбор, а ваш должен быть действительно ваш. В общем, я решила бросить школу. Мама отнеслась к этому.. Ну как она могла отнестись? В конечном итоге, она сказала мне: - Да делай, что хочешь, ты же у нас сама умная. Только потом ты не будешь жалеть? Без образования школьного не получится поступить дальше, не получится получить высшее образование.. Это мне говорит человек, который закончил колледж, и потом несколько раз пытался закончить какой-то университет, но безуспешно. И, в целом, даже от этого не умер. Вряд ли я пойду в науку и мне действительно будет нужно иметь вот это вот все – все основы для высшего образования, для магистратуры, аспирантуры, научной деятельности… Я чувствую, что я больше прикладной человек. И смогу найти себя в чем-то, что не требует сидения на лекциях еще 4-6 лет. И сейчас, когда я почувствовала физическую нужность кому-то, кто мне действительно дорог, все мысли о том, как бессмысленно мое теперешнее образование, свелись к одному решению. Нужно сделать паузу. Я очень сильно сомневалась, что это все затянется надолго, я даже не была уверена, что это может продолжиться больше, чем пару недель совместной жизни с Тимо и его мамой. В конце-концов, мне очень сложно уживаться с другими людьми, например, остаться с ночевкой у подруги могло закончиться скандалом на утро. Либо мне просто было некомфортно от того, как человек дышит во сне и я не могла заснуть всю ночь. Поездка с подругой в Амстердам закончилась скандалом на одном из каналов, просто из-за того, что она сказала, что устала и, кажется, заболевает, и хочет в гостиницу, а мне хотелось еще до ночи гулять и впитывать в себя цвета и оттенки кирпичных зданий, улиц, людей, отражения солнца в витринах. Мне было непонятно, как в такой момент можно болеть. Счастливая я. Позднее, конечно, я поняла, что, когда тебе плохо, ты лучше просто будешь лежать и пялиться в потолок или спать, чем пытаться таскаться по улицам без сил, лишь бы не доставить неудобство другому. Но я все свое детство привыкла терпеть и удивлялась, как можно в поездке выбрать гостиницу вместо прогулки, даже если тебе плохо. Тут был и еще один момент – после одной из глубоких терапевтических практик – что-то сродни медитации, я ощутила, что я все это время себя чувствовала как бы вне тела. Я представляла свои руки, ноги, тело, голову как бы в полуметре от себя. Хотя они были вот тут, где они есть – голова в голове, руки, ноги – вот они. Сложное чувство, я даже думала, что меня не сможет понять мой терапевт. Но он сказала, что это нормально, это часто бывает во время посттравматического синдрома – я перенесла восприятие своего тела наружу, чтобы не переживать его ощущения внутри. Будто я отказалась от своего тела. И это погрузило меня в такой океан злости и отчаяния, что это сделал со мной мой отец. Все эти мои мельчайшие проблемы в отношениях с другими и с собой, проблемы восприятия, ДА Я СМОТРЮ НА ВСЕ ВООБЩЕ ДРУГИМИ ГЛАЗАМИ и нет, я не ощущаю себя при этом совсем инаковой. Чужеродной. Я всегда понимала, что за любыми другими людьми, их улыбками, поступками может скрываться тоже много всего такого – расстройства, травмы.. Но я надеялась, что все-таки нет. Что всем повезло больше, чем мне. И убеждалась, когда ближе знакомилась с людьми, что они все-таки счастливей в этом. У них прекрасные родители, которые о них заботятся. Но они их бесят, потому что они перебарщивают. И при этом у друзей нет поводу отказаться от этой заботы, но она ограничивает во всем. Когда я встречала родителей, которые и любили и не ограничивали, я видела, что это выливалось в то, что дети чувствовали себя немного недолюбленными и пытались заслужить внимание. Когда я сталкивалась с теми семьями, где было гармонично связаны забота и свобода, там бывало что-то другое, что мешало жить счастливо и наслаждаться жизнью. И так постепенно я поняла, что я не несчастна, я свободна. Полностью – от воспитания, от ограничений. Даже от вопросом наследства. Ведь они так часто играют роль в поведении детей перед родителями и, конечно, родителей с детьми. А я – свободна. Совсем. У меня установка в голове, что таких родителей, как мои, слушать воспрещается. В чем бы то ни было. И надо слушать кого-то иного. И лучше всего, саму себя. Потому что я хочу сделать счастливой себя, а никто, кроме меня самой не знает, как это сделать. И нужно понять себя, чтобы понять, что именно сделает меня счастливой. Конечно, были моменты, когда я думала, что я избранная, что я много страдала, и теперь я многое вижу глубже, чем окружающие люди. В этих размышлениях я уходила в идеи о том, что я смогу организовать клуб помощи жертвам детского насилия, распространю среди детей какую-то литературу о том, что, когда тебя трогает определенным способом кто-то из взрослых, это повод просить помощи у близких, или даже у незнакомых людей. Как та книжка, для малышей (лет трех, пяти), где нарисованы картинки и написано, что зайку трогал незнакомый дядя и зайка чувствовал себя от этого плохо, а потом рассказал об этом своим родителям и дяде с тетей и те прогнали нехорошего дядю. Мне в детстве не хватало такой поддержки, чтобы сразу разобраться в том, что происходит и почему это плохо и насколько сильно это отразится на моем будущем. Если бы мне сказали, как это важно. То может быть, я бы не доводила ситуацию до края. С другой стороны, я уверена, я знаю, что есть люди, которые жили и живут в похожей ситуации и ничего не могут с ней сделать, потому что социальные или религиозные нормы таковы, что невозможно никак решить это для одного отдельно взятого человека. Мальчика или девочки. И, конечно, в этом плане мне повезло. И я этому очень благодарна. Пример даже с детской травмой Тимми – что с ней? Она так и сидит в нем, он общается как-то с отцом, но КАК он с этим живет. И я знаю, что с тех пор в традиционном обществе Востока ничего не поменялось, в общих чертах. Да, появились проевропейски воспитанные люди и они оказывают влияние, но все общество живет веками, развращая и ломая психику сотен тысяч детей. И они вырастают во взрослых и мстят. Своим родителям, своим мучителям, а потом и детям, потому что такова животная природа человека. Потому что нет в окружающей среде никакой базы для того, чтобы такие дети нашли своевременную помощь и смогли победить все будущие проблемы тем, что решили их сразу, в момент возникновения. И я даже в глубине себя считаю своим долгом пусть не так организованно и возвышенно, но помогать людям, у которых сложился такой жизненный опыт. Которые как-то его пережили, не сошли с ума, не убили своего насильника, не покончили с собой от ощущения беспросветности своего существования, своей депрессии, своего горя. К слову, я прочитала книжку «Лолита» Набокова с большим недоверием и гневом. И книжка мне понравилась, пусть меня и передергивало всякий раз, когда я читала определенные откровенные отрывки. Я всякий раз думала, что это незнакомый человек. Уж пусть бы это был незнакомый человек. Не было бы такой путаницы в мозгах, не было бы того темного колодца недопонимания и сомнений, когда ты понимаешь, что это твой родной отец и твоя родная мать все видит и ничего не делает. А будто специально одевает тебя в открытые шортики и маечку в 16 лет, хотя тебе хочется спрятаться и закутаться максимально, сбрить волосы и вообще перестать выглядеть девочкой, спрятаться, уйти в подполье, пересидеть, дождаться, когда это закончится. Сидеть и ждать, как игуана, когда он сам умрет. И я стану свободна. Я пережила все эти периоды в итоге. Все. Всеее… И даже брилась почти налысо. И даже сбривала себе затылок и делала ирокез. Да, многие уходят в депрессивные и агрессивные субкультуры – панки, готы. Многие становятся лесбиянками, кто был в схожих условиях. Именно поэтому я через какое-то время после специальных поисков знакомых в этой среде поняла, что это на очень большой процент незакрытый гештальт. Просто непроработанные травмы, которые постоянно только культивируются, когда две такие девушки (ну, или мальчика), и больше собираются и начинают говорить про противоположный пол что-то негативное. Я сама при этом, абсолютно за открытые смешения полов и пар, любые варианты самоидентификаций. Я сама уверена в том, что могла бы стать лесбиянкой, с учетом своего интереса к голым грудям Барби и женственным мальчикам. Только я не хочу становиться ей, пока не разберусь с тем, что мой собственный папа предал мое доверие к нему. Если я стану лесбиянкой, я хочу стать ей по собственному выбору. И я на пути к тому, чтобы освободиться от ограничений сексуального характера. И я люблю Тимо и очень хочу ему помочь. И все это меня заставляет думать, что мое решение принять предложение пожить с ним – верно. Насколько - узнаю со временем.