Kancolle: Инициатива "Исход"/Kancolle: Exodus Initiative

Глава 14: …       Ранее.       Мидуэй вздыхает и откладывает свои исследовательские заметки в сторону.       В этот момент она должна с радостью исследовать и анализировать, но этим чёртовым Глубинным просто приспичило захватить мир прямо сейчас. Как она должна была делать свою работу, когда…       – Давайте сыграем в игру.       Мидуэй оборачивается и хмурится от появления неожиданного посетителя.       – Что ты делаешь в моей комнате?       Линейный крейсер кратко улыбается, прежде чем начать наступать на канмусу-авианосец.       – Игра называется «Найди американский корабль-шпион», – Сталинград держит в руках пистолет и молоток.       – Эм, – Мидуэй отстраняется от канмусу, – Что ты делаешь?       К большому облегчению Мидуэй, линейный крейсер разряжает пистолет.       Облегчение продолжается до тех пор, пока линейный крейсер с поразительной силой не хватает девушку-авианосец и прижимает её к столу.       – Не волнуйся, – шепчет линейный крейсер, – Будет больно.       Сталинград прикладывает пулю наконечником ко лбу Мидуэй. Затем она поднимает молоток.       – А! Пожалуйста, остановись!       Сталинград начинает вбивать пулю прямиком в голову канмусу-авианосца.       – Кричи для нас.       – Я не корабль-шпион! – кричит Мидуэй, – Пожалуйста, не делай мне больно!       Сталинград останавливается и выглядит немного отстранённой.       – Не ты? О.       – Кто ты? – Мидуэй интересно, что, чёрт возьми, не так со Сталинград.       Линейный крейсер разочарованно убирает свои инструменты.       – Ты слышала о "Корабле Тесея"?       – Нет, – отвечает Мидуэй, поспешно вытаскивая пулю изо лба.       – Тогда мы объясним. Предположим, у нас есть корабль, "Корабль Тесея", в котором каждый из его компонентов заменён новыми. Будет ли этот корабль оставаться тем же самым кораблём?       – Гм…       – Теперь предположим, что мы взяли старые части этого корабля и сделали ещё один корабль. Какой из них настоящий?       Мидуэй не уверена, как ответить.       – Теперь скажи, что мы хотим призвать "Корабль Тесея", будем ли мы вызывать двух разных канмусу или только одну?       – Только одну, – бормочет Мидуэй, – я не уверена, какую.       – Теперь давай предположим, что мы стоим на реке Волге. Со временем вода заменяется другой водой, будем ли мы стоять у той же реки?       – Да.       – Ну вот и всё, – торжествующе говорит линейный крейсер, – Я – Сталинград и не Сталинград.       Мидуэй смотрит на сумасшедшую канмусу линейного крейсера.       Она чувствует нелепый прилив надежды. …       В настоящее время.       Линейный крейсер с тревогой наблюдает за тем, как её жертва покидает поле битвы на летательном аппарате.       – Поражение временное, – уверяет себя линейный крейсер, оборачиваясь, – Месть и ничего более.       Затем линейный крейсер направилась обратно к своим друзьям. …       – Мусаши, – Ямато теребит сестру за плечо, – ты в порядке?       – Она ушла? – стонет Мусаши, лёжа на поверхности воды.       – Да.       – Нет.       Две сестры неприятно удивлены возвращением ужасающего линейного крейсера.       Мусаши пытается подняться, но замирает.       На палубах её такелажа японские феи валяться от боли, в то время как советские и американские команды победоносно поднимают свои флаги.       – У меня есть просьба, – линейный крейсер уверенно похлопывает Ямато по плечу, – Я вспомню про свои манеры, если вы решите помочь. …       – Хорошо, – Мидуэй отталкивает доску-флипчарт в сторону, – Есть вопросы?       – Да, – говорит Ресурс, – правильно ли я всё поняла? Эта операция по "модернизации" – попытка противодействовать изменениям, вызванным её состоянием?       – Состояние изменяет тело девушки-корабля до тех пор, пока их дизайн не станет неузнаваемым по сравнению с их первоначальным проектом. Операция направлена на предотвращение этих изменений, приводящих к смерти канмусу.       – Значит, Сталинград, – записывает Ресурс в нескольких блокнотах, – в конечном итоге превратится в совершенно другой корабль, и мы должны предотвратить эту трансформацию, убивающую её?       – Не только это, – поддержание жизнь девушки-корабля было лёгкой частью, – Мы должны гарантировать, что Сталинград не потеряет рассудок.       – Как мы это сделаем? – спрашивает Ресурс. Девушка-ремонтница и раньше пыталась сохранить психическое здоровье Сталинград, но это всегда казалось проигрышной битвой.       – У Сталинград могут быть преимущества в этой области, которых не было у других канмусу с таким состоянием. У нас есть предназначенная нам работа.       – Что ты имеешь в виду? – говорит Ресурс.       – Сталинград развила то, что можно назвать альтернативной или расходящейся личностью, – объясняет Мидуэй, – это барьер, который стоит между Сталинград и безумием.       – Как это произошло?       – Я имела удовольствие встретить альтернативную личность Сталинград, – вздрагивает Мидуэй, освежая воспоминания, – думаю, что она могла заставить безумных и буйных сумасшедших бежать далеко-далеко, попутно обделываясь в штаны и крича.       – Это плохо? – Ресурс знала, что Сталинград иногда может быть страшной, но она думала о хорошем. Верно?       – К чёрту. Психология становится слишком запутанной. Для простоты я называю менее страшную личность Сталинград "Павловой", а другую можно назвать "Коба" – в честь Сталина, лидера Советского Союза.       – Сталинград ненавидит прозвище "Павлова".       – Ну, она может пойти и… Забудь. Во всяком случае, скажем, Павлова видит что-то очень тревожное. Если Павлова чувствует угрозу и плохо подготовлена, чтобы справиться с ситуацией, она вызовет Кобу. И Коба позаботится о том, чтобы проблема исчезла.       – Так почему же Сталинград не бросается в ярости на кого-либо, кого я знаю? – спрашивает Ресурс.       – Потому что есть способы обмануть Кобу, – Мидуэй выглядит необычно взволнованной, – Не будь слишком потрясена, хорошо?       Ресурс кивнула. Она была уверена, что Мидуэй не могла сделать что-то слишком серьёзное.       – Я должна кормить Сталинград органическими частями Глубинных.       Ресурс запнулась.       – Пардон?       – Глубинные, особенно те, которые находятся ниже по иерархии, несут сложные биологические инструкции в своих феромонах и генетическом кодировании. Для руководства Глубинных имеет смысл следить за тем, чтобы их военные корабли не наносили вреда союзникам. Давая…       Мидуэй останавливается, когда понимает, что Ресурс смотрит на неё со страхом.       – У тебя действительно нет границ, не так ли? – говорит Ресурс. …       Вице-адмирал Оширо с облегчением вздыхает, когда вертолёт удаляется с поля боя.       Он может спасти свою репутацию и в другой день. Похоже, теперь он в безопасности.       Осколочно-зажигательные зенитные снаряды Тип 91 мод.3 свистят в небе и детонируют возле вертолёта, разрушая эту иллюзию безопасности.       Снаряды Тип 91м3 опрыскивают вертолёт расплавленными осколками и зажигательными трубками, которые цепляются за винтокрылую машину и горят.       – Я думал, что мы вне зоны досягаемости, – кричит вице-адмирал Оширо.       Пилоты вертолёта игнорируют истерящего офицера.       – Кто-нибудь может определить, кто стреляет в нас? – спрашивает пилот у экипажа JMSDF «Хьюга».       "Мусаши."       Пилоты бледнеют от этого ответа. Орудия Мусаши могут легко поразить их на этой дистанции.       – Сэр, – спрашивает вице-адмирала второй пилот, – что нам делать?       "У меня есть предложение."       – Это кто? – спрашивает пилот.       "Сталинград. Если не сдадитесь, ваши страдания лягут в основу новой статьи Женевской конвенции."       Пилоту не нравится это предложение. И остальным, судя по всему, тоже.       Вице-адмирал Оширо сглатывает. Этот линейный крейсер сделал из него и японских канмусу посмешище.       – Спросите её, каковы условия капитуляции, – смог наконец выговорить он.       "Вы окажитесь от своих клятв Альянсу. Вы должны немедленно передать право собственности на этот флот и его персонал Королевскому австралийскому военно-морскому флоту. Сделайте это сейчас или же я его уничтожу."       Вице-адмирал Оширо потерял всё, что получил в награду за всю свою тяжёлую работу. Вся эта работа, годы подрыва старого японского правительства и выполнения работы для Глубинных.       Он кивает пилотам.       – Передайте ей, что я, вице-адмирал Оширо из Морских сил самообороны Японии, принимаю условия капитуляции. …       Для руководства Альянса это был долгий и утомительный день.       Лёгкий Демон-крейсер с благодарностью вытягивает ноги. После нескольких часов сидения на собрании она чувствовала себя так хорошо.       Ей удалось продвинуть свои идеи для большого строительного проекта в Североморске. Она надеялась, что также сможет заставить восточных европейцев и русских прекратить беспорядки и сопротивление новому режиму.       Белый дом выглядит великолепно. Лёгкий Демон-крейсер с нетерпением идёт к красивым газонам и фонтану.       – Вот ты где! – кричит Принцесса-Гидроавианосец, бросаясь к ней, – Тебе нужно научиться отвечать на телефонные звонки! …       Для такого важного случая всё выглядит на удивление обыденно.       Сталинград терпеливо ждёт завершения переговоров между штаб-квартирой флота в Сиднее и JMSDF «Хьюга». Она слышит, как принтер печатает необходимые документы. Как много времени это займёт?       Линейный крейсер зевает и встает со стула. Экипаж JMSDF «Хьюга» с тревогой наблюдает, как линейный крейсер шагает по палубе.       – Вы в порядке? – спрашивает Вояджер у окровавленного линейного крейсера.       – Скучно, – отвечает линейный крейсер, – Скучно. Скучно. Скучно.       – О, ясно тогда.       Затем прибывает вице-адмирал, выглядящий невероятно напряжённым. Пришло время, чтобы это закончилось.       Сталинград стряхивает осколки костей с одежды и отсекает обугленные волосы. Она должна выглядеть презентабельно. …       – Так что?       – Ничего.       Муракумо сидит на кровати Сазанами, скрестив руки.       – Ух, это не ничего, – Муракумо осуждающе смотрит на канмусу-эсминец, – Ты была груба со Сталинград-сан с тех пор, как встретила её.       Сазанами морщится. Быть названной Муракумо грубой причиняет ей глубокую боль.       – Муракумо, ты думаешь, что Сталинград искренна?       Муракумо хмурится.       – Это не имеет значения. Она несколько раз спасала наш жалкий флот. В чём твоя с ней проблема?       – Муракумо, Сталинград напоминала ли тебе когда-нибудь о Тацуте? – спрашивает Сазанами.       Муракумо хмуриться сильнее.       – Нет. К чему ты клонишь?       – Потому что никто не знает, что тогда случилось с Тацутой, – говорит Сазанами, – она была просто внезапно отстранена от активной службы, и мы больше никогда о ней не слышали.       – Разве нам не сказали, что она непригодна для боя из-за неисправного оснащения? – говорит Муракумо.       – Я видела, что произошло.       – Чего?       – Я видела, как Тацута злилась сильнее, чем когда-либо раньше, – плачет Сазанами, – И на этот раз это было не из-за того, что сделала Тенрю, но она полностью потеряла самообладание, и я увидела, как её забрали американцы.       Муракумо насмешливо усмехается.       – Все знают, что у Тацуты было несколько ослабленных винтов.       – Муракумо, это было не так, как в прошлые разы. И я думаю, что в глубине души Тацута скрывала, насколько ей больно.       Муракумо качает головой.       – Прекрасно, – вздыхает Сазанами, – но я оставляю за собой право сказать "я же говорила", если Сталинград не та канмусу, какой кажется.       – Это не оправдывает того, что ты ей сказала, – говорит Муракумо, – просто проглоти свою гордость и извинись уже перед ней. …       У Лёгкого Демон-крейсера есть идея.       – Здравствуйте. Да. Свяжите меня с Арктическим стратегическим командованием.       Она откидывается в сиденье роскошного самолёта. Она на приоритетном рейсе обратно в Москву, но это не значит, что ей не придётся лететь без комфорта. Одно из определённых преимуществ, которое сделало завоевание Соединённых Штатов достойным затраченных усилий – президентский самолёт, к которому у них теперь был доступ.       – У меня есть план борьбы с глупым линейным крейсером. Нет. У нас нет ресурсов для этого. По крайней мере, пока.       "Так этот план полюбится журналистам?"       – Я сама решу, стоит ли его обнародовать. Всё зависит от многого.       "Всё зависит от чего, мэм?"       Лёгкий Демон-крейсер открывает бутылку шампанского, прежде чем ответить.       – Мы собираемся призвать канмусу, и мы будем приветствовать эту Деву Флота как героя. Мы призовём линейный крейсер класса «Сталинград», "Москва". …       Я пыталась собрать свои воспоминания воедино.       Оказывается, что установка американского оборудования, которое является квантовым скачком вперёд моего, может реально навести беспорядок в моей голове.       Я изо всех сил пытаюсь вспомнить что-нибудь из сражения.       По тому, как люди реагируют на моё присутствие, я могу получить представление о том, как я это сделала.       Мне нужны костыли, чтобы добраться куда-либо, потому что мой киль сломан, если вам интересно.       Киришима кричит что-то про "Айрон-Боттом-Саунд" и убегает всякий раз, когда видит меня.       Конго смотрит на неё действительно пустым взглядом и проверяет, какой напиток она держит в то время, когда я рядом с ней. Я не знаю, что там произошло.       Эсминцы намеренно избегают моего курса. Однажды Арашио шла по коридору, когда я прошла через другой конец, и выполнила самый быстрый манёвр уклонения, который я когда-либо видела своими глазами.       Мусаши хочет обидеть меня или игнорировать. Думаю, что я глубоко ранила её гордость. На самом деле, я, наверное, очень сильно её побила. Она выглядит готовой сломать меня пополам. Мне бы хотелось, чтобы этот стрелок попробовал.       Но при этом есть Ямато. Всякий раз, когда она видит меня, она выглядит… раскаявшейся или виноватой в чём-то. Но она помогает мне передвигаться, открывать двери и тому подобное.       Думаю, это означает, что я не сделала ничего слишком сомнительного для Ямато, если она сознательно пытается помочь мне.       Может быть, Ямато хорошо относится ко мне просто из-за чувства долга или сострадания. Из того, что я слышала, Ямато – добродушная девушка-линкор.       Или из-за меня у неё расшевелились плохие воспоминания? Надеюсь, что нет, потому что я могу посчитать по пальцам двух рук количество людей, которые были так дружелюбны ко мне.       Идём дальше.       Я вернулась в Аделаиду с группой японских канмусу. Все были рады видеть их на нашей стороне.       И, наверное, я должна упомянуть и других американских и европейских канмусу.       Американские канмусу – это именно то, что я ожидала от американского флота. Можете считать это как плохое обстоятельство или нет.       Похоже, они могли бы с комфортом освободить людей, которые никогда не хотели быть освобождёнными, раздать пламенную свободу и сделать это с профессионализмом. По моему мнению, они держат себя совсем не так, как японские канмусу.       Я не чувствую инстинктивного желания напасть на них. Я виню в этом то, что электроника Айовы сделала со мной.       Аризона и Пенсильвания вежливо ко мне безразличны. Я подозреваю, что у Аризоны есть по-настоящему травмирующие воспоминания, потому что Пенсильвания всегда даёт сестре лекарства. У Аризоны есть следы от ожогов, которых она, кажется, действительно стесняется, что добавляет мне подозрений.       Айова – мой почётный товарищ по оружию, знает она это или нет. Она любит приносить боевые действия. Я люблю медведей и оружие.       К моему удивлению, Энтерпрайз, похоже, не была рада встрече с Мидуэй. Мидуэй и Энтерпрайз, кажется, знакомы друг с другом, но друг друга не любят. Это правда меня озадачивает, потому что Мидуэй такая честная и добрая канмусу. Я не понимаю, как кто-то мог проявить такую неприкрытую ярость по отношению к ней.       Энтерпрайз всегда смотрит на меня с сильным отвращением. Её лицо приобретает это выражение, которое предполагает, что моё присутствие вызывает у неё неприязнь. Ого. Если я чем-то обидела Энтерпрайз, мне придётся отвечать не только ВМС США, но и всей их стране.       Что касается британских девушек-кораблей…       Худ и Ринаун радушно приняли меня в сестринство линейных крейсеров. У меня нет проблем с ними.       Но есть немецкие девушки-корабли…       Мои отношения с ними начались с драки.       Когда я впервые увидела Принц Ойген и Шарнхорст, я огрызнулась.       По-видимому, потребовались остальные девушки-кэпиталшипы, чтобы остановить меня от превращения бедных немецких канмусу в фарш. Я чувствую себя ужасно. Они проделали весь путь сюда и вот как я их приветствовала? Что они такого сделали, чтобы заслужить это?       Я думала, что не из тех людей, которые держат обиды. Конечно, Шарнхорст и Принц Ойген были частью военно-морского флота, который морил Советский Союз голодом во время Второй Мировой войны, но это было давно, и мне противно моё поведение.       Я смутно помню, что даже суммарная сила других кэпиталшипов не помешала мне чуть ли не убить немецких девушек-кораблей.       Мудрый немецкий лидер однажды заметил: "У меня есть консервативная армия, нацистская авиация и коммунистический флот".       Я думаю, что именно это воспоминание заставило меня в конце концов остановиться.       Скажем так, немецкие канмусу, вероятно, закончили тем, что возненавидели меня. Я уверена, что это так.       Я ничего не могу сделать, так как полностью облажалась и большую часть времени просто спала. Ресурс прописала мне много родных лекарств, потому что я чувствую себя уставшей, как ****. Независимо от того, насколько сильно я стараюсь, я не могу остановить кошмары. Я думала, что мои ночные кошмары были довольно гнетущими.       Ночные кошмары – это те самые взрывные сны, которые видят моряки.       Но кажется, что эти кошмары были просто обучающими детскими роликами, чтобы подготовить меня к реальным вещам.       Первые из этих новых кошмаров заставили меня убить и похоронить моих сестёр.       Я забила их лопатой, а потом вылила на них нечистоты, пока они всё ещё кричали.       Знаете, я проверила Интернет из-за малой надежды, что Советский Союз достроил мои систершипы. Нет. Они были разобраны прямо на стапелях, где лежали в ожидании окончания строительства. Я сомневаюсь, что Москва или Кронштадт всё равно захотят вернуться в этот грязный мир.       Интересно, что они обо мне думают.       Я не приписываю себе определённую религию, потому что боюсь занимать сторону, когда дело касается удачи. Поэтому я послала краткую молитву просто… любому, полагаю.       Я молюсь, чтобы мои сёстры находились в хорошем месте, где они были закончены и могли плавать в безопасных морях. Я хочу, чтобы боги услышали мои пожелания, чтобы они сказали моим сёстрам, что мне всё равно, были ли они брошены или забыты. Скажите им, что я люблю их. …       Сталинград ковыляет вокруг базы.       Не то чтобы она конкретно хотела встречаться с кем-то, но она не хотела оставаться в своей комнате и плакать весь день.       Любой, с кем она хотела бы быть, вероятно, уже бегает где-то вокруг, делая что-то важное. Снова это время года. Время войны.       В частности, Сталинград переживает за австралийцев. Они выглядят готовыми расплавиться от игры в гостеприимных хозяев для всех этих канмусу, которых они не были готовы принять.       – Эй! Сталинград!       Ах. Это любимый американский авианосец Сталинград.       – Привет, товарищ.       – Хочешь пойти поесть что-нибудь? – невинно говорит Мидуэй, – Здесь.       Кофе. Сталинград не жаждет кофе из-за кофеина. Но она могла положить гору сахара в кофе и уйти с ним.       – Спасибо.       Мидуэй смотрит на Сталинград, следя за тем, чтобы линейный крейсер поглотила каждый кусочек "дозы". Когда линейный крейсер закончила, девушка-авианосец невинно улыбается. …       – Как ты держишься? – спрашивает Мидуэй.       – Честно говоря, я чувствую, что в меня влетел линкор, – говорит Сталинград. Это было правдой.       – Уверена, это пройдёт, – добродушно смеётся Мидуэй.       Сталинград возится со своей медалью.       – Я хотела тебя спросить кое о чём, – говорит Мидуэй.       – Спрашивай, товарищ.       Ямато и Мусаши появляются прежде чем Мидуэй успевает задать вопрос Сталинград.       – О, посмотрите, кто это. Твоя репутация бежит впереди тебя.       Мидуэй хочет придушить линкор. Раздражать Сталинград было бы нежелательно.       – Могу я вам чем-нибудь помочь? – напрягается линейный крейсер.       – Мусаши, ты обещала, что будешь вести себя хорошо, – умоляет Ямато.       – Я рада бы, – говорит Мусаши, – но я не могу не поставить под сомнение ваши мотивы.       – Должно быть очевидно, чего я хочу, – рычит Сталинград. Мидуэй хочет, чтобы линкор просто молчала.       – Я не могу не заметить, – продолжает Мусаши, – что Советский Союз исчез. Так за какую цель вы сражаетесь?       Мидуэй застывает в ужасе. Этот разговор заплыл в опасные воды!       Мидуэй смотрит на линейный крейсер.       – Почему я должна говорить тебе, за что сражаюсь, ничтожество? – рычит Сталинград.       Мусаши выпрямляется, гордо демонстрируя свой главный калибр.       – Я, Мусаши, сражаюсь за Японию и её амбиции. Мусаши сражается за честь японского народа.       Сталинград вздыхает. Затем она выпрямляется настолько, насколько может.       – Никто не сражается за политику. Политика может вывести вас на поле битвы, но только бедный солдат сражается только за неё. Мы не даём большевикам политкорректность. Если вы живёте только ради того, чтобы заставить другого человека страдать для своей страны, вы – санкционированный правительством убийца. Если вы умираете только за свою страну, вы – то, что мы называем приемлемым психопатом.       – К-как ты смеешь!       – Ты говоришь, что Советский Союз исчез? Тогда мы будем бороться за страны, которые Советский Союз оставил после себя.       Мидуэй наблюдает, как линейный крейсер дрожит от ярости.       – Если это так, – говорит Мусаши, – то почему ты не в Альянсе?       – Если есть какие-либо сомнения относительно того, вступать в этот Альянс или сражаться за своих товарищей, мы не сдадим ни дюйма. Мы будем сражаться с молитвой на устах и отстреливаться в котлах.       – Вот это страсти кипят.       Четыре девушки-корабля поворачиваются к канмусу тяжёлого крейсера, которая убегает от них.       – Кто это была? – спрашивает Сталинград. Она кажется совершенно сконфуженной.       – Это Аоба, – отвечает Ямато, – мы, вероятно, должны остановить её.       – Почему? Она какой-то корабль-шпион?       Мидуэй, которая только что начала дышать вновь, чувствует, как съёживается от страха.