Помешанный

С каких пор Пьер вдруг стал подслушивать диалоги Ставрогина, не знал даже он сам. Нужда в голосе его идола заставляла каждый вечер подкрадываться к запертой дубовой двери кабинета Николая и, сдерживая своё громкое дыхание, улавливать любой, даже самый незначительный шорох по ту сторону. Разумеется, как и любого другого человека, совесть заставляла его рано или поздно уйти, но перед этим несколько раз прислонившись к ручке, Верховенский представлял, как на месте гостя мог сидеть и он. Но Николай Всеволодович был равнодушен к попыткам старого знакомого провести с ним время. К его счастью, тот не особо стремился остаться в его кабинете. Как минимум, увидев торчащую около стола трость, сразу же испарялся в дверном проёме, при этом крича вслед «Несправедливо» или что-то в этом духе, вызывая у Николая лукавую усмешку. Гости должны оставаться гостями, а врываясь в личное пространство хозяев, лишь усугубляли нежелание видеть их в этом доме. А если быть более точным, Ставрогин был не в восторге, узнав о «временном» проживании парня в своем поместье. Ведь он прекрасно понимал, что время — понятие растяжимое. Так и вышло, что последний раз, когда Петр уезжал куда-нибудь минимум на сутки, был, примерно, около двух недель назад. А вечное окружение Дарьи, Лизы и матери настолько наскучили, что брюнет, не выдерживая, срывался с места, уезжая в неизвестном направлении. Так и проходили дни. В моменты скуки Верховенский прогуливался по саду, в моменты грусти молча сидел в своей комнате, уставившись в стену. Изматывающее занятие «доставать человека» уже не вызывало у него прежних эмоций, непреклонность товарища сделала своё дело. И лишь тихие ночные голоса из чужого кабинета обдавали душу парня неким теплом. — Нет, я не против, — отвечал Николай вошедшему к нему мужчине лет сорока. — Но какую пользу можно извлечь из этого? Послышался скрип деревянных досок, сопровождающий шаги сегодняшнего гостя, и после этого что-то с приглушённым грохотом опустилось на стол. Скорее всего, это были документы. — Интересно, — невнятно пробубнил мужчина. Верховенский закрыл глаза, представляя руки Ставрогина, нежно перебирающие листы бумаги. Его пышную черную гриву, свисающую по бокам и вечно мешающую его чтению. Слегка хмурое выражение лица с поддергивающимися время от времени уголками губ. Стеклянный взгляд, с первого раза не выдающий ничего, кроме апатии. Как же он был хорош, даже несмотря на то, что видеть его стало обыденным делом для Петра. — Не внушает мне доверия, может, что еще? — оборвал фантазию Пьера Николай. — Не понимаю, неужели вам и этого мало? В голосе мужчины отчётливо послышались нотки раздражения. Петру так и хотелось ворваться в кабинет, требуя немедленного извинения, хотя он прекрасно понимал весь абсурд этого действия. Но столь дерзкое поведение гостя уже начало вызывать у него порывы ярости, неприятно проявляющееся в навязчивом желании ворваться в кабинет. — Более чем. — Размечтались! — повысил голос некто. Верховенский ходил из стороны в сторону, слушая, как деловая беседа превращается в спор. Ставрогин больше не захочет видеть его в своем убежище, если Пьер позволит себе войти туда, да и шансов выйти невредимым практически не будет. Но как невыносимо слышать, что этот жалкий червяк позволяет себе по отношению к его идолу! Распахнуть дверь, ехидно пошутить, заставляя обоих утихнуть. А после убежать, спрятаться за спину живущих здесь людей. При них Николай не позволит себе лишнего, а под утро и вовсе забудет о существовании Верховенского в своем доме. Но если это не поможет, мужчина продолжит орать, не боясь свидетелей происшествия. А там недалеко и до драки. — Ничего, вы еще сами ко мне приползете! — крикнул напоследок гость, резко распахнув двери. Не зная, как реагировать в этот момент, Верховенский застыл на месте, смотря в бесстрастное лицо Ставрогина. Мимо проскочил мужчина, тряся у себя в руках толстую стопку помятых листов и шепотом проклиная сквозь сжатые зубы весь сегодняшний день. Но Петр не соизволил даже посмотреть в его сторону, положившись на доходящий до него звук. Какая же неловкая встреча получилась впервые после такого длительного игнорирования друг друга. Николай медленно подошел к порогу, не переступая его и не сводя презрительного взгляда с замершего Пьера. Тот, кажется, даже дышать перестал. Все идеи, задумки, зарисовки предстоящего диалога выветрились при одном только взгляде на двухметровую фигуру. Верховенский просто не мог выдавить из себя хотя бы звук, как бы он не старался. — Наслушались? — еле двигая губами, прошипел Ставрогин. И после этой фразы Петр словно отошел от зимней спячки, сначала нелепо размахивая руками по сторонам, а потом и вовсе выбежав из коридора в сторону своих покоев. «Каков позор, каков позор!» — кричал он про себя, когда за ним захлопнулась дверь спальни. Его даже не волновало, что он так безжалостно покинул общество Николая, который, к удивлению, не приказал ему пойти прочь. Но этот взгляд, эта мимика — всё говорило об отвращении его идола к нему. Как теперь смотреть Николаю в глаза, каждое утро видеть его за одним столом! Присев на кровать, Верховенский глупо уставился вперед, сложив руки на своих коленях. Николай Всеволодович простоял еще от силы минуты две, слушая, как захлопывается дверь спальни Пьера. Он всегда знал, что этот мальчишка обладает уникальной способностью эмоционального притворства. Но чтоб настолько детально спекулировать панику — это надо уметь. Ведь, в конце концов, раньше его не смущали подслушивания диалогов Николая каждый вечер. И при этом так невинно желать доброе утро. Что ж, возможно, сегодня он решил не скрываться, поддавшись соблазну шпионить за ним. Вновь закрывшись в кабинете, Ставрогин молча продолжил заниматься своими личными делами, размышляя: а не придет ли Петр снова стоять под дверью?