***
Горел закат. Он окрашивал горизонт и небо над Четвудским лесом в оранжево-розовые тона. Южные холмы старательно отражали свет уже ушедшего солнца и будто бы специально направляли его под ноги одинокого путника. Человек по имени Хэйрон шагал с холма на холм, без троп и дорог, широким шагом, размеренным и неутомимым. Лёгкие ноги по давней привычке несли его вперёд совершенно бесшумно. А глаза были устремлены наземь, читая зорким взглядом след быстроногого оленя. Хэйрон не озирался по сторонам и не оглядывался: запоминать свой путь, чтобы вернуться назад, не было нужды. Мужчина знал эти места, как свою собственную ладонь. Четвудский лес встречал его с распростёртыми объятиями уже двадцать лет, с того дня, как он впервые охотился здесь со своим отцом. Тогда он и тощего зайца словить не смог и даже чуть не заблудился возле привала, пока ходил до ветру. Но с тех пор многое изменилось: отца больше нет, теперь приходится самостоятельно обеспечивать свою семью: себя да жену. Прошлый год был неурожайный. Весь Арчет (деревня к северо-востоку от Бри) был измучен холодами и голодом. Эта зима была суровой: она унесла жизни двух стариков. А Нортвин, мужчина неплохой, к тому же ещё и отличный охотник, так и не вернулся домой с охоты. Кто-то из местных жителей клялся, будто видел, его тело где-то в глуши разорванным на куски. Скорее всего, внезапно налетевшая буря выбила его из сил, и это неудивительно, ведь пурга в этих местах была способна заключить в свои снежные объятия даже медведя-шатуна. А народ остальное уже сам додумал. Жители Арчета кормились земледелием, но суровые времена заставляли их брать оружие и отправляться на преследование дикого зверя. Так и Хэйрон в этом году каждую неделю уходил из дому с копьём наперевёс. В этот раз нужно было обязательно вернуться с добычей. Дома его ждала Кьяра, исхудавшая и слегка приболевшая. Сытная еда ей сейчас была необходима. Как жаль, что снег уже сошёл. В зиме был один плюс: след дичи читался отменно. Сейчас, в сумерках, Хэйрон то терял след небольших копыт, то находил снова. Следы петляли, будто олень намеренно ходил кругами, чтобы запутать преследователя. Дичь временами замедляла шаг, показывалась на глаза и вновь устремлялась вперёд. Но Хэйрон охотник бывалый, и на звериные уловки он не поведётся. Он крался медленно, ни одна веточка под его сапогами не осмелилась хрустнуть. От напряжения с его лба соскользнула капля пота, протекла по румяной щеке и исчезла в густой тёмно-русой бороде. Зоркий глаз заметил впереди в свете уже появившейся луны силуэт. Это был олень. Вернее олениха. Она стояла вдалеке, на опушке леса, и пугливо смотрела прямо на охотника. «Ты меня не обманешь…» — подумал Хэйрон, крадясь к жертве от дерева к дереву. Олень давно почуял охотника, но смело следил за его движениями острым звериным взглядом. Хэйрон сделал несколько осторожных шагов. Когда он уже хотел метнуть копьё, олениха пробежала несколько сажен далее и остановилась. Опять медленное подкрадывание, и опять олень скрылся, как только Хэйрон хотел стрелять. — Не уйдёшь от меня, — шептал Хэйрон, терпеливо выслеживая зверя в течение нескольких часов. Эта борьба человека с животным продолжалась до глубокой ночи. И вот наконец он настиг её. Олениха стояла под сенью Молодого дуба. Она смотрела в глаза охотнику. Гладкая шерсть блестела в свете луны, тонкие ноги тряслись от страха. Но она не убегала. Охотник с замирающим сердцем поднял своё оружие и прицелился в золотистый бок беззащитного животного… Ещё одно мгновение, и олениха покатилась бы по юной траве с жалобным предсмертным криком; но именно в это мгновение в кустах послышался шорох, а затем выглянула маленькая головка. Это был прехорошенький оленёнок, всего нескольких недель, с жёлтым пушком и тоненькими ножками, он вытягивал тонкую шею вперёд, когда старался захватить веточку повыше. Глупый малыш не обращал внимания на рослого человека с копьём. Благородное животное несколько раз рисковало жизнью, стараясь отвести охотника от спрятавшегося оленёнка; Хэйрон и сердился, и удивлялся смелости своей жертвы. С каким геройством защищала телёнка его мать. Хэйрон задумался. У них с Кьярой всё ещё не было детей, ещё немного и они будут зваться бездетными стариками. «А что бы я сделал? Или Кьяра?.. Будь дети у нас. И на волка бы бросились, и на медведя, лишь бы защитить своё дитя». Точно что-то оборвалось в груди у Хэйрона, и он опустил копьё. Оленёнок по-прежнему ходил около куста, общипывая листочки и прислушиваясь к малейшему шороху. Хэйрон свистнул — маленькое животное скрылось в кустах с быстротой молнии. Его мать поспешила за ним, бросив на охотника напоследок благодарный взгляд. «Эх, я. Балда! И как телёнка то не приметил? Да и шёл за оленихой… Брачный сезон ведь только закончился», — сетовал Хэйрон на свою глупость. Голод и желание накормить супругу пересилили всё, но не сострадание к дикой матери и её детёнышу. Хэйрон решил заночевать прямо в лесу, а на рассвете продолжить охоту. Только на этот раз надо будет убедиться, что преследует самца. На крайний случай можно и парой зайцев или перепёлок перебиться. В пылу погони Хэйрон не заметил, как небо начали заволакивать густые тучи. Они уже скрыли в своих объятиях луну. Сооружать лежанку под поваленной елью пришлось почти в непроглядной темноте. Еловые лапы ещё не успели пересохнуть, на них по-прежнему красовалось множество иголок, ароматных из-за выступившей на ветках смолы. Дождевые капли становились всё крупней и падали чаще, но скатывались с густых ветвей на землю. Небольшой «шалаш» находился на маленьком пригорке, поэтому ручейки воды, становящиеся всё гуще, обходили лежанку стороной. Хэйрону этой ночью промокнуть не придётся. Он лежал на заплечном мешке в обнимку с копьём. Он ничего не страшился, но осторожность никогда лишней не станет. Говорят, в том году в южной части леса видели орков. Они редко появляются в этих землях. Бри было крупнейшим поселением людей уже многие столетия. И люди здесь жили крепкие и коренастые, с независимым и вольным нравом. И зло знало, появись оно тут, жители Пригорья лягут костьми, но выпроводят его. А что до хоббитов… Оркам или каким иным недобрым сущностям эти безобидные полурослики без надобности. Дождь расходился всё яростнее. От внезапного раската грома Хэйрон вздрогнул: первая гроза в этом году. Вспышки света сверкали снова и снова. Запахло сыростью и мокрой землёй. Грозы в этих краях не редкость, но случались они в основном в дневное время суток. И, как правило, непогода расходилась постепенно, но в этот раз она свалилась, словно гром на голову. Хэйрон привык засыпать под звуки бушующей природы. И вот он уже провалился в зыбкий беспокойный сон, как небо разломилось пополам. Оглушающий грохот, неимоверно громкий раскат молнии заставил Хэйрона в страхе вскочить с лежанки. Он ударился головой о еловую ветвь и осел наземь. Выбравшись из своего укрытия, мужчина заметил: дождь перестал, а впереди горел высокий столб пламени. Всё вокруг окрасилось в оранжево-багровые тона. Языки пламени плясали, отражаясь в лужах. А воздух пах гарью. Горел вековой дуб. Что-то разломило его ствол на две равные части. Его кора трещала, стонала под натиском огненной стихии. От вида такой картины у Хэйрона на мгновение застыло сердце в груди. Что неудивительно, ведь только лесной пожар был страшнее засухи, неурожая и голода. Огонь, жадно пожирающий всё на своём пути: лес, зверей и целые деревни. Но к счастью Хэйрона, дождь, переставший лить, словно испугавшись грома, пришёл в себя и вновь принялся заливать всё вокруг водой. Весь лес блаженно выдохнул. Хэйрон облегчённо кивнул, видя, что пламя постепенно угасает. Он с наслаждением вдыхал свежий воздух, из которого дождь выбил запах гари. Только Хэйрон хотел прилечь и подремать ещё чесок, как до его ушей донёсся звук. Звук, леденящий душу. Детский плач. В любом другом месте: в городе, в деревне — Хэйрон не обратил бы внимания на такие звуки, но здесь, в лесу!.. Хэйрон медленно двинулся к необъятному вековому дубу, разорванному напополам стихией. Ветви его ранее создавали над стволом громадный шатёр, теперь же листва древа обгорела и осыпалась. Кора всё ещё тлела, и от неё шёл белый дымок. Плач становился всё громче и громче. Удивлению охотника не было предела: у ствола дуба, там, где заканчивалась трещина, между узловатых корней лежал ребёнок. Девочка лет трёх или четырёх. Её маленькое личико было покрыто страшными свежими ожогами. Кровавые раны уходили в волосы, расплавившиеся и слипшиеся в бесформенные тёмные комки. Она не могла встать от страха и боли. Измученный, израненный огнём ребёнок. Картина ужаснула Хэйрона. На мгновение он застыл, не зная, какие же действия ему предпринять. Он снял свой плащ и аккуратно закутал в него девочку. Она стонала и вскрикивала от прикосновений. Как же так могло случиться? Хэйрон осмотрелся вокруг. Никого не было. Не было даже следов ног, ни взрослых, ни детских. Он проходил тут недавно. Тут не было никого, ни намёка на людей. Откуда же она взялась? Ребёнок один в лесу? Да ещё и в лёгкой одежде. Хэйрон заметил, что вещи на девочке были странные: тонкая рубашка с длинным рукавом, такие же штанишки — всё одного цвета, розового. Он не видел одежды такого цвета у простых людей, они носили ткани тёмных или светлых и тусклых тонов. А яркие одежды носили дворяне, богатые купцы и люди при королевском дворе. Но что самое необычное — она была босая. Небо просветлело, и стало заметно, что на лес опускался рассвет. Хэйрон уверенно и быстро шагал в свою деревню, домой. Он не медлил ни секунды — он знал, куда идти, хоть накануне и петлял по лесу в погоне за оленем. Оказалось, что Хэйрон ушёл совсем не далеко. Дорога заняла около четырёх часов. И почти всё это время израненная девочка спала. Иногда она просыпалась и в бреду говорила слова на неизвестном в этих землях языке, плакала и даже пыталась вырваться из объятий охотника. Вот уже и деревня. Два десятка небольших домов, и каждый при обширных участках, где все выращивали овощи и ягоды. Всего две улицы и полсотни жителей — вот и вся деревня. Сейчас они были кто дома, кто в огородах. На пути к дому встретились всего пара местных жителей, от которых Хэйрон быстро отмахнулся. Тем и лучше, любопытные и опасливые обитатели Арчета непременно замучили бы Хэйрона вопросами, а отвечать на них ему сейчас совсем не хотелось. Во дворе его встречал пёс Беор, большой и мохнатый, при всех своих размерах он был не способен охранять дом из-за своей доброты и доверчивости. Пёс радостно бросился к хозяину, желая облизать его с ног до головы, но был мягко отпихнут грязным сапогом. В просторном бревенчатом доме, считавшимся чуть ли не лучшим в деревне, было тихо. Кьяра уже не спала, а просто лежала поверх заправленной постели с закрытыми глазами. Весенняя слабость, связанная с нехваткой витаминов, давала о себе знать. Услышав шум, Кьяра вышла из спальни. Светлые волосы были заплетены в тугую длинную косу, а домашнее бежевое платье свободно сидело на девушке, слегка потерявшей за зиму в весе. Её лицо было встревоженным. Вернувшийся раньше времени с охоты муж прогнал усталость и недомогание. — Что случилось? Ты рано. — Я нашёл её в лесу ночью. Неси все свои травы и мази от ожогов. Кьяра вздрогнула, стоило ей только заглянуть в плащ. Как и любой другой лекарь, она видела немало страшных ран, укусов ядовитых змей и ожогов. И всякий раз приходилось сохранять хладнокровие, чтобы не пугать больных, их родственников и саму себя. Это было не просто, так как зачастую в её руках были жизни соседей, хорошо знакомых ей людей. Но сложней всего работать с детьми. Сердце Кьяры разрывалось каждый раз, когда она видела их мучения, и как же сильно оно радовалось, когда дети или взрослые шли на поправку. Но нередко пациенты умирали. И всякий раз Кьяра думала, что сделала недостаточно. Тут на помощь приходил муж. Хэйрон говорил: «Ты волшебница. Ты помогла десяткам людей. Но всех не спасти. Иногда они должны умирать на твоих руках, потому что их время на этой земле вышло. Остаётся только радоваться, что они умерли не в одиночестве». И это помогало. Кьяра бросилась к своему сундуку со снадобьями и целебными порошками, он стоял в коридоре — всегда под рукой. А ещё тут же стояла небольшая скамья, на которую иногда клали раненых. Но Хэйрон решил отнести девочку в спальню, просторную и светлую, с большой мягкой периной. Девочка проснулась, и с её губ снова начали срываться жалобные стоны. Девушка долго промывала ожоги отваром цветков клевера, шиповника, мать-и-мачехи, а затем обрабатывала их мазью из тыквы, коры дуба, зверобоя и льняного масла. Кьяра потратила все свои противоожоговые средства, перевязала раны чистыми тряпицами и принялась отпаивать ребёнка чаем из валерианы и ромашки, чтобы девочка успокоилась и уснула. — Что же это за язык был? — заинтересованно спросила Кьяра. — Никогда такого не слышал. Дедушка, прослуживший много лет в библиотеке Бри, говорил на многих языках, но такого я от него никогда не слышал. Да и чужаков из-за моря не видели давно в Средиземье. Нет, она не может быть их племени. Дастин говорил, что речь их груба, словно барлагова шкура. Люди из Умбара «плюются» словами, а она говорила мягко. — Откуда же она взялась? Там точно никого не было? Не могла же она с неба свалиться. — А, может, могла? Там и правда ни намёка на людей не было. Что если это боги её там оставили? — Что ты, Хэйрон, — Кьяра встревожено вскочила на ноги и бросилась к углу с изображением Создателя. Она положила горсть ягод, чтобы умилостивить богов и продолжила говорить: — Ты мог оскорбить Эру. Он не мог бросить дитя на корм диким зверям. — Я ничего такого не имел ввиду. Если Эру Илуватар и послал девочку в лес, то он точно знал, что там нахожусь я. Он знал, что я её не брошу. Это прекрасное дитя было послано именно нам. Может боги знают, что мы достойные люди. Знают, что мы не можем завести детей. — Хэйрон, вдруг у неё есть родители? Они ищут её сейчас. — Если они есть, то мы найдём их. Я сейчас же отправлюсь в Гребешок и Подстенок, а затем в Бри. Если тут и были чужаки, то их должен был кто-то видеть. — А если никто не найдётся? — Тогда она останется у нас.Мы воспитаем её как собственное дитя. Долгожданное.