castle of glass

Закончился декабрь. Ленивой улиткой прополз январь, конвульсивно дернувшись пару раз перед экзаменами. Начался февраль. — Можем попробовать его проклясть, — говорит Джулс, сжимая в подрагивающих пальцах сигарету. На улице минусовая температура, и они выбежали без курток буквально на пять минут, пока Квентин с Лукасом разыскивали по всей библиотеке нужные им книги. У Тима сейчас лекция по какой-то экономике, на которую записался Дин (и, конечно же, Вин), и он в очередной раз пропускает занятие, предпочитая прятаться в библиотеке, спортзале, зайцем проскакивать в полуприкрытые двери лекционных аудиторий других факультетов. — Куда еще хуже, — фыркает Тим, пряча руки в карманы пальто. Джулс кривовато усмехается и молча затягивается, выпуская в серое небо сизое облачко дыма. У нее тоже, кажется, не все гладко в отношениях, но, в отличие от Тима, она не ноет направо и налево. (Возможно, Тиму до сих пор стыдно за то, как он одним поздним вечером разрыдался на груди у Мэтта, а тот, что-то бормоча, растерянно пытался его успокоить. Они оба не говорят об этом, но, насколько Тим слышал, с Вином Мэттью не общается с самого начала января) — Тебе нужно развеяться, — продолжает Джулс. — Поехали в пятницу в клуб. Пара коктейлей, какая-нибудь девчонка или парень, и все проблемы решатся. Тим не до конца понимает, кого Джулия пытается в этом убедить и чьи именно проблемы решит поездка в клуб, но соглашается. И пятничным вечером, посреди танцпола, грохота музыки и блесток он внезапно оказывается лицом к лицу с Вином. Рука которого почему-то лежит на талии Марка. Они оба не замечают его, слишком поглощенные друг другом. Вин о чем-то рассказывает, жестикулируя, поглаживая поясницу телохранителя Тима в самом собственническом и недвусмысленном жесте. Марк слушает его, опираясь бедром на барную стойку. И выглядит расслабленным. Веселым. Тим сглатывает, чувствуя, как в груди начинает ворочаться что-то мерзкое, темное, ядовитое. И вроде у него уже месяца два нет никаких прав на Вина, но первая и самая ослепляющая мысль: «Мое!». Сразу за ней: «Не тронь!». И под конец горькое: «Почему он?». С чего бы именно Марк, его телохранитель, тот, кто вынужден сутки через одни следить за Тимом, ночевать с ним в одном доме и, возможно, только возможно, рисковать ради него своей жизнью. Вин так извращенно хочет мозолить Тиму глаза, хвастаясь тем, как быстро нашел кого-то лучше? Кого-то не его? И почему Марк так легко поддался ухаживаниям Вина? Зная, что Тим еще не до конца пережил их расставание, что… «Будто кому-то из них есть дело до того, как я себя чувствую», — думает он. И ведь правда. Глупо было ожидать, что Вин пощадит самооценку Тима. Да и с Марком их связывают профессиональные отношения, пусть и с налетом дружеской приязни. Тим снова сглатывает неприятный ком в горле, моргая, и тут, как назло, Марк хватает Вина за руку и тянет в сторону — в том же направлении, где стоит Тим. Он не успевает ничего сделать: ни скрыться, ни отвернуться. Марк замечает его первым, тут же бледнея и отпуская Вина — тот недоуменно переводит взгляд с него на их теперь уже разъединенные ладони, а затем вперед, в поисках того, что так смутило Марка. Все трое неловко застывают между барной стойкой и танцполом. Первым в себя приходит Тим, возможно, потому что он заметил их раньше. Резко отвернувшись и опять кого-то задев на переполненном танцполе, он пробирается к выходу. Среди басов и гомона толпы кажется, что кто-то зовет его по имени, но он мысленно отмахивается, и неуклонно движется вперед. На улицу он выскакивает без пальто, оставленного в гардеробе, и без понятия, что теперь делать. Февральский мороз больно кусает за раскрасневшиеся щеки, и, зябко ежась, Тим обхватывает себя руками за плечи, останавливаясь в паре метров от клуба, подальше от курящих парочек на входе. Сейчас сюда бы Джулс с ее вишневыми сигаретами. Он бы наконец поддался соблазну и утащил у нее одну. Но когда он видел ее в последний раз полчаса назад, она самозабвенно целовалась с каким-то парнем. Телефон в его кармане то и дело вибрирует то коротко, сообщениями, то протяжно и настойчиво — звонками. Тим игнорирует их все, даже не отбиваясь или отключая вибрацию, просто не замечая ничего вокруг. Стоит ему закрыть глаза — и он видит руку Вина на чужой пояснице. Улыбку, направленную не на него. Обещание ненасытных поцелуев, меток по всему телу, бессонной ночи в потемневших глазах. Тим ревнует, пускай и не имеет права, завидует, хотя сам отказался. И в который раз думает, насколько было бы легче, если бы они просто продолжили периодически трахаться по-дружбе и не пытаться во что-то серьезное. Внезапно на его плечи опускается пальто — Тим даже не заметил, как Марк подошел к нему. Благодарно кивнув, он возится, влезая в непослушные рукава неподвижными от долгого стояния на холоде руками. Сразу становится теплее, но по инерции он все еще мелко трясется в ознобе, стуча зубами. Марк становится рядом, пряча взгляд. Тишина, повисшая между ними, искрит и жалит, и Тим в тщетной попытке что-то исправить, говорит: — Знаешь, я не против. — Но как же… — Мы не встречаемся, он волен делать, что хочет, — слова оставляют на языке Тима странный стеклянный привкус. — И хоть ты и работаешь на меня, точнее, мою семью, я не собираюсь тебе указывать, с кем встречаться. — Мы не… — Мы тоже сначала не встречались, — пожимает плечами Тим. — Вы еще дойдете до этого. И если никто и не ждал, и не нуждался в его благословении, Тиму все равно кажется, что так будет правильно. Он не поговорил с Вином, не расставил точки над «и». Они просто перестали общаться, и уже непонятно, кто теперь на кого обижен. Но так Тим хотя бы будет уверен, что не станет невольным камнем преткновения. В новых отношениях Вина. — Я не против, честно, — добавляет он, заметив, что Марк все еще выглядит не очень убежденным. — Никаких обид. Тим хлопает его по плечу, ободряюще улыбается, надеясь, что не сильно нелепым оскалом, и отворачивается, сосредотачиваясь на огнях ночного Нью-Йорка, на свежем, насколько он может быть в мегаполисе, воздухе, на чем угодно, лишь бы не на Марке. Он не хочет видеть сочувствие и жалость еще и в его взгляде. — Минг тебя заберет? — уточняет Марк, наверное, из вежливости. Или не зная, как перевести слишком неловкий разговор в другое русло. — Я здесь с Джулс и Лу с Надей. Мы доберемся, — отвечает он. Марк кивает. По лицу видно, что он хочет что-то добавить, но, так и не решившись и снова кивнув, Марк скрывается за дверями клуба. Тим еще долгие несколько минут стоит, в полной мере впитывая в себя разлитое в воздухе чувство потерянности приезжего в огромном одиноком городе. Лучше после этого разговора и встречи не становится. Впрочем, как и хуже. Следующие пару недель Тим все так же избегает Вина, игнорирует полные беспокойства взгляды Парма и отрицает, что ему плохо. Короткие обрывки новостей, которыми с ним делится мама, тоже не сильно утешают: протесты не утихают, наоборот, набирают все больше силы, некоторые заводы полностью простаивают еще с конца января, и в голосе королевы иной раз проскальзывает растерянность, от которой Тиму становится не по себе. Но затем, словно луч солнца, вырвавшийся из плена облаков, в жизнь Тима осторожно пробирается Пит. Он пишет ему как-то вечером и, рассыпаясь в извинениях, приглашает на открытие отеля в Нью-Йорке. Тим поначалу думает отказаться, не уверенный, что шумные приемы (от которых он уже успел отвыкнуть за полгода) — это то, к чему у него сейчас лежит душа. Чтобы не показаться грубым, он просит пару дней на подумать. Упоминает приглашение в разговоре с Пармом — тот радостно сообщает, что идет (отец Дина как-то поспособствовал открытию отеля, значит, его сын просто обязан там появиться, а Парм «абсолютно по-дружески» составит ему компанию). Потом ему звонит мама, он как-то незаметно для себя проговаривается о приеме, и королева настойчиво советует пойти, посветить лицом перед камерами, сделать приятно и маме Пита (это ее первый отель за пределами Азии), и поддержать иллюзию, что у них в стране все хорошо — словно слетевшимся журналистам будет до этого дело. Поэтому, обдумав все еще раз, Тим решает, что сходить куда-то развеяться — не такая плохая идея. Да и он знает, как себя вести, ведь вбитые Алексом привычки никакой перерыв не заставит позабыть. С костюмом подскажет Лу, а если что, Тим всегда может держаться поближе к Парму. Все две недели, оставшиеся до приема, он то и дело нахваливает себя за такое удачно принятое решение. Вместо Вина все его мысли занимают волнения об официальной встрече, размышления по поводу какой из пятисот предложенных Лу костюмов лучше выбрать и спешные попытки привести себя в порядок в последний момент: сходить к стилисту на стрижку (прочь вьющуюся челку), задержаться на несколько дополнительных часов в бассейне, побегать вокруг дома под удивленным взглядом Минга и обеспокоенным — Марка. За два часа, которые забирает дорога до отеля, Тим успевает полностью окунуться в привычную панику. И хоть это звучит странно, но есть в ней что-то успокаивающее. Он знает, как все произойдет и что он будет чувствовать, наперед: уже на подъезде к отелю его одолеет нервная дрожь, и он, разозлившись на упрямые, негнущиеся пальцы, не попадающие по сенсорной клавиатуре, отправит Парму голосовое сообщение, сказав, что скоро подъедет. Когда Тим выйдет у входа и поднимется по ступенькам, его бросит в жар и придется как-то исхитриться незаметно вытереть влажные ладони о брюки. Войдя в распахнутые перед ним двери, Тим машинально растянет губы в улыбке, кланяясь под идеально вежливым углом, и сделает круг по помещению, показывая себя и глядя на то, как выставляются другие. Затем возьмет бокал шампанского, чтобы не казаться грубым, и будет медленно цедить его пару часов, дрейфуя от гостя к гостю, делая вид, что интересуется их разговорами, и встречая тот же вежливый интерес в ответ на свои реплики. В перерыве его вынесет на орбиту Парма, где он задержится непозволительно долго, и Пита, с которым он проведет достаточно времени, чтобы все поняли, что они знакомы, но не слишком много, чтобы никто не подумал, будто королевская чета благоволит его семье. Танец, отточенный годами тренировок, где каждый шаг отрепетирован и не важно, в Бангкоке ты, Пекине, Лондоне или Нью-Йорке — все двигаются в едином ритме. Вот только в этот раз все почему-то сразу идет не по плану. Минг останавливается у служебного входа, где его уже дожидается Э. Немного возмужавший за эти несколько месяцев телохранитель неожиданно тепло улыбается и, кивнув Мингу, ведет Тима за собой. — Рад тебя видеть, — абсолютно искренне произносит он, пока они идут по длинному коридору. — Взаимно, — широко улыбается Э. Вскоре они выходят в холл, где уже собралась большая часть гостей. Тим привычно скользит по толпе глазами, выискивая Парма, но отвлекается на подлетевшего к нему Пита. Тот выглядит хорошо, намного лучше, чем на августовском приеме. И он не только про внешний вид. Да, его челка теперь зачесана набок, открывая лоб, а рубашка расстегнута на две верхние пуговицы, оголяя молочную кожу шеи. Но это не единственное, что подмечает Тим. Пит улыбается намного шире. Его глаза сияют, он держится куда увереннее и раскованнее, и Тим готов поклясться, что, когда Э стал рядом с ним, ладонь Пита скользнула по его руке, поглаживая. Тима захлестывает горьковато-сладкой не то завистью, не то счастьем за них, которые он мастерски скрывает за тихим присвистом и одобрительно поднятым пальцем вверх. — А вы прямо времени зря не теряли, — усмехается он. Щеки Пита тут же становятся пунцовыми, но взгляда он не отводит. — Я решил ловить момент, пока возможно. Дома сейчас неспокойно, а я не хочу потом провести остаток дней в сожалениях. — Все… — Тим опешенно переводит взгляд с Пита на Э и обратно, — настолько плохо? — Нет, просто он любит накручивать себя, — фыркает Э и обращается к своему, эм, похоже что парню: — ты зачем пугаешь принца? Человек пришел развеяться, а ты ему голову морочишь. — О, прошу прощения, я как-то не подумал, я, — тут же начинает частить Пит, и да, вот с ним Тим сравнительно хорошо знаком. — Еще одно извинение, и я забираю Э и мы уходим гулять, пить и наслаждаться жизнью, — шутливо грозится он, и Пит тут же замолкает, незаметно (как ему кажется) цепляясь за руку своего телохранителя. Тим улыбается. На душе становится немного легче, и он даже позволяет себе слегка расслабиться. Отпустить Пита следить за приемом, пройтись по залу, поздороваться со всеми гостями из Таиланда (даже их осторожные расспросы о его реакции на происходящее в стране не сильно расстраивают. Он лишь вежливо улыбается, говорит, что верит в свою семью и поддержку народа, и, поклонившись, идет дальше). Шампанское в бокале вкусное и игристое, Э наблюдает за ним из дальнего угла, где-то рядом мелькает макушка Парма — он идет под руку с Дином. Вечер проходит куда лучше, чем Тим мог ожидать. Пока он не замечает Вина, стоящего рядом с Марком. И разговаривающего со своим отцом. Министр иностранных дел Таиланда выглядит доброжелательным. Вежливо склоняет голову, слушая Марка, что-то отвечает. Вин улыбается. Похоже, знакомство с семьей идет полным ходом. Сжав ножку бокала так крепко, что она того и гляди треснет, Тим резко разворачивается, устремляясь в противоположном направлении. Он не хочет, чтобы его снова заметили и Марк опять смотрел печальным, жалостливым взглядом человека, который получил то, что ты так хотел, и теперь чувствует себя за это виноватым. Тим поднимается по лестнице наверх, пытаясь не отрывать взгляд от ступеней. На галерее, опоясывающей холл, почти никого нет. Двери, ведущие к ресторану, бутикам, массажным кабинетам и прочим помещениям, отведенным для удовлетворения нужд гостей отеля, сейчас все закрыты. Кроме двух-трех человек, возможно, тоже уставших от тихого, но постоянного шума разговоров, Тим никого не замечает. Преодолев последнюю ступеньку, он поворачивает направо, добираясь почти до самого конца галереи. Здесь, в полутемном закутке, где нет посторонних глаз и камер, Тим позволяет себе остановиться. Отставить бокал в сторону, сжать перила обеими ладонями и, наклонившись вперед, выдохнуть. Полностью опустошить легкие, а затем втянуть в себя воздух — больше, еще больше, пока не начнет кружиться голова. Наверное, это вредно и не очень умно. Но Тиму едва за двадцать, у него разбитое сердце и каждое утро он просыпается с мыслью, что плохого ему принесет новый день. Если он таким образом хочет отвлечься от сцены, как его бывший знакомит своего нового парня с отцом, то пусть так. Если понадобится, он издаст указ. Подпишет закон. Что он там еще может. «Ничего», — участливо подсказывает ему что-то внутри. — «Ты ничего не можешь сделать. Даже тот факт, что ты принц, тебе не столько помогает, сколько вредит». Тим наклоняет голову еще ниже, чуть ли не касаясь лбом отполированного дерева перил, когда сбоку раздается вежливое покашливание. — Прости…те? Тим лихорадочно вытирает мокрые дорожки слез и оборачивается, учтивый ответ вот-вот готов сорваться с языка, но, увидев, кто стоит перед ним, он изумленно застывает. — О, я тебя знаю, — стоящий напротив парень широко улыбается, шагая ближе. — Но не буду притворяться, что помню твое имя. Если что, я Коннор. Мы виделись в клубе. — Да, точно, — он невольно улыбается в ответ. — Я Тим. — Приятно снова познакомиться, — ни в голосе Коннора, ни в его глазах нет ни намека на неискренность. — Чего стоишь здесь одинокий и грустный? — Так заметно? — Что ты грустный? — подыгрывает ему Коннор. — Что я одинокий. — Ну такое, после нашей прошлой встречи я не уверен в своих выводах, — Коннор замирает рядом, чуть задевая его плечом, и ставит на парапет бокал с виски. — Не ожидал тебя здесь увидеть. — Я знаком с Питом, сыном владелицы отеля, — Тим останавливается на полуправде. — А ты тут какими судьбами? — У меня практика в фирме, которая организовала сделку, — Коннор улыбается. — Какая фирма позволяет практикантам ходить на такие приемы? — Та, в которой практиканты умудряются оказаться в нужное время и в нужном месте. Если кратко, одна моя преподавательница замолвила словечко своей знакомой, та взяла меня к себе, они как раз не могли уладить одну формальность, мешавшую открыть отель, я придумал, как лучше поступить, и вуаля — я здесь, пью, общаюсь с сильными мира сего и провожу время в компании очень красивого парня. Оказался в нужное время в нужном месте. — Ого, — Тим преувеличенно широко распахивает глаза, прикрывая ладонью рот. Несколько секунд они с Коннором просто смотрят друг на друга, а потом одновременно разражаются смехом. Их разговор длится и длится. История за историей Тим обменивается с Коннором какими-то моментами своей жизни, радуясь, что кому-то можно рассказать и о десертах Парма, и о любви Мэтта к спортзалу, и даже о том, как Лукаса чуть не вышвырнули пинком из библиотеки за порчу книги. Коннор делится случаями из своей жизни, соперничеством Микаэлы и Лорел, какими-то шутками про Ашера. Но в какой-то момент Коннор неловко мнется и, потерев шею, осторожно, почти виновато произносит: — Я вроде как видел твоего парня. С кем-то другим. — Мы расстались, — незамедлительно отвечает Тим. Эта фраза все еще режет ему язык острыми краями. — Прости, — тут же извиняется Коннор. — Ничего, мы не вместе еще с декабря, — отмахивается Тим и, оглянувшись на явно ожидающего продолжения парня, вздыхает: — не сошлись во взглядах на жизнь. — О, даже так? — Вин… он просто. У меня есть некоторые обязательства перед семьей. Я не очень хочу их выполнять, но выбора нет. Это же моя семья. И я ожидал от него поддержки. А он хотел, чтобы я бросил все. И проблема в том… Что я тоже это хотел. И хочу. Но я не могу позволить себе поддаться. И я ожидал от него поддержки. А не… того, что он попытается уговорить меня все бросить, — Тим неожиданно замолкает. — Мой… мой бывший, он тоже поступал эгоистично, — Коннор неловко усмехается уголком губ. — Я всерьез думал перевестись из Принстона в Гарвард, потому что в Нью-Йорке есть фирма, которая нанимает только их выпускников. Подал заявление. Но мне так и не позвонили. Через какое-то время я узнал, что меня приняли, но Оли… он удалил письмо, отказался от моего имени и лишил меня будущего, о котором я мечтал. — Вы поэтому расстались? — тихо спрашивает Тим. — Нет, нет, я давно простил его за это. — Простил? Но почему? Он же… — Он хотел быть со мной, Тим. Он так боялся, что не найдет себя на новом месте или потеряет меня, что пошел на такое. Я ему настолько был нужен. — Но твоя мечта? — непонимающе тянет Тим, потому что у него в голове не укладывается, как так можно. — У меня появилась другая, — пожимает плечами Коннор, — к тому же я сам не то чтобы святой и тоже косячил, иной раз по-крупному. Ошибки совершают все, даже во имя любви. Особенно во имя любви, — он салютует бокалом, опрокидывая в себя остаток алкоголя и чуть морщась. — Ага, моего… друга он недавно засасывал тоже от большой любви, — фыркает Тим. — Для него вы расстались. Ты ушел. Он зол, и ему кажется, что он имеет полное право. — С чего ты взял, что он зол? — переспрашивает Тим. Сам он, сколько ни смотрел украдкой на лицо Вина, ничего такого не замечал. — По опыту сужу. Он выглядит точно так же, как и я, когда трахнул нового парня моего бывшего. — Что? — Тим ошарашенно таращит глаза, глядя на ничуть не смущенного Коннора. — Не спрашивай, — усмехается тот, — ты слишком для этого трезв. — И возражать не буду, — покладисто соглашается Тим и поворачивается обратно к лестнице. По которой как раз поднимаются Вин с Марком. К счастью, они сворачивают налево. К несчастью, они тоже направляются в самый конец галереи, останавливаясь почти прямо напротив Тима с Коннором — из разделяют пара десятков метров пустого пространства над холлом. — Неловко, — комментирует Коннор, тоже заметив Вина. — Мы учимся в одном университете и у нас общие друзья, — с напускным безразличием отвечает Тим, не отводя взгляда от Марка, который их тоже заметил. — Понятно, что мы постоянно будем пересекаться. — Мхм, — мычит Коннор, явно не купившись, и толкает его плечом. — Что? — Тим поворачивается к нему и едва сдерживается, чтобы не отпрянуть в сторону. Коннор стоит слишком близко, а в приподнятом уголке его рта кроется шальное веселье, и Тим сам не замечает, как придвигается к нему. — Ты уверен? — Если ему можно, то почему мне нет? — голос Тима опускается до шепота. Коннор усмехается, сверкая взглядом, и берет его за руку, переплетая их пальцы. — Не спеши, — тихо произносит он в ответ на невысказанный вопрос, и Тим, подумав, расслабляется, сосредотачиваясь на чужом прикосновении. — Будет странно, если мы начнем целоваться сразу после их появления. Знаешь, как дети, которые хотят как можно громче показать, насколько им лучше, по сравнению с соперником. — Думаешь, я веду себя как ребенок? — Я не сказал, что это плохо, — усмехнулся Коннор, поглаживая его ладонь большим пальцем. — Просто ты обижен и можешь вести себя безрассудно. Это нормально. Пока ты и никто вокруг не страдают. — Ты? — Тима внезапно захлестывает волна неуверенности. — Сейчас я свободен. И не собираюсь с тобой спать. Хотя, если тебе будет легче после того, как ты покажешь своему бывшему, что твоя жизнь тоже продолжается, — я только за. Тим задумывается. Пытается понять, чего именно хочет. Кроме Вина. Потому что, наверное, пора смириться с тем фактом, что он еще долго будет о нем думать. Вспоминать. Скучать. Возможно, даже никогда не забудет. Но еще Тим стремится почувствовать, что он… привлекательный. И не только Вин мог бы им заинтересоваться. — Ты же не против? — на всякий случай уточняет Тим. — Я тебя умоляю, — фыркает Коннор, — целовать красивых парней для меня одно удовольствие. Тим, не выдержав, смеется и краснеет, смущенно пряча взгляд. А затем, плевав на все, что там могут подумать Вин или Марк, смотрят ли они, стоят ли все еще напротив них, тянется вперед, касаясь губ Коннора своими. Целоваться с кем-то, кроме Вина, немного странно. Первые несколько секунд Тим машинально зацикливается на деталях, вникая в разницу между ощущениями: у Коннора губы тоньше, он напористее, аккуратно подстриженная бородка непривычно покалывает кожу. Постепенно он все меньше обращает на это внимания, предпочитая отдаться странному, окрыляющему чувству свободы. Целоваться с кем-то без обязательств, оказывается, приятно, Тим не думает бесконечно о каждом следующем движении, беспокоясь, что делает что-то не так. Ведь ему все равно. И Коннору тоже. Никто ничего ни от кого не ждет — и это так здорово, что Тим с трудом давит смех, улыбаясь в поцелуй, чувствуя руку Коннора на своей шее, как она мягко направляет его, заставляя склонить голову чуть набок и еще чуть-чуть податься вперед, о, да, так действительно удобнее и… Тиму хорошо. Впервые с той ночи, когда он выбежал из квартиры Вина, ему хорошо, и он пока не очень понимает, что делать с этим осознанием, но потом, все потом. Они целуются еще несколько минут, а затем все же отстраняются, отступив на шаг друг от друга. Тим жадно скользит взглядом по лицу Коннора, по его припухшим губам, чуть заалевшим скулам, пересекается с лихорадочно блестящими глазами. Все внутри Тима вибрирует на одной вопросительной ноте: «Ну как?». Он ждет реакции и в то же время боится ее. — Ох, ваше высочество, — тянет Коннор, и сердце Тима внезапно замирает. — Как ты..? — он пораженно выдыхает. — Ну серьезно, я пришел, а здесь только и разговоров о тайском принце, — Коннор улыбается, но, видно, заметив, как Тим побледнел, тут же объясняет: — так, смотри. Я не собираюсь у тебя ничего просить. И шантажировать тоже. И камер вокруг нет, наверное. По-крайней мере, моих. Мне все равно, чей ты там принц, если для тебя не принципиален этикет. И что-то мне подсказывает, что тебе на него плевать. — Я просто… — Тим делает вдох-выдох и уже спокойнее продолжает: — удивился. — Ага. И от шока упал в обморок, — чуть осторожно усмехается Коннор, не пытаясь снова приблизиться к нему. — Все в порядке? Мне уйти? Кого-то позвать? — Нет-нет-нет, я все равно собирался уже идти, спускаться, надо встретиться с… с Питом. — Как скажешь, — кивает Коннор, — тогда я пойду. Но знаешь, все-таки это классно — иметь в знакомых принца. Особенно, красивого и умеющего хорошо целоваться, — и, улыбнувшись и шутливо отвесив поклон напоследок, Коннор, развернувшись, уходит. Тим неосознанно облизывает губы, слабо улыбаясь. Что-то подсказывает ему, что этому парню действительно можно доверять, поэтому он не волнуется о том, что завтра все газеты мира будут пестреть заголовками о принце Таиланда, целующем какого-то парня в закутке. Он провожает спину Коннора взглядом, испытывая очень странное чувство. Какую-то подслащенную горечь, схожую с той, которую он ощутил, увидев Э и Пита. Наверное, потому что Тим хотел услышать нечто похожее от Вина. Что его главный недостаток — корона на голове — была скорее преимуществом. Подхватив бокал с выдохшимся шампанским, Тим направляется к лестнице, думая, имеет ли смысл оставаться еще или уже можно уезжать обратно. Он так ни разу и не смотрит в сторону, где могли стоять Вин с Марком.