No more lies, okay?

— Девушки, к вашему сожалению, сегодня вы будете не отдыхать. Вы будете здесь работать, — владелица ресторана, в который мы и приехали на испытание, посвещала нас в детали задания. Я не особо слушала её, но когда узнала, что Стрипуха станет нашим руководитем, расстроилась. Действительно, я не была готова следующие несколько часов слушать нытьё о том, что у неё там болит, какой локон накручен не так, и какая работа может повлиять на её безупречный маникюр. Нет, мне вообще-то было плевать, с кем я там буду в команде, всё равно ведь на себя работаю, но когда официанткой у нас стала Юля, во мне проснулся интерес. «Весело будет, Юля и Маша в одной команде — это огонь» — так я думала ровно до тех пор, пока не взглянула на Пересёлкину, которая, заметив мой взгляд, скорчила брезгливую рожицу. Было отвратительно работать с ней, но ничего не поделать, как бы она меня не бесила, есть слово «нужно».       Я стала барменом, и работа меня вполне устраивала. Стоишь себе, бокальчики натираешь, а на баре ещё и бухла завались, поэтому испытание обещало быть веселым. Моим главным конкурентом на этом задании была Роговенко, а конкурировать с ней значит не конкурировать вообще. «Ну не серьёзно это, ну совсем» — как выразилась бы Юля в такой ситуации. — Девушки, вот ваши наряды на сегодня, переодевайтесь и приступайте к работе. Посетители будут очень скоро, — девушка из сьёмочной группы пододвинула к нам две вешалки с нарядами, а мы, в свою очередь, сразу же начали спорить у кого лучше. — Смотрите, какая я красивая, — Стрипуха, как обычно, начала красоваться перед камерами. Мол, я тут царица и королева, а вы — никто. — Ой, Маш, не перегибай, мы все красивые, — я встряла, что стало ошибкой. Когда Машу спускают на землю, сравнивают с кем-то, пытаются унизить, она включает в себе такую сучку, которая умеет элегантно насрать кому угодно в душу. — Жень, иди уколись пока, — эта фраза и стала моей последней каплей. Я терпела её выходки не одну неделю; пора показать, на что я способна. — Что ты сказала? — мне плевать на съёмочную группу, на остальных девочек, на Юлю, которая оттаскивала меня от Маши, пытаясь предотвратить драку. Меня уже не остановить — я быстрым шагом направляюсь к Пересёлкиной и цепляюсь в волосы.       Разумеется, преимущество было на моей стороне: она была в коротком обтягивающем платье и на высокой шпильке, я же — в более удобной одежде и волосами, собранными в хвост. Сразу же вокруг появляется толпа девочек, Юля становится между нами, и я отхожу. Я за несколько ударов вымещаю на её чудесном личике всю свою злость — становится немного легче. — Ты же так любила меня, — последнее, что я услышала от неё перед тем, как Чигринец хватает меня за плечи и отволачивает. Небольшая прядь волос с Машиной головы остаётся в сжатом кулаке. «Она действительно считает тот пьяный поцелуй на первой неделе проявлением хоть каких-то чувств?» — мне становится по правде смешно, появляется испанский стыд. Ну, тут либо она слишком недалёкая, либо я совершенно нечаянно дала ей надежду на что-то между нами. С того дня, когда мы поцеловались, прошёл уже месяц, а мы это так и не обсуждали. Смысла не было: уже на второй день после нашей тусовки я об этом забыла, и сама-то узнала о произошедшем от остальных. Мне было плевать на неё, такие люди всегда были мне глубоко противны. Наверно, тогда я была слишком синей, потому что целоваться с таким человеком было для меня чем-то таким грязным и неприятным, что я просто благодарна тому количеству алкоголя, который тогда был во мне, потому что этого я и вправду не помню. — Эй, Жень, тише, тише, — шепчет Юля мне на ухо, и волна мурашек проходит по моей шее, которую обжигает горячее дыхание. — Ещё раз ты меня, блять, за волосы схватишь, я твоё нереально красивое личико возьму и побью просто-напросто, — хочется снова на неё наброситься, эта высокомерность так и прёт. Натянутая улыбка, сопровождающая её по жизни. Желание сбить эту невидимую корону с её головы возрастает. — Девочки, стоп балаган! На выход, скорее! — Вита заходит к нам, что становится спасением для Маши, потому что не будь там Юли и владелицы ресторана, точно была бы драка, после которой на испытании она бы не появилась.       Мы быстро украшаем зал, приводим всё в порядок, я с Владой натираю бокалы. Вроде как, конфликт замялся, что меня не совсем радовало, но проваливать испытание из-за Стрипухи было бы очень глупым исходом, поэтому лучше уж так, чем марать об неё руки. Поднимаю глаза и вижу её напротив у стойки. Маша гордо наблюдает за процессом. Кажется, ей доставляет удовольствие то, что кто-то работает на неё, а сама она стоит и улыбается. Она вообще что-то, кроме как улыбаться делать умеет? — Тебе нравится наблюдать за тем, как я натираю бокалы? — натянуто улыбаюсь и смотрю прямо в её глаза. Хочется разбить этот бокал о её голову, чтобы осколки разлетелись в разные стороны, а она наконец пропала из поля моего зрения. — Царям работать не дано? — Да, именно. Ещё пять таких же не забудь, — впервые за долгое время натянутая улыбка сползает с её лица и взгляд устремляется в мои глаза. — Не забуду, — напряжение возрастает, и я с облегчением выдыхаю, когда она отходит. Слава небесам, сегодня Мазур не сорвётся на очередную шавку. Работа так и кипит, Пересёлкина всё ещё ничем не занимается, официантки крутятся возле столиков, украшая их, Сабина и Канарейка колдуют на кухне. На удивление, Алёхина справляется неплохо, во всяком случае, лучше, чем Маша. Впервые я пожалела о том, что не в одной команде с Викой. К стойке подоходит Юля и окликает меня. — Жень, слушай, — она кладёт ладони на край стойки и наклоняется ко мне. — Пододвинься, я кое-что тебе расскажу. Я отставляю бокал и наклоняюсь к ней. Что же там за дело-то такое важное, что ей приходится отрывать меня от работы? — Дай-ка мне стаканчик чего-то, а то вообще… вилы короче, терпеть не могу. Я немного совсем, — она легко щёлкает пальцами возле горла, показывая, что ей нужен точно не безалкогольный напиток. — Чигринец, а ты не охерела? — отклоняюсь и снова берусь за недочищенный бокал. — Ты разве не помнишь, как на вечеринках было? Иди отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели. Твоя работа — накрывать на столики и готовить зал к приходу гостей, а ты сбухаться решила? Серьёзно? — я была очень зла на неё. Знает ведь, что нельзя: набухаться на испытании — верный путь на выгон. — Ага, значит, ты ко мне неравнодушна, — Юля довольно ухмыляется и отходит от стойки, поправив фирменную гульку. — Это не может не радовать. «Вот так, значит, Чигринец? Проверить меня решила? Ну-ну» — прикрываю глаза, покачивая головой, словно пытаюсь принять для себя такой факт. А ведь неравнодушна, правда. Через некоторое время зал наполняется посетителями. И не просто гостями, а супер-вредными, неприятными и озлобленными людьми, которых хлебом не корми — дай поругаться. Я сразу же морально подготовилась к тому, что вечер обещает быть сложным, и, подбодрив девочек на кухне, направилась за свою барную стойку, где мне и предстояло обслуживать клиентов. Вскоре наш зал превратился в сплошной муравейник: официантки летают, повара громко ругаются и матерятся, творится сущий хаос. Спустя некоторое время я даже успела обзавестись новомодным принтом на своей белой рабочей рубашке, за что стоило благодарить неисправную кофемашину (ну или мои неисправные руки, кто знает). — Сабина! — слышу голос разъяренной Чигринец, после чего следует громкий хлопок, словно удар о твердую поверхность. Я решила не вмешиваться. А зачем оно мне нужно? Юля со своей агрессией и так уже научилась нормально справляться, пусть себя сама и держит в руках. А с Шейко ей всегда попиздиться в кайф, пускай там тусуются. Сабина у нас же боец великий. Но когда последовал следующий удар, а следом посыпалось стекло, я решила подойти к ней и поумерить её пыл. Лишь войдя на кухню, я ужаснулась. Я-то постоянно упрекала Роговенко в том, что у нас грязная рабочая поверхность, всё время протирала саму стойку, дотирала бокалы, в общем, мы придерживались порядка, как могли. У них же творился сущий хаос: осколки посуды, рассыпанная еда, крики — мне стало понятно, почему у них сплошные скандалы. Как в таком помещении вообще можно что-либо делать, как можно держать себя в руках? — Юля, ты чё творишь? Ты себя не контролируешь?! — Алёхина, с разгону влетевшая на кухню, сразу схватилась за веник и совок. Чигринец же убежала в подсобку, отбросив меню куда-то в угол. — Боже, Юля, иди сюда, — я подошла поближе к ней и протянула руку. — Пошли, у меня сигарета есть. Ты такие не куришь, знаю, но она должна помочь немного расслабиться. — Да не нужно, Мазур, все хорошо, — она стояла спиной ко мне и тяжело дышала, пытаясь успокоиться. Руки сжаты в кулаки, а на ладонях продавленные ногтями полумесяцы. Юля всегда так делала, это было её привычкой ещё с самого детства. Сквозь слёзы несколько дней назад она рассказывала, как однажды в родном Полтавском селе, когда её в очередной раз, словно ненужного котёнка, посадили в сарай, она впервые пробила ладони до крови, и припомнив это, я поняла, насколько ей тяжело сейчас. Я была уверена, что её настроение вызвано не только испытанием. — Я настаиваю, Чигринец. Пошли, пятиминутный перекур не помешает твоей грандиозной работе, — я бережно касаюсь её плеча, чтобы она не отталкивала меня. «Упёртая, а» — думается мне, когда я вижу две влажные дорожки на её щеках, а она всё ещё не поворачивается. — Ты хочешь казаться сильнее? Так оно не работает, Юлька. Я поддержать хочу, давай, пошли на задний двор, я там чёрный выход видела, — кончиками пальцев провожу по её русым волосам и пытаюсь заглянуть в глаза. Кажется, сейчас они ещё более синие, словно бездонные. Сердце начинает бешено колотиться, когда Юля разворачивается ко мне и так по-детски обхватывает мои плечи, стараясь прижаться как можно плотнее. Я чувствую быстрое сердцебиение, притягиваю к себе за талию, прижимаюсь носом к шее. — Тише, Юлька, будь сильнее этого дерьма, — она кладёт голову мне на плечо, а я шепчу ей на ухо приятные слова. Я действительно не понимаю, что вдруг пошло не так. Ещё в начале испытания всё нормально было, что на неё нашло — неизвестно. — Да такой пиздец творится, я вражена просто, — на её лице появляется кривая улыбка, а глаза всё также предательски наполняются слезами. Юля привычным способом скрывает обиду, озлобленность, боль за улыбкой да шутками. — Что у тебя случилось? — хочется разузнать настоящую причину резкой перемены её настроения. Меня совершенно не устраивало это, ведь Юля — самый позитивный, харизматичный, весёлый человек на проекте, который сам всем всегда поднимает настроение. — Бля… — на выдохе ответила Чигринец и отстранилась от меня, пристально смотря в мои глаза. Мне перехватило дыхание — я таких резких перемен за ней ещё никогда не наблюдала, вот правда. Сейчас передо мной стояла серьёзная-серьёзная Юля, её взгляд буквально пронзал насквозь, я боялась даже шелохнуться. Взгляд голубых глаз опускается ниже, на уровень моих губ. — Не переживай, я рядом, ты можешь рассказать, правда. Я — могила, никому не скажу, — пытаюсь натянуть на лицо дурацкую улыбку, чтобы поднять ей настроение. Внезапно, я даже не успеваю моргнуть, как её губы накрывают мои. Буквально на мгновение, но за эти секунды моё сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Отстранившись, Юля смахнула со щеки слезу и на её лице появилась кривая, но более искренняя улыбка, чем до этого, и она, краснея, опускает голову. В воздухе повисает гробовая тишина, она теребит пальцы, прожигая взглядом пол, а я пытаюсь прийти в себя и сформулировать хоть какую-то фразу, но все мысли разбегаются в разные стороны, и собрать их в кучу очень сложно. — Жень, понимаешь? — Чигринец с опаской поднимает голову и отводит взгляд. — Я так переживаю из-за этого, и… — кажется, в её голове тоже сейчас ураган, — извини, в общем, не стоило, не стоило. Спасибо за поддержку, мне стало легче. Ты настоящий друг, — последнее слово Юля словно выплюнула сквозь зубы, настолько неприятно ей было его произносить. Обойдя меня, она смахивает невидимые пылинки со своей униформы и заглядывает мне в глаза, пытаясь распознать эмоцию. — Эй, Юльчик, — никто никогда так её не называл и когда впервые на второй неделе это странное, а в какой-то степени даже нелепое прозвище, прозвучало из моих уст, ей сразу оно понравилось, поэтому теперь, когда никто не слышал, я называла её именно так, — я с тобой. Всегда с тобой, слышишь? Не бойся, мне самой сложно принять это, честно, но… если нам хорошо вместе, то зачем этот театр двух актёров? — сердцебиение снова усиливается, когда Юля расплывается в улыбке, а на её глаза наворачиваются слёзы. — Если тебе нужно время, я его дам, это не проблема. Просто пообещай мне, что не будешь отдаляться, ладно? — нежно беру её за руки и подхожу ближе. — Знай, что ты дорога мне. Несильно сжав её ладони, я подхожу ближе и целую в лоб. В ответ вижу искры в голубых глазах. Мне невероятно приятно видеть её такой лучезарной, яркой, искренней. Мои поцелуи покрывают всё её лицо, последний оставляю на краешке губ, и, поглаживая шею, я всем телом ощущаю ту энергию, отдачу, искренность с её стороны. — Девушки, у вас испытание! — в помещение подсобки влетает Дарья Довженко. Мы с Юлей резко отскакиваем друг от друга, и я не додумываю ничего другого, кроме как сделать вид, что ничего не было, поэтому начинаю громко упрекать её в том, что пришло на ум. — Чигринец, и не дай бог ты ещё раз Шейко уебёшь, я тебе шею скручу, ясно?! — страюсь сдерживать смех, потому что на лице Юли, стоящей спиной к двери и Даше, было сплошное непонимание происходящего. — Дурынды, боже. Юля, на щеке Женин блеск убери, идите на испытание, вас уже десять минут нет, — Довженко, закатив глаза и улыбнувшись, вышла из помещения, а Юля, только спустя несколько секунд осознавшая, что именно только что произошло, залилась громким смехом. — Мазур, пошли отсюда, а, — утирая слёзы смеха, смешанные с недавними слезами от горечи, обиды, непринятия, просит Юля, и мы покидаем помещение. Я аккуратно провожу кончиками пальцев по внешней части её ладони. — Всё наладится, точно. — Батюшка! — Юля быстро убирает руку и вскидывает голову. — Ну не при людях же! В ответ я лишь закатываю глаза и направляюсь за барную стойку. «Даже сигарета не понадобилась» — думается мне, и к стойке подходит посетитель. Я полностью включаюсь в работу, но разговор с Юлей тоже не покидает мои мысли. «Как хорошо всё-таки, что я решила её утешить» — искреннее душевное тепло разливается по моему телу. «Молодец, Юлька, молодец, что открылась»