***
…Вирт обычно бродил по лесу, срубая деревья, в полном одиночестве, но иногда к его блужданиям присоединялся Зверь. Вот как сегодня. — И как тебе, новый Дровосек? — спросил он. Да, из-за того, что прошлый Дровосек уже погиб и превратился в эдельвуд, а топор теперь принадлежал Вирту (как и фонарь), он и был новым Дровосеком. Пока Вирт ходил по Неизведанному, что уже длилось несколько месяцев, он, возможно просто потерял способность испытывать эмоции. А может, просто предпочёл вести себя отстранённо, нейтрально и равнодушно ко всем, с кем он сталкивался. В любом случае, его основным качеством стало безразличие. Прямо напополам с сильнейшим внутренним отчаянием. — Неужели тебе не жаль души всех этих людей? Ведь они погибают, навсегда угасая, всего лишь для того, чтобы спасти всего лишь одну жизнь — жизнь твоего брата. Вирт стиснул зубы и продолжил срубать дерево — высокое, но тонкое, похожее на берёзу, только эдельвудовое. — У тебя уже осталось совсем немного масла, а люди продолжают из-за тебя погибать и угасать навсегда. Вирт опять промолчал. Он молча последний раз замахнулся топором и дерево, переломившись в стволе, упало вниз. Тем временем Вирт уже готовился отрубить небольшой кусок дерева, превратить его в поленья и отнести на мельницу. К сожалению, у него не было лошади, а масло для фонаря уже и правда заканчивалось, поэтому срочно нужны были новые деревья, которые было очень тяжело переносить с места на место. Уходя с поляны, он посмотрел вслед дереву. Наверняка при жизни этот человек тоже потерялся в лесу и надеялся, пройдя через лес, найти дорогу… Неважно куда. Главное — Вирт точно бы понял его цель, если бы тот сейчас был живым человеком, а не деревом для добычи масла. И, как итог, те слова Зверя ещё долго эхом отдавались в его голове.***
… Шёл уже примерно месяц, как Вирт перестал считать дни со времён попадания в Неизведанное. Он не знал, какое сегодня число, хотя, судя по тому, что на деревьях довольно давно были большие зелёные листья, уже было лето. Уже больше полугода… Возможно, так он и останется здесь. Навсегда. Наедине с фонарём и топором, а также уже давно погибшей надеждой, что это всё лишь сон, и что он проснётся дома, в своей комнате, без всяких говорящих птиц, чудовищ и прочих странных вещей. Хотя на деле же пейзажи одинокого леса, топор и четыре стены его собственного дома навевали всё большую грусть и печаль, а вернуться домой было невозможно. Это удручало. Навевало отчаяние. Вызывало тоску. Причём так сильно, что как-то раз, особенно сильно разозлённый — на самого себя, на Зверя, да на весь лес, — чуть не взял топор и не отрубил им свою же голову. Это бы решило все проблемы, хоть и не помогло бы выбраться из Неизведанного ни ему, ни брату. Подобная неуравновешенность для Вирта была чем-то из ряда вон выходящим, так что с того дня он тщательно контролировал каждую свою мысль и каждое своё действие. А то так и самому недолго в эдельвуд превратиться, причём со сломанной макушкой. Ну или с отрубленной головой. Впрочем, как бы ему себя не контролировать, это явно бы не помогло ни вернуться из леса домой обоим братьям сразу, ни хотя бы спасти Грега.***
…Он оставил дома все вещи. Топор в том числе. Хотя, почему «дома»? Это место не было его домом и ни капли ни показалось ему родным с тех самых пор, как он здесь вообще поселился. Да, Вирт планировал сбежать. Сбежать из этого леса и найти эту кладбищенскую ограду, при перелазе через которую он и Грег вообще попали в это пресловутое Неизведанное. Из всего, что у него было, он взял только фонарь, а также какую-то особенно большую куртку (судя по всему, ранее принадлежавшую Дровосеку), чтобы была хоть какая-то тёплая вещь. Возвращаться домой он не собирался. Если что-то случится, он лучше погибнет, чем повернёт назад. Так он и вышел, закрыл дверь на замок, а ключ после этого оставил возле двери. Возможно, после него этот дом станет пристанищем для кого-то другого, кто также заблудился в этом месте, но им уже не двигала цель спасти брата. Возможно, у него ничего не выйдет. Но Вирту было на это всё равно. Он и так уже слишком много потерял, пора бы вернуть хоть что-то из этого.***
… Он шёл не час, не два, не сутки. Он уже порядком устал, и его всё больше тянуло вернуться домой. Плевать, в какой из них, лишь бы там было достаточно еды и хоть какие-то удобства. Но, несмотря на ситуацию, он продолжал упорно продвигаться к своей цели. Он искал свою «садовую ограду», это стало его единственной целью, он был чуть ли не одержим. Может, это безумие и дело вовсе и не в кладбищенской изгороди. Может, он вообще навсегда заточён здесь. Может, это его личное проклятие. Всё равно. У Вирта уже всё плывет перед глазами, дыхание затруднено из-за постоянной ходьбы и почти полного отсутствия отдыха, а ноги подкашиваются из-за усталости. Но зрение его не обманывало. Перед ним была та самая изгородь. Те самые немного замшелые и потрескавшиеся в некоторых местах кирпичи. И тот самый голос… Голос, которого он не слышал на протяжении всего путешествия и голос, к которому он должен был быть готов в самом финале. Но готов не был. — Я вижу, ты, дровосек, времени зря не терял… — задумчивый голос Зверя настиг его, как шёпот осеннего ветра. Или как голос Смерти. — Ты сбежал из дома, закрыл дверь и бросил добывать масло для фонаря. Неужели ты не хочешь спасти Грега? Ну вот, опять Зверь точно целится прямо в больное место. Точно бьёт по живому. Точно затрагивает столь тонкую нить. — Ты меня обманывал, — Вирту эти слова даются с трудом, потому как первые слова за долгое время. К тому же, он сам не хочет верить в то, что это правда. На небе показались первые лучи солнца, чётко обозначившие рассвет. Значит, Зверь и правда врал ему. Причём врал умело, надавливая на самое больное, а он, Вирт, был лишь послушной куклой в руках кукловода. Солнце начало подниматься, озаряя своим светом этот тёмный лес. Больше ни слова. Больше он ни минуты не проведёт в месте, отнявшем у него брата и фактически заставившем убивать невинных людей. — Стой… … Вирт начал залезать на растущее возле ограды дерево… — … ты слишком много времени провёл в Неизведанном… … после того, как он с веток перебрался на верх изгороди, он собрался со всей силы бросить вниз фонарь… — … если ты туда вернёшься, то не спасёшь ни себя, ни брата! … и фонарь был сброшен вниз. Он мгновенно разбился вдребезги, а свет сразу погас, соприкоснувшись с травяной росой. Вирт, в свою очередь, уже спрыгнул с изгороди и теперь был по другую её сторону. Раздался дикий, нечеловеческий стон. Но Вирт его уже не слышал.***
«Вирт Роджерс. 21.09.1998 — 31.10.2014» «Грегори Роджерс. 15.04.2006 — 31.10.2014» Осень была в самом разгаре. Было ещё тепло, но с деревьев уже облетали листья, образуя на земле красно-золотые. Могилки Вирта и Грега стояли рядом, за одной оградкой. Земля же была взрыхлена, лишняя трава скошена. Сегодня был Хэллоуин, Сара с друзьями фактически по традиции собрались на кладбище. Лиззи, лучшая подруга, с остальными ушла вперёд, когда как Сара немного задержалась у этих могил. Всё же она знала этих братьев при жизни и однозначно было бы невежливо просто пройти мимо. С соседнего дерева слетел последний листок и, исполнив на ветру замысловатый танец, приземлился прямо в руки Саре. Теперь она заметила, что форма листка напоминает сердце. — Сара, где ты? — окликнула её Лиззи. — Иду, иду, — ответила Сара. И отпустила листок — пусть летит, куда хочет. Может, даже в Неизведанное. Но он был пойман. Вирт, забрав листок, улыбнулся и проводил Сару взглядом. Грег рядом весело смеялся, пытаясь играть с лягушатами, которых сейчас почему-то было и вправду много. Но, как бы им не хотелось поговорить с кем-то важным для себя, их никто не мог увидеть.