***
Вопреки всем ожиданиям, в том числе и ожиданиям Мефодия, они шли по лесу очень долго. Было не так просто, как в первый раз. Сперва, идя по невытоптанной и мокрой от травы тропинке, сигнал усиливался. Мефодий, Дафна и Матвей шли прямо на протяжении, наверное, минут десяти. Затем сигнал вдруг стал пропадать. К этому моменту они как раз вышли на более-менее светлое место в лесу, а сигнал вел обратно. Меф услышал, как Багров негромко выругался и, поправляя комбинезон, развернулся и стремительно направился обратно в самую чащу. Теперь, аккуратно обходя темно-коричневые и серые стволы сосен, они постоянно то и дело останавливались, так как Багров сходил с тропы и проверял направление сигнала. Телефон начинал садиться. Хоть это место и обладало определенной магией, все цвело и зеленело, однако, теплее от этого не стало. Температура на улице была по-настоящему осенняя. По ощущениям градусов 7-10, поэтому мобильник стремительно отдавал добрую часть заряда на нагрев аккумулятора. Когда осталось 30 процентов, Матвей стал спешить и увеличил темп. Мефодий с Дафной ускорились следом. Под ногами неприятно чавкала почва и налипала на обувь. Идти становилось тяжелее. Плюсом к этому мешала темнота и влажный воздух, идти быстро и сохранять дыхание было практически невозможно. Багров устало выдохнул и остановился, сказав, что нужно отдохнуть, а сам отошел куда-то подальше в лес, чтобы поймать направление сигнала. За то время, пока его не было, Мефодий с Даф вместе плюхнулись на удачно расположенные рядом пеньки, правда далеко не ровные. Видимо, недавно здесь был ураган, и несколько особо маленьких сосен переломило. Стволы их лежали слегка поодаль, запутавшиеся в кустарниках. Дафна еще раз поинтересовалась о здоровье Мефодия, но тот лишь отмахнулся. К его удивлению, боль совсем пропала, и дышать стало легко. Осталось только легкое покалывание на груди вокруг крыльев. Буслаев слегка расстегнул ворот куртки и посмотрел на это место. Он ничего там не обнаружил, только вот, возможно так ему показалось из-за темноты в лесу, может еще из-за чего-то, но крылья как будто потускнели. Из ярко-золотых они стали какими-то затертыми и непримечательными. Если раньше одно только их сияние притягивало взгляд настолько, что невозможно было оторваться, то сейчас никакого желания смотреть на них и вовсе не было. Он, конечно, смутился, но списал это на общую усталость и чащу леса, якобы она не пропускала солнце, и поэтому крылья не отсвечивали и казались менее яркими. В его голове все звучало логично. Поэтому рассказывать свои опасения Дафне он не стал, решив, что все обойдется. Вдруг из чащи леса вышел Матвей, он был угрюм, задумчив и направлялся в сторону Дафны с Мефодием. Подойдя, он присел на корточки рядом с ближайшим деревом и уставился в землю. — Ну… Что там? — поинтересовался Мефодий. — Куда дальше? — В самую глубь леса. — мрачно отозвался Матвей. — Я наивно полагал, что разлом появится опять в каком-то подобном просторном месте вроде полянки… А оказалось, все совсем иначе. Дальше тропы нет. Теперь ты понял, зачем я брал комбинезон, берцы и прочую фигню для похода, а? — Не переживай, у нас тоже походная одежда. — заверила его Дафна. — Так что, идем? — Если готовы, то идем. Нужно спешить. Само пространство в ленте тоже перемещается, разлом в любой момент может поменять свое местоположение. — отозвался Багров и встал на одно колено, перевязывая ботинки. Дальше путь уже был просто ужасный. Если ходить по тропке с грязью изначально показалось Мефу сложным, то теперь дорога казалась просто адом на земле. Приходилось уже не идти, а практически плыть: только свернув с тропки, они наткнулись на еще один овраг. Обойти его было невозможно, так как по обеим сторонам плотным кольцом росли кустарники и были обвалены сосны. Пришлось идти вниз, а там скопилась вся влага за многие годы, смешавшись с грязью. Повсюду находились огромные лужи, которые приходилось обходить по нескольку минут. Плюсом к этому всему еще и начался дождь. Он моросил совсем слегка, но нагонял общую депрессию. Желание идти куда бы то ни было резко стремилось к нулю. Телефон в руках Багрова предательски запищал, предупреждая об оставшихся 20 процентах. Мефодию показалось, что он услышал, как некромаг стиснул зубы даже за добрых четыре метра. Багров шел, уверенно ступая и оглядываясь по сторонам. Однако, по какой-то причине он вдруг остановился. Они перестали переходить овраг и свернули налево, идя точно по его низине. Сигнал стал резко усиливаться, а затем Меф задрал голову и увидел, как впереди, метрах в ста или ста пятидесяти на возвышении легко покачивалась на ветру маленькая молодая сосенка. — Быстрее! — крикнул Матвей, убирая телефон и начиная набирать темп. — А то исчезнет! Мефодий схватил Дафну за руку. — Чего ты постоянно меня хватаешь? Я тебе что, собачка какая-то? Я и сама могу бежать, да еще и быстрее чем ты. — заупрямилась она. — Да? Тогда давай наперегонки кто первый до сосны? Проигравший должен желание. На счет 3. 1…3! — крикнул Мефодий и побежал. Дафна, естественно, не успела среагировать, но все же не отставала. Громко чавкая грязью и разбрасывая ее во все стороны, Даф перегнала Буслаева буквально на несколько сантиметров. Точнее, не обогнала, а неосознанно приняла его поддавки, так как Меф под конец специально немного замедлился. В следующее мгновение Мефодий почувствовал, как время вокруг остановилось, и идти стало очень тяжело, практически невозможно, но через секунду он уже снова стоял в том же месте и оглядывался по сторонам. Сосенка стояла смирно и не покачивалась, как раньше. Матвея и Дафну тоже не было нигде видно… Сплошная темнота. Деревья слишком плотным слоем закрывали солнце, а сам Меф был еще и на дне оврага. Только сейчас он понял, что видит только на несколько метров вперед. Дальше же — сплошной мрак. Неожиданно две красные точки засветились в темноте, а в следующий миг на Буслаева из темноты прыгнул Депресняк. Меф упал на землю, испачкав заднюю часть куртки. Подниматься даже из грязи, если честно, после его прыжка не хотелось. Желание было одно: умереть. Однако, как только адский котик слез с груди Буслаева, жизнь сразу наполнилась красками! Он быстро поднялся и стал осматриваться. Ни одной живой души в поле зрения… «Так, не паниковать» — сказал сам себе Мефодий, прикидывая в голове варианты. Их, на самом деле, было немного. А еще он вспомнил, что свой телефон отдал Матвею. Также Меф был полностью уверен, что у некромага был и свой мобильник, так что, по какой причине он забрал сотовый Мефодия — неясно. По итогу вышло как в дешевом американском блокбастере с клише поворотами, а главный герой остался один в ловушке без каких-либо связей с окружающим миром. Нет, ну не удивительно ли? Тут же Буслаев вдруг вспомнил про Дафну, но решил, что раз она с Багровым — ей ничего не угрожает. Телефон у них есть, Ирку они найдут и как-нибудь выберутся. Вопрос теперь только один: как будет выбираться сам Мефодий? Никаких больше телефонов у него не было, с Антигоном он телепатически общаться не умеет, а Дафну или Матвея не чувствует… Хотя… Тут Буслаев задумался. Как-то, помнится, еще в Эдеме Даф говорила, что, пролетев над полем, они смогут всегда без проблем найти друг друга. И правда, сейчас он что-то чувствовал, но это чувство такое похожее на Дафну… Нежное, доброе, смиренное, спокойное… Вело куда-то, но одновременно не вело никуда. Он ощущал его совсем рядом, но в следующее мгновение ощущал уже везде, со всех сторон. Видимо, каким-то образом лента тоже на это влияла, но каким — не известно. Кожа вокруг крыльев снова предательски начала колоть и побаливать, однако, Буслаев силой воли подавил резкую вспышку неприятных ощущений. Он пожал плечами, взял на руки Депресняка, который, вероятно, был неимоверно этому рад, да даже настолько, что на Мефа практически не нахлынула волна депрессии и стал подниматься по оврагу вверх. А что еще остается? Стоять на месте — такая же глупая идея, как и ходить во все стороны, в надежде найти выход.***
Матвей, подбегая к сосне, вдруг почувствовал какое-то сопротивление, через которое пришлось пройти с огромным трудом, но тут же в лицо ему подул ветер. За ним появилась Дафна, волосы которой на ветру развевались. Даф сначала с издевательским взглядом развернулась со словами: «Ну что, Меф…», но потом потерла глаза и огляделась. Мефодия нигде не было… Он остался в ленте — сразу поняла она. Даф повернулась к Багрову. Теперь было понятно, что он чувствовал. Только вот… Ирка вышла в обычный мир, а Меф остался там… Без всего. Без телефона и без связи. Даф заглянула в рюкзак и поняла, что Депресняк остался вместе с ним. Это было хоть каким-то утешением для нее сейчас. Мозг еще только начинал осознавать происходящее: паника медленно росла, собираясь в огромный ком, который заполнял все мысли. Дафна медленно осела на пол, на глаза навернулись слезы. Резкое чувство безысходности подкосило колени, буквально оставило безоружной. Нахлынувшая грусть въелась очень глубоко: ни одной мысли без участия Мефодия не было сейчас в голове Дафны. Также не было и сил. Она не могла даже приложить руки к лицу, чтобы утереть слезы. Они крупными каплями стекали с ее лица и капали на ее ноги. Даже на темных штанах было видно мокрые следы. Матвей стоял в безмолвном шоке. Он уже сотню раз мысленно ударил себя, потом еще столько же раз ударил себя на месте Мефодия… Багров просто не мог поверить, что так тупо ошибся. Почему он не додумался хотя бы вернуть телефон Мефодию? Почему он убрал его к себе в карман, не думая о возможных форс-мажорах? Матвей виновато взглянул на Даф, но, только увидев ее, не смог даже ничего сказать. Совсем ничего. Он увидел взгляд человека, потерявшего желание и мотивацию жить. Сначала некромаг хотел вскрикнуть, поднять Даф с земли, поставить на ноги, сказать, что это еще не конец, и они обязательно спасут Мефодия… Но вовремя поставил себя на ее место. Матвей промолчал, подошел к Дафне и очень аккуратно постарался приобнять ее за плечи. Тут откуда-то выскочила Ирка и очень громко и радостно сказала «Привет! Давно не виделись», но была удивлена происходящему. Она вопросительно взглянула на Матвея, но тот лишь растерянно развел руками. Ирка сразу поняла, что произошло. Багров был слишком неуклюж и прямоват, как и Мефодий, чтобы кого-то успокоить. Он мог подбодрить, дать сил идти дальше, но утешить и успокоить — увы, нет. Ирка жестом показала Матвею отойти, присела и очень крепко обняла Дафну. Она уже откровенно разрыдалась, отчаянно сжимая Ирку и всхлипывая. — Успокойся, пожалуйста, мы обязательно его вернем. — начала она. Хотела сказать еще что-то, но решила, что это будет излишним, поэтому дальше просто не отпускала Дафну. Даф хваталась за спину Ирки, все крепче сжимала, но в один момент совсем обессилела. У каждого, вероятно, в жизни случались такие моменты. Когда все вроде идет хорошо, но затем разом наваливаются все несчастья и проблемы, которые только могли. В такие моменты руки совсем опускаются. Пропадает желание что-либо исправлять, покидают силы, ситуация кажется безвыходной. Теряясь в своем сознании, Дафна вспоминала все, что случилось с ней и с Мефодием, когда они были вместе. Мозг упорно отдавал все силы на панику и депрессивные мысли. Она не могла сконцентрироваться, не могла отодвинуть это на задний план, задаться хоть какой-то целью. Единственное, что сейчас ее волновало — возможность, что что-то случится с Мефом. Сотни вариантов пронеслись перед глазами Дафны буквально за секунду. От этого только слезы хлынули еще большим потоком. Ирка не знала, что делать, уговоры не помогали, ничего не помогало. Даф в истерике просто не слышала, что происходило вокруг нее. Матвей вопросительно взглянул на Ирку, которая спиной сидела к нему. Она телепатически спрашивала его, знает ли он способ, пускай даже магический, успокоить девушку. Багров, естественно, такой способ знал, а камень пути только помог ему в этом, выдав в голове какую-то фразу на латыни. Матвей подошел к Дафне и прикоснулся к ее лбу тремя пальцами, произнеся эту самую фразу. Эффект последовал незамедлительно, и Даф, плавно опускаясь на землю, перестала плакать и прикрыла глаза. Ирка сначала подумала, что некромаг убил ее, но Матвей сразу замахал руками, только она об этом подумала. Да, и правда. Было отчетливо видно, как поднималась и опускалась куртка Дафны во время ее дыхания. Она просто спала.***
День никак не заканчивался. Мефодий ходил уже несколько часов, но так или иначе под разными углами возвращался на то место, из которого начинал путь. Чем-то напоминало зеркальный лабиринт в парках развлечений. Всюду, куда бы не пошел Меф, цвели и зеленели растения с деревьями. Погода вокруг как будто с каждым часом улучшалась, природа расцветала, теплело. Однако, даже учитывая все эти факторы, на Буслаева находила тоска и депрессия, и нет, это не потому что он носил с собой Депресняка. Все это было скорее вызвано запоздалой реакцией мозга на произошедшее. Так часто бывает: что-то случается, а осознание приходит с опозданием. Он, конечно, в себе не сомневался, но все же допускал возможность того, что не сможет отсюда выбраться. Да и каков был шанс найти верный путь и случайно угодить в разлом? Один к миллиону? Перед взором Мефодия неожиданно предстала опушка. На самом деле, выглядела она довольно странно. На местности это был абсолютно ровный круг, в центре которого плотным кольцом росли цветы. Все остальное место занимала ярко-зеленая трава, которая местами доходила Мефу до коленей. Идти сквозь нее было очень тяжело, ноги постоянно путались, застревали. Еще и Депресняк, как только Буслаев вышел из леса, начал царапаться, ерзать, кусаться, стараться вылезти и улететь. Такое поведение адского котика явно не сулило ничего хорошего, однако, это место само по себе было не очень. Депресняк с самого начала вел себя здесь странно, а теперь и вовсе взбесился. Мефодий устал сопротивляться и отпустил его. Он очень громко с пронзительным скрежетом что-то «промяукал» и быстро улетел в лес. Буслаев же пошел дальше, прямиком в центр опушки, к месту, где росли цветы. Он никогда особо не увлекался именно цветами. Он был каким-никаким биологом по образованию, но вот тема цветов была для него как-то неинтересна. Поэтому что перед ним росло — он не знал. Просто какие-то темно-фиолетовые, пятилистные, с ярко-оранжевой бархатной сердцевиной цветы. Они были очень красивыми, но не более. От них исходил странно пряный и приторный аромат нектара с легкой ноткой горчинки. С каких пор Мефодий стал так точно чувствовать запахи? Да он и не стал, просто именно эти цветы очень сильно пахли. Меф прошел ровно в центр, чтобы оказаться внутри кольца из цветов. Он огляделся: ничего не изменилось. На что он рассчитывал? В душе, конечно, умело скрывались надежды, что это разлом, и все так удачно сложится, но нет, ничего подобного. Мефодий глубоко вздохнул, присел на землю и призадумался. Кожа вокруг крыльев на груди совсем прошла, ничего уже не болело и не кололо, все было как и раньше. Только сейчас он чувствовал усталость и слабость, но это Меф решил связать с долгой дорогой. Все-таки целый день на ногах. Отдых сейчас бы не помешал. Мефодий хотел еще посмотреть на крылья, так чисто, на всякий случай, однако, что-то его остановило. То ли страх, что он что-то там увидит, то ли просто бессмысленность этого поступка, но факт остается фактом, взгляд на крылья он не опустил. Солнце начало сильно нагревать воздух. В куртке уже было жарко, поэтому Меф ее снял, оставшись в одной кофте, у которой он закатал рукава. Буслаев постарался еще раз связаться хоть с кем-то, почувствовать Дафну или еще что-то, но ничего упорно не выходило. Все было так же, как и раньше. Плюс начала мучить жажда и голод, вся еда осталась в машине Матвея, а найти ее, по сути, не представлялось возможным. Он уже давно заблудился и не следил за тем, куда идет, но замечал, что часто возвращается к каким-то местам. Так, например, он проходил болото за сегодняшний день уже 4 раза, при этом каждый раз идя от него в другую сторону. Это начинало раздражать. Лес, который по странной и непонятной причине постоянно цвел, начинал надоедать. Пение птиц, звуки сверчков отдавались эхом в голове. Все это только мешало сосредоточиться и сбивало настрой. Меф, к своему удивлению, несколько раз уже ловил себя на мысли, что хочет все бросить и просто лечь, возможно, даже, просто помереть так. Надоело искать выход из передряг, решать судьбу мира, судьбу эйдосов. Да, он страж света, как-никак, но имеет и он право на отдых? Почему вот уже почти с десяток лет он просто решает какие-то невозможные и невыполнимые задания, от исхода которых зависит судьба всего живого? Почему этим не занимаются те же валькирии, или, скажем, другие стражи света? Почему именно Мефодий Буслаев? Вообще, раньше Меф никогда не замечал за собой подобного. Жалеть себя он никогда не любил. Да и Арей довольно четко и жестко дал понять сразу, что если он хочет чего-то достичь, то нужно перестать себя жалеть. Необходимо засунуть свои возмущения и недовольства в одно место, и молча, с суровым видом (чтобы все боялись) идти к своей цели. Именно за такие наставления и уважал Арея Мефодий. За то, что он не приучал его к настоящему мраку, как делал бы кто угодно на его месте, к примеру, тот же Пуфс. В первую очередь он прививал Буслаеву реальный взгляд на вещи, без всяких идеалов и прочей ерунды. Показывал происходящее таким, каким оно являлось на самом деле. Возможно, Меф допускал такую возможность, Арей изначально не собирался окончательно склонять его во мрак. Однако, сейчас Мефодий понимал суть обеих сторон. Как бы странно из его уст это не звучало, но мрак по сравнению со светом подавал большие надежды, как не посмотри. Конечно, для стража света постыдно даже думать об этом, но речь не об эйдосах, а о мировоззрении. Стражам света всем без исключения прививают идеалы, качества справедливости, гордости, доброты и чести. Прямо-таки создают идеальных людей. Во мраке же царит алчность и гордыня, но это, как ни странно, лучше всего показывает человеческую суть. Это ближе всего к тому же миру лопухоидов, в котором до недавнего времени жил и Мефодий. Именно сторона мрака смотрит на вещи здраво. В прочем, Мефа скорее удивил сам факт подобных мыслей. После случая с дархом, а потом и с Варсусом, сторона мрака казалась ему абсолютно отвратительной. Вряд ли сейчас она стала казаться ему раем, но относиться к их восприятию и взглядам на вещи он стал лояльно. После таких размышлений Мефодий почувствовал в себе из ниоткуда взявшуюся смелость, поэтому все же расстегнул кофту и взглянул на крылья. Он вскрикнул. Ожидал чего угодно — поблекнут, станут серебряными, возможно даже бронзовыми, но вопреки всему этому, они просто потемнели. Как, к примеру, покупаешь, скажем, золотое колечко. Поносишь его какое-то время, да и отложишь в долгий ящик. Вспомнишь про него через пяток лет — а оно потемнело. Потемнело именно золото, которое на кольце, естественно, можно очистить. Вот только с золотыми крыльями светлого стража вряд ли бы удалось такое провернуть, иначе стражи света никогда бы не падали во мрак. Вдруг Мефа осенило. Он решил проверить все напрямую, поэтому взялся за крылья правой рукой и материализовал уже настоящие, для полетов. Он с легким страхом обернулся, но выдохнул. Ощущения были такие же, как и раньше, ничего не изменилось, как и сами крылья. Перья не стали ломкими, серыми, да, были, конечно, несколько черных перьев, но как заработал каждое из них — Меф помнил. В целом все было хорошо. Буслаев огляделся. Ему очень хотелось сейчас взлететь, однако, внутренняя интуиция упорно четким сигналом давала понять, что это плохая идея. По какой причине — неясно, известно только, что это могло бы плохо закончиться. Своей интуиции Мефодий верил, поэтому тяжело выдохнул и дематериализовал крылья. Зато сейчас, сидя в кольце этих прекрасных темно-фиолетовых цветов, вдыхая их сильный аромат, Меф испытал какое-то облегчение. Естественно, его ситуации не позавидуешь, но с другой стороны, он был рад, что Дафна все же выбралась и она не одна. Был рад, что выбрались Матвей с Иркой. Он неожиданно вспомнил последние секунды… Когда специально притормозил, чтобы Даф вырвалась вперед. Получается, что этим поступком он ее спас? Вероятно, что да, во всяком случае, лучше он останется здесь один, чем она осталась бы здесь одна. Логика была проста. Мефодий посидел еще несколько минут, а затем встал и поплелся в сторону, в которую полетел Депресняк. Терять ценного (хотя… может и не совсем) напарника сейчас было нельзя. Тем более этот кот был важен как для Мефодия, так и для Дафны. Все же, Меф не опускал руки и надеялся выбраться. Он подошел к краю опушки, обернулся и еще раз оглядел ее удовлетворенным взглядом, явно представляя, как еще не раз сюда заглянет. Однако, вопреки его ожиданиям, сюда он больше не вернулся. Там, куда полетел Депресняк, снова было мокро, сыро и грязно. Лес как будто делился на две части: там, где всегда светло, тепло и красиво, и там, где всегда мокро, грязно, темно и уныло. Вот вторую часть леса Мефодий уже, откровенно говоря, ненавидел всем сердцем настолько, насколько это возможно. Он шел, ощущая магический след ауры Депресняка. По лицу его постоянно хлестали мокрые и холодные ветки, а ботинки уже полностью заполнила вода. Идти было тяжело, но вот, где-то за деревьями пронеслась быстро тень. Буслаев сразу понял, кому она принадлежит, поэтому поспешил. По какой-то никому не известной причине, как только Мефодий думал, что вот-вот уже увидит Депресняка, его аура тут же оказывалась дальше, чем он предполагал. Так он попался несколько раз, пока не вышел к какому-то огромному камню. Огромному — не то слово. Здесь уже вновь светило солнце, а сам темно-серый камень стоял как бы на полянке, на которой не росло ни единого дерева. Хотя и места для их роста уже не осталось — все занял камень. По лицу Мефодия скользнула тень, а в следующее мгновение к нему на руки свалился Депресняк. Кот очень тяжело дышал, но в целом складывал впечатление довольного жизнью адского цербера, которому только что скормили десяток-другой грешных душ. Мефодий осмотрелся. Все полянки и опушки здесь были похожи и практически одинаковы. Ничего принципиально нового он не заметил, разве что трава здесь была темнее и холоднее по цвету, нежели на предыдущей. Он обошел камень по кругу и очень удивился, дойдя примерно до середины. То, что он вначале посчитал простым булыжником, на деле оказалось входом в какую-то пещеру. Мефодий чувствовал здесь следы магии, пусть и совсем немного. Пещеры сами собой не появляются в центре леса. Идти внутрь, если честно, не было абсолютно никакого желания. Сам вход был довольно большим, даже очень, как подумал Мефодий. Все потому что в высоту там могли поместиться три-четыре Мефа. Буслаев бы подумал, что внутри этой пещеры живут циклопы или дети гекатонхейров — такого титанического размера был вход, сперва, почему-то, показавшийся Мефодию не очень большим. И правда… Мефодий пригляделся. Вначале, когда он только подошел к булыжнику, вход был едва ли в два раза больше самого Мефа, а теперь как-то разросся. Искривление пространства в искривленном пространстве? Буслаева не переставала удивлять оригинальность местных особенностей. Он поразмыслил, состроил логическую цепочку и пришел к выводу, что ходить взад-вперед в поисках чуда — бессмысленно, а вот его любопытство сейчас гораздо важнее. Поэтому Меф все же решил зайти в пещеру. Нет, ну, а что? В темноте он видел превосходно, так что поводов для беспокойства не было. Он просто, взяв под подмышку Депресняка, направился внутрь. Однако, котик был против, поэтому отчаянно замяукал, парадируя скрежет при столкновении машин. Меф выдохнул и отпустил его, назидательно сказав, чтобы тот никуда не уходил и ждал его возвращения. Понял ли его Депресняк или нет — Буслаев так и не смог сообразить, поэтому просто пожал плечами и шагнул в темноту.***
Дафна открыла глаза. Она лежала и видела, как по светло-голубому небу плывут чистые и красивые белые облака. Каждое облако создавало в ее голове какой-то образ. Вот, скажем, черепашка, дальше сердце, а затем гитара… Сколько она пролежала так, узнавая в облаках все новые образы — неизвестно. Возможно, несколько часов, а может и лишь несколько минут. Счет времени потерялся, как и все лишние мысли. Сейчас перед ней и в ее голове было только небо. Внезапно, все разом обрушилось в ее сознание. Она вспомнила про Мефодия, про ленту Мебиуса, про случившееся в целом. Даф резко вскочила и опасливо огляделась, однако, не увидела совсем ничего. Причем ничего — в прямом смысле. Под ней, справа, слева и вообще везде было только небо. Будто она висит в воздухе, хотя сама прекрасно ощущала опору и поверхность, на которой сидит. Сперва она подумала, что умерла, но быстро отбросила эту идею, вспоминая заклинание, которым ее успокоили. Может она где-то в Эдеме? Бред… За всю свою жизнь длиною в тринадцать тысяч лет, она никогда не видела и не чувствовала ничего подобного. Есть шанс, что Даф просто не отошла от действия проклятия, но здесь ее проблемы как будто отодвинулись на задний план. Она, конечно, переживала за Мефодия, но сейчас это волновало ее не так сильно, как раньше. Хотя… Во всем, вероятно, виновата истерика. Дафна верила в Мефодия и даже на секунду не могла усомниться в том, что он выберется. Это же Буслаев… Упертый как баран, но от этого не менее любимый. Она улыбнулась, смотря себе под ноги. Улыбка вышла какой-то слишком ванильной, слава богу, что никто ее не видел. Даф медленно поднялась. Она высоты, естественно, не боялась, да и ее серебряные крылья все еще висели на шее. Дафна просто не верила, что может стоять в воздухе, не используя при этом крылья. Но удивительно было то, что облака летели, а ветра она не ощущала. Тут ее осенило. Значит, она в своем сознании. Успокаивающее заклинание, на самом деле, было усыпляющим. Они проходили их природу на уроках в Эдеме. Именно эти уроки она слушала внимательно, это было даже интересно. После использования подобных заклинаний, человек ненадолго погружается в сон. Длительность сна зависит от силы заклинателя, и может составлять от нескольких минут до нескольких дней. Усыпляющие заклинания, как ни странно, чаще всего используют для того, чтобы лопухоиды не узнали о существовании мифических существ и стражей в частности. Теперь ей оставалось только ждать. Флейты с ней не было, это же ее сознание, поэтому выбраться отсюда сама она не в состоянии. Дафна, простояв так пятнадцать минут, уже приготовилась к нескольким дням сна, как вдруг по небу пошли трещины, словно по стеклу. Все начало скрежетать, осыпаться, рушиться, послышался неестественный свист, а через мгновение перед ее глазами была только темнота. От неожиданности она хотела закричать, но прежде, чем открыла рот, услышала негромкие и спокойные голоса. Даф открыла глаза и увидела верхушки деревьев, все то же светло-голубое небо с облаками. Оно, конечно, никогда не сравнилось бы с тем, что она видела во сне, но это тоже было ничего. Дафне было тепло, и пахло… Костром? Да, определенно. Где-то слева изредка слышалось потрескивание. Она села и огляделась. Дафна сидела в темно-зеленом спальном мешке, поэтому ей и было так тепло. Слева, как она и предполагала, расположился ярко-оранжевый костер. Было еще относительно светло, но деревья все равно слишком плотно прилегали друг к другу и поэтому закрывали солнечный свет, так что костер было видно отчетливо. Вообще, атмосфера Дафне нравилась: довольно уютно. За костром, чуть поодаль, на спальных мешках сидели Матвей с Иркой и о чем-то оживленно спорили. Вдаваться в подробности она не стала, ей и без этого хватало переживаний. Сейчас уже было лучше, но все равно при мысли о Мефодии, хоть она в него и верила, у нее появлялось тяжелое ощущение в груди. Было тоскливо. Вдруг взгляд Ирки упал на нее, и она резво подскочила к Даф, практически перепрыгнув через огонь. Ирка озабоченно положила руки на плечи Дафны и спросила: — Как ты? Все хорошо? Ничего не болит? — Все нормально, не беспокойтесь… — ответила недоуменно Даф, переводя взгляд на подошедшего только что за Иркой Матвея. — Я в порядке, простите… Просто… Переволновалась! Да! — Ничего, со всеми бывает. — отозвался Матвей. — А сколько я проспала? — Часа два. — легкомысленно заявила Ирка. — А времени сейчас сколько? — поинтересовалась Дафна, осмысливая свои опасения. — Где-то пять утра… А что? — ответила Ирка, и вдруг глаза ее остекленели. Дафна думала, что солнце так слабо светит, так как уже вечереет. Но из-за того, что время в ленте течет иначе — сейчас только расцветало. С их попадания в ленту Мебиуса прошло всего несколько часов в реальной жизни. Если учитывать это, и Дафна проспала так два часа, то для Мефодия, по ее подсчетам, прошло чуть более чем полдня. Она стала немного больше волноваться, но в целом понимала, что своим волнением ничего изменить не сможет. Ирка, видимо, тоже это поняла, поэтому мрачно кивнула и отошла к Матвею. Голова немного кружилась после сна. Дафна поправила свои волосы, расплела их, снова заплела в два хвоста. Подтянула шнурки на кроссовках, джинсы, поправила куртку, а затем встала и направилась к костру. Как только она вылезла из мешка, сразу стало холодно. Она снова попыталась почувствовать Мефодия, но так и не смогла, поэтому стала осматриваться. Все деревья, которые раньше цвели и зеленели, теперь стояли голые и сухие. Трава была пожелтевшая и пожухлая, повсюду грязь, сырость, перегнивающие листья. Дул холодный и пронизывающий осенний ветер. Ярко-оранжевое пламя костра то пропадало, то вновь появлялось под его влиянием. Из огня с каждым треском вылетали частички белого пепла. Даф слишком долго дышала дымом, поэтому у нее заслезились глаза, и она встала, озираясь по сторонам в поисках Ирки. Даф обнаружила ее и поспешила к ней. — Что будем дальше делать? — спросила она, придерживая Ирку за плечо. — Мефа нужно спасать! Мы же не можем его там бросить! — А как? У тебя есть план? Мы обсуждали с Матвеем… Но уперлись в тот факт, что не знаем, как попасть обратно в ленту Мебиуса. — заявила Ирка с вызовом. — Мне самой не легче, пойми, Даф, я тоже переживаю. Нужно просто успокоиться и поверить в него. Он же сам Мефодий Буслаев! Точно выберется. Давай дадим ему хотя бы несколько часов. Если нет — будем думать, что предпринять. А пока давай я тебе чаю сделаю? Травяного, вкусного! На смородине! — Да, пожалуй, от чая я бы не отказалась. Ирка кивнула и поставила котелок прямо в костер, заливая листья и травы водой. Чай оказался очень приятным и вкусным, с нотками ягод и мяты. Даф даже немного удивилась, не ожидая чего-то подобного. За спиной у нее послышался неестественный треск, поэтому она обернулась и увидела там Матвея, который что-то усердно вырезал из ствола упавшей сухой сосны. Она засмотрелась, и через пять минут Багров поставил с обоих сторон костра два перекрестья, а между ними положил вертел. Получилось, конечно, не очень аккуратно, зато надежно. — У нас есть мясо? — поинтересовалась Даф. — В Греции есть все! — слегка улыбаясь, ответил Матвей. Опускаться сейчас до глупых шуток он не решался, не та ситуация. Он поставил рядом еще два перекрестия и протянул еще один вертел. Дафна засмотрелась, как дерево немного чернело, опаленное жаром костра. — А вообще, чтобы мясо съесть, его нужно поймать. Я вот могу, конечно, поохотиться, но в этих лесах найду максимум несколько белок, и то не факт. Так что знакомься: современная технологическая плита! На эти два вертела ставим ковшик или котелок и разогреваем, прямо как на настоящей плите. — Круто… С тобой в лесу не пропадешь… — протянула Даф. — Ага, это вам не на крылышках под райским солнышком летать… Тут и дожди иногда бывают. — съязвил Матвей, явно указывая на несамостоятельность Дафны. Та слегка разозлилась. — В последний раз, когда в Эдеме шел дождь, мир смертных захлестнуло всемирным потопом. Так что я бы на твоем месте несколько раз подумала, прежде чем желать райского дождика. — ответила и подмигнула Даф. Матвей ненадолго призадумался, но все же решил не отвечать. Сейчас он вообще чувствовал себя странно. Это чувство вины за Мефа просто пожирало его. Он был рассеян, не собран, расфокусирован, постоянно запинался, спотыкался, ошибался. А сейчас и шутить перестал! Да ну, что за бред! Он же не виноват на самом деле, да и Меф не такой уж и дурак — выберется. По крайней мере, Багров очень старался в это верить. Последние часы в его жизни выдались самыми напряженными. По факту он не находил себе места, постоянно чем-то занимался, ходил взад-вперед. Прямо как ребенок, который спустя очень долгие часы нытья, истерик и уговоров выпросил у родителей игрушку, но теперь чувствует вину и стыдится себя. Таким сейчас представлял себя некромаг. Хотелось все исправить, вернуть все, как было до этого, да и даром не нужна игрушка, добытая такими усилиями. Матвей хотел сейчас как никогда повернуть время вспять и все исправить. Да хотя бы просто вернуть Мефодию сотовый… Но сделать этого было нельзя. Много раз он прокручивал это в своей голове, и каждый раз когда доходил до осознания своей беспомощности — начинал что-то делать. Например, развел костер, или, скажем, очистил место лагеря от листьев, а еще попросил Ирку поухаживать за Дафной, но та посмотрела на него как на больного и попросила успокоиться. В любом случае, теперь оставалось только ждать. Все надеялись и верили в Мефодия, в то, что он сможет выбраться из ленты Мебиуса в ближайшие несколько часов.***
Мефодий спускался наощупь в темноте по выщербленному, местами расколотому камню. Он ничего не видел, но ступал так привычно, что сомнений не осталось — это была лестница. Вполне вероятно, что кто-то специально ее здесь вырезал. В пещере было довольно холодно и сыро, где-то вдалеке то и дело слышался звук ударяющихся о камень капель воды. Мефодий по сути реально не видел абсолютно ничего, хотя, конечно, силы мрака и помогали ему прекрасно видеть в темноте, но после того как Буслаев прошел несколько метров вглубь, он уже полностью потерялся. Заблудился, если можно так сказать. Он интуитивно понимал, что идет в правильном направлении, но зрение совершенно ему не подчинялось. Вспоминались уроки Арея со змеиной повязкой на глазах. Каждый шаг он делал твердо, сам не понимая, откуда такая уверенность. По ощущениям, спускался по лестнице Меф уже несколько минут. Звук падающей капли, которую услышал Буслаев еще на входе в пещеру, постепенно приближался, разносясь эхом по стенам. Неожиданно, когда Мефодий пытался сделать следующий шаг по лестнице, то споткнулся и оперся на обе ноги. Она закончилась. Где-то впереди, совсем неярко, — Меф даже подумал, что это иллюзия, созданная его мозгом, который давно не видел свет, — виднелась белая точка. Она была настолько мала, что если бы Мефодий шел до нее, то, вероятно, ему пришлось бы идти полжизни. Впрочем, вариантов не было, и он пошел вперед, прямо к ней, то и дело шкрябая подошвами кроссовок по полу пещеры. Вопреки его ожиданиям, точка приближалась с невероятной скоростью. Через несколько десятков метров она была уже размером с вытянутый кулак, а еще через сто — и вовсе размером с входную дверь. Мефодий заспешил и подошел к этой «двери», остановившись прямо перед ней. Она не излучала абсолютно никакого освещения. Словно наоборот поглощала его. Меф потрогал стены по бокам: сама пещера была абсолютно реальна и шириной едва ли превышала школьный коридор, по крайней мере, по памяти Мефодия. Поэтому понять, почему столь яркое свечение не освещало все вокруг — было невозможно. В голове проходила борьба: Буслаев решал, идти ли дальше или вернуться и попытаться найти другой выход. Интуиция, как ни странно, была на стороне похода дальше, а логика упорно сопротивлялась, как и инстинкт самосохранения. Мефодий привык доверяться интуиции, но инстинкт самосохранения работал как часы, поэтому он уже развернулся и собирался уходить, как что-то очень неестественно закололо в груди. Нет, это было не физическое воздействие, а скорее моральное. Это склонило чаши весов в сторону интуиции, и Буслаев, резко обернувшись, шагнул прямо в этот свет. Что было дальше — описать сложно. По крайней мере, Мефодий бы этого сделать не смог. Сначала ничего не изменилось, и он шел дальше, как ни в чем не бывало, только абсолютно не разбирал направления и пространства. Затем он резко начал падать. Понял он это только потому что почувствовал как откуда-то взялся ветер, дующий снизу, волосы необычно поднялись вверх, а из-под ног ушла опора. Перед глазами все было так же: просто белый цвет. Полет занял не особо много времени, но что было дальше — одна сплошная загадка. Прямо как сон, который тебе приснился утром, и ты вроде его помнишь, но, стараясь вспомнить, все больше забываешь. Так было и с Мефодием сейчас. Он вроде и что-то помнил, но по факту совсем ничего. Пока он об этом размышлял, Буслаев и не заметил, как оказался на небе. Сейчас мир сразу вновь обрел привычный вид: было видно расстояние, передвигались облака, а сам Мефодий стоял посреди какой-то дороги из белых узорчатых плит. Он поднял глаза и увидел храм… Храм, прямо как во сне, только гораздо меньше. Сейчас он по размерам походил на подходящий человеку. Меф огляделся и, не найдя другого выхода, направился внутрь. Это конечно не по указочке во сне летать, но сейчас тоже было быстро. Ворота были гораздо выше человеческого тела, но сейчас вполне реально было открыть их и самому. С тяжелым скрежетом они отворились, и Буслаев прошел внутрь. Все было точно как во сне: просто трон в самом центре зала. Только вот за одним исключением… Теперь на нем никто не восседал. Он был абсолютно пуст, как и сам храм не подавал признаков жизни. Мефодий сразу почувствовал, что эти серые изнутри стены… Это не то, что должно быть здесь на самом деле, тут как будто чего-то не хватает. Буслаев дошел до трона и огляделся. Никого не было видно. Вдруг он поднял глаза вверх и понял, что в храме нет потолка. Наверху виднелось небо, но небо не обычное, светло-голубое с облаками, а темно-синее, с скоплениям звезд, разноцветными галактиками и туманностями. От такого вида и неудобного положения у Мефодия подкосились ноги, и он случайно осел на трон. Резкий щелчок в голове дал понять, что это было ошибкой, поэтому Буслаев резко встал. Ничего не произошло, видимо, ему простили ошибку по неосторожности. Чтобы не допустить ее во второй раз, Меф отошел подальше от трона и стал прохаживаться по залу. В детстве Зозо часто водила его по церквям. Чаще не от того, что была особо верующей, а от того, что испытывала неподдельный интерес к мужчинам-священникам. Интерес этот, правда, быстро угас, но сами церкви Меф запомнил. В них у него всегда болела голова, и нос болел от запаха благовония. Здесь же этого всего не было, да и крестов в том числе… Храм выглядел антично. И слишком просто, хотя во сне Мефодий этого не заметил. Прошло еще минут десять, но ничего не изменилось. Меф по-прежнему ходил из стороны в сторону в ожидании чуда. В голову начали закрадываться сомнения: вдруг это просто ловушка или пустышка? Вдруг здесь нет никакого выхода, а само это место — просто ужасное стечение обстоятельств? Отсюда невозможно выбраться, а Мефодий просто потерял время, случайно попав сюда… Теперь уже его разум, откровенно говоря, захлестнула паника. Такая… Невидимая, но очень настойчивая. Нет, Меф не катался по полу в слезах и не звал маму, даже наоборот, внешне он выглядел сосредоточенным и серьезным. Но в мыслях у него бушевала буря. Он вспоминал, сколько всего с ним случилось, и через что он прошел. Разве, скажем, после того, как он прошел лабиринт, одолел Кводнона, отвернулся от мрака и пришел к свету, заполучив золотые крылья… Разве после этого он может так глупо умереть? Его там ждет Дафна, Матвей, Ирка… Троил, вероятно, надеется на успех задания. Шмыгалка ждет, чтобы вновь читать нотации по поводу безответственности и безалаберности Мефа, а еще чтобы постоянно напоминать ему про наличие огромного, просто необъятного таланта, но потом договаривать, что он этим самым талантом не пользуется. Эти мысли только нагнетали, поэтому Буслаев встряхнул головой и постарался подумать о чем-то другом. Но, к сожалению, ни о чем другом подумать у него не вышло. Мыслительные процессы в его побитом жизнью мозге вовсе перестали проходить. Он начал ходить туда-сюда, со временем немного ускоряясь, нервы начинали сдавать. В один момент уже захотелось вернуться назад, хотя Мефодий и понимал, что это невозможно. Дороги назад больше нет… Безусловно, можно было бы попытаться взлететь на крыльях, но вряд ли бы это куда-то привело. Повсюду было небо: сверху, справа, слева и внизу. И вряд ли если бы Меф просто падал вниз, он бы достиг мира лопухоидов. По внутренним часам Мефодия прошел уже почти час. Он просто лежал, тупо пялясь в «потолок» храма. Рассматривал разноцветные туманности, видел, как где-то, едва видно, пролетали кометы, оставляя яркий синий хвост. Видел, как сталкиваются фиолетовые, синие, красные и оранжевые галактики, образуются звезды. Видел множество вспышек и сияний. Вид космоса его бесспорно завораживал, но и в какой-то мере отталкивал, как что-то неизведанное и загадочное. Созерцание неба, однако, прервал сильный металлический скрежет. Мефодий резко вскочил и обернулся на открывающиеся бронзово-металлические ворота. Они двигались быстро, под уверенным напряжением того, кто их открывал, а на полу храма в свою очередь сверкали ярко-желтые искры от быстрого трения металла о камень. — Кто ты такой? — послышался грозный, громкий, низкий и суровый голос. Отнюдь, он был не злой, просто очень напущенный и эхом отдавался по всему храму. Однако, даже не видя говорящего, Буслаев подумал, что этот голос мог бы принадлежать какому-нибудь богу справедливости или веры, раз уж они в храме. Слишком он был правильный, звучал прямо как надо, ни тоном ниже, идеальный тембр, словно спрашивал оперный певец и судья в одном лице, а не кто-то еще. После долгого рассматривания темного звездного неба глаза Мефа еще не привыкли к свету, который излучал открывшийся проход. Поэтому Буслаев очень щурился, но все же довольно четко смог разглядеть силуэт птицы со львиной головой.