Долго и счастливо

      — Эмма, Эмма! Постой! Не так быстро, ребёнок, — поддельно запыхавшимся голосом кряхтел Пиноккио, так же, наигранно не поспевая за полуторогодовалой малышкой со светлыми волнистыми волосиками. — Ха-ха! Авус, — весело хохотала она, мелко, но быстро перебирая крохотными ножками по полу детской комнаты в детдоме, где спали совсем маленькие дети, ещё без разделения на мальчиков и девочек. — Не «Авус», а «А-в-г-у-с-т», — протянул тот, заключая «сестрёнку» в свои объятия, на что та стала шутливо брыкаться, радостно хихикая. — Авус! Авус! — упёрто повторяла Эмма, после чего протяжно зевнула. — Погоди, малышка, сейчас мы пообедаем, а после я уложу тебя, — сказал, ласково гладя маленькую светлую головку. Девочка нахмурилась, поджала верхнюю губу и замотала головой в разные стороны. — Ну, Эмма! Что я сделаю? — запротестовал рыжий. — Ладно, если у меня будет вкуснее, то поменяемся тарелками, — подмигнул он ей. Эмме видно понравилось такое заманчивое предложение и она радостно захлопала в ладоши. — Обедать! — громко прокричала младшая воспитательница очень неприятной наружности: взгляд её был вечно сальным, пропитым, как и её вечно испачканные в чём-то жирном руки, фигура напоминала развалившийся слоёный пирог, а выкрашенные в бордовый цвет волосы напоминали скорее нитки с перьями, дополняла весь этот образ огромная бородавка под широченными губами, тоже, кстати, бордовыми.       Все дети послушно метнулись в столовую, а нянечки взялись кормить самых младшеньких. Бут усадил Свон за стол, а сам пошёл за порциями отвратительной похлёбки для них. Когда мальчик вернулся, Эмма, уже нанюхавшаяся «прекрасного» аромата, сидела напряжённая и зелёная, словно уже успела отведать кушанье. — Ну, Эмма, всё не так ужасно, — шептал тот сестре, тем временем пытаясь всунуть девочке в рот хотя бы половину ложки. — Нет! Нет! М-у-а! — качаясь на стуле, хныкала девочка, в конце концов, зарыдав. — Тише-тише, успокойся, — безуспешно пытался её успокоить Пиноккио, но только он вздохнул с облегчением оттого что Эмма перестала рыдать, блондинка быстро замахнулась и со всей своей детской зловредностью отшвырнула тарелку с блюдом на пол, позади них. Поняв, что достаточно громкий грохот наверняка привлёк внимание той самой ужасной воспитательницы, Август Уэйн принял единственное пришедшее ему в голову решение — изобразить тяжелейшую муку на лице и упасть вслед за тарелкой. Вы спросите: зачем? А вот Гил, сидящий напротив, слёзно потрёт отшлёпанную ремнём филейную часть своего тела и снова горько уставится в тарелку. И, ведь то вышло случайно! Он просто поскользнулся. И поверьте, даже самым маленьким доставалось мисс Дастен, что подтвердит Джоз, который здесь почти с рождения. Все ребята тут же подскочили, с шоком уставившись на бледнеющего Бута, только не от потери сознания, а от страха. Но этого им знать не обязательно. Кто-то хорошо соображающий побежал за заведующей, которая вскоре оттолкнула старшую воспитательницу, что вместо дела, стояла и причитала, и потрепала мальчика по щекам. — Вставай, Август! — резко дёрнула она его, после чего тот невольно открыл глаза. — А? — якобы ничего не понимая, сказал тот. В итоге, Эмму не наказали, ибо не видевшие всей картины дети сказали, что Уэйн просто упал вместе с тарелкой на пол, побледнев. — Проти, — к концу дня, угрюмо молчавшая после происшествия малышка, подошла и уткнула в живот брата, извиняясь. Всё-таки, он набил шишку. — Ничего, — отмахнулся тот. — Просто пообещай больше так не делать, — улыбнулся он, потрепав сестру по волосам. — Угу.

***

      Белоснежка не спала. Да, на улице было уже достаточно темно и поздно, но сейчас определённо было не время для этого. Как бы её не морила усталость, чтобы выжить, ей нужно сбежать как можно дальше отсюда, ведь совсем недавно здесь проходили «болотные рыцари», как их звали некоторые, но это всё ещё оставались те Чёрные рыцари Злой Королевы, разве что прислуживали они теперь Коварной Королеве. Вот только, если раньше принцессе помогали укрываться её бывшие поданные, то сейчас из-за проклятия те, что любили её, возненавидели, они зажили чужой жизнью, с чужими воспоминаниями, в которых Белоснежка сначала убила их любимого и милосердного короля Леопольда, затем извела половину народа Зачарованного леса, а после всего этого ещё и убила Добрую Королеву Реджину, что отчаянно пыталась спасти королевство. А её собственный муж Девид стал личным охотником Коварной Королевы, как называла её Снежка, жаждущим одного: найти и убить Белоснежку, принести её сердце в подарок новой Королеве и кинуть на растерзание толпе. Жутко, жестоко, отвратительно. Как же это не похоже на настоящего Прекрасного принца — с горечью думает беглянка, вытирает слезу и вспоминает о дочери. А ведь ей, возможно, в сто крат хуже. Одна, совсем одна, с младенчества в незнакомом мире, где всё по-другому. Как же неудавшейся королеве хотелось думать, что с ней всё хорошо, и если бы та осталась в родном мире, то было бы хуже, ведь трудно бежать со всех ног из дворца, только оправившись от родов, а с младенцем бы вообще ничего не вышло!        Всё, что происходило последние три года, похоже на бесконечный кошмар. Один побег, второй побег, ненависть в глазах народа. Всё одно и то же, но заскучать времени нет. Поспать порой не удаётся, а именно во сне была теперь вся радость женщины. Каждый раз, стоило ей погрузиться в царство Морфея, она видела её, Эмму. Сначала просто младенцем, затем воображение стало пририсовывать ей новые черты: милые светлые растрёпанные хвостики, к которым сразу же захотелось прикоснуться, погладить, переплести в косу или распустить вьющиеся локоны. Затем поцеловать светлый лобик и увидеть радость, любовь в зелёных родных глазках. И в такие моменты Белоснежка была готова навечно уснуть — снова съесть проклятое отравленное яблоко и упиваться иллюзией счастья, надеясь, что хотя бы дочь, где-то там, в подсознании веря, что её не бросили, любит свою мать, пусть они никогда больше не увидятся…       Принцесса плачет. Горько, со всхлипами и судорогами, не переставая, рыдает. Её счастье действительно было разрушено, а проклятие её состояло в воспоминаниях, в памяти о счастливых днях с Девидом, и нескольких минутах с дочерью. Где-то совсем близко слышится лязг доспех и топот копыт. Это он. Прекрасный принц нашёл её. И сейчас у них завяжется бой: за любовь и за кровь.       Блондин спрыгивает со своего коня и без предупреждения и с остервенением кидается на Снежку. Опытная беглянка уворачивается и все её движения состоят, в основном, из увиливаний и защиты, она просто не может сделать любви всей своей жизни больно. — Сдавайся и ответь за свои деяния, — рычит не своим голосом рыцарь, делая ловкие взмахи мечом, всё время стараясь, прижать её к дереву. — Никогда! Слышишь?! — пытается достучаться женщина до него, вглядываясь в омут серых глаз, но видит в них лишь ненависть. Он слышит, но эти слова не имеют для него никакого значения, они только больше злят мужчину. Ярость пеленой затмевает всё вокруг, и в этом его ошибка. Брюнетка делает несколько выпадов исподтишка и вскакивает на его коня, после чего мчится на нём как можно дальше. Всё, что остаётся Девиду — подобрать отрезанную наточенным мечом смоляную прядь волос и вдохнуть её запах. — Я всегда найду тебя, Снежка, — мрачно говорит он, не отводя глаз от пряди, затем уже с безумным, одержимым взором глядит туда, где только что промчалась девушка, но ее след уже не виден. — Всегда.