Арагонская

— Если кратко, то всё произошло именно так, — подытожила свой рассказ и взглянула на брата. Тот находился в глубочайшем потрясении. Сомневаюсь, что такою информацию насчёт собственной сестры вообще можно как-то адекватно воспринять, но Саша, кажется, пытался. — Слава, скажи мне на милость, ты себе развлечения получше не смогла найти? — закономерный вопрос, на который я, скорее всего, ответа не дам. — От тебя я таких подвигов точно ожидать не мог. Можно было подумать, что я шибко хотела ещё раз встретить в своей жизни Дубровского и ещё больше проблем на свою голову наживать. Единственное, что чётко входило в мои планы на эту жизнь — закончить учёбу, начать путешествовать и умереть в старости и радости, обладая репутацией хорошего медика и отличного человека. Большое несчастье всегда состоит в том, что планы меняются вне зависимости от нашей воли. Дальнейший учебный день шёл без каких-либо особо знаменательных событий, потому что брат меня старательно игнорировал и, кажется, даже не хотел моё присутствие рядом с собой ощущать. В чём именно была проблема я так и не поняла; кажется, наш договор по поводу личной жизни касался только Саши, а я должна была нести перед ним отчёт. Совершенно глупая ситуация. Разочарование в глазах брата преследовало меня вплоть до следующего дня, когда его молчаливый укор сменился на злость, потому что после пар мне пришлось уехать в больницу: спустя несколько дней мучений я решилась поехать на приём стоматолога и заменить пломбу. Стоила ли процедура целого часа страданий и вновь относительно здорового состояния зубов? Определённо. Едва я пришла домой и захлопнула входную дверь, на меня вылетел Саша, весь пылающий праведным гневом. Тут я, кажется, на долю секунды остро пожалела о том, что забыла включить звук на телефоне. — Где ты была? И трубку чего не берёшь? — в его руке была сигарета, так что он явно нервничал, но не думаю, что только из-за меня. — Ты мне нужна была сегодня, а в итоге время уже - восьмой час вечера. — Зуб ездила лечить, я же тебе говорила, что надо ехать. Мог бы и сам свои проблемы решить, — агрессия на агрессию, так что я снимаю обувь и иду в ванную комнату. Брат идёт за мной и проходит в кухню, ничего мне не ответив. Ладно, надо приниматься за дела. На самом деле, если думать о сегодняшнем дне, некоторые события жизни вообще можно было опустить или вовсе не замечать, но вся проблема всегда заключается в наших головах, потому что мышление есть процесс долгий, нудный и не очень лестный для нашей психики. Однако, это особо никого не смущает, поэтому мы стараемся помнить всё до последней мелочи. Наверное, именно это не даёт мне сейчас нормально сесть за биохимию. Следующие сутки не были как-то особенно богаты на события, но усталость была жуткая. Погода, кажется, хотела проявить естественный отбор в природе и оставить на улицах только студентов и бомжей, потому что любой адекватный человек в этот ледяной ветер с дождём не выйдет ни за какие деньги. Даже представить себе не могу, как в таких условиях можно передвигаться на мотоциклах и прочем открытом транспорте, так что этим холодным днём я передвигалась исключительно на метро, даже не выполняя обязательные несколько тысяч шагов в день. Вернёмся к событиям предыдущих дней. Несмотря на то, что дежурства в больнице дались мне, кажется, ещё одним годом жизни, возникла срочная необходимость готовиться к дню рождения Рамиля, который должен был пройти буквально на днях; а точнее, необходимо было просто сдать отработки и дописать предметы, чтобы выходные ушли на сон и отдых. Правда, один вопрос всё же возникал: если брат так и не соизволит заключать мир, это заметят все и будет выяснение причинно-следственных связей, а осложнять кому-то жизнь мне бы не хотелось. Придётся, видимо, положиться на судьбу и собственную интуицию. Говоря о Дубровском, можно отдельно отметить моё подчёркнуто-вежливое сообщение, которое я ему отправила, когда собиралась на праздник. В нём я попросила не усложнять мне жизнь и оставить в покое. Конечно из-за этого вырисовывается хороший шанс вылететь с курса, потому что вышеупомянутый обязательно решит мне отомстить, но я из всех сил надеялась, что эгоизм не превзойдёт чувство здравого смысла. Ближе к вечеру я стала ощущать пассивную агрессию, которую мой брат, будучи под некоторым количеством коньяка, стал в мою сторону посылать. Конечно, было бы странно сказать, что я своего брата боюсь, но почему-то сидеть с ним за одним столом желания не было. Да и не пришлось, потому что один из моих хороших знакомых завёл речь о излюбленной теме детско-родительских отношений. Интересно, как скоро появится возможность съехать отдельно и наконец жить с правом на полное одиночество? По приезде домой брат закатил тихий, но совершенно отчаянный скандал, к которому я была настолько не готова, что включила все защитные функции своей психики, лишь бы не поломать окончательно хрупкое ощущение спокойствия в нашем доме. — Неужели ты правда думаешь, что мне на тебя всё равно? — донеслось в спину, едва мы зашли домой с лестничной площадки. Я принялась развязывать ботинки и игнорировать начинавшийся поток речи, потому что наутро брат сам об этом разговоре пожалеет. Пить он умеет, но на нервы ему это действует только так. — Я же твой брат. И ты прекрасно знаешь, что у меня нет от тебя секретов. Но у тебя они есть, и я даже представить себе боюсь, что ещё ты можешь хранить у себя за душой. Когда закончится эта хренова шнуровка? Плюнув на целостность ботинок, я стянула их с пятки и отшвырнула к чертям собачьим, чувствуя у себя на спине тяжёлый взгляд. Даже после таких коротких реплик мне становится не по себе, так что я повернулась и ответила: — Да тебе же ничего рассказать нельзя, соображаешь ты или нет? После каждого мною раскрытого тебе секрета, который ты из меня выпытываешь, у тебя начинается совершенно невыносимый контроль… Хотя, это слово даже не совсем то описывает, но твоё поведение в такие моменты вообще здравой оценке не поддаётся. Не порть день окончательно, пожалуйста. Оставь меня в покое. Внезапно мой порыв злости сошёл на нет, и теперь я видела перед собой мрачное и грустное выражение лица брата; он, кажется, тоже не придумал, чем продолжать наш не совсем приятный разговор. Позже, когда я лежала и смотрела в темноту комнаты и крутила в голове то, что нужно будет начинать учить к серии зачётов, в голову пришла мысль, которую я очень старательно избегала и вообще игнорировала так долго, что это позволило забыть вообще о том, что я думала про это. Дубровский, сука, не давал спокойно спать даже сейчас, хоть и существовал в реальном времени только в моей голове. Надо было назначить встречу и поговорить, как делают это обычные люди во время обеденных переговоров или походов по магазинам, однако чувство непонятно откуда возникшей гордости и самоуважения написать ему снова не давали совершенно, так что пару минут пришлось сосредоточиться на вдохе-выдохе, наполняя диафрагму кислородом и ослабляя учащённое сердцебиение. Думается мне, с такими оголёнными нервами уже и сердце скоро сдавать начнёт. Ничерта не дрожащими пальцами взяла в руки телефон, открыла мессенджер и напечатала недвусмысленное приглашение на короткую прогулку. После отправки Дубровский практически сразу прочитал его, и на долю секунды мне показалось, что он будто бы этого ждал. «Я думал, что по обыкновению мужчина должен приглашать даму на свидание, но вы, Мирослава, мои домыслы превзошли.» Захотелось зажмуриться.