Слабость

      — Ну что же, Маргарита Николаевна, я выполнил вашу просьбу, — глядя куда-то мимо, произнёс Воланд. — Желаете ли Вы попросить ещё о чем-то?       — Благодарю, мессир, благодарю! Всесильный! Воланд всесильный! — восклицала опьянённая восторгом Маргарита. — Больше мне ничего не нужно! Вы исполнили все мои пожелания! Скажите, властелин, мой мастер и вправду сейчас оказался дома?       — Да, — монотонно ответил Сатана, — в своём подвале. Алоизий же едет сейчас на поезде в Ялту.       — Всесильный! — вскричал Коровьев, пока Марго распахнула счастливые глаза и прикрыла рот рукой, не в силах ни сдержать бушующую радость, ни проронить и слова.       — Позвольте спросить, мессир, а зачем же Вы интересовались, хочу ли попросить ещё чего-то, если я вправе выбрать лишь одну вещь? — поинтересовалась Маргарита Николаевна, когда совладала с безумными своими чувствами.       — Не думаете ли Вы, Маргарита, что я настолько скуп, чтобы не задать Вам этот вопрос? Признаться, это был один из самых лучших балов, которые я повидал на своём долгом веку… — наконец Воланд обратил взор на новоиспечённую ведьму. Левый глаз его на секунду вспыхнул и тут же потух.       — Что Вы, что Вы, ни в коем случае! — опередил Маргариту Фагот, за что был награждён весьма осуждающим взглядом мессира.       — Тогда разрешите и мне попросить Вас ещё кое о чем, — сказал он. — Поговорите со мной, прежде чем уйти.       — О, королева, соглашайтесь! — свита не желала умолкать. На этот раз голос подал Азазелло. — Не пожалеете! Мессир отличный собеседник!       Маргарита залилась звонким смехом. Её веселила чрезмерная забота свиты о чёрном маге.       Воланд приподнял уголки губ. Красиво смеётся.       — Вам я не могу отказать! — ответила Маргарита. — Давайте поговорим!       Она снова захохотала.       — Да будет так! — Воланд хлопнул в ладоши и, к большому удивлению Маргариты, а к ещё большему для самой свиты, Коровьев, Азазелло, Бегемот и Гелла вмиг испарились из комнаты, и лишь дверь за ними успела с грохотом закрыться. С хлопком исчезла и нагота Маргариты. Теперь она была облачена в светлую блузу с длинным рукавом до запястья, застёгнутую аж на самой шее, в изумрудного цвета юбку по щиколотку и велюровые, в тон блузы, чёрно-белые туфли. Сатана же сменил свою длиннополую сорочку на чёрный фрачный костюм и белоснежную рубашку, по обычаю, чтобы не задумываться долго. Маргарите её одежда очень понравилась, она была роскошна и утончённа, сидела идеально, но никак ей не удавалось понять, почему Воланд вдруг так резко сменил взгляды на стиль.       — Позвольте… О чем же Вы хотели поговорить, мессир? — начала женщина, пытаясь обратить внимание смотрящего совершенно безучастным взглядом куда-то вдаль, дьявола.       — О Вас… О Вас, Маргарита, — все также холодно проронил мессир, — Скажите… И вправду Вы счастливы?       — Теперь? О, Воланд, Вы не представляете, как я счастлива! Счастливей всех Маргарит уж точно! — она смеялась, но уже не так весело.       — Вы горды… И сильны… Вы имеете полное право быть счастливой. Я хочу попросить Вас, прежде, чем Вы покинете эту квартиру, задумайтесь хорошенько о своих желаниях, — Сатана наконец повернулся к Маргарите и посмотрел четким, прямым взглядом. Ей показалось, что на миг, на кратчайшее мгновенье в его мёртвом левом глазе отразился блик. Он продолжил:       — Вы просили вернуть вашего любовника мастера. Что ж, видимо, он способен Вас осчастливить, а значит, желанием Вашим было счастье. Это одна вещь, поэтому я интересуюсь, что могу сделать ещё, ведь только он один не сможет сделать Вас абсолютно счастливой?       Он отвернулся и опустил веки. Маргарита вдруг заметила, как стало тихо. Слышно было лишь потрескиваете огня и ровное, глубокое дыхание мессира.       — Он… Способен, всесильный, способен. Но я одна подарить ему радость не сумею! Его рукопись! Мой мастер, мой бедный мастер написал роман о Пилате, а затем сжёг его! Без этой рукописи не будет ему покою. Так прошу, раз уж Вы так щедры, верните роман!       Воланд открыл глаза. Озорной, бесстрашный и раскованный голос Маргариты теперь дрожал… Было больно видеть, как она страдает.       Мессир молча поднялся, подошёл к камину и засунул руку в огонь. Ведьма успела лишь ахнуть, когда он достал из пылающих дров чистую, неповреждённую рукопись. Маргарита прижала ладони ко рту и тут же бросилась к Воланду. Она выхватила книгу из его рук и уткнулась лицом в страницы. Ни о каком «Благодарю покорнейше, мессир» и «Всесильный, всесильный!» не могло быть и речи.       Женщину затрясло, она сползла по камину на пол. Та самая последняя страничка…

«Пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат»…

      Все чувства её словно смешались в комок. У той, прежней Маргариты сейчас блестели на глазах слёзы. Да, это и вправду так… Мастер ждёт её в своём подвальчике, и его рукопись у неё в руках. Все это казалось невозможным, неосуществим, но, видимо, было реальным. Радость как-то глухо отозвалась в её сердце.       Она поднялась.       — Спасибо, спасибо Вам… — говорила спокойно, не отрывая взгляда от обложки, без былого интереса поглаживая её пальцами. — Теперь… Теперь я… счастлива…       — Вы сделали самый человечный выбор из всех предшественниц. Я вижу, Вам нравится быть ведьмой? — Воланд облокотился на камин, и колени его лизнуло пламя. Он не смотрел на Маргариту. Пусть плачет, если ей нужно.       — Быть честной, да, мессир, очень нравится. Но я посмею попросить Вас не принимать это ровно ни в какой счёт… Тем более, сейчас себя я ведьмой уже не чувствую, — как-то очень печально вздохнула королева.       — Я бы и не принял это в счёт, Маргарита. Ваше поведение гораздо более легко прочтимо, чем думаете. Но меня восхищает, с каким достоинством Вы стремитесь показать обратное.       — Благодарю, мессир. Простите, что указала Вам…       — Вы сказали, что Вы счастлива. Вы сказали, что Вам нравится быть ведьмой. Вы сказали, что теперь не чувствуете себя ею, и Вы сказали, что лишь мастер и его роман сделают Вас счастливыми. Почему же я не вижу радости? Лишь в отсутствии ведьмовского ощущения дело?       Он повернул голову в её сторону. Она поднялась. Правый глаз Воланда читал Маргариту, как открытую книгу. И пылал при этом во много раз ярче, чем возродивший рукопись огонь.       — Нет… Знаете, Вы правы. Здешние люди чудовищно слабы и неоднозначны. Я пришла сюда лишь за одним: чтобы вернуть мастера, чтобы быть наконец-то с ним! А теперь меня что-то оттягивает… Словно скована я этим местом, мессир, и совсем не так влечёт меня теперь подвальчик… Безусловно, я хочу туда, хочу к нему, но чувствую, что, покинув это место, совершу какую-то огромную ошибку.       Маргарита говорила истощённо и безрадостно. Она вздохнула, опустила взгляд и скромным, тихим дрожащим голосом прошептала:       — Я запуталась, Воланд. Помогите мне. Воланд, вот моя просьба. Я боюсь, как бы всё, вся моя жизнь не была сплошною огромною ошибкой. Если Вы видите меня насквозь, Воланд, то объясните же мне чувства, которые я понять не в силах…       «Здешние люди чудовищно слабы и неоднозначны»… Воланд и сам ощущал непреодолимую слабость. Что-то грызло его изнутри, какая-то жажда одолевала все тело, и сжималась от этого плоть, и ужасно худо ему становилось, когда он смотрел на женщину. Он может прочесть кого угодно, и знает судьбу каждого, но вот себя самого сейчас, похоже, не поймёт ни за что. Вот и она, Маргарита, просит сказать ей истину, ведь тоже запуталась… Но ещё никого Воланду не было так трудно понять, как её…       — Вам незачем терзать себя. Я не могу сказать Вам, что Вы чувствуете, поскольку каждое моё слово придаст неверный оттенок Вашим чувствам. Лишь попрошу Вас поступить так, как говорит сердце. Вы, люди, слабые существа. Иногда корыстные, иногда подлые, но — люди. Слабы своей человечностью, своими душами, своими сердцами. Но это ли слабость? — он помолчал и, понизив и без того тяжёлый голос, добавил. — И так ли всесилен тот, кто этой слабости поддаваться не имеет права?       Воланд дрогнул. Правую руку, скрытую от Маргариты за камином, он сжал в кулак. Пальцы его побелели, а чёрный глаз заболел. Он стиснул зубы и сквозь резь приподнял уголки рта. Чёрт.       — Спасибо Вам, мессир. Вы дали мне объяснения, хоть и неполные. Все, чего я хочу теперь — это покоя. И я знаю, что мне придется ещё страдать, чтобы его обрести. Я верю, что Вам неизвестно, что мне нужно сделать, дабы обрести этот покой. Я верю, что Вы бы рассказали, если бы знали. Я верю Вам, так поверьте и Вы мне: здесь мне тоже хорошо, с Вами и Вашей свитой. И я буду вспоминать самым лестным образом каждую секунду, проведённую этой ночью…       Маргарита склонила голову и стала отходить к двери.       — Вы говорите, Марго, что можете совершить ошибку, покинув это место? — Воланд шагнул к ней. — И Вы утверждаете, что воспоминания о сегодняшних мучениях принесут Вам утешение в дальнейшем? — он ступил ещё ближе. — Вы верите и просите верить! — Сатана был в трёх шагах от ведьмы. — И все это — правда?!       Женщина потупила взгляд. С хлопком ладоней дьявол неузнаваемо изменился: он то удерживал её ничтожными, бессмысленными вопросами, то не замечал, отводя взгляд и смотря вдаль. Но Маргариту это зацепило. Словно они поменялись ролями. Человек — всесильный, Сатана — смертный… Словно ведьма-Марго отбирала у Воланда его тёмную мощь.       — Правда, мессир, всё, до единого слова. Не Вам ли знать… — немного приподняв бровь, бросила она.       — Кажется, я сказал Вам, что вовсе не всемогущ. Величайшей Вашей ошибкой может быть лишь подобная мысль, — расстояние сократилось до двух шагов, — но я благодарю и восхищаюсь Вашим терпением и стремлением к утопии, Марго, — он шагнул снова. — Что ж, знайте, что мы не пользовались Вами. Вам будут рады тут в любое время. Если мы Вам понадобимся, просто позовите нас, как позвали Фриду. Повторюсь, проход сюда для Вас, королева, разрешён и даже желателен. Так что пусть покинет Вас чувство вины из-за возможной ошибки. Вы в полном праве покинуть эту квартиру навсегда, но, даже если Вы объявите это мне, а когда-то снова придёте и позовёте, знайте: мы будем рады, и ни капельки зла не удержим на Вас… — торжественно произнёс он. Но реплики своей мессир не договорил.       Воланд подошёл вплотную и почти неслышно, очень интимно, так, чтобы уж точно их беседа была известна лишь им одним, спросил:       — Так ты будешь ещё приходить? Будешь?       Слёзы потекли по щекам Маргариты. Она легонько провела рукой по холодной дьявольской щеке.       — Конечно, буду. Обещаю, — и приоткрыла дверь, тихо вышагивая из уставленной свечами квартиры. Почти закрыв её за собой, она вдруг по-прежнему весело и задорно улыбнулась своей ведьмовской улыбкой. — Теперь уж нет никакого обмана, и мне все абсолютно ясно. Теперь я счастлива, Воланд! — и ушла.       Мессир ещё долго смотрел на закрытую дверь и дотрагивался до щеки, по которой скользнула рука Маргариты. Наконец и он мог позволить глазам помокреть. Время снова начало свой отсчёт.       Воланд простоял так перед дверью до рассвета, глотая солёные капли и глядя на дверную ручку. Он слушал, как трещит огонь, и улыбался своей человеческой слабости…