Мой Господин: Урок подчинения

– Я жажду всех этих восхитительных сложностей, которые вы можете так мастерски доставить мне. Пожалуйста, – ее голос задрожал, и она закрыла глаза, нежно потираясь об его ладонь. – Пожалуйста. Люциус прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, наслаждаясь ощущением ее мягкой кожи на своей ладони. Слова Гермионы были настолько полны нежности, страсти и… покорности, что вызвали в нем волну жара. Волну, что коротко обожгла его внутренности и устремилась к паху, где его либидо согласно взвыло в ответ на ее мольбу. Он ласково погладил ее по щеке и прошептал: – Мне трудно отказать тебе, моя дорогая, – после короткого раздумья он сдался, и с его губ сорвался вздох. – Хорошо, мы продолжим. От его взгляда не укрылось то, как слегка приподнялись уголки ее рта, когда она прошептала: – Спасибо, Господин. Вы самый добрый и понимающий, – она так и не подняла глаза от пола. – Хм-м, так будет не всегда, моя дорогая, но сегодня я рад потакать тебе. Взяв себя в руки, он выпрямился и оглядел ее с ног до головы. Придвинувшись ближе, он осмотрел веревки, обмотанные вокруг ее предплечий и запястий. Не торопясь, он тщательно проверил ее кожу на предмет ожогов от веревок и лишний раз убедился, что они не затянуты слишком туго. Ее кровообращение было нормальным, конечности не посинели. Он потратил на это больше времени, чем необходимо, осознав, что ему нравится стоять, тесно прижавшись к ней и ощущать ее дрожь предвкушения и тихое дыхание у своей груди. Он наклонился, и его дыхание пощекотало ее ухо. – Как чувствуют себя твои плечи, руки, ладони? Я могу развязать веревки и дать тебе передышку. Гермиона вздохнула, чтобы успокоиться. Несмотря на то, что его вопрос звучал обычно, тон его голоса и то, с какой страстностью он это произнес, заставили ее жаждать прикосновений. – Я нигде не ощущаю напряжения, Господин. Поза немного странная, но неудобства я не чувствую, – ее голос слегка дрожал. Отступив, Люциус обошел ее по кругу еще раз, после чего остановился спереди и приподнял ее подбородок, заставив посмотреть ему в глаза. – Я собираюсь подвесить тебя. И я не дам тебе упасть и не наврежу тебе. Во взгляде Гермионы не было ни капли страха. – Ты произнесешь стоп-слово, если понадобится. «Желтый» для замедления, «красный» для остановки. Ты поняла? – Да, Господин. Люциус взмахнул палочкой, и из угла комнаты к нему подлетела сумка. Гермиона снова опустила взгляд, но она могла слышать, как он роется в сумке. Он приложил к ее животу обтянутую черной кожей перекладину шириной в четыре дюйма (4 дюйма = 10 сантиметров, прим. переводчика), и та расположилась между ее грудей, доходя до лобка. Взмахнув палочкой, он пробормотал заклинание приклеивания, заставив инструмент прилипнуть к ее телу. Затем, взяв полоску черной кожи шириной два дюйма, он обернул ее вокруг бедра Гермионы, закрепив с помощью того же заклятия. Он повторил действия на другом бедре, оставив ее с полосками черной кожи вокруг бедер и перекладиной, прикрепленной к груди. Люциус сделал шаг назад. – Ты прекрасна в черной коже, – он слегка покачал головой, шагнул к ней и нежно высвободил ее нижнюю губу из плена зубов. – От этого у меня тоже есть средство, – прошептал он. Гермиона подняла на него взгляд и увидела, как он хитро улыбается. От его дразнящей улыбки у нее по рукам побежали мурашки. «Мерлин, какой же он сексуальный». Его распущенные волосы, его взгляд, устремленный на нее, покрасневшая кожа, мышцы плеч и торса, сокращающиеся от движения, дорожка светлых волос, идущая от пупка и исчезающая под штанами… Все это буквально кричало об его природной сексуальности. Сомнений не было в том, что в этот момент Гермиона была самой счастливой женщиной в мире. – Поскольку это наша первая сессия с подвешиванием, мы будем использовать эту перекладину для поддержки. Я объясню все далее. В будущем я буду подвешивать тебя только на веревках, но сегодня у нас первая проба, – порывшись в сумке, он вытащил два черных ремня поменьше и, опустившись на колени, обмотал их вокруг икр Гермионы. Вставая, он медленно скользнул ладонями вверх по ее ногам, бедрам и дальше по телу. Правая рука задержалась на внутренней стороне бедра. – Интересно, обнаружу ли я здесь влагу… хм-м? – он громко усмехнулся. – Уверен, что да. Гермиона тихонько охнула, почувствовав, как длинные пальцы погладили ее складочки, а затем скользнули во влагалище и вышли. – Ах, какая хорошая девочка. Мокрая для своего Господина, – убрав руку, он поднес пальцы к ее рту и скомандовал: – Открой. Гермиона послушно открыла рот, и перемазанные ее смазкой пальцы коснулись языка. – Оближи их дочиста. Приподняв бровь, Люциус смотрел, как она тщательно посасывает и облизывает его пальцы своим восхитительным язычком. Гермиона смотрела только на пол перед собой. Он не приказывал ей не поднимать взгляда во время подвешивания, и ее естественная склонность к подобным вещам его порадовала. Придет время, когда ей вообще будет запрещено смотреть на него без разрешения. Однако это произойдет позднее в ходе ее обучения, когда он станет играть роль более отстраненного и строго Доминанта во время их сессий. Убрав пальцы, он слегка погладил ее по голове и продолжил объяснение. Его голос звучал успокаивающе. – На доске и кожаных ремнях, охватывающих твои соблазнительные бедра, есть петли, сквозь которые пройдет веревка. Подвешенная, ты будешь прекрасна… связанная и беспомощная, чтобы я мог любоваться и наслаждаться тобой, – прошептал он, прижимаясь щекой к ее виску. Подхватив свисающую веревку, Люциус продел ее в петлю, продолжив то же самое с прочими петлями и веревками. Со взмахом его палочки с люстры спустились еще четыре веревки. Их он привязал к ремням у Гермионы на ногах. Коротко изучив ее, он строго сказал: – Вы скажете стоп-слово, мисс Грейнджер, если не сможете больше терпеть, почувствуете дискомфорт или вас что-то напугает. Это понятно? – Да, Господин. По мановению его палочки Гермиона оторвалась от пола и наклонилась вперед так, что ее тело вместе с поддерживающей перекладиной оказалось параллельно земле. По ее предположению, она повисла на высоте примерно четырех футов (около 120 сантиметров – прим. переводчика). Еще один взмах палочки, и ее ноги подтянуло назад так, чтобы она висела идеально ровно. Люциус взялся за ее правую икру и согнул ногу, чтобы ступня оказалась рядом с ягодицами. Еще один взмах палочки, и ремешок на ее правом бедре прикрепился к ремешку на икре. Когда Люциус проделал то же самое с левой ногой, Гермиона поняла, что дрожит от волнения и возбуждения, хоть и чувствовала себя в полной безопасности. Ее икры были теперь привязаны к бедрам, но не слишком туго, так что это не вызывало дискомфорта: она могла слегка пошевелить ими. Веревки легко удерживали ноги на весу. Руки остались все так же связаны, как и раньше, но теперь были слегка разведены в стороны. Люциус легонько толкнул ее в плечо, и ее тело начало раскачиваться. Гермиона по-прежнему, не отрываясь, смотрела в пол под собой, понимая, что рада наличию доски, поддерживающий ее вес. Она знала, что Люциус добавил доску исключительно для ее удобства, ведь, учитывая его знания и опыт, в этом не было совершенно никакой необходимости: однако он хотел, чтобы она чувствовала уверенность в своей безопасности. И она действительно чувствовала себя более чем в безопасности. На самом деле, она ощущала себя развратной и божественно прекрасной с раскинутыми и приподнятыми над головой руками и уязвимо раздвинутыми ногами. Нельзя было не заметить, что, как и в прошлую пятницу, Люциус расположил ее таким образом, чтобы иметь полный доступ к любому отверстию ее тела. Она уже поняла, что этот человек умел брать от жизни всё, и была счастлива стать инструментом его удовольствия. Ее тело продолжало раскачиваться, и казалось, будто она летит. И впервые в жизни Гермиона не возражала. Ей пришлось сдержаться, чтобы не фыркнуть, когда в голове пронеслась фраза Питера Пэна: «Я могу летать!». Это совершенно точно была вина Драко. Люциус сделал шаг назад и полюбовался видом. – Ну разве ты не прекрасна? Он посмотрел на переплетение веревок, свисающих с люстры и идущих к доске и ремешкам на ее соблазнительном теле. Он обожал наблюдать за подвешенными красивыми женщинами, находящимися в его власти. Однако видеть именно эту женщину являлось испытанием, которое не было по силам простому смертному. Жаль, что фотографии были ее неснимаемым табу. Он отдал бы всё, чтобы иметь возможность всегда любоваться этим видом. Не в силах больше ждать, Люциус взмахнул палочкой, и веревки опустились ниже, так что лицо Гермионы оказалось на одном уровне с его пахом. – Идеально, – промурлыкал он, стягивая с себя штаны и высвобождая член, который подпрыгнул у ее лица. – Как насчет того, чтобы должным образом поблагодарить Господина за усилия? Неспособная двигать ничем, кроме губ, Гермиона широко открыла рот и подняла взгляд на Люциуса. Его глаза горели от вожделения, а член с побагровевшей головкой покачивался у губ, выражая неистовое желание. Скользнув ей в рот, Люциус начал нежно толкаться внутрь, придерживая ее голову. Гермиона попыталась расслабить горло, чтобы принять его глубже, но поняла, что давится его размером. Люциус схватил ее за волосы и потянул голову назад, позволив ей сделать глубокий хриплый вдох, после чего толкнул ее обратно и снова проник членом в ее горячий рот. – Да-а-а. Соси мой член вот так. Хоть он и не был слишком груб, но также он не был и нежным, и Гермиона почувствовала, как у нее между ног начала скапливаться влага. Она наслаждалась абсолютным доминированием Люциуса и тем, что ей не нужно ничего контролировать. Лаская его языком, она двигала головой вверх-вниз по длинному стволу, но поняла, что это неудобно из-за позы, в которой она находилась. Словно прочитав ее мысли, Малфой прошептал: – Ты прекрасно отсасываешь, малышка. Очень хорошо справляешься. Она приняла его член глубоко и снова подавилась. – Люблю, когда ты давишься моим членом, Куколка. Однако с практикой это пройдет, – он погладил ее по голове и улыбнулся, глядя на нее хитрым взглядом. – И уж поверь, практики у тебя будет много, – он продолжил легонько толкаться в ее соблазнительный рот, придерживая голову. Его глаза потемнели при виде того, как Гермиона с трудом пыталась приспособиться к его размеру. Он видел очертания своего члена, когда надавливал им изнутри на щеку и горло. Глаза Гермионы расширились, и она подавилась, когда он вошел еще чуть глубже, а затем снова отстранил ее от себя за волосы. На этот раз он позволил ей сделать три вздоха, прежде чем снова вошел в рот. Люциус не мог отрицать ту часть себя, которая наслаждалась этой маленькой пыткой. Гермионе еще предстоит познакомиться с этой его стороной – темной стороной, пусть обузданной и сдерживаемой, но все-таки темной. Наконец он решительно отстранился, понимая, что пора дать отдых ее непривычному к подобному обращению рту. Как раз в тот момент, когда челюсть Гермионы начала уставать, а легкие перестали выдерживать, Люциус отстранился и отошел от нее. Он ничего не сказал, но она услышала, как он снова роется в сумке. Она успела заметить что-то у него в обеих руках, а затем мир исчез, когда он второй раз за вечер завязал ей глаза. – Открой рот широко, – прошептал он. Гермиона открыла рот, ожидая член, и была удивлена, почувствовав нечто совсем другое. Оно было круглым и резиновым. Не слишком большим. Это ощущалось как большой шарик, проскользнувший ей в рот. Послышался тихий шепот, и шарик начал увеличиваться. Он стал ощутимо больше, перестав расти ровно до того момента, как это начало доставлять дискомфорт. Затем он немного уменьшился, и Гермиона ощутила, как у нее на затылке затянулся ремень. – Это кляп в виде шарика, моя дорогая. Он не даст тебе кусать твои сочные губы, как ты это частенько делаешь. Люциус медленно обошел ее, разглядывая обнаженное подвешенное тело. – Ты выглядишь сейчас так соблазнительно. Связанная, подвешенная, с повязкой на глазах и кляпом – полностью в моей власти. Гермиона слышала, как он ходил вокруг нее, а затем ощутила в своей руке что-то мягкое. – Я вложил тебе в руку шарф. Он привязан к твоему запястью. Если ты захочешь произнести стоп-слово, просто вырони шарф: он будет свисать с твоей руки, как флаг, сигнализируя о том, что мне нужно остановиться. Попробуй. Гермиона разжала ладонь, и шарф выпал. – Прекрасно. Она почувствовала, как он снова вложил ткань ей в руку. – Что ж, давай посмотрим, как у тебя дела. Гермиона ощутила легкое прикосновение к промежности. Если бы она могла говорить, то сразу ответила бы, что из нее течет. Его грубые, почти насильственные толчки ей в рот заставили ее изливаться, словно вулкан Везувий. – О, мисс Грейнджер. Вам определенно это нравится. Какая вы мокрая для меня. Внезапно ее ноги рывком раздвинули. Она издала приглушенный стон, когда он вошел в нее, и влагалище сжалось от желания, практически засасывая его. Поначалу он двигался медленно, давая ей возможность насладиться каждым дюймом члена, проникающего в нее. Она мысленно улыбнулась, услышав гортанный стон, который Люциус издал, выйдя и снова толкнувшись внутрь. Сжав ее бедра, он взял быстрый темп. Он вбивался в нее почти до боли, снова и снова задевая шейку матки. Гермиона не смогла сдержать почти беззвучные стоны в такт его толчкам. Кляп в виде шарика не только не позволял ей говорить, но и приглушил звуки. Она знала, что, если бы не это, то она звучала бы сейчас как дешевая шлюха. Во рту скапливалась слюна, и из-за кляпа было трудно ее сглотнуть, так что она стала проступать вокруг резинового шарика. Однако Гермиона настолько растворилась в удовольствии, что не обратила на это внимания. Подвешенное в воздухе, ее тело бесконечно раскачивалось короткими рывками, и хватка Люциуса сохраняла эту амплитуду. Ощутив, как его рука спускается вниз, чтобы поласкать клитор, она поняла, что долго не продержится. Не имея возможности говорить, она изо всех сил попыталась сдержать нарастающее удовольствие, опасаясь разочаровать Люциуса. Она знала, что ей не стоит кончать без его разрешения, особенно во время сессии. Понимая, что, если он продолжит ласкать ее вот так, то она не справится с собой, Гермиона попыталась отстраниться, выгнув спину. Однако из-за доски, прикрепленной магией к ее телу, это было невозможно. Она попробовала сжать ноги, но у нее не вышло из-за веревок. Пальцы Люциуса продолжали танцевать у нее на клиторе, и ее сдавленные стоны стали отчаянными, так как до оргазма оставались считанные секунды. Пытаясь отвлечься, она начала мысленно повторять способ приготовления Оборотного зелья. «Добавить три порции спорыша… хотя нет… водорос…». Люциус знал, что ее оргазм близок, и видел, что она пытается сдержать его. Попытки Гермионы выгнуть спину и сдвинуть ноги, чтобы лишить его доступа к ее сладкому влагалищу, позабавили его, но больше... тронули. Он не давал ей приказа не кончать, но, учитывая натуру Грейнджер – с ее вечным стремлением к перфекционизму, – ему следовало предвидеть, что она будет придерживаться одного из самых распространенных правил БДСМ сообщества: никогда не кончать без разрешения. Чувствуя, как приближается его собственный оргазм, он хрипло скомандовал: – Кончай, моя дорогая. Залей меня смазкой. Я хочу видеть под тобой на полу лужу. Еще пара движений пальцев на клиторе, и Гермиона ощутила, как напряглось ее тело, а затем по нему прокатились волны оргазма, а влагалище судорожно сжалось. Уронив голову, Гермиона обмякла в своих путах. Затуманенным разумом она смутно осознавала, что Люциус продолжал вбиваться в нее. Схватив ее за волосы, он резко дернул, заставив ее вскинуть голову. Боль была резкой, но в то же время возбуждающей, несмотря на изнеможение. – Еще не время, Куколка. Ты можешь еще раз. Ради своего Господина. Ее голова закружилась, сопротивляясь приказу. Это было невозможно. Она точно не сможет кончить еще раз! Да, у нее бывали множественные оргазмы раньше, но в этот раз все было иначе. Она была вымотана. В ней стала расти паника из-за страха вызвать неудовольствие Люциуса. Его безжалостные пальцы вернулись на сверхчувствительный клитор, и тот взвыл от продолжения нежеланной стимуляции. Люциус продолжил потирать, пощипывать и постукивать, и глаза Гермионы начало покалывать в преддверии слез. Однако каким-то образом в ней снова постепенно стали вспыхивать искорки удовольствия. Она замотала головой в отрицании. Прозвучавший голос Люциуса, властный и требовательный, тут же подавил ее невербальный протест. – И не качайте мне тут головой, мисс Грейнджер! Ты можешь. Можешь и сделаешь либо столкнешься с последствиями моего неудовольствия, – он продолжил ласкать и потирать клитор. На лбу у него выступил пот, когда он взял бешеный темп. Гермиона заставила себя перестать сопротивляться и попыталась расслабиться и отдаться ласке его пальцев. Ей очень хотелось порадовать его. Он желал, чтобы она кончила еще раз, и ей лучше выяснить, как это сделать. Неприятные ощущения в клиторе медленно сменились удовольствием, и она почувствовала, как оно растет, пока прокручивала в голове приятный выговор своего Доминанта: «Ты можешь. Можешь и сделаешь либо столкнешься с последствиями моего неудовольствия». «Черт, как это горячо. Последствия его неудовольствия – нет уж. Я не разочарую его. Я смогу». Решимость взяла верх, желание продолжало нарастать, и Гермиона застонала. Его пальцы стали двигаться быстрее, и ей вдруг захотелось освободиться от веревок, чтобы свободно двигать бедрами и облегчить наступление оргазма. Щипок, трение, постукивание. Щипок, трение, постукивание. Это была самая настоящая сладкая пытка, и через пару минут оргазм был уже близок. Гермиона задержала дыхание и напрягла внутренние мышцы влагалища, отчаянно желая кончить. Внезапно на правую ягодицу пришелся жесткий шлепок. – Кончай, шлюха! Кончай сейчас же! Напряжение выплеснулось, и Гермиона закричала с резиновым шариком во рту: его грязные слова были именно тем, что нужно, чтобы толкнуть ее в бездну. Они вызвали в ее теле землетрясение, которое по шкале Рихтера имело бы десять баллов. Цунами вызывало одну огромную волну удовольствия за другой. Перед завязанными глазами замелькали белые пятна, и в этот миг Люциус замер и тоже издал стон. – Боже, ведьма! Да-а-а! – он дышал громко и прерывисто, а слова звучали сдавленно. Он изможденно навалился на нее. – Черт, да-а-а. Богиня среди смертных, ты великолепна! Сердце Гермионы бешено колотилось, пока она пыталась прийти в себя после второго бурного оргазма. Однако комплимент Люциуса не остался незамеченным, и львица внутри нее замурлыкала от похвалы своего хозяина.

***

Кнут ударил обнаженную ведьму с педантичной точностью, оставив ярко-красный рубец на правой лопатке. – Есть так много способов подчинить тебя своей воле, и это всего лишь малая часть моего арсенала, – Люциус окинул взглядом ее тело, прикованное к каменной стене подвала, отметив, как восхитительно она вздрагивала и корчилась от каждого удара, сдавленно рыдая. Он склонил голову, представляя себе следующий удар, отмеряя силу и планируя, куда он попадет. В конце концов должен был получиться сложный узор из переплетенных следов хлыста. Узор начинался бы чуть ниже шеи и покрывал всю спину до ягодиц. Когда он закончит, это будет выглядеть потрясающе. Следующий удар он нанес точно так, как себе представлял, и его член напрягся. Девушка, напротив, закричала в агонии. – Прошу... п-пожалуйста, ос… остановитесь. Я… я клянусь, я н-ничего не знаю! – О, но так ведь ты лжешь. Я знаю это – и, что более важно, – Темный лорд знает это. Однако прошу, храни свои секреты. Это так увлекательно! – Люциус покосился на девушку и с отвращением покачал головой, увидев, как по ее грязным дрожащим ногам стекает струйка мочи. – Грязнокровка! – выплюнул он, снова ударив ее. Он задумался, а вдруг она потекла от возбуждения? Могла ли она быть настолько извращенной? Могла ли она быть похожей на него? Он взмахнул палочкой и шепнул: «Эванеско», – и моча исчезла вместе со слоями грязи, налипшими за время ее плена. – Видишь? Теперь ты чистая. Разве я не милосерден? – он бросил на нее короткий взгляд и покачал головой со снисходительным неодобрением. – Ну и ну. И ни слова благодарности? У вас, грязнокровок, совсем нет манер. – М... спасибо, – выдавила из себя она. – Что ж, по крайней мере, ты хотя бы способна учиться. Полагаю, среди вас всего лишь немногие обладают хотя бы каплей интеллекта, – он усмехнулся. – Но давай посмотрим правде в глаза. На самом деле, такие, как ты, годятся лишь для одного, – подойдя к ней сзади, Люциус коснулся ее между ног, отчего его жертва испуганно вздрогнула и всхлипнула. Убрав руку, он с растерянностью обнаружил, что она абсолютно сухая. Застыв, он озадаченно посмотрел на девушку сзади – словно она и так и осталась для него нераскрытой книгой. Словно она была нерешенной загадкой. Коснувшись себя, он понял, что его собственное возбуждение никуда не делось – напротив, оно росло. Расстегнув брюки, он высвободил напряженный член и погладил его, обдумывая следующий удар. – Я заставлю тебя возбудиться, ведьма. Заставлю! – он нанес еще один точный удар, на этот раз оставив длинную вертикальную линию у нее на спине, заканчивающуюся ровно в маленькой ямочке чуть выше расщелины между ягодицами. Он еще раз погладил член и стал расхаживать взад-вперед, глядя на ее спину. – Я могу научить тебя получать удовольствие от этого… Могу натренировать твое прелестное тело наслаждаться тем, что им пользуются… – он жадно обвел взглядом ее фигуру. – Просто дай необходимую нам информацию, и я тебя обучу. И тогда все будет хорошо. В ответ он услышал рыдания, но плачущие женщины не всегда плакали от горя. Люциус знал это лучше всех. Он подошел к ней сзади, вдыхая ее восхитительный аромат. Локоны пощекотали ему нос, когда он наклонился и поцеловал ее в шею, прижавшись твердым членом к миниатюрному телу. Однако девушка закричала от боли, когда эрекция задела свежую рану у нее на спине. Люциус не понимал, почему она сопротивляется. Протянув руку, он обхватил ее полную грудь и хорошенько помял. – Вот так, моя маленькая шлюшка. Если не сработал кнут, возможно, сработает мой член, – он протянул руку между ее ног и коснулся сухим платком того места, что должно было истекать жаркой влагой. – Я не понимаю, ведьма. Возможно, эта игра не для тебя, – он освободил ее руки от кандалов, удерживающих запястья, а затем взмахом палочки и лодыжки. Она упала ему в руки, такая слабая и хрупкая. Обняв ее, Люциус жарко прошептал: – Я не подведу тебя, я могу обучить тебя. Я могу сделать тебя счастливой. Я могу любить тебя. Пожалуйста... – он повернул ее голову, желая увидеть ее лицо. Желая увидеть эту красавицу, что притворялась, будто ей не нравится его хлыст. Красавицу, отказавшуюся дать ответы Темному Лорду ради его, Люциуса, наказания. Эту заблудшую душу, что пришла к нему, что нуждалась в нем, нуждалась в его заботе. Взглянув на нее, он похолодел, осознав, что ее глаза были закрыты, грудь не вздымалась, а кожа выглядела смертельно бледной. Люциус скользнул рукой по ее телу, по груди, а затем по лицу, после чего наклонился и поцеловал ее холодные посиневшие губы. Отстранившись, он обнаружил, что на ее прекрасном лице остались кровавые отпечатки пальцев. В панике он опустил взгляд. При виде глубоких рваных и колотых ран у нее на животе внутри него проснулся ужас. – О, нет! Милая, очнись! Куколка… очнись! Люциус сел на постели. У него на лбу выступил холодный пот, а грудь тяжело вздымалась. Сон. Это был просто сон. Он посмотрел направо и увидел обнаженную Гермиону, маленькую и идеальную, доверчиво лежащую, завернувшись в простыни. Одна грудь оказалась снаружи, и сосок затвердел от прохладного воздуха. Люциус выбрался из постели, взял палочку и подошел к камину. Взмах – и огонь с ревом вспыхнул. Люциус вцепился в халат обеими руками, провалившись в воспоминания о своем сне. Это были воспоминания о пленнице – его пленнице, которую он с таким удовольствием избивал и пытал. Он сосредоточился, пытаясь вспомнить больше, но сон медленно ускользал из его памяти. Пленница вдруг стала нижней, его нижней – той, кого он должен был обучать. Она была прекрасна в своей боли, когда он бил ее плетью. Люциус рухнул на колени перед камином, осознав, чем закончился сон. Это была не нижняя и не игра. А пленница, которую он пытал. Которую он избивал. Которую желал. Погибшая пленница. Гермиона. Он убил свою пленницу. Он убил Гермиону. Люциус резко встал и оглянулся на девушку, обнаружив, что она больше не спит. Она сидела, прижимая к груди простыню и была прекрасна в мерцающем свете камина. Ее грудь была обнажена, но затем мешающая взору ткань соскользнула и с бедра. На лице Гермионы виднелось выражение беспокойства, а тихий шепот, сорвавшийся с ее губ, заставил его вздрогнуть. Виновато вздрогнуть. Из-за того, что он мог сделать. Будучи Пожирателем Смерти, он ни разу не совершил убийство, но разве от того его вина была меньше? Он снова вспомнил ту ночь, когда она могла умереть. Когда его сумасшедшая свояченица резала Гермионе руку. И в глубине души он знал, что послужило причиной сегодняшнего сна. Бальный зал… Он так беспокоился о том, чтобы не расстроить Гермиону. Так сосредоточился на том, чтобы не напугать ее, не всколыхнуть в ней ужасные воспоминания о той ночи, что даже не подумал о самом себе в данной ситуации. Не подумал о том, какое влияние это может оказать на него самого. Люциус продолжал смотреть на Гермиону невидящим взглядом, пока все эти мысли лавиной проносились в его голове. Мягкий голос вернул его в реальность. – Люциус? Люциус... Он набрал полные легкие воздуха, пытаясь заставить себя сосредоточиться. Гермиона тем временем выскользнула из постели и бросилась к нему. Обвив его руками за талию, она взволнованно воскликнула: – Ты в порядке? Что-то не так? Ты выглядишь... как привидение. Что-то случилось? Он закрыл глаза и снова глубоко вздохнул. Ее сладкий аромат выдернул его из грез, и он крепко обнял ее. – О, Гермиона. Прости меня. Я так сожалею... о той ночи. Той ужасной ночи, когда ты едва не погибла. Я ничего не сделал, чтобы спасти тебя… Я должен был... должен был... Карие глаза взметнулись на него с удивлением от этого неожиданного извинения. Почему вдруг, черт возьми, Люциус вспомнил об этом? – Тс-с-с, Люциус. Тише. Все в порядке. Я знала, что ты не мог помочь мне тогда. Знала, что тебе нужно было в первую очередь защитить Гарри, и поэтому ты был сосредоточен на подвале, где сидели мальчики. Я бы не хотела, чтобы ты пожертвовал им ради меня. Я была бы в ярости, если бы ты спас меня ценой его жизни. Все в порядке. В итоге все закончилось хорошо, и я жива. Я никогда не винила тебя – никого из вас. Ни тебя, ни Нарциссу, ни Драко. Ты сделал все, что мог. Люциус не отводил от нее взгляда, пока его пульс не замедлился до умеренного. Он смотрел на нее так, словно она была водой, а он пустыней. – Мерлин, ты прекрасна. Я хочу упиваться тобой. Гермиона смотрела на него широко раскрытыми глазами: вероятно, она была сбита с толку всем, что только что произошло. Проснувшись, она обнаружила его в другом конце комнаты, голого и смотрящего на нее безумным взглядом. И что она сделала? Отвернулась, не желая видеть в нем проблески сумасшествия? Нет, только не Гермиона. Она подбежала к нему и обняла, успокаивая и утешая. Не в силах больше сопротивляться, Люциус наклонился и нежно поцеловал ее, но затем нежность отошла на второй план, мгновенно уступив место отчаянному желанию быть внутри нее. Он подхватил ее на руки и понес, как новобрачную, к себе в постель. Он понял, что окончательно успокоился, ощутив ее в своих объятиях – эту девушку, которая настолько доверяла ему, что так крепко уснула в его постели. Девушку, которая имела достаточно сострадания в душе, чтобы успокоить его после кошмара. Девушку, которая заставила его снова ощутить себя молодым, о чем ясно говорило его возбуждение от ощущения ее обнаженного тела, прижатого к нему. Девушку, которая разожгла у него в душе огонь и напомнила ему, что такое привязанность, уважение и доброта. Девушку, которая прямо сейчас принадлежала ему. Он уложил ее на подушки и жестом приказал ей переместиться на середину кровати. Он был сосредоточен на ней, но вместе с тем и терялся в мыслях, бурлящих в голове. «Давай же, воспользуйся моментом, старик. Вспомни о своем слизеринском наследии и отдай ей всего себя. Может быть, когда все это закончится, она выберет тебя. Покажи ей, каково это – быть твоей. Не вступай в борьбу открыто, но и не сиди сложа руки и не позволяй ему забрать ее, даже не попытавшись удержать. Конечно, в конце концов решение будет за ней, но почему бы не дать ей понять, что у нее есть выбор?» Пока эти мысли крутились у него в голове, где-то на самом краю сознания встрепенулось невероятное чувство вины. Северус хотел ее. И даже намекнул, что, может быть, когда-нибудь он женится на ней и у них будут дети. Северус Снейп! С женой? И детьми? Этот проклятый ублюдок заслуживал немного счастья... возможно, больше, чем кто-либо другой из всех знакомых Люциуса. И совесть не позволяла Малфою ухаживать за ней – не тогда, когда вся размолвка Гермионы со Снейпом была ничем иным, как всего лишь нелепым недоразумением. Нет, он поступит так, как обещал. Но вот если Снейп опять облажается… Тогда все обещания с его, Люциуса, стороны будут выполнены, и этот божественный ангел станет честной добычей. И Люциус больше не будет сдерживаться: он будет готов драться грязно, не боясь запачкать руки. Пока вопросы все еще крутились у него в голове, он откинул непослушные пряди с лица Гермионы и проложил дорожку горячих, влажных поцелуев вниз по ее подбородку к шее. У нее в горле зародился стон желания, а ресницы затрепетали, когда она ответила на поцелуй. Люциус не дал ей времени понять, что происходит. Перекатившись через нее, он устроился у нее между бедер. Пока что он не вошел в нее. Ему хотелось, чтобы она полностью осознала, что с ним творила. Чтобы она осознала, что происходит между ними. Эта маленькая ведьма вернула в его жизнь столько страсти и желания, что даже в его снах она играла главную роль – хоть эти сны и были кошмарами. – Люциус? – пробормотала она и судорожно вздохнула от удовольствия, когда он накрыл губами ее сосок, заставляя его набухнуть. Его ласки стали настойчивее, и Гермиона застонала, начав двигать бедрами. – О, Цирцея, – тихо простонала она. Не сдержавшись, он тихонько усмехнулся, услышав сладкие стоны ее удовольствия, а затем скользнул пальцами между ее ног и обнаружил, что она мокрая от их смешанных соков еще с прошлого раза. Он поводил двумя пальцами вверх по ее складкам и вниз, проникнув внутрь. – О да... – прошептала Гермиона хриплым после сна голосом. – Тебе нравится, моя дорогая? – прошептал он и ухмыльнулся, когда она смогла издать лишь невнятный звук в ответ. – Да, я вижу, что нравится, – протянул он. – Ты такая грязная маленькая девочка. Липкая от моего семени, спишь в моей постели, как послушная рабыня. Я разбудил тебя, и твое единственное желание после крепкого сна – лишь доставить мне удовольствие. Я обрушил на тебя свою похоть, и ты ответила мне так... сладко. Дыхание Гермионы стало прерывистым, а в глазах мерцал отблеск пламени камина. Она ничего не сказала ему. Продолжая ласкать ее одной рукой, другой Люциус потянулся к подушке за палочкой. Бросив ее сверху, он продолжил тихим голосом: – Ты была так прекрасна сегодня, Куколка. Под потолком, связанная, чтобы я мог любоваться тобой. Ты меня очень порадовала. Подними руки над головой, моя дорогая. Застонав, Гермиона немедленно подчинилась, и Люциус улыбнулся, взяв палочку. – Эвинктус, – пробормотал он, указывая на руки извивающейся девушки. Он услышал ее вздох и тихий стон, когда магия туго стянула ее запястья, приковав их к спинке кровати. – М-м-м, – выдохнул он. Оставив палочку на подушке, он наклонился, чтобы прикусить ее шею, втягивая нежную плоть и лаская ее языком. Гермиона извивалась и издавала тихие звуки, дергая свои оковы. – Теперь ты в ловушке, – он прикусил местечко на шее, где та переходила в плечо. Гермиона вскрикнула, рефлекторно дернувшись от боли. Сжалившись, Люциус зализал укус горячим влажным языком, а затем вернулся к ласкам груди. – Скажи мне, Куколка, ты попытаешься убежать, если я отпущу тебя? Ответ последовал мгновенно. – Нет! - выдохнула она. – Нет? - переспросил Люциус в притворном удивлении. Его губы уже были под ее грудью, которая подалась вперед, когда Гермиона выгнулась навстречу его руке во влагалище. Это была безмолвная мольба двигаться быстрее, погрузить пальцы глубже. – Нет, я не сбегу, сэр! Мне нравится то, что Вы делаете со мной, – она застонала от едва сдерживаемого желания, когда он коснулся языком ее пупка. Продолжая продвигаться вниз, он сжал и ущипнул ее грудь свободной рукой. Его пальцы выскользнули из ее мокрого жаркого влагалища, и Гермиона запротестовала было, но тут же успокоилась, ощутив жар его дыхания на промежности. – О, пожалуйста! – взмолилась она, приподнимая бедра в попытке заставить его коснуться ее губами. – Пожалуйста – что, мисс Грейнджер? – Пожалуйста, коснитесь меня губами, сэр! – Я касался вас губами, мисс Грейнджер, но могу сделать это снова, – пробормотал он. – Ты хочешь ощутить мой язык здесь? – он лизнул внутреннюю сторону ее бедра, вырвав у нее из груди низкий стон. – Или, может быть, здесь? – немного приподнявшись, он прикусил бедренную косточку, и Гермиона взвизгнула и зашипела от болезненного-приятного укуса. – Тебе стоит уточнить, – поддразнил он, снова приподнявшись над ней. Гермиона была средоточием напряжения, и в следующий раз, когда он прикоснется к ней, она почти сразу же разлетится на миллион осколков. Люциус был готов поспорить на огромную сумму, что так и будет. – Пожалуйста, коснитесь языком моей киски, сэр! Он бросил на нее лукавый взгляд, который она, скорее всего, и не увидела, и продолжил мучить ее своим дыханием близко к тому месту, где ей хотелось ощутить ласки. – И зачем же тебе там мой язык, ведьмочка? – О, черт возьми! – простонала она. - Господин, пожалуйста, прикоснитесь ртом к моей киске. Пососите мой клитор! Заставьте меня кончить! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, заставьте меня кончить, сэр! Люциус усмехнулся достаточно громко, чтобы она услышала, после чего выполнил ее просьбу. Крепко держа ее бедра обеими руками, он несколько раз медленно провел языком от входа во влагалище к клитору и обратно, слушая, как Гермиона ругается и тихо всхлипывает. Он ощущал на ней свой собственный вкус, и это щекотало его чувство собственничества. От его ласк ее тело мелко дрожало от удовольствия. Гермиона как можно шире развела ноги и подалась тазом вверх, пытаясь дать ему лучший доступ. Она ахнула, когда Люциус наконец лизнул и начал посасывать клитор. Убрав одну руку с ее бедра, он провел пальцами по смазке, что изливалась из нее. Медленно и осторожно он изогнул три пальца и скользнул ими внутрь, чтобы стимулировать точку G. От этого с ее губ сорвался поток ругательств. Она почувствовала, что ее буквально столкнули с обрыва навстречу бездне оргазма. Люциус продолжал толкаться в нее пальцами, а она кричала. Это был неземной звук. Она круто выгнулась под ним, а затем упала, бормоча: – О, боже. О, боже. О, боже! Она снова поминала бога, благодаря его ласкам. – Люциус, Люциус, – выдохнула она, начав приходить в себя и рухнув на постель. – О боже, как хорошо. Люциус не смог сдержать гордой ухмылки, которая глупо застыла на его лице. «Вот так, Гермиона. Восхваляй бога, но не забывай, кому ты принадлежишь». – Сольво, – пробормотал он, без помощи палочки освобождая ее руки и медленно поднимаясь выше к ее лицу. Накрыв губами ее губы, он заглушил мольбы Гермионы, давая ей попробовать себя же на вкус. Обняв его, она зарылась пальцами в его шелковистые пряди, притягивая его ближе, наслаждаясь тяжестью его тела сверху. Он углубил поцелуй, пока тот не стал почти болезненным, и, пристроившись к влагалищу, медленно вошел. Она что-то промычала ему в рот, а он резко выдохнул через нос, опьяненный ощущением соединения их тел. Гермиона непроизвольно подняла ноги, обхватив ими Люциуса за талию, а ее мозг наконец стал нормально функционировать после экстаза. Она чувствовала себя разгоряченной: полностью удовлетворенной, однако готовой к большему. Ее удивило, что Люциус развязал ее, но его страстные поцелуи тут же прогнали все размышления об этом. Когда он вышел и скользнул в нее во второй раз, она ощутила губами его стон удовольствия. Люциус сделал еще один толчок, и ей пришлось отстраниться, чтобы вздохнуть. – Черт возьми, Гермиона, ты восхитительна, – выдохнул он ей в шею, скользнув руками ей под плечи, чтобы притянуть еще ближе к себе, и запутавшись пальцами в ее волосах. Он остановил свои толчки, переступив коленями и слегка изменив позу, чтобы ее таз подавался вверх за счет движения его собственного. Они были так тесно прижаты друг к другу, что могли двигаться только бедрами, которые соединялись снова и снова. Он осыпал поцелуями ее лицо, а она прикусывала его шею и плечи. Гермиона двигалась, встречая каждый толчок его бедер. Люциус сжал пальцы в ее волосах, больно потянув ее голову назад, чтобы дать себе доступ к изящно изогнутой шее. Темп был медленнее, чем когда-либо во время их секса, но Люциус, казалось, не спешил. Гермиона сосредоточилась на ощущении толщины его члена, на трении их тел. Через каждые несколько толчков, благодаря углу проникновения, Люциус задевал клитор, и она стонала. Он поцеловал ее, посасывая язык, и она вздохнула, наслаждаясь его ленивыми движениями внутри нее. Люциус медленно нагнетал в ней напряжение, казалось, без всяких усилий сдерживая собственное удовольствие. У Гермионы промелькнул вопрос, как же долго они вот так двигаются, но эта мысль надолго не задержалась у нее в голове, поскольку глубоко внутри ее лона началось предательское трепетание. – Я сейчас кончу, – прошептала она, завуалированно спрашивая разрешение. Люциус не ответил, лишь снова прижался губами к ее губам, покусывая и посасывая нижнюю. Отыскав ее язык, он слегка коснулся его зубами. Оттянув ее верхнюю губу своими, он слегка увеличил темп, шлепаясь об ее промежность в конце каждого толчка, что заставляло Гермиону хныкать и повизгивать в ответ на его жаркие поцелуи. Кончая, она откинула голову назад, выкрикивая его имя и впиваясь ногтями в его плечи. Оргазм нарастал медленно. Казалось, это началось в самом центре ее существа, а затем жарко и неспешно растеклось по телу, словно вода, которой чуть-чуть не хватало до того, чтобы ощущаться чересчур горячей. Застыв над ней, Люциус крепче обнял ее, пока она кончала, и его собственный оргазм обрушился на него, пока влагалище ритмично сжимало член. Когда они достаточно отдышались и ноги Гермионы соскользнули на постель, Люциус вернулся к ее губам. Она отвечала на сладкие неспешные поцелуи с таким же пылом и энтузиазмом, с каким он целовал ее. Дрожа всем телом, она убрала руки с его плеч и обхватила ладонями его лицо. Нежно держа его, она провела пальцами по его подбородку, ощущая свежую щетину. Они долго целовались и ласкали друг друга, не говоря ни слова. Оба слишком боялись, что слова разрушат чары, под которыми они находились. Когда наконец Гермиона с большой неохотой отстранилась, чтобы слегка зевнуть, Люциус высвободился из ее объятий. Он перекатился на бок и притянул ее к себе, прижавшись грудью и животом к ее спине, а пахом – к заднице. Обняв ее рукой за талию, он просунул ногу между ее бедер, чтобы вместе свернуться калачиком. Он улыбнулся ей в волосы, когда она переплела свои пальцы с его и положила их сплетенные руки себе на грудь. Через несколько мгновений оба уже спали.

***

Через несколько часов веки Гермионы затрепетали. На мгновение она растерялась, но затем обнаружила тяжелую руку Люциуса у себя на животе. Полностью открыв глаза, она увидела слабый свет, пробивающийся сквозь тяжелые шторы. Потребовалось еще мгновение, чтобы осознать причину пробуждения. Ей нужно было в туалет. Она осторожно выскользнула из-под мускулистой руки мужчины, с которым только что отпраздновала лучший Новый год в своей жизни. Поставив ноги на пол, она повернулась, чтобы посмотреть на него, и у нее перехватило дыхание. Люциус Малфой был действительно красивым мужчиной. Конечно, он был старше ее на двадцать пять лет, но в волшебном мире это было сущим пустяком. Его царственная красота и властность, скорее всего, сохранятся, даже если он доживет до ста пятидесяти. Блуждая взглядом по его рельефному телу, Гермиона залюбовалась мышцами, которые были достаточно развиты везде, где было нужно. Даже несмотря на то, что он не был так же хорошо сложен, как Снейп, он был в весьма неплохой форме для человека его возраста. По правде говоря, он был в неплохой форме для мужчины любого возраста. Она перевела взгляд на его умиротворенное во сне лицо. Прямо сейчас он выглядел намного моложе, и Гермиона ясно видела в нем Драко. Она заставила себя встать и тихо пересекла комнату, после чего проскользнула в ванную и закрыла за собой дверь с тихим щелчком. Пока она совершала утренний туалет, ее мысли вернулись к их странному, но невероятно восхитительному занятию любовью незадолго до рассвета. Занятию любовью. Всё было буквально пропитано нежностью, и сложно было назвать это иначе. И эмоций было слишком много, чтобы именовать это по-другому. Гермиона ощутила, что ее буквально разрывает на части от тех чувств, что она испытывала. Она долго и пристально смотрела на себя в позолоченное зеркало, висящее над одной из двух раковин, прежде чем начать чистить зубы. С одной стороны, ее охватило чувство собственничества по отношению к Люциусу и сложно было отрицать, что она привязалась к нему сильнее, чем ожидала. Они заключили свое соглашение, благодаря взаимопониманию. И оно отвечало нуждам их обоих: он учил ее подчинению, одновременно удовлетворяя свои собственные потребности в сексуальном доминировании. Однако Гермиона и подумать не могла, что станет испытывать к этому человеку огромную привязанность, которая продолжала расти. Не отрываясь от своего отражения, она пыталась решить головоломку по имени Люциус Малфой. Они состояли в головокружительных сексуальных отношениях, которые, согласно их контракту, должны были продлиться еще три-четыре месяца. И это совершенно не должно было способствовать угасанию их эмоциональной связи. Чистя зубы, она поняла, что ей было сложно винить себя за то, что она так привязалась к Люциусу. Он был исключительным человеком, прекрасным другом и идеальным Доминантом. Она была твердо уверена в том, что в лице Люциуса обрела друга на всю жизнь. Осознание этого заставило ее почувствовать себя под защитой, отчего на душе стало тепло. Он был воплощением безопасности. Надежным человеком, кому можно было доверить свои страхи и желания. Свои беспокойства и сомнения. Она надеялась, что все останется так же, даже когда она перестанет быть его нижней. Ей было больно это признавать, но, конечно, их отношения несколько изменятся, когда закончится их соглашение. Да и как могло быть иначе? Однако она не сомневалась, что они останутся друзьями. Ей вдруг пришло в голову, что, вероятно, он был так же внимателен и обходителен со всеми своими бывшими нижними. Закончив чистить зубы и язык, она не могла не задаться вопросом, поддерживает ли он с ними дружеские отношения. Она с силой сплюнула в раковину и набрала пригоршню воды, чтобы прополоскать рот, размышляя о том, почему она вообще думает о дружбе Люциуса с его бывшими нижними. Ревность – единственная причина, что пришла ей на ум. Она быстро отогнала эту мысль. Когда она начала чистить зубы нитью, ее кольнула мимолетная мысль, вызвавшая беспокойство. «А что, если ты ошибаешься? А что, если у него действительно есть к тебе чувства? Потому что ночью это было определенно занятие любовью!» Она мысленно покачала головой. Нет, Люциус был в курсе ситуации со Снейпом, и, конечно же, он сказал бы ей, если бы у него были чувства к ней. Так ведь? Значит, это было дружеское занятие любовью – вот и все. Она действительно ощущала себя немного собственницей по отношению к Люциусу, это правда – и да, возможно, у нее появились чувства к этому человеку. Да, эти чувства выходили за рамки их соглашения. Но они были только с ее стороны. Должны были быть только с ее стороны. Ей просто стоило сохранять хладнокровие, когда дело касалось Люциуса. Она не могла позволить себе слишком сильно привязаться к нему. Правда заключалась в том, что существовала очень высокая вероятность того, что Снейп разобьет ей сердце – и Люциусу не стоило следовать его примеру. Гермиона медленно выдохнула. Она прекрасно осознавала, что была буквально без ума от Северуса Снейпа. Этот человек, играючи, перевернул весь ее мир вверх дном, и она слишком глубоко увязла во всем этом. Особенно теперь, когда он наконец вытащил голову из задницы и признал, что между ними присутствует эта грубая животная химия. Гермиона не была дурой: она понимала, что сексуальная совместимость не обязательно означает совместимость романтическую. Она знала, что, если они со Снейпом попробуют строить серьезные отношения, это может закончиться очень плохо. Однако вместе с тем она осознавала, что будет сожалеть всю оставшуюся жизнь, если не попробует. Она прекрасно понимала, что Люциус тоже более чем подходил ей в сексуальном плане, но это было не совсем то же самое. Со Снейпом это было сродни самовоспламенению. Это было нечто необъяснимое, но совершенно очевидное. Нельзя было также отрицать, что Люциус Малфой подарил ей одну из самых удивительных ночей в ее жизни. Если со Снейпом у нее ничего не получится, то ей очень повезет, если ей удастся завоевать сердце Люциуса Малфоя. И снова она отбросила эту возможность, поскольку была совершенно уверена, что тот питает к ней только дружеские чувства. Она усмехнулась про себя, представив реакцию Драко, если в будущем их с Люциусом отношения перейдут на другую стадию. Особенно если вспомнить все его шуточки насчет того, что она станет его мачехой. Мерлин, это было бы слишком... странно. Не говоря уже о том, что ее зарождающаяся дружба с бывшим заклятым врагом детства потенциально может быть разрушена. Она сомневалась, что Драко будет счастлив, если они с Люциусом начнут встречаться. Она направилась в душ, не желая больше даже думать о таком варианте развития событий. Не было никакого смысла тратить энергию на размышления о том, чего никогда не случится. Включив воду, она осознала, что не может выбросить из головы эту возможность. Что, если со Снейпом что-то пойдет не так и она каким-то образом окажется в отношениях с Люциусом? Меньше всего ей хотелось разрушить (или превратить в неловкость) крепкую давнюю дружбу между Снейпом и Люциусом. Она лишь пару раз видела, как они общаются, но прекрасно понимала, сколь крепкая между ними связь. Она знала, что Снейп рассказал Люциусу о том, что между ними произошло. То, как Люциус отзывался о Снейпе, было больше похоже на братство, чем на крепкую дружбу. Она не могла встать между ними. Она шагнула под горячие струи, застонав, когда поток воды расслабил ее ноющие мышцы, а боковые распылители окутали ее блаженным теплом. Она не знала, как долго простояла в душевой кабине, всё размышляя и размышляя и безуспешно пытаясь выбросить из головы мысли о слизеринцах. Не думать не получалось, потому что она вдруг вспомнила (не то чтобы она вообще когда-либо об этом забывала), что у нее назначено свидание со Снейпом. На следующей неделе! Она прокрутила в голове их разговор и танец, вспоминая его прикосновения и звук его голоса. Она понятия не имела, сколько времени прошло, пока она стояла под горячей водой, погруженная в мечтания. Достаточно долго, потому что, когда бледные жилистые руки обвились вокруг ее талии сзади, она вскрикнула от удивления. – Доброе утро, моя дорогая, – низкий голос Люциуса, хриплый после сна, прозвучал прямо возле ее уха, а сам он уткнулся носом ей в шею.