Butterfly Kiss

      Маюра запрыгнула на крышу здания и сделала пару шагов вдоль каменного парапета, без страха посмотрев вниз. По оживлённым улицам гуляли крошечные люди, повсюду мелькали разноцветные, совсем игрушечные, автомобили, — здесь, наверху, вдали от дороги, шумы ревущих моторов звучали приглушённо; на город медленно надвигался вечер. Закатное солнце расплавилось в собственном свете, окрасив багряными лучами, как пастелью, небеса вокруг себя; прохладный ветер обдувал лицо, принося сотни едва различимых ароматов.       По небу лениво плыли облака, и в мыслях Маюры так же неспешно проносились воспоминания: когда-то, казалось, очень давно, она стояла на этом самом месте, усталая, изнурённая, готовая в любую секунду потерять сознание, и ждала его. Ждала, когда он акуматизирует Хлою Буржуа, когда раскроет личности помощников-супергероев… когда он поднимется к ней, чтобы вместе покончить с хранителем талисманов, которого она и должна была сторожить здесь. План был идеален, — Маюре хотелось в это верить, — Бражник был силён как никогда, а вот её саму силы стремительно покидали: привычная, но такая несвоевременная слабость и острая боль резко нахлынули на неё, заставив потерять равновесие, а в следующее мгновение Натали обнаружила себя в его надёжных руках и чуть не лишилась чувств ещё раз.       Он так близко, он обеспокоен её состоянием, он… переживал за неё. Его отчаяние в тот момент было таким чистым, таким искренним, оно захлестнуло целиком его сердце, — а заодно и сознание Натали, — что Маюра сразу же поняла: монстр-страж, которому суждено было возродиться из этой эмоции, выйдет ещё более мощным и разрушительным, чем в первый раз; однако для этого она обязана была потратить всю свою энергию. Опасно — да, но тогда она готова была рисковать, ведь они подошли так близко к исполнению его мечты! Они должны были довести дело до конца…       А Бражник всё извинялся, раскаивался в своих ошибках, излишних амбициях, неспособности справиться со всем в одиночку, — Натали не осуждала, слишком тихо вторя его нерадостным речам и мысленно оправдывая все его поступки: ведь всё, что они делали, было ради любви. Ради его любви. На что только люди не готовы, чтобы стать счастливыми! Или чтобы сделать любимых счастливыми… Натали точно знала, что пожертвовала бы и телом, и душой, лишь бы снова увидеть в глазах Габриэля хотя бы тень радости и былого довольства жизнью… Но она также знала, что он не потерпит от неё таких жертв и сможет остановиться в любой момент — а потом будет корить себя за слабость; Натали совсем не хотелось видеть его подавленным, съедающим себя изнутри, поэтому она должна была сделать всё, чтобы Бражник не догадался, как на самом деле ей было тяжело.       Её рука легла на его щеку в утешающем жесте, — Бражник тотчас повернул голову, чтобы поцеловать её голую ладонь, — и Маюра, собравшись, зашептала ему на ухо, едва касаясь губами маски, как много он значит для неё, как сильно она хочет ему помочь. Возможно, она не сказала всего, что было на душе, — Бражник молча слушал, считая, видимо, её слова лишь слабой попыткой успокоить его, — но большего Натали позволить себе не могла.       Тогда не могла…       Розовый закат преобразился: солнце окончательно скрылось за французскими крышами, последний раз мазнув теплом по щекам. Крепкие руки обняли Маюру сзади, сомкнувшись у неё на животе; Бражник прижался к ней, опустив голову ей на макушку, и провёл носом по её волосам, вдыхая их тонкий запах. Маюра на минуту замерла, а потом ловко извернулась и, оказавшись к нему лицом, поймала его губы своими, утянув в продолжительный, полный нежности поцелуй.       Кашель и недомогание после починки талисмана больше не преследовали Натали — так же, как Бражника не преследовала боль о безвозвратно ушедшем прошлом. Они через многое прошли — вместе, претерпели множество лишений, испытали сотни неудач… прежде чем поняли, насколько близкими стали. В один миг жизнь их будто перевернулась с ног на голову: увядшая любовь сменилась новой, пышной и яркой; мир снова обрёл краски, зацвёл, раскрылся во всей своей красоте; в глазах Габриэля, к радости Натали, опять заиграли лучики счастья. Чувства же её к нему нисколько не поменялись — они стали только крепче; Натали всё так же была готова сделать что угодно ради дорогого человека. А он, в свою очередь, решил, что больше не позволит никому и ничему — в том числе и себе — причинить ей страдания.       Связывавшее их тепло обволакивало душу, дарило ощущение спокойствия и защищённости. Маюра улыбнулась: откуда-то послышалась знакомая лирическая мелодия, а Эйфелева башня засияла множеством ярких огней, разрезая на части синий бархат неба.       Дышалось легко.       Любимый был рядом.       Натали была счастлива.