***
Бледные желтые стены этой комнаты нагнетали тоску, да еще и при таком освещении. В какой-то момент Элис зашторила окна, потому что, глядя в них, она видела лишь черную дыру без одного даже крохотного света. Девушка подумала, что жила бы она здесь одна, то апатии и плохой сон в такой комнате были бы ее частыми гостями, и опять она пришла к тому, что это странный дом и, как бы ни было в нем просторно, он ее совершенно не привлекает. Задавшись вопросом, сколько они уже лежат так в тишине и сколько вообще было времени, Элис поднялась на полусогнутых руках, чтобы посмотреть на часы, висящие недалеко от нее, и пришла в ужас, увидев, что они показывают три часа. Что ж, это первая ночь, которую они провели вместе и не заснули раньше, чем обычно. — Ты знаешь, который сейчас час? — Шепотом сказала она, поворачиваясь к Генри. — Не знаю, а ты хочешь спать? — Тоже шепотом спросил тот. Он полусидел на кровати и не собирался ложиться, особенно после того, что между ними произошло. Ему казалось, что теперь он только сильнее к ней привязался, и у Элис было такое же чувство, только она понимала, что это неправильно и, будто читая его мысли, она сказала: — Я не хочу привязываться к тебе и не хочу, чтобы ты привязывался ко мне только потому, что между нами случилось. — А если я уже привязался? — Он облокотился на ее плечо. — Ты же не выкинешь все из памяти. — Он точно не смог бы это сделать, даже сейчас находясь с ней рядом, он вспоминал каждый изгиб ее тела, каждое касание, слышал каждый стон, и все это он прокручивал в голове, будто старался сильнее закрепить в памяти эту ночь. — Нет, я не про это. Я не хочу, чтобы в будущем эта привязанность вытеснила любовь, понимаешь? — Ты боишься, что так случится, только потому, что ты у меня первая? Этого не произойдет. И почему нельзя одновременно любить и быть привязанным? — Скорее он это сказал себе, чем спросил у нее. Это был один из коротких разговоров за последние часы, поэтому закончив тему, они продолжали молча лежать и пребывать в своих размышлениях. Элис решила, что Генри прав в какой-то степени, за ночь он стал для нее ближе, как бы пошло для нее это не звучало. Спустя 10 лет Бетси сидела за столом и наблюдала, как ее подруга Элис маринует рыбу, а затем вместе с картошкой отправляет ее в духовку. Помощи она никакой не приняла от Бетси, считая, что она в гостях, и было бы неплохо если бы она осталась на ужин, но та зашла к ней только для того, чтобы поболтать и похвастаться сережками, которые очень давно ей приглянулись и которые все-таки смогла заполучить. Несмотря на то, что в этом году октябрь не радовал своим теплом, девушки были одеты очень легко. На Бетси было зеленое обтягивающее платье без рукавов, а Элис ходила по кухне от стола к плите в легкой бежевой футболке. Ей двадцать девять лет, но в ее волосах, которые сейчас были уложены в пучок, не появилось еще ни одного седого волоска, чему завидовала Бетси, а еще фигуре Элис, которая осталась стройной, даже после родов, и лицу с всего лишь несколькими еле заметными морщинками. И хоть Бетси была на четыре года младше своей подруги, она боялась, что через пять-семь лет будет выглядеть не так хорошо, а может даже и хуже. Пока рыба запекалась, а пирог почти был готов и лежал на подходе, чтобы отправиться в духовку, Элис, сняв фартук, села напротив кареглазой шатенки с небольшим круглым лицом и пухлыми губами, чтобы наконец поговорить со своей бывшей коллегой по работе, но нынешней лучшей подругой. Не говоря ни слова, Бетси заправила за ухо волосы, которые были чуть ниже плеч, выставляя на обозрение серебряную сережку с зеленым камнем. — Это же те самые, которые ты так хотела! — Воскликнула Элис. — Признавайся, у Тома выпросила? — Не выпросила, а очень хорошо намекнула, — усмехнувшись, сказала Бетси. — Хотя мне пришлось очень долго это делать, но в итоге я добилась своего. Он потом в конце дня, после того как подарил мне их, спросил, почему я не могла прямо попросить, но ведь это так приятно получать в подарок то, чего хочется, не говоря о своих желаниях напрямую. — Я с тобой полностью согласна. Ты же не останешься на ужине или может ты передумала? — Нет, прости, но я сегодня ужинаю в ресторане с Томом, — девушка опять очень довольно улыбнулась и Элис оставалось только порадоваться за подругу, которой повезло встретить такого чудесного парня, как Том, сумевший сжиться с довольно импульсивной, но очень доброй и внимательной Бетси. — Но ты же не откажешься выпить по такому чудесному поводу? — Спросила Элис, подходя к холодильнику, чтобы взять вино, которое предназначалось к ужину. — А ты знаешь, что вино лучше хранить не в таком прохладном месте, от холода оно теряет свои вкусовые качества, это мне Том рассказал, — между прочим сказала Бетси. — Да, знаю, — с небольшой грустью произнесла Элис, но не из-за вина, которое было куплено сегодня и сегодня должно было быть выпитым, а потому не имело смысла прятать его в другое подходящее место. Закрыв холодильник, она обратила внимание на прикрепленный магнитом к дверце рисунок, на котором были изображены она, Генри и Кэти, семилетняя дочь, нарисовавшая папу и маму, улыбающимися и держащие ее за руки. Генри — вот из-за кого у нее испортилось настроение еще утром и стоило ей посмотреть на рисунок, как она снова вспомнила своего мужа и тот неприятный с ним диалог. С возрастом она стала спокойнее переносить личные неприятности и ссоры, стараясь скрыть их за маской безразличия или не думать о них, как, например, сегодня, когда взятый на дом проект по дизайну одного арт-кафе и готовка с подругой помогли ей отвлечься от нанесенной утром обиды. Бетси заметила некую перемену в ней и то, как она задумчиво наливает вино в бокалы, и конечно же она не могла не спросить, что произошло. — Рассказывай, подруга, я вижу, что что-то не так. — О чем ты? — Безразлично спросила она, ставя перед ней бокал. — Я вижу, что у тебя что-то произошло и ты молчишь, не из-за вина же это? Бетси была решительно настроена выбить информацию из подруги, к тому же она знала, что это не составит труда, стоит только немного ее поспрашивать, как та тут же сама все начнет рассказывать. — Я не разговариваю с Генри. С сегодняшнего дня, — сказала Элис с тенью грусти, но голос выражал прежнюю холодность. — Та-ак, и почему же? — Бесс нагнулась поближе, выражая свою заинтересованность. Утром Элис пришла мысль пойти в субботу в кино вместе с Кэти, которая очень любила ходить с родителями на всякие новинки, даже если в прокате шла какая-нибудь мелодрама, в которой она ничего не смыслила, но сам поход в кинотеатр был для нее праздником. Высказав свою идею мужу, тот, одевая рубашку согласился, но сказал, что возьмет билеты только на двоих — для себя и дочери, на что Элис возмутилась и поинтересовалась с чем связано такое решение. Ответом выступило ее долгие сборы куда-либо, из-за чего они вечно опаздывали. — «Если ты хочешь в кино, то можешь сама сходить», — так он сказал, — закончила Элис пересказом фразы рассказ. — Он иногда ведет себя хуже ребенка. — А молчать это сильно по-взрослому. — Ты на чьей стороне? — Возмутилась та высказыванием подруги, которую забавляла вся эта ситуация. — Я на твоей стороне, но он в свою очередь мог просто попросить тебя собираться заранее, чтобы не опаздывать. — Он и просил… Конечно Элис понимала, что отчасти и она не права, но Генри не стоило так говорить, чем ее очень сильно обидел и задел, пренебрегая ею. Этого она не стала говорить подруге, чтобы та не посчитала ее жалкой, хотя Бетси никогда бы так не подумала, и сама бы она не меньше обиделась, скажи ей подобное. Послышалось как кто-то вошел в дом, и, не успев даже предположить кто это может быть, на кухню влетела кареглазая Кэтрин, на которой была надета черная юбка и легкая осенняя куртка бежевого цвета. Она обняла Элис, попутно здороваясь Бетси. — Почему так долго, ты видела который час? — Спросила Элис, поправляя ей хвостики. — Я была у деда, — просто сказала девочка. Она увидела на столе свой нелюбимый мясной пирог и поморщила нос. — У какого деда? — Продолжила допрос Элис. — И почему ты меня не предупредила? — Я была у деда Вильяма, - только и сказала она, а Элис подумала, что могла бы сама догадаться, потому что будь она у Карла, то дочь бы упомянула и Мэри. Отправив Кэти переодеваться, и после того как та побежала к себе в комнату, пришел Генри, который не спеша стал разуваться, а потом крикнул имя Элис, как он делал всегда, чтобы предупредить о своем возвращении. Ответа не послышалось, и он наугад пошел в самую ближайшую комнату — кухню. Элис только посмотрела на него, а после сделала вид, что продолжает разговор с Бетси. — Привет, Генри, а ты похорошел, — сказала Бесс, разглядывая с ног до головы вошедшего. Черный костюм, который так не любил Генри, очень ему шел, и это подтверждали почти все. Элис, видя его каждый день, не замечала серьезных изменений в его лице, для нее он был тем же Генри, что десять лет назад, но в глазах тех, кто знает его не так давно, он выглядел зрелым мужчиной со спокойным лицом, которое стало мужественнее, а его короткие черные волосы оставались такими же черными с небольшой проседью волос. — Ты, наверно, не слышала, как я пришел, — после того, как он поблагодарил за комплимент, адресованный ему, Генри добродушно обратился к Элис, но ответа не послышалось. Генри непонимающе, а от того и неловко посмотрел на подругу жены, глазами спрашивая, в чем дело, но Бетси сказала лишь, что ей пора уже уходить, когда на самом деле ей просто не хотелось быть свидетельницей скандала, который мог произойти. Элис проводила подругу и молча подошла к духовке, чтобы вытащить рыбу и отправить печься пирог. — Что случилось? — Наконец спросил он, но Элис по-прежнему продолжала играть в молчанку, но ровно до того момента, пока не пришла Кэти. Увидев Генри, которого она считала самым высоким и умным из всех пап, Кэтрин принялась его обнимать. На деле и в глазах других он был хорошим отцом, только Элис в этой роли мужа видела один небольшой недостаток, а именно ей казалось, что иногда он сильно балует Кэти. Когда пирог с салатами был готов, Элис позвала всех ужинать, и пока с ними была дочь, она решила если общаться с Генри, то только в моменты необходимости, чтобы не расстраивать Кэти и не показывать, что так в семьях должно и быть. Ссоры у них часто случались в семье, и они оба понимали, что из-за пустяков, поэтому они не длились больше одного-двух дней, а значит они не должны выставляться на обозрение дочери, особенно так считала Элис, зная на собственном опыте, как неприятно слушать и видеть скандалы между своими родителями. — Мам, можно я не буду пирог? — Спросила Кэтрин, глядя на нелюбимую выпечку. Элис устало посмотрела на дочь, этот вопрос всплывал снова и снова, каждый раз, как мясной пирог появлялся на столе, хотя от обычных пирогов Кэти никогда не отказывалась. — Конечно можно, — ответил за Элис Генри, считая, что не стоит насильно заставлять что-то есть. И обрадованная этим, Кэти начала с пылкостью рассказывать про свой день в школе, как ее угостил конфетой одноклассник, которому она нравилась и как она хотела, чтобы ее поскорее забрал дедушка, который любил с ней играть в придуманные ею игры или читать вслух книги. — А на выходные я пойду к деду Карлу и бабушке, — поставила она в известность, зная, что ей все равно не откажут зайти к ним в гости. — В субботу мы идем в кино, — сказал Генри. Элис от этой фразы взяла небольшая злоба, но она не подала виду и молча продолжала есть, не глядя на мужа. — Но я ведь могу пойти в воскресенье к дедушке… — не уверенно сказала Кэти. Когда дело касалось родителей Генри, ее даже кино не могло бы так заинтересовать, как оранжерея Клайда, за которой он решился ухаживать, после того, как сын стал много тратить время на работу в агентстве по недвижимости, а затем и вообще съехал в новый дом, открыв свой небольшой цветочный бутик, который служил больше как хобби, а не бизнес, оставляя агентство основным источником заработка. — Думаю, ты можешь повидать дедушку и бабушку в воскресенье, — сказал Генри.***
После ужина все собирались в гостиной, обычно Элис и Генри вместе смотрели какое-то ток-шоу, а Кэти играла во что-то или рисовала, чем занималась и сейчас. У нее был отдельный маленький столик со стулом, который был поставлен специально в гостиной, чтобы она могла быть рядом с родителями (так она не чувствовала себя одинокой) и заниматься любимым делом: рисованием, лепкой, бумажной вырезкой и прочими вещами. — Элис, что-то случилось? — Тихо спросил Генри, который сидел на одном конце дивана, а Элис на другом. — Ничего, — только сказала она, не отрываясь от вечерней передачи, которую на самом деле не смотрела. — Я же вижу, что что-то не так, — сев поближе, сказал тот. — А сам как думаешь? Он промолчал, не зная, что и сказать. Он видел, что она на что-то обиделась, но он даже не мог предположить на что именно. Прокручивая в голове день от пробуждения и прибытия домой, он не вспомнил ничего, на что у нее могла появится такая реакция. — У тебя проблемы на работе? — Нет. Слушай, Генри, ты специально за столом напомнил про кино? — Она поняла, что бесполезно делать из себя жертву, раз Генри не понимает или делает вид что не понимает причину ее отстраненности. — Что ты мне утром сказал, когда я предложила пойти в кино? — Я сказал то, что эта хорошая идея, — спокойно ответит он. — А что еще? — Еще я сказал, что если будешь опаздывать, то ты никуда не пойдешь. — Нет, ты сказал, что я в любом случае никуда не пойду, потому я долго собираюсь и тебе это не нравится. — Да, то есть нет, то есть мне не нравится, что из-за тебя мы всегда опаздываем, но я говорил про то, что если ты будешь долго собираться, то останешься дома или можешь в таком случае пойти сама. Но я уже купил три билета. Три, Элис. Ему показалось, что она смягчилась в лице, а взгляд не пылал от злости, когда был направлен на него. Генри смотрел все это время на нее чуть уставшим взглядом, губы были сомкнуты, ему больше нечего было добавить и оставалось только ожидать, что она скажет. Элис заметила, что его ладони лежат на ее руках, но убирать она их не стала. — Ты хочешь сказать, что я все неправильно поняла? — Ну конечно! От этого возгласа на них обернулась дочь, оторвавшись от своего занятия. Элис отвернулась и ничего не сказала, лишь легкой улыбкой дала понять, что внутри она больше не держит на него обиду, но внешне все еще недовольна случившимся. Кэти тем временем ждала рекламу на телевидении, чтобы подойти к родителям и показать свой рисунок. По ее наблюдению, им было не так важно сейчас то, что показывали по телевизору, как разговор, который кто-то из них начал, но подождать рекламную паузу стоило, иначе, как она думала, они не оценят всецело ее творение. Когда же наступила та самая для нее минута, она запрыгнула на диван между родителями протягивая им рисунок. — Дедушка Карл сказал, что в этом месяце эти цветы будут спать, поэтому если я захочу нарисовать цветок из его оранжереи, то лучше мне нарисовать эти, — объяснила она, глядя на реакцию родителей. Она рисовала по памяти почти все, что ее интересовало, и, стараясь сохранить образ какого-нибудь пейзажа или зверька, она переносила увиденное на бумагу, как эти три ярко-красных цветка с длинными лепестками, которые смотрели прямо с альбома на Элис и Генри, который, глядя на них, вспомнил как пересаживал их несколько раз, чтобы герберы всегда росли в когда-то принадлежащей ему оранжерее. — Очень красиво, Кэти, — наконец сказала Элис, глядя на цветы, которые ей довелось увидеть впервые одним зимним утром. Она обернулась к Генри, который сразу уловил ее сигнал и тоже посмотрел на нее, улыбнувшись. Не только Элис вспомнила ее первый букет и всю ту историю, связанную с ним и положившую начало их отношениям, а поэтому красные герберы для нее и него означали больше, чем просто красивые цветы.