***по дороге в школу следующим утром***
Новенькие сиреневые наушники гордо поблескивали на солнце, а музыка, которую они вещали, разрывала барабанные перепонки тяжёлым роком. По улице не менее горделиво вышагивала я, покачивая портфелем на плече. Настроение было просто замечательное: розовые поняхи окружали меня дружным ебнутым хороводом, а бабочки, обычно дрыхнувшие в моём животе, пёрли из всех щелей. А что же такого случилось, что я, всеизвечно к чертям злобная и опаздывающая, сейчас была счастливей любого местного идиота? А всё дело в тех самых наушниках. Ведь вчера, кажись, таки случилось чудо, и даже не одно! Ибо мне купили наушники! Казалось бы — три тысячи, а радости — как будто выспаться получилось. Правильно говорят — музыка наше всё! И пока у меня есть сей чудесный аппарат — мне никакая злободневная хрень не страшна. И вот, подпевая одному из любимых треков, я ввалилась на территорию своей хаты номер два. Едва мой ясный взор окинул сии холопские угодья, я тут же увидела и узнала эту мерзотную скотину, что вчера посмела надо мной ржать. Несмотря на моё далеко не тесное общение с классом, я прекрасно знала его состав. И этого белозубого мудака в нем не было. Вчерашняя работа по математике… Неужели-в-самом-деле. Он сидел в окружении нескольких парней и девчонок, посему меня не заметил. И на том спасибо. До звонка — жалкие пять минут, и пусть это раньше обычного времени моего прихода, стоять в дверях — явная глупость. Первый урок — русский, а следовательно в угол класса можно не забиваться — по этому предмету я тут всех уделаю.***между третьим и четвёртым уроком. Столовка***
Получив локтем в бок от какого-то младшеклашки и вывалившись из этой жуткой давки перед прилавком, что размером меньше метра, я врезалась носом в чью-ту грудь. Большую грудь. 75% которой составлял поролоновый лифак, а верхние «аппетитные формы» были дорисованы (так тоже бывает). Такое «добро» есть только у одного человека. Ирочка в жраковню простолюдинов пожаловала. — Не мешайся под ногами, жук. — её брезгливости в голосе любые короли могли бы позавидовать. — Здесь диетическое не продают, — спокойствие. Главное, всегда сохранять спокойствие. Здоровый пофигизм и вежливость взбесят её куда больше. — А я не толстею! — и смотрит на меня, будто что-то крутое сказала. — Ох и точно. Это по твоей груди заметно — один поролон, — после этой фразы её лицо слегка покраснело. Шоу начинается. — Да, да что ты… как ты смеешь вякать?! — ещё чуть-чуть, и это перейдет в истеричные визги. — Я не вякаю, а говорю. И если твой словарный запас настолько мал, что ты даже нормально, без заиканий, выразиться не можешь, то мне тебя искренне жаль. Пока я выводила её из себя, вокруг нас образовался небольшой полукруг. Конечно, всем интересно — кто кого. — Да ты — никто! Ты ничего не можешь и учишься ты хуже меня! — думаешь, что последним сможешь меня задеть? А вот хрен. — Ну, для начала, я человек. В предвыпускном-то классе надо название вида выучить, даже если к тебе он и не относится. Во вторых, я много чего умею и могу. А насчёт учёбы… просто я за учителями с подарочками и деньгами не бегаю, как последняя шавка стелясь им в ноги. Ирочка краснела аки помидор. А через тоналку — явно перезревший. — Да ты… да ты мне завидуешь! — это были уже откровенные истеричные визги, а публика увеличилась аж до всех присутствующих в столовой. Я спокойно приподняла бровь. Правую (левую не умела). П — значит пафос. По чесноку, выебываться я любила дико. Вот прям до оргазма, как любила. Я читала, смотрела и училась сохранять спокойствие, поднимать бровь и высказываться так, чтобы доводить оппонента до истерии. Из-за своих размышлений я забыла ответить. — Молчишь, да?! Вот и молчи, ничтожество! Поняла, да, кто тут главный?! — «главная» косила глаза в сторону блондинистого парня класса из одиннадцатого. Он наблюдал с легкой заинтересованностью. Мне блондины не нравились, но именно этот, как было сказано ранее, был исключением. — Дорогая моя Ирочка. Перестань, ради бога, или, на худой конец, сатаны, визжать аки пнутая под зад тесаком свинья. И не красней ты так, не на голых мужиков смотришь, хотя тебе как раз таки такое зрелище должно быть привычно. Правду очень часто слушать неприятно, а еще лицо у тебя перекосилось всё — выглядишь совершенно не ахти. — я правда не могла по другому её описать, ибо это было бы враньём. Прервал перепалку звонок. Блонда, за секунду до, разинувшая как этакая жабка пасть покраснела ещё. Пиздец, товарищи. Избежали истерики мы из-за физички, у коей и был урок. Разогнав сборище, она велела нам идти на урок, ибо опозданий не терпела. У выхода стоял мой вчерашний зритель. Падла ухмылялась, и как-то, будто случайно решил пойти только тогда, когда я прошла арку. Несмотря на моё игнорирование, новенький догнал и, наклонившись, шепнул мне на ухо «второй выпуск отлично удался». Почему-то меня резко посетил табун мурашек по шее и спине. В зеркале напротив раздевалки отразились слегка покрасневшие щеки. В своей растерянности я так и не успела отпустить какой-нибудь комментарий.***классный час***
Напрочь забыв про это великое мероприятие, я почти вышла из школы, как меня стопорнул дядя Саша — наш охранник. Под мой удивленный взгляд он сообщил, что никто из моих одноклассников еще здание школы не покинул, на что я, тихо выматеревшись, понеслась на классный час. Влетела я на него с пятиминутным опозданием, что было по сути не так и катастрофично. Возле доски распинался новенький, представляясь классу. И только я хотела тихо прошмыгнуть, как классуха указала мне на парту перед собой, но и это пережить можно — она пустовала. Когда спустя еще какое-то время рядом со мной, почти спящей, кто-то опустился, внутри тут же поселилось очень нехорошее предчувствие. Как можно незаметнее, я повернула голову и выглянула из-под руки. Теперь он смотрел мне прямо в глаза. Фак. Я опять начала заливаться краской, благо сейчас это не видно. И какого хрена-то, а? Я медленно повернула голову обратно и закрыла глаза. Он просто мой одноклассник, а стоит ему получше разораться в ученических отношениях — в лучшем случае, он меня будет просто игнорировать.