Ну и крестники

      А чего мне тебя бояться, сказала тётя Марта, у меня брат почти такой же. Что, спрашиваю, лохматый? Нет — высокий. Сам про себя шутил, говорит, ему бы на ярмарке великаном работать, а стал — доктором. А вы, спрашиваю, кем? Сестрой милосердия, за компанию. Ну, говорит, ещё Тиану помогаю, когда время есть.       И вот она что-то ещё говорит и говорит, а я мастерскую смотрю, осторожно — не задеть бы что ненароком мордой, или там рукавом, мало ли — мантия. Часы на столе разобранные: дядя Христиан в лавку отлучился, придёт — дочинит. Отвёрточки маленькие, ещё штучки какие-то остренькие. Придёт, вдруг разрешит, чтоб я ему помог дочинить — у меня ведь есть чем. Когтями*. Я даже тёте Марте показал — вот их она правда чуть-чуть не испугалась. А чего пугаться, если они мне и правда инструмент, ещё и убираются к тому же. Кошек же она видела: вот так же втягиваются. Но что помог бы — поверила. И ещё добавила — от таких когтей, мол, сам Мышиный король сбежал бы. Жаль, сказала, дружок, тебя в то время здесь не было. Хотя кто его знает: заклятие так и так не дух, а девочка должна была снять.       Только мышами здесь совсем не пахнет, я почуял бы. Машинным маслом чуть-чуть, да от дяди-Христианова сюртука на вешалке — каким-то табаком и духами, да корицей от тёти Марты, вот и всё. Ой, корица! Тёть Марта сама спохватилась, вспомнила — я же, мол, печенья напекла, хочешь, угощу, Зельхен? Я растерялся даже — вдруг, думаю, попробую, да нечаянно всё и съем. Да нет, говорит, там много — как знала, что или ты, или брат сегодня заглянете.       И ведь правда хорошее оказалось, и много: с верхом, из корзинки высыпается. Я как раз этот «верх» и взял. Во рту тает. Тёть Марта мне: ну как? А у меня уже в крошках вся морда, не фыркать же в неё крошками. Большой палец показал — во! А она мне — ещё бы, рецепт-то из Бракельгейма: Тиан от своей мамы его запомнил и мне пересказал. Тебя-то, говорит, небось матушка тоже чему-нибудь интересному научила?       А я и сказать-то не знаю что, сижу столбом. Меня отец наколдовал — так мы, дворовые, устроены — а матушки у меня сроду никакой не было**. Бабушка вот есть: дедушкина сестра. И вот уж у кого лучше всех варенье получается!.. Правда, я его только пробовать умею. Так тёть Марте и сказал, а она — она даже опешила сначала. Неужели, говорит, правда мамы сроду не было? И потом ещё прибавила — бедный Зельхен. А на словах «а хочешь, я тебе ей стану?» уже я сам чуть со стула не упал. Ответил бы что-то, так на язык, как нарочно, одно «э-э-э» да «ы-ы-ы» лезет…       А она мне — да ты не волнуйся, дружок: крёстной. Тиан к тебе давно привык, говорит, а теперь и я уж вижу — не чудище ты, а мальчишка, да славный какой; а всё душа не на месте, что без матушкиной заботы растёшь. И этак ещё по морде погладила. Как всё равно отец лизнул, только нежнее.       Ну, а что, говорю, я разве против. Будьте на здоровье, тёть Марта. Крестников-дворовых вон тоже ни у кого нет, у вас с дядей Христианом у первых будет.