Закулисье Т.К.

Сломаю ли я тебя, милая, своими ошибками? Эта мысль первой всплыла в моей памяти, когда я открыл глаза после глубокого сна. Она пришла ко мне после короткого разговора с Пашей в павильонах голоса и ушла тут же, как я снова вдохнул запах ее волос в гримерке. Мог бы я всего избежать? Мог. Но не хотел. Я медленно сел на диване. Голова раскалывалась. Кажется, прошло уже три дня после моей поездки к Тине. Я понял это только взглянув на дату на почти севшем в ноль айфоне. Я держал телефон на ладони и ощущал холод его корпуса. Холод безответных отправленных ей смс. 217 маленьких писем ушли в пустоту и умерли в этом холоде. Две сотни никому ненужных “прости”. Я много пил. Вернувшись в тот день в Киев, я завалился в какой-то бар, откуда меня поздно ночью увез мой друг в полуживом состоянии. Все эти дни я жил у него, глушил алкоголь бутылка за бутылкой, пытаясь ничего не вспоминать, и у меня получалось. Я помню скорую. Кажется, это было вчера. Помню медсестру с голубыми глазами, как у нее. Я просил ее забрать меня отсюда, вынуть из самого себя, потому что я не знал, куда деться от боли, пронизывающей все мои клетки. Сломаю ли я тебя, милая? Сломал. Сломал все, что смог построить из самого хрупкого в мире материала. Твоего доверия. Все эти дни я слушал ее песни, захлебывался ими, не понимая ничего и понимая все. Я нашел в сети этого ее чертового музыканта. Я узнал ее концертный костюм, который был на ней в тот ужасный день, тот самый бежевый пеньюар. Просто костюм, просто коллега, близкий друг, просто отдых после репетиции. Ничего больше, Дан. Сейчас я не сомневался в этом, но не тогда. Но это "сейчас" уже было бездыханным. Тина любит дышать ароматом лаванды в полумраке, для расслабления… Я собрал по осколкам реальную картинку, которую не смог разглядеть и к которой мог бы отнестись иначе. Собрал с интервью, чужих фото и комментариев… но не с ее слов, который мог выслушать тогда в том злополучном ДК. Мой внутренний огонь, который так нравился ей, сжег меня. В который раз. Я потер лоб ладонями, пытаясь уменьшить головную боль. На изгибе локтя что-то кольнуло. Следы вчерашней капельницы. Подошел к зеркалу, ужаснулся. Огромные темные круги под глазами, впалые щеки, щетина, еще припухшая разбитая губа, огромный расплывшийся фиолетовый синяк на скуле. Следы большого женского разочарования. Вместо волос какой-то спутанный хлам. Хлам снаружи, хлам внутри. Громко зазвонил умирающий айфон. В больной голове заискрилось от боли от резкого звука. - Дан, как дела? - я услышал в трубке голос своего друга-музыканта. Он временно жил в Лондоне по бизнес-контракту. Я пытался выдать в ответ что-то вразумительное, но у меня не было в уме подходящих версий. Он это почувствовал. - Что, опять драмы, мой друг? Приезжай ко мне, я развею твои мрачные мысли. У нас еще с тобой не закончен один музыкальный проект. Я подготовил для тебя отличную аранжировку. - Я это… - мне не хотелось соглашаться, но и отказываться не хотелось. Жизнь снисходительно подсказывала мне следующий ход и я принял это. Это все, на что хватало моих сил. - Ладно, я посмотрю билеты на сегодня, у меня открыта виза. Купить билеты не составило никакого труда. До следующего этапа съемок Голоса еще оставалось несколько дней и я не хотел проводить их в трезвом одиночестве. Я кое-как привел себя в порядок, если это можно так назвать, позвонил другу, который отлучился по работе, и предупредил, что уезжаю. Он начал обеспокоенно отговаривать меня, напоминая о моем ужасном состоянии, но заранее, думаю, знал, что это ни к чему не приведет. Опираясь о стены из-за легкого головокружения, я кое-как добрел до входной двери и на такси уехал домой. После чашки кофе и какой-то углеводной гадости на завтрак мне стало легче. Длительный запой и отказ от еды оставили свой след, но физическое недомогание мучило меня не так сильно, как душевная парализованность. Через несколько часов я приехал в аэропорт. Пришлось надеть темные очки и худи с максимально большим капюшоном, что он смог хоть как-то прикрыть разбитую скулу. Благо на раннем чек-ине бизнес-класса почти никогда никого нет, поэтому у меня были все шансы ускользнуть от взглядов зевак. Я снял рюкзак с плеча и направился к пропускному пункту. Он был все еще закрыт. Недалеко стояла пара: мужчина и женщина. Мужчина был высокого роста, среднего возраста и внимательно рассматривал все вокруг. Я сразу узнал этот взгляд, охрана. Рядом с ним стояла невысокая женщина, одетая в светлое вязаное пальто в пол. Капюшон пудрового худи аккуратно прикрывал волосы. Я кивнул мужчине и, заметив его ответную реакцию, его спутница немного повернула голову, боковым взглядом уловив меня. Из-под капюшона показалась пара выбившихся волнистых локонов золотого цвета и едва приоткрылся профиль. Я вздрогнул всем телом в такт сердечного импульса. Нет, такого просто не бывает… Я сделал еще несколько шагов и на этом расстоянии смог легко уловить нотки тихого грудного голоса… моей Тины. Я замер на месте, как вкопанный, повернувшись боком к моим соседям и лицом к пустующему пропускному пункту. Закрыв глаза, я всем естеством сосредоточился на звуках этого родного голоса, словно расставлял их внутри себя по пустым полкам, заполнял ими глубокие трещины и выбоины. Тина что-то долго рассказывала своему сопровождающему, а потом тихо рассмеялась и взглянула в мою сторону. Я заметил это боковым зрением. Я по привычке сильно закусил внутреннюю сторону губы и содрогнулся от резкой боли покоившейся там раны. Тина не отводила взгляда. Глупо было думать, что она меня не узнала. Глупо было все вокруг в тот момент. Я немного повернул голову и тоже взглянул на нее. Ее глаза были спрятаны под затемненными линзами бронзового оттенка, но я все равно рассмотрел их изящный контур. Они были широко распахнуты и смотрели на меня с изумлением. Она медленно скользнула взглядом сверху вниз от лица по моему телу, словно исследуя, и я подсознательно проделал то же самое. Складочки уютного пальто, нежный коттон свитера, светло-серые джинсы, красиво подчеркивающие стройные ноги, серые кроссовки. Тут мой взгляд случайно упал на ее правую ладонь, перемотанная эластичным бинтом. Я поднял взгляд. Уголки губ Тины дрогнули, только я не смог уловить, была ли это улыбка или попытка расплакаться. - Уважаемые пассажиры бизнес-класса, подходите, пожалуйста, к стойке регистрации, - раздался звонкий женский голос. Мы одновременно шагнули вперед, Тина кротко прижалась к своему охраннику, чтобы не очутиться слишком близко ко мне. Я встал за ними со стороны Тины и снял очки, готовясь пройти проверку. Она искоса с интересом взглянула на меня, верней на мою потрепанную физиономию. Я молча опустил взгляд на ее перевязанную ладонь. - Что с рукой? - половина фразы утонула в хрипотце моего голоса, который слишком долго ни для кого не звучал. Я едва заметно коснулся пальцем шероховатой текстуры бинта. Она все так же внимательно смотрела на меня. Я пытался прочесть что-либо в такой дорогой мне синеве глаз. Мне казалось, что Тина была ученым, который пристально разглядывал меня в микроскоп как доселе невиданную бактерию. Рассматривал все мои контуры, переплетения и узелки, и находил в них ответы на свои исследовательские вопросы. - Повредила… об одного дурака, - неожиданно ответила она, не отрывая пристального взгляда. В ее голосе читался легкий, теплый полутон насмешки и какого-то глубочайшего спокойствия. Она пронзала взглядом мой больной мозг, всего меня. Скула, губы, глаза - и так по кругу. Я судорожно улыбнулся и опустил глаза, пряча в них первые капли ливня хлынувших чувств. Я вдруг понял, что было в этом ее взгляде. Я был прощен. Прощен не собой, а ею. Заранее, за все и несмотря ни на что.