Закулисье Т.К.

После ночи прощания наступил новый день, и я с раннего утра утопал в суете и заботах. Поездка в Борисполь, проводы родных, потом работа с группой на звукозаписывающей студии, пара встреч по проектам. С Тиной за весь день мы обменялись лишь несколькими сообщениями, так как она тоже все время где-то перемещалась. Позвонить ей получилось только поздним вечером, когда весь рабочий хаос утих, оставив меня наедине с самим собой в киевской квартире. Тина долго не брала трубку. Я знал, что они сейчас в дороге, поэтому не тревожился. С третьей попытки мне удалось, наконец, дозвониться, и тихий родной голос прервал череду надоедливых гудков, роняя сиротливо мое имя в поскрипывающий динамик: - Дан?.. - Привет, малыш. Как ты? - Я… хорошо… хорошо, - Тина звучала как-то растерянно, словно ее что-то отвлекало. - Вы в дороге? - Да. Тина была немногословна, ни о чем не спрашивала, отвечала коротко и сдержанно. - Малыш, перезвони, когда доедете, ладно? - Мы приедем поздно ночью. - Ничего, я дождусь. - Ладно… - Люблю тебя. Молчание. А потом кроткое: - Дан? - Да. Тина молчала и лишь прерывисто дышала, словно пыталась что-то сказать и не могла. - Что с тобой? Точно все в порядке? - Да, - выдохнула она. - Ладно… До связи. Она повесила трубку, не попрощавшись. Меня встревожила эта ее странная растерянность, но я все же решил дождаться звонка, прежде чем забивать голову дурацкими мыслями. Но звонка не последовало. Я отключился около двух ночи, слишком вымотанный адским днем, а проснувшись утром, первым делом полез проверять пропущенные. Но их не было. И это уже было странно. Я набрал ее номер. Вне зоны. Позвонил Орлову. Паша сообщил, что команда на репетиции, а он на встрече и ничем мне помочь не может, и добавил, что Тина часто выключает мобильный, чтобы никто ее не отвлекал. - Я передам, что ты звонил, Дан, - пообещал Орлов под конец разговора. – Как только, так сразу. У вас что-то случилось? - В каком смысле? - Сам знаешь, в каком. Тина сама не своя со вчерашнего вечера. - Ничего не случилось. Я сам не понимаю. - Ну да, ну да… - Орлов, конечно же, не верил мне. – Ладно, будь на связи. До позднего вечера я был занят делами в центре, без конца проверяя телефон на предмет входящего «хоть чего-нибудь». Пребывая в отвратительном настроении весь день, я перессорился с кем только мог. Работа не ладилась, а мой внутренний баланс сильно пошатнулся из-за этой непонятной ситуации. Который раз удивлялся тому, как сильно я стал зависим от нее. Как сильно вросли в мой независимый и самобытный фундамент эти отношения. Хотя то, что происходило между нами, едва можно было так назвать. Это были какие-то сумасшедшие гонки на выживание, в которых нормальные люди уже погибли бы от переизбытка часто сменяющихся эмоций. Сколько же всего случилось за каких-то пару месяцев… Я вдруг почувствовал себя просто смертельно уставшим. Это состояние всегда накатывало в кризисные моменты, когда заканчивалась эндорфиновая подпитка, но в этот раз я переживал это состояние тяжелее всего. Поздним вечером я предпринял еще пару попыток дозвониться до нее. Безуспешно. Орлов прислал сообщение и подтвердил, что сообщил Тине о моем звонке, и это в край расшатало меня. Я полночи анализировал нашу последнюю встречу и не нашел ни одной зацепки, которая могла бы стать причиной перемены в ее поведении. Мы еле сумели оторваться друг от друга, прощаясь, а потом… И тут я вспомнил, что на следующий день она куда-то собиралась, но не сказала куда. Возможно, что-то произошло там. Около 3 ночи мобильный неожиданно зазвонил. На экране высветилось ее имя, телефон выбросил в ночную тишину пару коротких звуков и затих, словно вызов был случайным. Я перенабрал. - Тина? Она долго молчала. - Не спишь?.. - Что с тобой происходит? - Со мной все в порядке. Просто… так нужно. - Нужно кому? Что случилось? Я столько раз звонил тебе. - Дан… Не нужно мне звонить, ладно? Ее голос сильно дрожал, словно она находилась в каком-то тщательно скрываемом предистерическом состоянии. - Нет, не ладно. Я хочу знать, что с тобой. На другом конце провода послышались слабые всхлипы, от которых у меня начало разрываться сердце. - Тина, я сейчас же приеду! - Нет! – выпалила она сквозь слезы, и ее фраза прозвучала так резко, словно я собирался ее казнить. – Не приезжай. Ты сделаешь только хуже. - Хуже кому? – я не верил своим ушам. - Не приезжай, прошу тебя. Я все тебе объясню. Когда смогу… Если смогу… - Объясни, как я должен спокойно здесь жить, зная, в каком ты там состоянии… - Обещай, что не приедешь, Дан. Обещай, что оставишь меня в покое. Я сама… Я молчал, тщетно пытаясь отыскать в опустевшей голове хоть какие-то слова. Но там лишь звенело вот это ее «в покое». - Ладно, - скомкано выдавил я в трубку, услышав в ответ только короткие гудки, заглушившие собой срывающийся плач. Это был последний наш разговор. Смутно помню, как я провел все эти дни, до их возвращения в Киев. Телефон все это время молчал, лишь изредка подавая признаки жизни в виде редких нейтральных сообщений Паши о том, что «все ок». Я выведал точное время приезда команды у одного из ее танцоров и заранее подъехал к офису, припарковавшись неподалеку, чтобы мое появление не стало ни для кого… не стало для Тины выстрелом в лоб. Сидя в машине, я наблюдал, как из автобуса постепенно выходит ее команда и разгружает оборудование. Потом приехал ее личный автомобиль, из которого с деловитым видом бодро выпрыгнул Паша и, махнув на прощание водителю, направился к входу в здание. Я быстро вышел из машины, окликнув его, чтобы тот не успел сбежать, и быстро зашагал навстречу. - Где она? - Привет, Дан! - Паша, где Тина? - Неважно выглядишь. Ты спишь вообще? - Орлов, мать твою! - Улетела. Вот как. Похоже, выстрелы в лоб сегодня выпало ловить мне. - В смысле, улетела? Она не вернулась в Киев? - Нет, как видишь. - Лондон? - Я нервно облизнул пересохшие губы, подозревая, что Тина могла улететь с сыном. - Нет, Веня улетел в день нашего отъезда. - Так куда она улетела? - Не твое дело. - Орлов, к чему эти дурацкие секреты? Ты же все знаешь! – я не сдержался и грубо схватил его за воротник пальто, несколько раз сильно встряхнув. Я чувствовал, как мои и без того воспаленные глаза, рвущие его на части, раскаляются от огня гнева, и самоконтроль покидает меня. - Знаю. Но тебе не скажу, - Орлов продолжал язвить, полностью игнорируя мою ярость. Я резко оттолкнул его и на миг закрыл глаза от горького осознания тотального бессилия. Орлов спокойно поправил пальто, будто ничего и не произошло, и уже собирался уйти, но вдруг остановился. - Дан, я, конечно, рискую сейчас попасть под горячую руку, но все же повторю который раз – я тебя предупреждал. Ты сам виноват. Он смотрел на меня своим сквозным невозмутимым взглядом, словно бывалый хирург, в который раз констатирующий смерть пациента на столе. - В чем? – меня бросало то в жар, то в холод, и я изо всех сил пытался справиться с адской дрожью во всем теле. – В чем я виноват? - В том, что выбрал любить эту женщину. Я знаю ее миллион лет. Она умеет давать бесконечно много, но потом же возьмет в два раза больше. И берет она нервами и седыми волосами, берет у тех, кто вовремя не спрятался от нее, кто к ней ближе всего. Потому что это торнадо из чувств и эмоций, запертое волей судьбы в самую хрупкую и ранимую женщину в мире, которая часто не в силах его контролировать. А ты ураган еще похлеще, но хоть как-то с собой справляешься, слава богам. Но на двоих тебя одного надолго не хватит… Он подошел ко мне еще ближе, всматриваясь в глаза. - Я предупреждал вас обоих, еще тогда в начале января, когда впервые заметил в вас двоих уж слишком явные необратимые процессы. Я с ужасом ждал этого весь прошлый год, молясь, чтобы это чувство обошло вас стороной и осталось на уровне бессмысленного флирта. Но нет. Он схватил мою руку и взглянул на кольцо, вынося какой-то свой вердикт. - Ну, все ясно. - Что тебе ясно? - Не знаю, где вас носило больше недели после тимбилдинга, но, когда она явилась с таким же кольцом, мне хотелось просто покинуть эту планету, Дан. Я так и понял, что вам двоим захотелось вляпаться во что-то посерьёзнее. И что из этого вышло? Один стоит сейчас полуживой и смотрит на меня кровавыми глазами, а вторая почти сорвала мне концерты, переругалась со всеми, кого нашла в радиусе 100 км и сбежала, даже не удосужившись предупредить меня. МЕНЯ, Дан! Такого я еще не видел! Если до тебя она была женщиной... с некоторыми странностями и сложным характером, то сейчас она стала какой-то сумасшедшей! В ней теперь словно две Тины. И в ней удвоилось как хорошее, так и вот это…странное. Я никогда, Дан, никогда ее такой не видел. Он с облегчением выдохнул, будто копил все эти слова очень много времени и вот сейчас, наконец-то, смог освободиться. - Но знаешь что? – добавил он напоследок. – Должен тебе сказать, что такой счастливой и окрыленной я ее тоже не видел очень давно. Но что-то, видимо, пошло не так. Паша тяжело вздохнул и устало потер вспотевший лоб. - Просто скажи, где она, Паш. - Дан, урок номер 156, который ты опять пропустишь мимо ушей. Никогда не лезь к Кароль, пока она не перебесится. Никогда не вламывайся в ее личное пространство, пока эта интровертная девочка тебя туда не позовет. Да, со стороны это похоже на рабство или какое-то извращение, но ты сам выбрал себе «королеву», если помнишь. Вот сам и страдай теперь. Ну, или уходи. - Почему ты ненавидишь меня? - Ты преувеличиваешь. Ты меня бесишь как менеджера, потому что из-за ваших передряг больше всего в работе страдаю я. А как человек ты мне даже нравишься. Не думал, что когда-либо встречу еще одну Тину только в мужском обличии, - он внезапно расхохотался и похлопал меня по плечу. - Звучит неубедительно. - Потому что ты глухой дурак! Урок 156, Дан, который ты, конечно же, пропустил мимо ушей. Если бы я тебя ненавидел, то давно бы черкнул тебе ее адресок и отправил в самый эпицентр бури на верную гибель. А так… я просто прошу тебя, успокойся. И будь сильнее вас двоих. Хоть это едва возможно… Его губы тронула едва заметная холодная улыбка, но глаза вдруг повлажнели и приобрели очень теплое, неведомое мне ранее выражение. – Знаешь, Дан, за все это время я понял одно: вы либо дадите друг другу огромное счастье, либо… разнесете друг друга к чертям. Я желаю вам первого. Да-да, это говорю я. Несмотря ни на что. Но я точно не смогу быть постоянно той третьей силой, которая будет уравновешивать вас и выравнивать между вами баланс. Я, правда, пытался привезти ее домой, но… я слишком устал бороться с этим торнадо. И ты тоже устал, Дан, я это вижу. Поэтому лучше… Ты сам знаешь. Паша попрощался со мной и скрылся за дверью офиса, оставив меня одного среди ни о чем не подозревающей, привычной киевской суматохи. Вот и все. Я вернулся в машину, завел мотор и долго сидел внутри, рассматривая ее детскую фотографию, которая все эти дни путешествовала со мной в кармане. Что же такого особенного в этой девочке? А в той, которая мне снится? А в той, которая сбежала от меня на другой конец света? Почему ни одна из них не дает мне спокойно жить и просто сводит с ума какой-то странной недосказанностью? «Ты сам выбрал любить эту женщину». Эти слова не выходили у меня из головы, и я повторял их, кажется, каждую минуту, как какую-то мантру, не давая более опасным чувствам разрастаться внутри. Но в какой-то миг, набрав в очередной раз ее номер и услышав уже до тошноты знакомые слова диктора, я просто сломался. В тот день я приехал в пустой павильон и долго сидел в ее гримерке, словно пытался зарядиться ее энергией, которой мне безумно не хватало и от которой стало зависеть слишком многое во мне. Комната была полна ее вещей и запахов, и мне казалось, что местами я вижу сгустки теплоты, оставшиеся от прикосновений ее пальцев, словно в мои глаза был встроен тепловизор. Не знаю, сколько времени я здесь провел, слушая монотонное тиканье настенных часов и бессмысленно пялясь в потолок. В голове проносились тысячи мыслей, строились десятки гипотез, но задевала меня только одна. Где ты, Тина?.. Зачем я, наконец, научился любить, чтобы все потерять? Или я научился любить, чтобы стать достаточно сильным, чтобы суметь отпустить такую любовь? Скажи мне, намекни мне. Я готов отпустить тебя, если ты того хочешь, просто дай мне знать, что с тобой без меня будет все хорошо. Просто дай мне знать - и я отпущу. Чтобы тебе не пришлось вот так убегать. Говорят, тому, кто истинно любит, не важно, любят ли его в ответ. Не люби меня в ответ. Но, пожалуйста, обещай, что с тобой будет все хорошо. Я достал из кармана ее фотографию и провел пальцами по счастливому детскому лицу, вспоминая, какова на ощупь ее нежная кожа. Мне повезло познать и помнить это. И я готов дать всему этому свободу, если так нужно. Я взял со стола ручку и написал на обороте фото одну строку из своего письма, которое я написал Тине еще в прошлом году, когда впервые обнаружил ее в своем сердце. Я так и не отдал ей его, потому что большую часть текста мне посчастливилось сказать ей лично, но вот последние строки я, видимо, заранее и непреднамеренно, приготовил для такого рода финала. И эти слова безропотно легли в несколько неровных от честности строк. «Не смотря ни на что я счастлив что мне в жизни повезло так сильно полюбить именно тебя». Я оставил фото на ее столике у зеркала, аккуратно прикрепив его к тонкой раме, и уже намеревался сделать то же самое с кольцом, которое она подарила мне. Я долго рассматривал его на своей руке, словно дожидался какого-то знака, идеального момента, а он все не наступал. И мне так не хотелось, чтобы он когда-либо наступил. Я сжал руку в кулак и быстро покинул гримерку, словно подсознательно спасал себя от этого поступка. Но вдруг уже у выхода из павильона я заметил, что оставил внутри телефон. Возвращаться… Вот и тот самый чертов знак! Открывая дверь в гримерку, я услышал, что мой мобильный яростно трезвонит, оповещая о входящем звонке. Я на автомате свайпнул нужную кнопку, даже не посмотрев, кто звонит, потому что мне было абсолютно все равно, кто зазвучит сейчас в трубке, ведь там все равно не будет… Но он там был. Там был ее голос. - Дан… Я в Париже. Ты знаешь, где… Ты один знаешь, где. Прошу тебя, прилетай. Помоги мне, пожалуйста…