PUNK BOY

      Утро. Вэй Ин ненавидит всё, что связано с ранними подъёмами, когда ещё не рассвело как следует, а по телу табуны мурашек бегут, и зябко так без тёплого одеяла, за ночь ставшего лучшим другом и надёжной бронёй от арктических холодов предрассветной спальни. Утро — звучит жутко. Оно у Вэй Ина холодное, растянутое до невозможности, с криками негодования и отчаянными порывами остаться в кровати. Безнадёжно надломленные брови, гримаса ужаса и мольба во взгляде, лишь бы только не… — Болван, мы опоздаем! — кричит бессердечный монстр в форменной одежде Академии Гусу Лань. Она по нему шита — сидит идеально, без лишней складочки, подчёркивая подтянутую стройную фигуру. Вид ослепительно белой ткани брюк и хлопковой рубашки отдаётся в глазах сонного Вэй Ина неприятной резью.       Цзян Чэн всматривается внимательно в заспанное лицо напротив, проверяя между тем, всё ли в порядке. Глаза Вэй Ина — тёмно-серые, с металлическим отблеском — слегка подёрнуты сонливой дымкой, но в них ни боли, ни апатии, а только лишь здоровое негодование, какое каждое утро непременно встречает Чэна, если он бесплатно работает для этого недоумка будильником. — Одного хочу — покоя! — голосит истинный поклонник кровати, намертво вцепившись в деревянные балки от конструкции балдахина. Газовая занавесь, отделявшая маленький вэйский мирок снов от всяких кровожадных разодетых монстров, опасно колыхнулась. Две сильных руки, отодвинув всякие преграды, схватили Вэй Ина за обнажённые и всё ещё помнящие тепло пуховых одеял плечи, обдав холодком. Юноша вздрагивает крупно, но относительно успокаивается, видя раздраженный профиль брата. — Руки холодные, Ваньинь! Руки! — Прекрати верещать, придурок. Я не шучу: мы и впрямь опаздываем. И если ты, пришибленный, не отцепишься от своей кровати — а я не хочу знать, какие именно отношения вас могут связывать с учётом твоих отбитых мозгов, — то занятия начнутся без нас.       Закончив тираду, Цзян Чэн, стараясь смотреть только на его лицо, сильнее потянул за плечи горе-брата, и тот, к удивлению, отцепился. Белоснежная форма стала чуть более мятой, чем была. — Так, блять, Вэй Усянь! Если через три минуты твоя задница не будет усажена в салон ждущего нас автомобиля, можешь с уверенностью начинать за неё беспокоиться, — разразился праведным гневом Ваньинь, отряхивая одежду. — А у тебя есть какие-то идеи насчёт моей задницы? — приподняв бровь и сбросив с себя остатки прекрасного сна, ухмыльнулся Вэй Ин. Цзян Чэн честно приложил все возможные усилия, чтобы не ударить по этому глупому лицу кулаком. — Опять твои тупые шутки… — прошипел он, выходя из комнаты.       Итак, когда ходячий будильник покинул территорию хаоса, анархии и людских пороков, проще говоря — спальню Вэй Ина, на душе у владельца этого беспорядка стало как-то легче. Юноша поднялся с пола, на который благополучно был опрокинут железной хваткой братца, и тяжко вздохнул. Утро. Вот оно — в самом его расцвете. Злобное, суетливое, громкое и с матами. И ассоциации не самые хорошие: насильственные методы Цзян Чэна, крики Цзян Чэна, лицо, пусть оно и было совсем ничего — природа одарила этого неблагодарного стоящей внимания внешностью, но опять же — Цзян Чэна… Порой Вэй Ина бросало в дрожь только при виде своего брата, а воспоминания о прерванных сладких сновидениях резали душу без ножа.       Однако в одном Ваньинь был прав. Взглянув на электронные часы, расположившиеся под завалом бумаг на рабочем столе, Вэй Ин с ужасом понял, что в действительности может пропустить первое занятие в новом учебном году. — Чёрт, чёрт, чёрт, — бубнил юноша, натягивая на себя подготовленную ещё с вечера школьную форму. — Чёрт!       А он ведь хотел сегодня выглядеть сногсшибательно. Целый год Вэй Ин был вынужден провести вдали от своих друзей и семьи, на время переехав в Юньмэн к родственникам своего приемного отца. Целый чёртов год он торчал на домашнем обучении, лишённый общества многих интересных личностей и настоящего подросткового веселья. Намереваясь наверстать упущенное после огромного перерыва, он даже составил план следующих двух лет, в который, правда, не входило что-либо, связанное с примерной зубрёжкой предметов или подготовкой к экзаменам, зато разные выходки были расписаны в деталях.       Вэй Ин с детства отличался чрезмерной активностью и непоседливостью, выводя из себя сначала своих родителей, а после их гибели в автокатастрофе, когда мальчику было всего пять, — семью Цзян, близких друзей его матери, усыновивших маленького Вэя по доброте душевной. И пускай их фамилии были разными, потому что приемные родители не решились забрать у мальчика последнее, что осталось от четы Вэй, но он всегда чувствовал себя одним из Цзян. Фэнмянь вырастил Вэй Ина как собственного сына, ни в чём не обделяя; госпожа Юй Цзыюань, хоть и была очень строга, но этим лишь вызывала к себе уважение всех троих её детей. Вэй Ин рос в настоящей любящей семье, и только иногда его посещали мысли о почивших много лет назад родителях, чьи лица со временем стёрлись, оставив после себя в памяти размытые образы.       Он глянул в зеркало. Госпожа Юй часто говорила, что Вэй Ин очень похож на свою мать. Мягкая белая кожа с отпечатком Юньмэнского солнца, прямой нос, чёрные брови вразлёт и такие же тёмные длинные волосы, которые он собирает в высокий хвост. В позапрошлом учебном году во всей Академии Гусу Лань не нашлось бы юноши с волосами длиннее его, а спустя полтора года, Вэй Ин надеялся, он сможет поразить всех отросшими уже до середины бедра прядями. В конце концов, поражать наповал он умел. — Не хватает только… — наспех облачившись в белую форму с вышитыми на воротнике облаками — символом Академии, Вэй Ин завязал хвост немного потрепанной красной лентой и потянулся к комоду. Выдвинув верхний ящик, он достал оттуда большую косметичку, в которой было сразу несколько отделов. Две мерцающих перламутром бусины были подцеплены тонкими длинными пальцами, чтобы затем разместиться в аккурат во внешних уголках миндалевидных озорных глаз. Одарив своё отражение оценивающим взглядом, Вэй Ин подмигнул сам себе, а затем без капли сомнения выцепил из сумочки ярко-красную помаду.       Вэй Ин знал, что он слегка… нестандартен. Но в том-то и соль: видеть глупые выражения на лицах этих скучных людей, лишающих себя права на индивидуальность. Юноша уже давно решил для себя, что не в его правилах сдерживать себя в каких-то рамках. Рамки вообще не для него. И даже несмотря на… на всё, что происходило и ещё могло произойти, он бы никогда не отказался от того, что ему действительно нравится. Макияж? Пожалуйста! Длинные волосы, странная одежда по выходным и не только? Да, Небеса, да!       Впрочем, не все разделяли его энтузиазм. — Вэй Усянь, — с нарастающим где-то в нутре рыком зашипел на него Ваньинь, когда довольный собой юноша уселся рядом с братом на заднее сидение дорогого авто. — Даже не смей мне ничего говорить. — Но… — А-Чэн, перестань. А-Сянь выглядит чудесно, — донёсся до них мягкий голосок шицзе.       Цзян Яньли — старшая сестра пресловутых А-Чэна и А-Сяня — была удивительной девушкой. Кто бы что ни говорил — для Вэй Ина она являлась первой красавицей на всём белом свете, а её талантов было не счесть. Слова поддержки от шицзе только подлили масла в огонь разгорающегося восторга от предстоящего учебного дня. — Спасибо, шицзе! — тепло улыбнулся Вэй Ин. — Конечно, мне никогда не сравнится с тобой, сестра, но… мне нравится, как я выгляжу. Остальное неважно от слова совсем. — Ты попадёшь в кабинет директора уже в первый учебный день, дурак, — скрестив руки на груди, Цзян Чэн фыркнул. — И что? — Ничего, просто осведомляю, — прищурившись, Цзян Чэн убрал с глаз отросшие тёмные пряди и отвернулся к окну, стараясь не думать о том, сколько проблем на свою голову навлекает его брат. Ведь он уже однажды прошёл через ад, но всё равно возвращается к тому, что заставляет всё вокруг него полыхать ярким пламенем. Сам жжётся, подкидывая сухих веток в кострище, на котором те, что нормальные, сжигают ведьм — по сути дела лишь тех, кто от них отличается. Это инквизиция — беспринципная и суровая, а пламя её обойдёт стороной лишь тех, кто святой факел несёт.       Говоря короче, Цзян Чэн переживал. Но этому придурочному придурку разве объяснить, что его брат места себе не находит, оставляя его одного, а когда тот пребывал в Юньмэне, то и вовсе с ума сходил от беспокойства: как он? что он? Нет, он не поймёт. Сочтёт за шутку, за насмешку, сведёт всё в пыль и посмеётся только, как он умеет.       Воспоминания о том самом смехе, что был одновременно так похож на родной, на вэйский, но и так отличался, хотя бы потому что взыграл чистой истерикой и сумасшествием неприкрытым, звеня в каждом вздохе, в каждом всхлипе, что полился горячими слезами по щекам, мешаясь с кровью и безрассудством на его лице в тот самый день, — эти воспоминания больно колют куда-то под сердце, чтобы напомнить о себе снова. Напомнить и заставить пообещать самому себе в сотый, если не тысячный раз: он больше никому не позволит причинить Вэй Ину боль.

***

      Академия Гусу Лань — престижное учебное заведение для тех детей, чьи родители могут позволить себе отдать за пару лет обучения в высшей школе целое состояние. Она отличается набором суровых правил, заставляющих учеников ходить почти что на цыпочках и роптать перед учителями, но зато какое образование даёт! Впрочем, Вэй Ин никогда не соблюдал и части существующих неприкосновенных заветов Ланей, за что не раз получал наказания, но это ничуть не умаляло его энтузиазма. Он как был полным балагуром, действующим на нервы всем учителям, а в особенности — Лань Цижэню, учителю китайского языка, литературы и истории, так и остался. Юноша мог поклясться, что никому прежде ещё не удавалось довести этого карикатурно правильного старика с монашеской белой лентой на лбу, которая, казалось, сдавливала не только его голову, но и мозги, начисто лишая возможности принять точку зрения, отличную от его собственной. И Вэй Ин этим пользовался довольно часто, проверяя на прочность стальные ланьские нервы.       Когда за окном машины показалась высокая изгородь Академии, Вэй Ин широко улыбнулся и, попрощавшись с личным шофёром четы Цзян, ступил на каменную дорожку, ведущую к открытым воротам. Яньли, выйдя из машины и обняв на прощание братьев, повернула в сторону второго корпуса для старшего курса и оставила юношей на пути к их учебному зданию. — Тебе повезло, Вэй Усянь, — послышалось из-за спины, прежде чем широкая ладонь легла на плечо и притянула к себе. — Мы не опоздали. — Ага, — хмыкнул Вэй Ин с широкой улыбкой, но плечи его были напряжены. — Когда ты так близко, я боюсь в любой момент получить удар. — Я не стану бить тебя, — елейным голосом протянул Ваньинь. — Если не будешь раздражать. — Потрясающе, огромное спасибо, братец. — Да не благодари, что ты, — в следующую секунду, когда впереди замаячили снующие по лестнице школьники, его тон стал тише и серьёзнее. — Всё в порядке?       Вэй Ин повернул голову и одарил его хмурым взглядом. — В полном. Думаешь, я бы добровольно просился обратно в Академию, если бы не был готов к огромным толпищам учеников? — он усмехнулся коротко, стрельнув глазами в толпу ещё не заметивших его людей в белой форме. Уже тише, но так, чтобы брат услышал, он сказал: — Они не пугают меня больше.       Цзян Чэн на это только вздохнул, крепче обняв Вэй Ина за плечи.       Слабая улыбка на алых губах юноши дрогнула, но как только его ноги ступили на первую каменную ступень широкой лестницы, ведущей в главный корпус Гусу Лань, а откуда-то сбоку послышался несдержанный удивлённый возглас — «Это же Вэй Усянь!» — на лице его расцвела широченная улыбка. Сверкая зубами, под недовольным взглядом отпустившего его Цзян Чэна юноша шествовал мимо застывших в шоке учеников Академии. Кто-то начал перешёптываться, кто-то — ни слова сказать не мог. Вот так настоящее возвращение блудного сына! — Это Вэй Усянь? Тот самый? — Это он устроил пьяный дебош в позапрошлом году, верно? — Я слышал, что этот Вэй Усянь может достать алкоголь даже в пустыне! — Выглядит ещё страннее, чем раньше. — Сумасшедший? — Скорее, неформал. — Вы ничего не понимаете, это самовыражение! — раздался в полном громкого шёпота центральном коридоре до боли знакомый голос. — Мой дорогой Вэй-сюн, ты просто сокровище! И ты, Цзян Чэн, не будь таким хмурым и тоже засверкаешь!       Изящная фигурка юноши в белом стремительно приближалась к Вэй Ину и Цзян Чэну. На бегу его волосы, обрамляющие утонченный контур лица объемным каре, подлетали вверх, пружиня, а большие распахнутые глаза искрились неподдельной радостью. — Не Хуайсан! — счастливо воскликнул Вэй Ин, ловя юношу в свои объятья. — Я скучал, Вэй-сюн, — заговорил он в самое ухо. — Ты уехал в Японию, и я даже связаться с тобой не мог. Возмутительно! — Японию? — скосив глаза на Цзян Чэна и получив его неопределённый кивок, Вэй Ин прищурился, но тут же взял себя в руки. — Да, прости меня. После той моей выходки я был надолго наказан, а потом очень плотно занялся учёбой.       Прекратив тискать вновь приобретённого друга, Не Хуайсан отстранился и улыбнулся ему. Очень хитро улыбнулся. — А сейчас? — А сейчас, мой дорогой друг, я обновлён и перерождён и готов кутить! — заявил Вэй, сверкнув блёстками в свете школьных ламп, словно озарение снизошло на него. — А-а-а, Вэй-сюн, люблю тебя, — протянул Не Хуайсан, хватая друга за руки и начиная пританцовывать на месте. Ученики, начавшие было успокаиваться и расходиться, разнося новость о возвращении самого известного бедокура в стенах Академии, стали вновь усиленно коситься на странную парочку.       Цзян Чэн молча закатил глаза. Ему ещё прошлого года хватило в компании этого подозрительного типа Не Хуайсана, но, кажется, в этот раз всё станет только хуже. За этими придурками только глаз да глаз… — Итак, от меня ты можешь узнать все самые интересные сплетни Академии Гусу Лань, Вэй-сюн, — заговорщически начал свою подстрекательную речь Хуайсан по пути к кабинету китайского языка. — С чего начнём? Хочешь узнать, кто с кем переспал в прошлом году или сколько вечеринок по итогу закончилось вызовом полиции и отчислением особо невезучих?       Ах, да. Стоит отметить, что Гусу Лань только считается самой строгой частной школой. Однако многие просто не учитывают изворотливость и удачу учеников, чьи проделки остаются без внимания учителей или тщательно скрываются учащимися, распространяясь по Академии летящей по воздуху птичьей почтой. Проще говоря, птичками, к числу которых и относился Не Хуайсан — один из тех, кто созывает на вечеринки и знает всё обо всех. Как именно он получает информацию — загадка, которую разгадать не может даже Вэй Ин, битый год ломая над этим голову. — Давай начнём с чего-нибудь попроще и поприличнее, — усмехнулся Вэй Ин, подмигивая очередному залипшему на него юноше. Цзян Чэн под боком фыркает, зло косясь на очередного утырка. — На нашем курсе есть новенькие, а?       Не Хуайсан косится на друга, игриво поправляя свой галстук. Если бы кто-то из учителей в Академии Гусу Лань увидел, в чём обычно ходит этот юноша, он бы точно отдал душу Небесам. Вэй Ин — это ещё цветочки, а вот Не Хуайсан — самые настоящие ягодки, если не грибочки. — Есть парочка, ничего особенного, кроме… — Кроме? — Кроме… — Да не тяни, блять, Хуайсан! — взорвался Цзян Чэн, тут же озираясь по сторонам в поисках случайно услышавших его гневную тираду учителей. — Ты же хочешь сказать о…       И в тот момент, когда Цзян Чэн обрывается на полуслове, чтобы открыть перед юношами дверь в кабинет китайского языка, весь класс предстаёт перед ними как на ладони. Лань Цижэня ещё нет, но это и к лучшему, потому что многие ученики, уже сидящие на местах, просто не сдерживают поражённых возгласов, завидев бывшего одноклассника. Его безмерно длинные волосы, убранные в высокий хвост, пробуждают в девушках одновременно и зависть, и интерес, а капля экстравагантности, сверкающая на лице бусинами перламутра и пламенеющая яркими губами, заставляют многих глупо уставиться прямо на это красивое лицо в смешанных чувствах. Именно в этот момент Не Хуайсан склоняется к нему почти что непозволительно близко, шепча на ухо имя и кивая в сторону окна: — Лань Ванцзи.       С прямой осанкой и безупречным лицом, совершенно без изъянов, подобно нефритовой статуе, за первой партой перед столом учителя восседает юноша.       И в тот момент, когда Вэй Ин на него взгляд любопытный кидает, всё, кажется, замирает. Потому что взгляд у Лань Ванцзи — золотом сверкающий, но холодный до мурашек по коже, словно в предрассветное утро и без одеяла — скользит медленно по яркому профилю, возвращаясь к точке перед собой. А у Вэй Ина будто щёлкает что-то. Что-то, что громко сигналит в голове и гудит: «Взгляни на меня ещё раз!».