PUNK BOY

      Вэй Ин был в ступоре. В нём поселилось смутное сомнение, щекотавшее своим едва уловимым присутствием рёбра в груди. Какие именно чувства он должен испытывать в подобной ситуации и должен ли вообще? — этот вопрос он задавал себе чуть ли не постоянно, потому что изрядно надоедающее ощущение лёгкого беспокойства и тревоги, пульсирующей вместе с веной на виске, давало о себе знать в течение всего школьного дня и — совсем чуть, но тоже ощутимо и семьёй благополучно замечено — дома.       Возможно, дело было в недосыпе. Да, Вэй Ин спал по несколько часов за ночь, а то и вовсе ложился лишь под утро, чем и объясняется его описанная прежде нелюбовь к ранним пробуждениям. А, может, причина крылась в рухнувшей на его плечи ответственности — учёба, оценки, коллектив, в котором нужно себя подать так, чтобы всё вздыхали от восторга или негодования. Усянь всерьёз считал, что это его обязанность — нести в мир (в его случае — в школу) индивидуализм, блёстки и красоту, которой он сиял изнутри и не преминул поделиться этим сиянием с менее яркими людьми. И тот факт, что больше года он провёл вдали от всех своих любимых занятий, а теперь они все разом ворвались в его жизнь, конечно, радовал, но и заставлял несколько понервничать. Брать всё в свои руки — один из принципов Вэй Ина, и следовать ему было куда тяжелее, чем болтать об этом вслух.       Бесспорно, все эти домыслы имели вес в вопросе о душевном состоянии юноши. Однако была ещё одна причина, от мысли о которой на затылке волосы вставали дыбом, а на кончиках пальцев образовывались электрические заряды. Или всё же не была… о, как же сложно размышлять о том, в чём не смыслишь совсем! — Лань Ванцзи, — задумчиво протянул Вэй Ин, вертя в руке чёрную флейту — ту ему подарил отец и уже очень давно, в придачу оплатив музыкальные курсы. Признаться, музыкант из Усяня был куда лучше, чем ученик.       Имя его нового знакомого — а именно таковым он наименовал холодного принца старшей школы после их короткого и единственного за всю неделю обучения разговора, который состоялся сразу после урока китайского и для всех внешних наблюдателей казался до крайности нелепым и неловким: — Меня зовут Вэй Усянь, но ты и так должно быть обо мне слышал… — Лань Ванцзи, — ответила нефритовая статуя, поразив Вэй Ина глубиной голоса. — Верно, будем знакомы, Лань Ванцзи. Не хотел бы ты… — Мне пора.       И он ушёл, развернувшись в противоположную сторону и пойдя дальше по коридору, кажется, даже не туда, где находился кабинет следующего предмета по расписанию. Впрочем, Вэй Ин на такой мелочи внимание не заострял, а все остальные с их поджуживанием отовсюду вынудили быстро повесить на лицо широкую улыбку и начать перебирать все шутки, попавшиеся только под руку, лишь бы никто не заметил растерянности, что на одну секунду сковала грудь.       Так вот, имя его нового знакомого было звонким, как горный ручей, и тягучим, впрочем, может, только Вэй Ин и тянул его на каждом слоге, создавая впечатление человека, впервые пробующего восхитительную сладость. Лань Ванцзи — звучало по-странному приятно, а ещё мощно очень, идеально передавая силуэт этого человека одними лишь звуками.       Вэй Ин действительно был в ступоре. И не только потому, что его смятенное сердце настойчиво требовало чего-то, о чём Усяню было совершенно неизвестно, но и потому, что орган, качающий кровь, слегка учащал привычный ритм, когда наступало время уроков с Лань Цижэнем, где по воле судьбы — или чёртового Цзян Чэна, который, не задумываясь ни о каких последствиях, бесцеремонно утащил брата именно на чёртов ряд у окна, именно за чёртову парту, находящуюся прямо за широкой спиной Лань Ванцзи, — ему пришлось сидеть, да, там, где пялиться на идеально светлый облик ледышки было проще всего.       А пялиться там было на что — особенно Вэй Усяню, истинному ценителю красоты как женской, так и мужской в равной степени.       Спина у этого Ланя, скрытая под плотной тканью белого, ужасно маркого пиджака, широкая и прямая, напряжённая как натянутая струна. Его силуэт, сквозящий надёжностью, вызывает чувство безопасности, словно Вэй Ин за каменной стеной сидит, а не за обычным учеником старшей школы. У него профиль резко очерченный, но не слишком броский, лишь в достаточной степени прямой, чтобы сойти за выточенный из камня умелым скульптором. Кончики белой ленты, теряющейся в недлинных чёрных волосах чуть пониже макушки, спускаются плавно по короткому затылку и ниже, к лопаткам, касаясь позвонков где-то в районе рёбер. Вэй Ин понял: белая лента с тонким узором облаков — символ родового клана Лань, но также и материальное воплощение сдержанности, коей связывают себя все подобные монахам представители этого безрадостного семейства. Однако даже несмотря на всю безынтересную холодность, окутывающую ледышку аурой неприступности и высокомерия, пламенный интерес в самом Вэй Ине разгорался всё сильней.       В общем, дело — дрянь. — Он сын директора и племянник Лань Цижэня, — усердно объяснял Не Хуайсан, когда их печальная троица, уже успевшая прослыть на всю школу как Трио Особенно Одарённых, отбывала наказание за уборкой по-издевательски огромного кабинета биологии. Это была первая неделя учёбы, но, нет, Вэй Усяню же было просто необходимо втянуть их в неприятности, подговорив прогулять последний урок у Лань Цижэня и заодно перекурить по-быстрому рядом с корпусом. Судя по наличию швабры в руках Цзян Чэна, выходка их была не совсем удачной, а последствия — весьма плачевными. И только потому, что Вэй Ин успел затушить сигарету и кинуть её в ближайший куст, их не исключили, а просто одарили высшим благом с небес — уборкой кабинета биологии по окончании недели в течение всего учебного года. Цзян Чэн хотел убивать. — Чего ты ещё ждёшь от наследничка таких генов?       Они уже почти закончили вычищать всю пыль из помещения, наполненного неисчислимым количеством стеллажей с разнообразными склянками, скелетами всяких тварей божьих и макетами. Солнце, клонившееся к линии горизонта, скрытой за крышами корпусов, янтарными лучами отсвечивало на стены и полы, цепляло маленькие пылинки, витающие в воздухе, и ласково касалось длинных волос Вэй Ина, раскиданных по подоконнику. Те загорались ослепительно медным, ярким таким, что Хуайсан, оторвавшись от разглядывания крысиного черепа, невольно залюбовался. Эта фигура — стройная, гибкая и ужасно расслабленная, вальяжно развалившаяся на широком подоконнике со всей присущей ей наглостью — приковывала взгляд. Вэй Ин был чертовски красив, а особенно Не Хуайсану нравилось, когда тот распускал свои длинные косы, облачаясь как-бы в чёрную кружевную шаль, играющую на солнце огненно-рыжим. — Чего я жду? — призадумался Вэй, приподнявшись на локтях и посмотрев в окно. Там был закат — пламенеющий в вечерней дымке ранней осени, а ещё — ветер, скользящий по всё ещё зелёной листве деревьев. — Не знаю, может, того, что мы сможем подружиться? — Ты ещё безумнее, чем был, — невзначай проронил Цзян Чэн, случайно задев свисающую с подоконника ногу брата шваброй. — На кой чёрт тебе сдался этот столб? — И даже он мне кажется наиболее подходящим кандидатом для дружбы, чем ты, Ваньинь. — А мы и не друзья, Усянь. Мы братья, о какой дружбе вообще может идти речь, м? — Верно, нет ничего сильнее в этом мире, чем братская вражда, — с драматичным видом декламировал Не Хуайсан. — Вот мой брат хочет меня убить. — Я тоже подумываю об убийстве, — с видом подозрительно спокойным отметил Цзян Чэн, после чего очень резко снова задел пресловутую ногу шваброй. Вэй Ин недовольно ойкнул и убрал конечность повыше. — Но ведь его брат — Лань Сичэнь — вроде бы довольно милый, — заговорил Усянь после продолжительного молчания, прерываемого только шумным пыхтением трудящегося класса. — Тогда что не так с Лань Ванцзи?       Не Хуайсан и Цзян Чэн одарили его весьма тяжёлыми взглядами. — Его выпускник-брат, может быть, действительно милашка, но… — Хуайсан пожал плечами, криво улыбнувшись. — Конкретно Ванцзи ни капли на него не похож, разве что внешне. Это дохлый номер, понимаешь? — Короче, выкинь из головы, — заключил Ваньинь, бросая швабру в кладовку.       Может. Может, Вэй Ин и рад выбросить Лань Ванцзи из головы, учитывая, что тот не обращал на него самого абсолютно никакого внимания. Однако странное ощущение, преследующее юношу по пятам, всё не оставляло, и Вэй Ин продолжал упрямо сверлить глазами чужой затылок, прожигая в нём сотни тлеющих дыр.       Но чертовка-судьба подготовила для Усяня подарок.       Это случилось утром понедельника, когда в череде уроков внезапно (но только для Вэй Ина) появилась китайская литература, по злосчастному совпадению ведущаяся Лань Цижэнем. — Доклад? — юноша очень артистично моргнул пару раз, глупо уставившись на недобро ухмыляющегося учителя широко раскрытыми подведёнными глазами и повёл плечами, заставляя класс издать пару негромких смешков, затихших мгновенно под горящим праведным огнём взором Цижэня. — Да, доклад, Вэй Усянь, — едва сдерживая ликование, так и рвущееся на волю, осклабился Лань. Он выжидал достаточно долго, следя за этим несносным учеником каждый урок и непременно интересуясь его домашними заданиями, но до сегодняшнего дня он каким-то чудесным образом выполнял всё в срок. Сейчас же самодовольству учителя не было предела. — Раз уж ты не выполнил домашнюю… — Выполнил! Выполнил! — громко воскликнул юноша, подскакивая с места.       На лице Вэй Ина было выражение поразительной уверенности. Он так и замер возле своей парты, уже собираясь ляпнуть какую-нибудь несуразицу, однако в этот самый момент нефритовая статуя с передней парты шевельнулась и показала свой чудный лик вмиг онемевшему Усяню. Лань Ванцзи повернулся к нему с непроницаемым выражением и столь же холодным, как и всегда, взглядом, и принялся пристально рассматривать нарушителя спокойствия на уроках. Вэй Ин содрогнулся. Во рту стало сухо, а язык намертво прилип к нёбу, лишая юношу возможности говорить.       Лань Ванцзи не осуждал. Он изучал. И от этого вдоль позвоночника поползли резвые мурашки, а дымчато-серые глаза, блестящие в утреннем свете подобно литому серебру, запечатлелись на тонких золотых ободках зрачков напротив. Казалось, воздух в классе сгустился, становясь вязким и тяжёлым, или отчего же тогда Вэй Ину стало вдруг трудно дышать?       Глубоко вдохнув напряжение вместе с кислородом, юноша хлопнул ресницами, ловя невидимую искру в глазах Лань Ванцзи. Тонкая ухмылка исчертила его губы, а сам Усянь, не отводя взгляда со своего знакомого, нагнулся чуть в сторону, обращаясь к Не Хуайсану, едва сдерживающему смех: — А какая там была тема?       Класс взорвался, разразившись смехом. И только Лань Ванцзи, сморгнув наваждение, отвернулся к себе. — Вэй Усянь, ты будешь наказан, — едва ли не счастливо объявил Лань Цижэнь. — Назначаю месяц послеурочной деятельности в библиотеке. Будешь переписывать те книги, что относились к теме сегодняшнего доклада. — Ах, учитель Лань, но… — Никаких «но», Вэй Усянь. А для лучшего результата твоих внеурочных занятий с тобой в библиотеке будет заниматься мой лучший ученик.       О, Небеса. — Лань Ванцзи, проследи за ним. — Да, учитель, — кивнул лучший ученик, вновь повернувшись к Вэй Ину в профиль, и, Усянь был готов поклясться, скосил на него глаза, буквально пронзив его насквозь.       Весь оставшийся урок Вэй Ин просидел с выражением весьма глупым и задумчивым. Его пальцы нервно постукивали по столу, чем не раз заставляли Лань Цижэня пригрозить юноше увеличением срока наказания, но это лишь усугубляло ситуацию, а потому к концу урока у учителя начался нервный тик — его левый глаз явно подёргивался, вызывая новую волну смешков и одобрительные кивки Вэй Усяню после уроков. — Дошутился, — несильно толкнув брата в плечо, фыркнул Цзян Чэн. — Родители и шицзе будут счастливы узнать, что ты обзавёлся парой дополнительных библиотечных курсов, при том совершенно бесплатных. — Цзян Чэн, вот скажи, трудно было напомнить мне о докладе утром? — с укоризной взглянул на него Вэй Ин. — Так я и сам не знал.       Вид у Цзян Чэна был предельно честный и даже слегка растерянный, отчего Усянь не выдержал и рассмеялся. — Что ж, в любом случае, — он подыграл бровями, вызывая у брата приступ закатывания глаз. — Мне сегодня подвернулась настоящая удача, Ваньинь. Настоящая, вся в белом и с лентой на лбу. — Он убьёт тебя, если будешь ему докучать, — сделавшись от презрения сморщенным как изюм, ответствовал Цзян Чэн. — Он выглядит, как убийца. Но… — Что — но? — Если он и впрямь причинит тебе вред… — Цзян Ваньинь, — резко оборвал Усянь, взмахнув ладонью. — Давай без этого, хорошо? Никто никому не причинит вреда, я не стану ему докучать, правда.       Сомнение, с которым Цзян Чэн взглянул на своего брата, было оправдано.       А после уроков его уже ожидали в библиотеке.       Вэй Ин остановился в дверях, поправив рюкзак, пиджак и воротник, и ленту в волосах, и сами волосы. Выдохнул и зашёл. Лань Ванцзи с обыкновенной для него идеально прямой осанкой сидел за столом из светлого дерева, вчитываясь в книгу, лежащую прямо перед ним. Когда фигура Вэй Ина замаячила меж стеллажей с книгами, плывя к погруженному в чтение юноше, тот вскинул глаза вверх. Его ресницы дрогнули, как и пальцы, чуть крепче сжавшие страницу книги.       У Вэй Ина на секунду перехватило дух, но только лишь на секунду! — уже через мгновение он спохватился и взял себя в руки, с былой уверенностью плюхаясь на стул напротив Лань Ванцзи. — И снова здравствуй, Лань Ванцзи, — задорно усмехнулся длинноволосый юноша, смахнув с лица пару выбившихся из хвоста прядей. — Мгм, — поприветствовала нефритовая статуя, скользнув взглядом по всему Вэй Ину, задевая кисти рук и рукава, а затем воротник рубашки и шею, чтобы затем вновь вернуться к его глазам. Усяню неловко стало, словно тот его насквозь видит, а ему бы очень не хотелось, чтобы в душу кто-то лез. Даже такой красивый, как Лань Ванцзи. — Что читаешь? — скрыв растерянность за напускной улыбкой, вопросил Вэй Ин и нагнулся чуть ближе. — То, что понадобится тебе для конспекта, — ответил Ванцзи, подвигая книгу к Усяню. — Благодарю Лань Ванцзи за помощь, — склонив голову в знак признательности, хмыкнул Вэй Ин и прошёлся глазами по страницам книги. Ничего интересного, сухие факты. Оторвавшись от книги, он заметил, как Лань Ванцзи смотрит на него своим фирменным непроницаемым взглядом. — Ты так и будешь сидеть? — Я должен следить за тобой, — сказал он и моргнул. — Но не так же буквально, ха, — усмехнулся юноша, на что Лань Ванцзи лишь пристальнее всмотрелся в его лицо. — Небеса, может, ты займёшься пока своими делами? Уроками, например? — Уже сделаны. — Уже? — поразился Вэй Ин, а Ванцзи только пожал плечами. — Ну, тогда внеклассные занятия? Репетиторы? — Сделано. — Да как?!       Ванцзи, казалось, стал чуть холоднее, а брови его приняли вид весьма напряжённый и даже подвинулись друг к другу на переносице, сделав лицо юноши суровее. — Если бы ты не ходил после школы курить за здание корпуса, то тоже успевал бы.       Вэй Усянь ахнул. Он что, следит за ним?! — Ты что, следишь за мной?! — озвучил он свои мысли, гневно вскинув брови. — Достаточно пройти мимо окон на любом из этажей, чтобы увидеть тебя, крадущегося к старому корпусу Гусу Лань, — хмыкнул Лань Ванцзи, и то ли Вэй Ину показалось, то ли в его тоне проскользнула нотка упрёка. — Это только моё дело, Лань Ванцзи. — Но я могу рассказать об этом директору и тебя исключат, — приподняв одну из бровей едва ли заметно, но так, чтобы Вэй Ин прочувствовал эту раздражающую интонацию ироничности в его словах, произнёс Лань.       Возмущение окатило Вэй Ина своей электрической волной, от которой всё от корней волос до кончиков пальцев воспротивилось словам этого… этого… ставшего внезапно таким живым и раздражающим красивого нефрита. Вздумал в игры играть? Так Вэй Ин мастер. — И что же ты хочешь взамен на молчание? — резко приблизившись к лицу нефритовой статуи, выдохнул Вэй Ин полушёпотом и похлопал длинными ресницами для пущего эффекта.       Лань Ванцзи дёрнулся назад, едва не опрокинувшись на стуле. Выражение его лица преобразилось, потеряв всякие краски, а вот к мочкам ушей, что запылали ярче красных фонарей на именитой улице, они вернулись втройне. — Ничего, — сохранив тон спокойным, несмотря на внешний хаос, обуявший Лань Ванцзи, ответил тот. — Просто перестань курить. — Не перестану, — ухмыльнулся Вэй Ин, придвигаясь ещё ближе. — Т-тогда на территории школы. — Постараюсь, Лань Ванцзи.       И, одарив его лёгкой улыбкой, вернулся к чтению. Пожалуй, если в чём и был Усянь мастер, так это в игре — актёрской, музыкальной и той, что на чувствах людей. Но отчего-то притихшее ощущение щекотки в груди, ошибочно принимаемое то за тревогу, то за беспокойство и страх, стало громче, а когда Вэй Ин покончил с сегодняшними занятиями, дописав целый один конспект, и направился к выходу из библиотеки, охватило его, словно пожар.       Повернувшись у самых дверей, он ощутил странное облегчение, столкнувшись взглядом с горящими золотым блеском глазами нефрита.       Может, это и вовсе всего лишь недосып. Может, только ощущение ответственности с непривычки.       Но почему же тогда вдруг стало теплее, а дышать — совсем едва, но труднее, и что-то защемило в груди, когда в глазах тех Вэй Ин заметил искры, исчезнувшие так быстро, словно это было лишь видение. — До завтра, Лань Ванцзи. — До завтра, Вэй Ин, — глухо ударилось о закрытые двери библиотеки, когда следы присутствия длинноволосого юноши уже начали испарятся, возвращая Лань Чжаня в одинокую реальность.