***
Михаил Молоу — глава фирмы «Архангел», которая специализируется на оказании юридических услуг. Он создал ее двадцать лет назад, будучи еще молодым и неопытным юристом, только что окончившим Стэнфорд. У него не было ни денег, ни кого-то за спиной, но он был полон надежд и амбиций, которые и привели его к вершине успеха. По крайней мере, он так говорил. Его кабинет находился на последнем этаже и в него, казалось, было вложено больше средств и сил, чем на строительство этого здания в целом. Огромный, с дорогой мебелью и сотнями книг — он сразу давал понять, что здесь находится глава фирмы, а не просто юрист. Даже личный шкафчик с алкоголем стоял рядом со столом, приветствуя каждого вошедшего своей наполненностью. Вино, коньяк, виски — все на любой вкус и цвет, но только не для работников компании, как-никак им алкоголь запрещен. Стеклянная дверь беззвучно впустила Кастиэля, позволяя ему двинуться вглубь кабинета и резко остановиться перед Михалом. Он не выглядел злым, но рука с силой сжимала папку документов, словно намереваясь разорвать ее, и выдавала с потрохами весь его настрой. — Ты издеваешься? — Кас спрашивает спокойно, сдержанно, хотя внутри все кипит не то от гнева, не то от чувства унижения, а может и от того и от другого. — А, получил свое задание? — Михаил поднял взгляд и отложил в сторону ручку. Он пристально смотрел на своего работника, откинувшись на спинку кожаного кресла и ждал хоть какой-то дополнительной реакции, но, не получив ее, задал дополнительный вопрос: — Чем-то не доволен? — Не доволен? Скорее зол. — В голосе Каса проскользнули нотки гнева, тихого рычания, хотя лицо не выражало ничего, кроме его привычной мины, полностью неподвластной эмоциям. — Я работаю здесь достаточно долго, чтобы набить себе цену, а это — просто издевательство надо мной! Голос юриста поднимается всего на одну интонацию, но силу ему прибавляет с грохотом упавшая на стол помятая папка с новым делом. Кража. Обычная кража. Как унизительно. Кас давно вырос из подобных дел, если о таком вообще можно говорить в юридических кругах. Последние годы он то и делает, что защищает бизнесменов, директоров компаний и политиков, а тут — должен защищать мальчишку? Мальчишку, который просто украл кругленькую сумму у какой-то богатой шишки. Ну что за издевательство?! — Кастиэль, — Михаил встает со своего места и подходит к окну сзади себя. Большое окно на всю стену открывает вид на прекрасный город, который переливается в солнечных лучах, словно стоит в стальных доспехах. От его величия захватывает дух, но сердце замирает только ночью, когда город окутывает тьма и сотни огней начинают зажигаться друг за другом, превращая обычную сталь в буйство цвета и огня. — Я бы не дал тебе это дело, если бы не один фактор. Прочитай имя обвиняемого. Кас берет в руки папку и вновь бежит глазами по черным строкам, пока, наконец, не натыкается на имя обвинителя, после — на имя обвиняемого. Ему оно ни о чем не говорит. Может, он и слышал это имя ранее, но оно улетучилось из головы почти сразу за ненадобностью. Похоже, теперь придется его запомнить. — Ник Молоу… — Именно. Это мой брат. Никто не знает о нем, потому что я пытаюсь не распространяться о своей семье, но это не так важно. — Михаил разворачивается и смотрит точно на Каса. — Важно то, что я хочу засадить его в тюрьму. — И для этого ты в культ «Мать Терезы» записался? Чтобы я помог посадить твоего братца при помощи этого мальчишки из-за твоей прихоти?! Я еще не скатился на столько, чтобы заниматься подобным! — Кажется, голос Каса поднялся, потому что даже он опешил от того возмущения, что вырвалось из его глотки. Он просто не хотел вернуться к пустоте. Легкие дела возвращали его в прошлое, когда он только начинал работать адвокатом. Слишком очевидные, не представляющие для него никакого интереса, они гасили его, словно вода огонь. Он угасал, почти умирал внутри, и только после того, как начал работать здесь — ожил. Огонь в его груди вновь загорелся, бросаясь в любое сложное, почти невыполнимое дело, поглощая его и становясь только ярче и теплее. А сейчас его вновь хотят бросить в холод, всепоглощающую тьму. Нет. Он не хочет. Не позволит. — Кастиэль, не советую тебе поднимать голос. Я ведь могу и вышвырнуть тебя, если захочу, не забыл? — Михаил подошел к Касу и пристально, будто бы пытаясь причинить боль одним только взглядом, уставился на него. Его голос стал жестче, и вместе с этой жесткостью в глазах засияла сталь. — Ты здесь только благодаря тому, что я помог тебе, и за свою помощь я требую не такой уж и сложной услуги, так какие у тебя могут быть претензии? Или ты хочешь вылететь отсюда, как какая-то шавка? Поверь мне, я могу тебе это устроить. И Кас замолкат, не в силах что либо ответить на это. Его дыхание пытается прийти в норму, руки сжимаются в кулаки, а взгляд опускается в пол не в силах подняться. В голове, будто за секунду, пронесся ураган мыслей, забирая с собой всю злость и оставляя только чувство унижения, горесть собственного поражения. Михаил был прав. Если бы не он — неизвестно, что сейчас было бы с Касом. Может быть, работал бы в какой-то захудалой канторе, выполняя скучные и скудные по оплате дела, а может — все же пробился бы в престижные адвокаты, но не к тридцати пяти годам, а к пятидесяти, если не к шестидесяти. Михаил дал слишком хороший старт его карьеры, но также не забыл о страховке — в любой момент он может утянуть его назад, снова сделав никем. Таков уж он — все продумывает наперед, потому что любит держать все под контролем; любит, когда все подчиняются ему. — Что замолчал? Сказать больше нечего? Так-то… — Михаил похлопал Каса по щеке, не так сильно, чтобы это чувствовалось как удар, но достаточно для того, чтобы оставить неприятные ощущения на щеке. — И ты должен выиграть это дело. Я хочу видеть этого ублюдка в тюрьме, ты понял меня? Иначе вновь вернешься туда, откуда начал. Кас кивнул. — Скажи. — Я понял Вас — сказал вслух Кастиэль, но, увидев взгляд Михаила тут же поправил себя. — Понял Вас, сэр. — Молодец, а теперь можешь идти. Кас уже развернулся и пошел прочь, чтобы смыть с себя это неприятное чувство, как вдруг услышал сзади себя голос Михаила: — И да, Кастиэль. В следующий раз твое представление я не прощу. Кас ничего не ответил и вышел из кабинета. Лишь спустя несколько шагов он почувствовал отвращение к себе. Будто бы на него вылили кучу дерьма и заставили идти так по оживленной улице в час пик. Не самое приятное сравнение, но по состоянию — самое то. В голову тут же начали выползать воспоминания, которые прятались в глубине подсознания словно тараканы, ожидая приход тьмы. И вот, тьма наступила, они повылазили на свободу, желая скорее прокрасться среди извилин и заставить вспоминать-вспоминать-вспоминать. От мыслей стало невыносимо тяжело. Весь мир вдруг стал каким-то серым и отвратительным, даже солнце, которое так ярко светило утром, вдруг превратилось в тусклое пятно, чьи лучи дарят больше холода, нежели тепла. Захотелось закричать, ударить что-то, ударить себя, чтобы привести в чувства, но все это был не вариант. Нужно было держать себя до конца работы, а потом можно было выпить. Виски, бренди, коньяк — что угодно, главное, что покрепче, отчего можно было бы забыться на ближайшие несколько часов. И только выпивая вечером третий стакан «Джека Дэниелса», до него доходит, что дело-то легкое, он может справиться с ним на раз два. Вот только, в душе какой-то неприятный осадок, а страх каким-то липким существом ползет по горлу и начинает душить. Почему он боится такого плевого дела? Это после разговора с Михаилом или это связано с чем-то еще? Четвертый стакан заставляет его не думать, а после пятого его клонит в сон. Он подумает обо всем завтра: когда узнает все подробности дела, когда составит план, когда встретится с тем мальчишкой. Он сделает все, чтобы остаться на этой работе, потому что возвращаться к началу — слишком больно и тяжело, особенно, когда уже привык к такой жизни. Мысли уплывают, когда голова касается подушки. Кас даже не знает, разделся ли он перед тем, как лечь спать, но сейчас это кажется не важным. Ему слишком хорошо, чтобы думать об этом. Алкоголь дурманит и согревает, заставляя забывать обо всем. Плохие мысли вернуться, но сейчас их нет, и это самое главное.Пролог
14 апреля 2020 г. в 23:56
Здание встречает мужчину огромным холлом. Современный стиль, аккуратно сочетаемый с эпохой ренессанса, слишком демонстративно выпячивает изысканность, богатство и влиятельность компании. Конечно, многим это может не нравиться, но не Кастиэлю.
Каждый раз, как он заходит в это здание, в его груди вспыхивает чувство гордости, которое не покидает его до самого ухода с работы: оно разгорается ближе к обеду, языки пламени ярко вытанцовывают во время тяжелых дел, над которыми еще предстоит поломать голову, и потихоньку затухает к концу дня, превращаясь в уголек, который завтра вновь будет зажжен. А всего-то и надо взглянуть на вычурность картин, блеск позолоты и мраморный пол, при встрече с которым, каблук дорогих ботинок отзывается сладким эхом. Он пробился к должности, о которой мечтал, и будет наслаждаться этим в полной мере.
— Привет, Анна. Ну как ты? — Кас ставит свою кожаную сумку прямо перед носом девушки, не чувствуя за собой никакой вины за это, и ждет. Ждет с упоением своего нового дела, которое вновь подарит его душе тот желанный огонь, который согреет его лучше любого имбирного чая в холодную погоду, крепкого алкоголя во время одиноких вечеров, и объятий лживых девиц, чьи руки обжигают лишь во время секса, но становятся невообразимо холодными после него.
Анна знает Кастиэля. Может, даже больше, чем следовало. Она знает, что он спрашивает ее о делах больше из вежливости, чем из собственного интереса, но все же отвечает. Ее голос звонкий и яркий, совершенно противоположный спокойному и уравновешенному голосу ее собеседника:
— Неплохо. А у вас? — Она спрашивает, передавая мужчине папку с новым делом. Ее улыбка как всегда полна искренности, даже к тем, кто этой искренности не замечает и не заслуживает.
— Отлично. Просто замечательно… — Голос Каса стихает по мере того, как его глаза пробегают по тексту документа.
Первые секунды он не понимает — шутка ли перед ним или настоящий документ. Это новое дело совсем не вяжется с ним и его успехами, унижает его профессионализм и просто уничтожает морально. Но вскоре глаза натыкаются на печать и столь знакомую подпись, которую вряд ли можно подделать — быстрые, но аккуратные линии чернил, выписывающие на бумаге букву «М», а после тянущиеся дальше, не отрываясь от бумаги, вытянутыми спиралями, которые с каждым завитком все больше и больше напоминают крыло. Нет, точно не подделка.
— Анна, Михаил у себя?
— Да. А что? Что-то случилось?
— Нет, просто нужно переговорить с ним насчет нового дела.
Кас закрывает папку и тут же направляется к лифту. Стальной корпус, поблескивавший белыми и серыми переливами, так инородно смотрелся рядом с лестницей из белоснежного камня, хоть и скрывался от нее где-то в стене. Казалось, что это — путь в иной мир, и в какой-то степени это было именно так.
В лифте везде были зеркала — всегда чистые и отполированные, будто бы кто-то боялся даже прикоснуться к ним. Неизвестно для чего это было нужно — то ли для того, чтобы привести себя в порядок перед встречей, то ли для того, чтобы просто полюбоваться на себя время от времени. Эта особенность уже была, когда Кас прибыл работать сюда, поэтому вопросы «кто, зачем и почему» до сих пор оставались для него неразгаданными, хотя в душе он догадывался, чья это была идея.
Палец нервно нажал на последний этаж несколько раз, будто бы от этого закрывание двери ускорится в несколько раз. Двери закрывались на удивление медленно, а, может, это просто казалось. Кас откинул голову назад и тихо выругался. Палец болел, галстук слишком сильно сжимал горло, а в голове роились тысяча и одна мысль, которые только усугубляли его положение духа.
Двери, наконец-то закрылись, и лифт также медленно пополз вверх.
— А ведь день так хорошо начинался…