Я сделаю всё, чтобы защитить тебя

      Утро встречает Кастиэля омерзительным вкусом во рту и ужасной головной болью. Все тело ломит, а глаза яро реагируют на свет, зудя и сужаясь от слабых лучей восходящего солнца. Как бы ему хотелось сейчас вернуться в прошлое и запретить себе пить, но подсознание подсказывает ему, что все бы повторилось при любом исходе. Не потому что он расстроен настолько, чтобы выпивать со своей копией, а потому что пить перед сном спиртное уже вошло у него в привычку. Раньше он пил, чтобы повеселиться и расслабиться, теперь — чтобы ничего не вспоминать и не чувствовать себя одиноко. Похоже, он превращается в алкоголика, если уже не превратился.       Кас садится на кровати, борясь с головной болью, и пытается собрать мысли в одно единое целое, что у него происходит не сразу. Сегодня у него важная встреча, точнее просто встреча с тем мальчишкой, которого использует Михаил в своих личных целях. Как же его зовут? Буквы слишком медленно проясняются в его голове, но он вспоминает. Сначала имя — Дин, а потом фамилию — Винчестер. Дин Винчестер, точно! Кастиэль рад, потому что смог вспомнить имя, и опечален тем, что до него так долго доходило. Придется проглотить пару таблеток перед работой, чтобы голова работала в обычном режиме: одну — от похмелья, вторую — для работы мозга, иначе он точно сегодня ударит лицом в грязь.       В душе его сознание проясняется полностью. Горячий пар и обжигающая кожу вода будто выталкивают из него все остатки спиртного. Многие говорят, что от похмелья помогает ледяная вода, но черта с два это прокатывает с Касом. Холодная вода в его случае, наоборот усугубляет ситуацию, а вот горячая самое то, и чем горячее, тем лучше. Может, это связано с его особенностью организма, а может с чем-то другим — но ему не интересно, главное, что помогает, а остальное уже становится не важным.       Заходя в здание «Архангел», Кастиэль, будто навеянный привычкой, подходит к стойке регистрации. Внешний вид идеален до ужаса, начиная от прически и заканчивая зачищенной до блеска обувью, но его усталость выдают глаза — потухшие, потерявшие синеву и став больше похожими на глубокую и тянущую глубину, нежели на спокойные морские волны. Эта ночь вымотала его похуже тяжких дел, и он просто не понимает, как с этим бороться. Кофе не помогало, а еда — не лезла. Пришлось проглотить таблетки на голодный желудок, чтобы выглядеть не таким помятым, но теперь они создают в животе просто адские пляски, от которых то неприятно, то больно. Кас держится, чтобы во время этих приступов просто не согнуться и не стошнить желчью с кофе, и даже ведет себя, как обычно. А может, это все ему просто кажется, и Анна уже заметила, что с ним что-то не так?       — Тяжелая ночка? — Спрашивает Анна.       Похоже, что заметила.       — Немного. Когда приходит Дин Винчестер?       — В десять.       — Я тогда пойду в свой кабинет. Позвони, как он появится.       — Хорошо. — Кас уже собирался уходить, чтобы выпить дополнительно два стакана воды в надежде, что его отпустит, как вдруг вновь услышал голос Анны: — Может, принести тебе что-нибудь перекусить? Выглядишь помятым.       Да, точно заметила.       За что можно было любить Анну, так это за готовку. Ей удавалось из простых блюд создать шедевр кулинарии, например, как тот сэндвич с ветчиной, который сейчас приводил Каса в восторг. Мягкая ветчина, прохладные овощи и сочный помидор между двух поджаренных до хрустящей корочки ломтиках хлеба, а еще какой-то странный соус, который и придавал всему этому неповторимый вкус. Во время поедания этого сэндвича мужчина не чувствовал сильной тяжести, приступов тошноты и даже намека на боль в желудке. Похоже, еда смогла заглушить действие таблеток и, наконец, предотвратить их дальнейшую вечеринку. Уже хорошо.       Он поблагодарил ее, но как-то сухо без должной искренности, считая это как должное, а теперь в его груди бушует совесть. Странное чувство: от него холодеют руки и ноги, в груди все сжимается и в горле остается неприятный осадок, даже наступает легкая дрожь. Сначала он думает, что это реакция организма на съеденную еду, но позже понимает, что его не тошнит, хоть внутри все будто выворачивается наизнанку, и вроде к горлу ничего не подступает, так что приходится остановиться на первом варианте.       «Скажу спасибо, как только выйду с работы» — подумал Кас, не в силах спуститься именно сейчас. Может, это лень, а может просто скрытое напоминание себе на том, что он — выше, а она находится не на том уровне, чтобы принимать от него искренность. Ведь именно так учил его когда-то отец — будь тверд и жесток, говорил он, иначе никогда не доберешься до вершины, дашь слабину — тут же упадешь. А подводить его не хотелось, как и вспоминать о нем.       Когда до встречи оставалось каких-то десять минут, Кастиэль уже сидел в своем кресле в хорошем расположении духа, то ли из-за того, что живот перестал крутить, то ли от мысли, что чем скорее это начнется, тем быстрее он сможет вернуться к более трудным и интересным делам.       Но Дин опоздал. Он зашел в кабинет спустя двадцать минут после назначенного времени, и по виду явно был взволнован и напряжен. Кас первым делом обратил внимание на его внешний вид. Фланелевая рубашка, обтягивающая черная футболка, потертые джинсы и старые ботинки, которые, скорее всего, принадлежали отцу парня, выдавали в нем человека, который вряд ли смог бы оплатить хотя бы полчаса работы адвоката этой фирмы. И этот мальчишка достался ему. Если он еще и окажется настоящим вором, что вполне очевидно, будет просто «здорово». Настроение уверенно пошло на спад.       — Можно? — Спросил Дин, хотя прошел уже половину пути до белого кожаного дивана.       — Ты уже зашел, зачем спрашиваешь? — С усталостью произнес Кас и тяжело вздохнул, откинувшись на спинку кресла. Да, настроение точно испорчено.       Дин сел диван и немного поерзал, пытаясь свыкнуться с ощущениями. Похоже, он впервые сидел на чем-то подобном — дорогом и мягком, поэтому пришлось немного подождать. Наблюдать за тем, как лицо парня меняется с удивления на восторг, а потом резко превращается в панику, когда до него доходит, что сейчас он выглядит глупо и в какой-то степени даже забавно, повеселило Каса, хоть выражение лица и не показывало это.       — Так, значит, это тебе я должен помочь. Ты точно ничего не крал?       — Я уже сотню раз говорил, что не делал ничего! — Громко рявкнул Дин, но тут же затих. Его изрядно напрягли с этим: сначала в полиции, потом дома, теперь здесь, и он устал повторять одно и то же из раза в раз, будто бы пытаясь свести с себя клеймо «грабитель», которое ему будто выжгли прямо на лбу, как какой-то скотине. Он провел ладонями по лицу, пытаясь согнать с себя усталость от бессонных ночей, и сказал уже спокойней: — Меня подставили. Вот и все.       — Знаю. Ты хочешь очистить свое имя и предоставить Нику Молоу ответное обвинение, так? — Кас наклонил голову, поддавшись корпусом вперед.       — Так.       — А как насчет доказательств? У тебя есть идеи, что можно предоставить против него в суде? Откуда мне знать, что это он совершил, а не кто-то другой, м?       — Разве это не ваша работа искать улики против обвиняемого? Ну, там, опрашивать свидетелей, проверять камеры и все такое? — Дин приподнял бровь, всматриваясь в своего адвоката с неким презрением во взгляде, будто бы не он загнан в угол всей этой ситуацией, изрядно подпортившей ему жизнь.       Кастиэль заметил этот взгляд, проигнорировал, но запомнил; его губы изогнулись в снисходительной улыбке. Как-никак, парень был еще слишком молод, чтобы знать все особенности судебного процесса.       — Если он захотел тебя подставить, то на это нужна причина, а этого в деле не написано, потому что ты не хочешь распространяться об этом, — Он встал со своего места и подошел к Дину, скрестив руки на груди. Его лицо резко помрачнело, а голос приобрел интонацию угрозы; вся сдержанность полетела к чертям: — Судье наплевать на то, правду ты говоришь или нет, ему важны лишь голые факты, не всегда правдивые, но чем они убедительней, тем лучше. Так что же, Дин, так и будешь играть в молчанку или позволишь мне помочь тебе? Мне нужно знать все до мельчайшей подробности, чтобы освободиться от тебя, как можно скорее, так что переходи сразу к делу.       Дин опустил взгляд, поняв в какую патовую ситуацию влип. Он уставился на свои ладони, пытаясь не дрожать от воспоминаний, но у него получалось это просто отвратительно. Картинки, всплывающие в его голове, вызывали чувство страха и отвращения, к горлу подступал ком, а глаза начинали слезиться. Кастиэль даже на секунду пожалел о том, что так резко надавил на него, чтобы получить желаемую информацию.       — Он меня домогался, понятно? Это вы хотели услышать? — Было слышно, что эти слова давались парню нелегко, но одних только слов было недостаточно.       — Оу, — Кас потер пальцами подбородок, думая о возможностях, которые могут открыться перед ним, если их правильно использовать, — Вот оно что. Есть что-то, что может подтвердить это? Люди, видео, медицинские данные на худой конец. Никто не замечал вас во время… самого процесса? — Этот вопрос, возможно, прозвучал грубо, но это было единственное, что сейчас его волновало. Если уж ему приказали посадить Ника Молоу, то придется использовать все возможные козыри.       — Что? Нет! В смысле… — Дин вздохнул. Думать об этом было сложно, не то, чтобы говорить — слова приходилось вытаскивать из себя невидимыми тисками и каждое новое слово давалось больнее предыдущих. — Это все, так сложно… — Он зарылся пальцами в свои волосы и с силой сжал, думая, как бы все рассказать без соплей, истерики, слез, но все это казалось невозможным с учетом всего, что произошло.       — Ох, только давай без этого, ладно? — Кас закатил глаза, начав чувствовать себя неуютно.       Он ненавидел, когда люди начинают ныть, и уж тем более, когда они начинают плакать в его присутствии. В такие моменты он чувствовал себя не юристом, а чертовым психотерапевтом, к чему у него душа не лежала. Выслушивать людей и их проблемы — еще ладно, если это связано с их делом, но вот сидеть и утешать — это он ненавидел больше всего.       Наверное, эта ненависть пошла еще с детства, когда ему приходилось утешать мать. Слишком больно было видеть ее заплаканное лицо и рвано вздымающуюся грудь во время всхлипов. Обычно, его брат, Габриэль, сбегал в эти моменты, чтобы не слышать этого, и плечом для утешений ей оставался только Кас. С каждым днем для него это становилось все сложнее и мучительнее, пока в один прекрасный день это не закончилось. Он даже не знает, чему радовался тогда больше — тому, что больше не услышит новых слез или что его мать перестала страдать.       — Эй, посмотри на меня, Дин. Дин? Дин! — Кас наклонился и заставил парня поднять голову, посмотреть на него. Его ладони обхватили загорелое лицо, пальцы скользнули по выпирающим от недоедания скулам, а жесткий взгляд смягчился, когда увидел блестящие слезы. Он тяжело вздохнул, и произнес уже спокойней: — Если ты не можешь говорить об этом сейчас, то расскажешь позже, когда будешь готов, ладно?       И все-таки, он ненавидит утешать. Больше из-за того, что во время этого человек становишься ближе к тому, чью боль пытается разделить, а еще — потому что после этого в душе начинается полная неразбериха. Сейчас ему подобные чувства не нужны, как и парень в его кабинете, чьи мысли только и делают, что бросают того обратно в гущу душераздирающих событий, но раз уж начал копаться, надо скорее заканчивать.       — Будешь чего-нибудь?       Дин кивнул. Он сделал глубокий вдох и такой же выдох, пытаясь прийти в норму и унять дрожь во всем теле. Выглядел он жалко, но подбадривать его, говорить, что все эти воспоминания ничто иное, как событие, которое просто произошло и не повторится снова — последнее, что сделал бы Кастиэль. Не потому что не мог, а потому что не хотел. Если он скажет это, то начнется стираться та черта, которую нельзя переступать, а ему не хотелось проявлять чувства на работе ни сейчас, ни когда-либо еще. Ему было легче заварить чай и протянуть кружку Дину, в надежде, что хотя бы это поможет.       — Лучше? — Спросил Кас спустя минут десять тягостного молчания. Ему хотелось уже приступить к делу, а для этого нужны были деликатный допрос и хоть какая-то наводка на людей, которые могли бы помочь.       — Да, спасибо, — похоже чай и правда помог. К Дину вернулся голос, и его тело, наконец, перестало дрожать.       — Теперь можешь рассказать что-нибудь?       — Да. Постараюсь. Только дайте с мыслями собраться.       — Ну, времени у нас еще полтора часа, так что… — Сказал Кас, взглянув на циферблат своих наручных часов и глубоко вздохнув, — Времени у нас предостаточно. Я подожду.       Кастиэль наблюдал за Дином, стоя спиной к своему столу и скрестив руки на груди. Он всегда мог похвастаться своей терпеливостью, а теперь ему только и оставалось, что ждать. Ждать, пока парень соберется с мыслями. Ждать, пока он проберется сквозь тучу воспоминаний, пытаясь вытащить оттуда только нужную информацию. Ждать, пока он вернется из своей головы и расскажет все, что вспомнил.       Все это время Кас рассматривал его, подмечать для себя какие-то детали. Он заметил, что глаза Дина становятся ярко-зелеными, когда он плачет, и темнеют почти до болотного отлива, когда он думает; что у него на лице много незаметных веснушек, и волосы отливают золотом, когда свет из окна падает на них; а еще он заметил одну особенность, которую ему хотелось бы перепроверить, не сейчас и вряд ли потом. Но спросить об этом стоит.       — Ты готов? — Спросил Кастиэль, наверное, слишком резко, потому Дин вскинул голову с удивлением и испугом во взгляде.       — А, да. В общем, — Дин сделал глубокий вдох, затем такой же выдох. Теперь у него получалось лучше контролировать свои эмоции, даже кружка с недопитым чаем не дрожала в его руках, — Это начало происходить год назад, когда я устроился к нему на работу.       — Кем работал?       — А это так важно?       — В нашем случае все важно, начиная от должности и заканчивая твоим отношением с ним и коллегами. Все, что ты скажешь сейчас может помочь нам в будущем, понятно? — Спросил Кас, приподняв бровь, а после жестом и словами добавил: — Теперь продолжай.       — Э, у меня нет родителей, вы в курсе? — Задал ответный вопрос Дин.       — В курсе. По данным полиции задохнулись угарным газом и сгорели. И? Это имеет к этому делу какое-то отношение?       — Относительно. Видите ли, когда родители погибли, — Дин резко замолчал и поджал губы, пытаясь собраться с мыслями. Вспоминать об этом было больно, не то, что рассказывать. Приходилось игнорировать рвущееся сердце, ком в горле, тяжелое дыхание, чтобы хоть что-то рассказать, — Мы с братом переехали жить к дедушке с бабушкой по материнской линии, Сэмюэлю и Диане Кэмпбелл. И тут моя жизнь пошла под откос. Я знал, что мой дедушка ненавидел меня за то, что я напоминаю ему моего отца, Джона, но не думал, что настолько, — Дин усмехнулся какой-то своей мысли, — И где-то два года назад я решил съехать от них, забрав с собой брата, чтобы начать все с чистого листа, так сказать. Устроился на подработку, параллельно заканчивая школу, сначала помощником в магазин, потом в автомастерскую. Меня там, вроде, не жаловали, но явно не могли позволить мне работать дольше положенного по закону часов, как бы я не просил. А потом я встретил его — Молоу, этого урода. — Он прорычал это имя с такой ненавистью, что аж челюсть свело, а ладони задрожали, сжимая чашку с недопитым чаем до побеления костяшек пальцев, — Приехал в автомастерскую, будто бы точно знал, когда будет моя смена, и предложил поработать у него. Полный часовой день, отличная зарплата, да и должность легкая — встречать гостей, провожать их до кабинета, и изредка предлагать им выпить во время совещаний. Тогда я хотел только одного — скорее съехать от своих родственников, так что до меня не сразу дошло, что чудес не бывает, и все это какая-то ерунда.       — И сколько ты проработал у него? Долго?       — Около года.       — А когда все началось?       — Семь месяцев назад, если память не изменяет.       — Так долго? И обратиться за помощью ты решился только сейчас?       — Неужели это так важно?! Позже или раньше, разве смысл не в том, что помочь именно сейчас, м? — Дин снова сорвался. Будто загнанный в угол зверь, он пытался всеми силами защититься от окружающего мира, при помощи поднятого голоса, и вновь задрожал то ли от вернувшегося страха, то ли от стресса. Кастиэль, склонялся и к тому, и к другому.       — Важно. Никто не поверит тебе, если ты не предоставишь хоть что-то, что сможет оправдать тебя. Это могут быть слова свидетелей, видео с камер, да даже время вашего общего нахождения в здании может сыграть свою роль!       Дин отрицательно покачал головой, не в силах вспомнить, ничего, что могло бы стать веской уликой в этом деле.       — Он всех подкупил, а те, кто отказались от денег, боятся увольнений. А насчет камер, видео он удалил, сто процентов. Этому гаду это ничего не стоит.       Кастиэль задумался. Вряд ли можно будет предоставить домогательство к подчиненному, как причину его будущего обвинения в краже круглой суммы денег, но если узнать, куда ушли деньги со счетов компании и уходили ли вообще — это уже могло что-то да дать.       — Кроме Ника, был ли кто-то еще, кто хотел бы испортить жизнь?       — Не думаю, — Дин отрицательно покачал головой и задумался, пытаясь что-то вспомнить, и через несколько секунд ответил: — Может, Аластар Барнетт? — Он начал объяснять, когда увидел удивленный взгляд перед собой: — Глава компании-сотрудника. Он тот еще псих. Возненавидел меня после того, как я ударил его подносом прямо в лицо. Если бы не Ник, неизвестно, что было бы со мной.       — Так Ник защищал тебя?       — Да, но оправдывал это тем, что я его работник, а значит, его собственность, так что никто, кроме него не смел меня трогать.       — А вот это уже интересно.       Кастиэль вновь ушел в свои мысли. Это дело становилось все интересней и запутанней, а в грудной клетке вспыхнул огонек, маленький, но согревающий. Возможно, это дело окажется интересней, чем он думал.

***

      Почти до глубокой ночи Кастиэль провел дома за документами по делу, изредка отвлекаясь на телефонные звонки и сообщения на электронную почту. Глаза уже зудели и щипали, а организм требовал сна, вызывая все новые приступы зевоты, но полное осознание того, что нужно идти в постель пришло только тогда, когда он заметил ручку в своей кружке с уже остывшим кофе. Похоже, он положил ее туда случайно, пока пытался разобраться в собственных набросках на бумаге.       — Мда, точно нужно идти в постель, — пробормотал он, закрывая ноутбук и бережно сложив все документы и наброски в папку.       Завтра ему нужно будет съездить в две компании, назначить встречи, переговорить с парочкой людей и еще заскочить домой к Дину, чтобы проверить кое-что, что привлекло его взгляд сегодня при обсуждении проблемы — извилистый шрам, выходящий из-под воротника рубашки на шею.