Химия на кончиках пальцев

Знаете, есть такой психический процесс, называется защитная реакция. Когда происходит что-то настолько ужасное и травмирующее, что мозг просто не вывозит и принимается отрицать реальность. Такое случилось и со мной, в тот самый момент, когда ебучий дом взорвался на моих глазах и всё, что было в радиусе пятидесяти метров, сгорело к чертям собачьим. Надежда всё ещё пыталась вселить что-то светлое в мой разум, но логически я понимала, что Романов в его-то состоянии просто не успел бы выползти из этого дома на безопасное расстояние. Да и Кирилл, перед тем как уехать, сделал круг вокруг виллы, проверяя, точно ли поблизости нет никого... Живого. И всё же я не верила. Я не видела его труп своими глазами, а значит не было и доказательств, верно? Я права, так ведь? Слёзы текли рекой, но я их не чувствовала. Я вообще ничего не чувствовала, кроме огромной дыры в груди, которая была почти что осязаемой, мерзкой, разрастающейся с каждой секундой. Мне хотелось закрыть глаза и исчезнуть. Проснуться, понять, что это всё это был сон и увидеть мирно спящее, слегка помятое лицо Макса на соседней подушке. Или же открыть глаза и понять, что его никогда не существовало, что он — плод моего воображения, породившего настолько реалистичный сон. Боже, да что угодно, только бы это всё оказалось неправдой. Я не помнила толком, как оказалась в машине Кирилла, как он усадил меня на переднее сиденье и как мы уезжали прочь от горящего дома по ржаному полю. Помню, что он говорил, что скоро приедут менты и я должна изображать заложницу, но я молчала, слепо уставившись на огонь. Тогда он всё же затащил меня в машину и рванул прочь. Я лишь смотрела пустым взглядом в окно, а в голове пульсировала мысль: этого не могло произойти. Это не должно было закончиться так. После всего дерьма, через которое прошёл Романов, он заслуживал счастливой и долгой жизни, а никак не сгореть заживо в огромном пустом доме. — Кирилл, — позвала я, не глядя на него. Моё горло пересохло, поэтому голос стал похож на скрип проржавевшей качели. — Что такое? — он встревоженно покосился на меня, держа руки на руле. — Зачем он это сделал? Кирилл тяжело вздохнул и перевёл взгляд вперёд, внимательно глядя на дорогу. — Мы не думали, что это произойдёт. Но поверь, мы бы его не спасли, он уже умирал. Он бы просто не дал себя спасти. Он решил, что правильнее будет взорвать всё, не оставив следов, чтобы люди из «Артемиды» решили, что мы все погибли в этом доме и прекратили тебя преследовать. — Но не ценой же собственной жизни! — прокричала я и снова захлебнулась в рыданиях, потому что в голову опять ударило осознание того, что сейчас произошло. Мой смешной и глупый Романов, питающийся исключительно сухими завтраками и погаными яичницами, мой горячий мужик, готовый порвать за меня пасть Церберу и довести до исступления одними прикосновениями, умер. Короткое, ёмкое, такое ужасное слово, заставляющие замереть, как только до конца осознаёшь его значение. И всё же в голове не укладывалось. Он ведь был когда-то профессиональным шпионом, избежавшим столько опасностей, ну как он мог умереть? Как он мог умереть, такой хороший и добрый, по-своему наивный и чувствительный? Как он мог умереть, когда я так и не сказала ему, как сильно я его люблю? Я закусила губу почти до крови, глотая слёзы и не глядя на Кирилла. Он тоже был виноват. Это он втянул Романова в это дело, Макс вообще не хотел больше участвовать в этих шпионских играх. И я, чёрт возьми, я виновата потому, что всё это произошло из-за того, что агенты «Артемиды» искали меня. Меня! Ни Макса, ни Кирилла, ни Артёма, ни Диану, никого из всех, кого бы я ещё могла сейчас обвинить. Мне стоило избегать Романова с самого первого дня нашего знакомства, но я продолжала вертеться около него. Лучше бы грубила, посылала нахуй, лучше бы он меня ненавидел, чем пожертвовал своей жизнью ради моего спасения. Боже, мне больше всего на свете хотелось теперь расцарапать своё лицо, изрезать руки, разъебать костяшки о бетонную стену. Хотелось причинить себе страшную боль, чтобы хоть как-то искупить вину. Чтобы хоть как-то отомстить за то, что я с ним сделала. Я была готова даже поверить в бога, если бы он вернул Романова к жизни, я бы сделала ради этого что угодно. Кирилл резко тормознул на дороге, прерывая мои терзания, и, тяжело вздохнув, выдавил: — Я отолью. Я лишь молча кивнула в ответ. Он посмотрел на меня встревоженно и, выйдя из машины, удалился в сторону леса, спрыгнув в кювет. Мне тоже захотелось выйти и свалить в неизвестном направлении, просто раствориться и исчезнуть. Но это, к сожалению, всё ещё был материальный мир, поэтому это было невозможно. Кирилла не было уже минут десять, когда я начала тревожиться. Моя нервная система и так изрядно пострадала, а ведь я всё ещё не вышла из состояния шока. Так что потерять ещё и Кирилла было бы слишком для одного дня. Я осторожно распахнула дверь и сквозь тьму уставилась в сторону леса, куда свалил парень. — Кирилл! — позвала я, но ответа так и не услышала. Спиной я почувствовала дуновение ветра и, резко обернувшись, увидела мотоцикл, остановившийся между деревьев. Мотоциклист был одет в чёрный костюм, ужасно похожий на наши, а ещё он был жутко высокий, и я замерла, неверяще уставившись на него. — Макс, — проговорила я одними губами, потому что воздух в лёгких буквально закончился, лишая меня дара речи. Цепляясь за внезапную призрачную надежду, я тут же бросилась к мотоциклисту, чувствуя, как дыра в моей груди вот-вот зарастёт, становясь всё светлее и светлее. Стоило мне подбежать к мужчине, как он скинул шлем и уставился на меня с кривой ухмылкой, и тогда внутри меня всё рухнуло. Это был не Романов. — Ну здравствуй, — довольно протянул мужчина и, быстрее, чем я успела сообразить, воткнул мне шприц в шею. Кожу тут же обожгло, и я опустилась на траву, ошарашенно глядя в пустоту. Мир вокруг закружился, постепенно отдаляясь. Меня подхватили сильные руки, и я отключилась. Да и как-то плевать уже было, мой смысл жизни пропал в тот момент, когда взорвалась чёртова вилла. Когда от человека, которого я любила больше жизни, осталась лишь тень.