чей-то голос пел мне в тишине

Грохот взрывов. Тихий плеск крови. Дрожь земли. Звон металла. Рокот самолётных двигателей. Гилберт слышит каждый звук невероятно чётко, и они смешиваются в его ушах в чудовищную какофонию. Ему хочется зажать уши, закричать, но окровавленные выбитые и переломанные пальцы даже не дёргаются. Земля забивается в уши и в горло, Гилберт давится ею и задыхается от ужаса. Над головой слышится свист падающего снаряда и нарастающий неземной гул. После Гилберта накрывает тишина. Он просыпается, трясясь от ужаса и нехватки воздуха. Лихорадка войны не отпускает его уже пятнадцать лет. Когда всё только начиналось, ему было, пожалуй, даже весело. Военная подготовка в школе, курсы стрельбы, спортлагеря — сперва было это, после — армия, усиленные тренировки в любых условиях, тревоги, проверки и, наконец, фронт. Гилберту было шестнадцать, он слишком мало знал о войне, чтобы бояться её. После первого боя это, конечно, прошло. Однако и страх прошёл быстро (быстрее, чем Гилберт успел к нему привыкнуть). Осталась пустота, заполняемая землёй, кровью и стреляными гильзами. Больше не осталось ничего. Гилберт с трудом поднялся с кровати и медленно побрёл в ванную, цепляясь пальцами за косяки и стены; перед глазами, в голове, в горле — везде была густая липкая чернь. Гилберт сунул голову под кран и стоял так до тех пор, пока не перестал чувствовать своих ушей. После Гилберт долго сидел на кухне, медленно цедя крепкий кофе из глубокой чашки. Он бы выпил чего-нибудь горячительного, но три месяца назад он бросил эту привычку. Это стоило ему нескольких десятков беспокойных ночей, но в итоге Гилберт был даже доволен собой. В шесть утра, когда солнце уже начало показываться из-за далёкой кромки леса, Гилберт снова пошёл в ванную, после оделся и вышел на улицу. Пока ещё прохладный утренний воздух щекотал его шею, пока он шёл к машине. Сегодня его брат возвращался из Италии, и Гилберт собирался встретить его в аэропорту. За окном мелькали пейзажи, с каждой минутой всё больше и больше окунающиеся в солнечный океан, и Гилберту дышалось спокойнее. Он съехал на обочину, чтобы выпить таблетки, и продолжил путь.

***

Брат выглядел куда румянее, смуглее и здоровее, чем в их последнюю встречу. Итальянский климат определённо пошёл ему на пользу и, кажется, не только он: Гилберт заметил за спиной Людвига хрупкого артистичного паренька, прижимающего к груди фотоаппарат и карту. Людвиг объяснил, что это его хороший друг-художник, они познакомились в больнице, уже после официального конца войны. Людвиг проходил курс лечения (кости его ног находились в ужасном состоянии после одной из бомбардировок), а Феличиано делал снимки для местной газеты. Однажды Феличиано увидел, как Людвиг тренируется ходить с костылями. Он был достаточно впечатлён его упорством, чтобы начать с ним разговор. С горем пополам, на ломаном английском они общались всё то время, что Людвиг проходил лечение. После выписки Феличиано предложил Людвигу комнату в загородном доме, доставшемся итальянцу от дедушки. Людвиг не нашёл повода, чтобы отказать. Гилберт понимающе улыбнулся (война его научила ко многому относиться с пониманием) и предложил съездить в кино или кафе, чтобы отметить встречу. Через считанные мгновения они ехали в машине Гилберта, и тот впервые за долгие недели, месяцы и года чувствовал себя счастливым.

***

Феличиано ушёл спать раньше, оставляя братьев вдвоём на кухне. Они долгое время смотрели в окно, остро ощущая необходимость этого молчания между ними. Ни Гилберту, ни Людвигу, вообще-то, говорить не хотелось, поэтому Гилберт устало прислонился к плечу брата, и Людвиг легко похлопал его по спине. Когда-то, когда Людвиг был маленьким, так делал сам Гилберт. Но время шло. Младшие братья перерастали старших, и с этим ничего не поделаешь (и не то чтобы Гилберт хотел что-то менять сейчас). Они сидели так до раннего утра, время от времени начиная короткие диалоги на рутинные темы, вроде работы, семьи, увлечений и планов на будущее. Людвиг хотел вернуться в Италию, устроиться, быть может, механиком или инженером, Гилберт — пойти в университет на архитектора (это было одно из его мечтаний, которое наконец-то могло стать реальностью). Они пообещали друг другу встретиться через несколько лет в Германии, и отстроить её, отремонтировать, стереть уродливые следы войны настолько, насколько это возможно.

***

Людвиг с Феличиано гостили у Гилберта почти две недели. За это время они успели выбраться в художественную галерею и на несколько барахолок, посмотреть «Психо», подать с Гилбертом документы в Нью-Йоркский колледж искусств и посетить столько кофеен, сколько, кажется, было во всём городе. Провожая брата на самолёт, Гилберт сфотографировал их с Феличиано — на память. На фотографии Людвиг держал их с Феличиано чемоданы, а итальянец широко улыбался, придерживая руками ветровку Людвига на своих плечах. За их спинами взлетали самолёты.