Письма из Паталипутры

— Ещё чего не хватало! — заорал Чанакья. — Мне? В ашрам?! Да я этого подлеца, который мне лгал столько лет подряд, из-под земли выкопаю! Я ему эти письма, — Чанакья подобрал с пола упавшие пергаменты, — заткну в то место, которым он всё это время думал и заодно вертел перед царём! Я найду нового претендента на престол! Я не так стар, успею воспитать другого ученика! Он отомстит за мои унижения Дхана Нанду и твоему супругу благоверному, этому подлому, грешному предателю, — лицо Чанакьи исказилось ненавистью. — Как я мог так обмануться?! Надо же, строил мне невинные глазки, уверял, будто готов порвать Дхана Нанда в клочья, фальшиво улыбался и называл «любимым ачарьей», а сам… кончал от наслаждения, сражаясь с проклятым тираном! А мне… Хоть бы разок дал! Всё врал, будто у него стоит только при виде флагов Пиппаливана, развевающихся на крышах дворцов. Ясное дело, знал, о чём врать! Куда мне в моём возрасте на крышу карабкаться? Я бы не смог совершить такой подвиг даже при очень сильном желании. Представляю, что было бы, если бы залез, а меня бы всё равно отправили восвояси, сославшись на головную боль или на сезон дождей! Ничего, мне и Бхайрава хватало, — опомнившись, Чанакья осёкся и поглядел на Дурдхару, чьё лицо было залито густой краской. — Умоляю, раджкумари, простите мою несдержанность. Я был очень зол и наговорил много такого, чего вам не следовало слышать. Постарайтесь поскорее забыть всю эту ужасную адхарму. — Я, пожалуй, пойду к себе и прилягу, — только и смогла выдавить Дурдхара, смерив Чанакью с ног до головы взглядом, полным отвращения. — Что-то мне дурно. Если появятся новости о Чандрагупте, пришлите служанку. — Не сомневайтесь, пришлю. Мгновенно избавившись от мук совести и чувства стыда, Чанакья ещё долгое время кипел от гнева, потом подбросил расстроившие его пергаменты в воздух, на лету изрубил их мечом и потоптался ногами по рассыпанным клочкам. Сей поступок немного успокоил страдающее сердце брамина. Когда Вишнугупта вернулся в свои покои, его ждало известие от шпиона, гласившее: «Ваш ученик уехал верхом в сторону Пиппаливана, но вскоре его след затерялся в лесу. Проследить, куда именно он отправился, не удалось». — В Пиппаливан? — удивился вслух Чанакья. — Что он там собрался делать в полуразрушенном дворце? Да и полно, как он собирается войти за стену? Ведь, говорят, после того, как мы впервые напали на Паталипутру, Дхана Нанд выставил людей по периметру крепости, чтобы туда больше никто не проник. Хотя, — злая усмешка исказила тонкие губы гуру, — понятно, на что он надеется. Видно, свидание ему там назначили. Опять хочет «излиться в сражении», подлец! Ну, держись, Чандрагупта! — ачарья поудобнее перехватил свой посох-меч. — Сейчас я явлюсь за тобой вместе с объединённой армией Поурава, Таксилы и Аванти, кроме того, подговорю к восстанию народные массы, и мы нарушим ваше любовное уединение с этим злодеем! Я уничтожу тайное логово и раздавлю вас обоих! Предатели. Однако Чанакья был достаточно умён, чтобы не разглашать опасную тайну Муре и Стхулу, да и кшатриям Поурава и Таксилы тоже. Для них он сочинил следующую историю: Дхана Нанд, угрожая убить махарани Тарини, выманил безоружного Чандрагупту в Пиппаливан. А Чандрагупта так наивен и добр, что не смог допустить убийства беззащитной женщины и выполнил требование врага. — Чандрагупту надо срочно спасать! — зычно кричал Чанакья, стоя на балконе дворца Поурава. — Кто со мной отправится спасать нашего самраджа, такого же бесценного для Бхараты, как крупнейший и чистейший алмаз?! — Мы!!! — радостно завопили кшатрии, воздевая в воздух обнажённые мечи. — Ура!!! Ачарья с подозрением пригляделся к этим счастливым лицам: не похоже, что кшатрии пьяны. Тогда почему они так бурно радуются известию об очередной битве, словно им не сражение предложили, а праздник? «Прирождённые убийцы, грешники, что с них взять!» — наконец, сделал вывод Чанакья. И всё равно энтузиазм этих людей был ему подозрителен, но ачарья успокаивал себя тем, что после подлости Чандрагупты, о которой он узнал, ему теперь все вокруг кажутся предателями. Всю дорогу до Пиппаливана Мура трещала над его ухом, как сорока, отложившая в гнездо яйца, строя немыслимые предположения, задавая вопросы, срываясь то в смех, то в слёзы. У Чанакьи от раздражения дёргался и слезился правый глаз, из-за чего он плохо видел лесную тропу, а ехать предстояло ещё довольно долго. Наконец, длинная вооружённая кавалькада во главе с Чанакьей, Дурдхарой и Стхулом достигла крепости Пиппаливана. Вокруг обновлённой крепостной стены, ставшей почти вдвое выше прежней, не было выставлено никакой охраны. Не переставая удивляться тому, что кто-то взял на себя труд заново отстроить стену, ачарья, спешившись, первым вошёл в ворота. Остальные последовали за ним. Оказавшись внутри и оглядевшись получше, Чанакья обомлел, да и Мура застыла, не шевелясь. — Что это?! — не веря своим глазам, спросила она. — Как… такое возможно?! Почерневшая от времени, полуразрушенная крепость Чандравардана теперь блистала снаружи золотом, лазуритом и кораллами. Куполообразная крыша небесно-синего цвета, окружённая высокими башнями, резные оконные рамы, инкрустированные жемчугом и пластинами из слоновой кости, сияющие белизной мрамора с тонкими розовыми прожилками просторные галереи, сверкающие балконы, невольно притягивали взгляд. Вокруг дворца располагался огромный фруктовый сад с многочисленными дорожками, выложенными гранитными плитами, отполированными до блеска алмазной пылью. Чанакья заметил, что среди деревьев гуляют белые павлины с золотыми хвостами, огненно-рыжие фазаны, которых непросто найти даже в клетках у заморских торговцев, и где-то вдали среди зелени мелькнул даже олений хвост. Кто-то потратил изрядное количество средств, чтобы не просто восстановить прежнее обиталище Чандравардана, но превзошёл прежних архитекторов, изукрасив крепость роскошно и изысканно. — Мой дворец стал неузнаваемым, — Мура судорожно сглотнула. — Кто поселился здесь? Ведь ещё пять лет тому назад Пиппаливан пустовал! Изнутри здания слышалась громкая музыка — играли на ситаре. Незнакомый мужчина с очень приятным голосом пел. Когда голос певца ненадолго смолкал, можно было расслышать мягкий, переливчатый смех нескольких женщин, перезвон бубенчиков гхунгру и чьи-то счастливые восклицания. Потом музыка и пение прекратились совершенно, и громкий голос провозгласил приветствие. Похоже, кого-то из находившихся внутри крепости с чем-то поздравляли. Дурдхаре показалось, что интонации человека, произносившего торжественную речь, очень напоминают голос Дхана Нанда, а отвечающий на поздравления мужчина похож на Чандрагупту. — Неужели… он? — затрепетала и Мура, внимательнее прислушавшись. — Сынок? Чанакья тоже отметил сходство голосов, вздрогнул и насторожился, но тем не менее сделал ещё несколько шагов вперёд. — Это ловушка-ловушка-ловушка! — тараторила Мура, хватаясь за его руку. — Как думаете, гуру, кто нас там ждёт? Люди Селевка? Разбойники? Кто взял в плен моего сына? — Да не похоже, что его взяли в плен, — зло пробормотал Чанакья. — Правда? — А сами не слышите? — съязвил гуру. — Что же тогда с ним делают? — не отставала от ачарьи Мура. — Догадайтесь сами, — Чанакья мужественно стиснул зубы. Признаться честно, ему давно хотелось обложить эту надоедливую бабу отборной бранью и выгнать обратно в лес, откуда она некогда явилась, но ради блага революции приходилось терпеть. В его руках Мура стала символом обездоленной женщины, за честь которой истинному кшатрию полагалось биться до смерти. Потерять сладкую морковку, с помощью которой можно управлять стадом ослов, Чанакья не мог. — Всем приготовиться! — вытащив меч из ножен, гуру ступил на благоустроенную землю, окружавшую бывшее жилище покойного Чандравардана. Сопровождавшие его воины спешились и обнажили мечи, приготовившись вламываться в крепость силой, но их внезапно избавили от необходимости так напрягаться. Стоило Чанакье вместе с людьми приблизиться ко входу, как обе створки дверей распахнулись, и на пороге перед объединённой армией Поурава и Таксилы явился сияющий, словно солнце в полдень, Дхана Нанд. Но отнюдь не его персона ввергла в ступор Чанакью и его ближайших соратников. Мура, Дурдхара и Стхул застыли на месте, потеряв дар речи, от иного зрелища. По правую руку от царя Магадхи стоял живой Говишанака, ещё более упитанный, чем прежде, жуя какой-то пирог с адхармичной начинкой из мяса. По левую руку от Дхана Нанда выстроились друг за другом Раштрапала, Бхутапала и Дашасиддхика. У последнего выражение лица было довольно кислым. Он мрачно пил бханг, качался из стороны в сторону, словно камыш, яростно икал и совершенно не разделял общего веселья. Остальные же братья, судя по выражению их лиц, отлично проводили время. Бхутапала, не стесняясь Чанакьи и его спутников, обнимал нескромно одетую девицу с распущенными волосами, время от времени похлопывая её по ягодицам и заставляя краснеть и хихикать. Раштрапала задумчиво поигрывал увесистым, острым кинжалом, балансируя лезвием на кончике пальца, и двусмысленно подмигивал остолбеневшей Муре. — Как?! — только и смог выдавить Чанакья, в то время как остальные заговорщики потеряли дар речи. — Вы же все погибли! Я точно помню. — Ну, я точно живой, — чавкнул пирогом Говишанака. — И готов употребить все блюда на праздничном столе. Кстати, Стхул, не хочешь присоединиться? Брат вчера сюда притащил столько вкусного — обожраться можно, а остальные не едят ничего. Нам с тобой на двоих точно хватит. Стхулбхадра проглотил слюну, но мужественно отказался, покосившись на ошарашенного Чанакью. — А по какому поводу праздник? — слабым голосом вопросила побледневшая Мура, взглядывая на Дхана Нанда, но тот не спешил ей отвечать. — Ну как, — зловеще осклабился Дашасиддхика, — вашего так называемого сына самрадж Дхана Нанд сегодня назначил управляющим провинцией Пиппаливан, входящей вот уже семнадцать лет в состав земель Магадхи. Дворец к этому торжественному дню и был отстроен, как положено. Сегодня Чандрагупту вводят, так сказать, в должность на глазах у всех. Заодно празднуем открытие дворца. Стройка наконец закончена и можно спокойно спать. А то замучили уже стучать своими молотками над головами день и ночь и вонять ядрёными красками… Строители проклятые! — И Чандрагупта согласился принять подачку? — возвысила голос Мура, пугающе выкатив глаза, словно ракшас на картине, нарисованной аскетом, объевшимся белены. — Конечно! — захохотал Бхутапала. — Чандрагупта эту подачку взял бы уже давно. Ему в ней, собственно, никто и не отказывал. Он мог еще пять лет назад переселиться сюда и участвовать в восстановлении крепости. Но что было делать с вашим чокнутым ачарьей, повёрнутым на революции? Он бы утёк в подполье и продолжал дальше оттуда руководить своими безумными учениками, наводняя Магадху шпионами, предателями и такими же лжецами, как он сам. Вот Чандрагупта и согласился подсобить самраджу: отвлечь этого бхута фальшивыми сражениями, а на самом деле нашей общей целью было просто время тянуть. Брату скучно было. Вот он и придумал себе развлечение. Сказал: «Давайте повоюем. И вам весело — и мне хорошо. Заодно в процессе сражений с людьми Чанакьи остальные царства объединим, хороший же повод выполнить желание сумасшедшего ачарьи, пока огонь в душе горит. Тем более, с этим желанием он ко мне и пришёл изначально. Вот, выполню его мечту только без чёткого руководства Каутильи, ибо не больно охота превращаться в одного из покорных учеников, чтобы мной вертели, как куклой». В общем, так брат примерно и сказал. К тому же очень брату нравилось с Чандрагуптой драться, а ему — с нашим Дханой. Прямо горели оба, как факелы. Сами посудите, кто может царю Магадхи отказать в его маленькой просьбе? Раштрапала вон подтвердит — никто. — Да я ж его самолично в плавильном очаге сжёг, Раштрапалу этого! — возмущённо закричал Чанакья. — Нет, давай уточним: ты меня толкнул ногой в огонь, — едко заметил Раштрапала, пряча кинжал в ножны, — однако ты не видел, что произошло дальше. — И что было потом?! — сейчас Чанакья напоминал боевого петуха, которому не с кем драться. Ачарью это положение вещей неимоверно злило. А ещё, если говорить без изысков, он впервые чувствовал себя единственным идиотом в толпе умных людей. Особенно унизительно было ощущать себя глупцом рядом с личностями, подобными Говишанаке и Бхутапале, которых Чанакья прежде ни во что не ставил. — Царь Аванти — а он, разумеется, тоже был на нашей стороне! — тебя увёл, убедив, что надо бежать, пока не явилась подмога и вас не схватили. Забыл? — засмеялся Раштрапала. — А меня из огня мои слуги немедленно достали и облили заранее приготовленной водой, только и всего, — довольно пояснил Раштрапала. — Я не пострадал. — В любом случае ты должен был получить ожоги, твоя кожа должна была обгореть, а ты совершенно цел! — недоумевал Чанакья. — Не ты ж один такой умный, — хмыкнул Раштрапала. — Уважаемый ачарья, верно, позабыл, как ему самому удалось избежать смерти от рук царицы Олимпиады несколько лет тому назад? — хитро вопросил старший царевич. — Та история все государства облетела, и мы о ней узнали, приняв к сведению. — Но это другое! — замахал руками Чанакья. — Меня бросили не в открытый огонь. — Никакой разницы. Если намазаться глиной, на некоторое время она защитит кожу от ожогов, что со мной и случилось. Напав на меня ночью, вы даже не заметили в темноте, что я покрыт толстым слоем мокрой глины, — добавил Раштрапала с издёвкой. — А я заблаговременно приготовился! Чандрагупта вовремя сообщил, что вы по мою душу собрались. — Предатель… — Что вы! Отличный парень. Весёлый, умный! В оружии разбирается. Умнейшего гуру в Бхарате так здорово надул. Нашему брату с ним крупно повезло. — А как ты выжил?! — Чанакья в упор посмотрел на Говишанаку, молча проглотив изысканное оскорбление Раштрапалы. — Тебя Чандрагупта утопил в сточных водах Хава Мехел, а потом твоё тело вздёрнули на воротах дворца! — Хе, — Говишанака доел пирог и, дотянувшись, украдкой вытер губы о накидку Бхутапалы, увлечённого своей бесстыжей спутницей. — Кто сказал, что я утонул? Чандрагупта? Да он и не топил меня. Мы с ним очень мило побеседовали. Я его ладду угостил, а потом я же и помог ему вытащить из закромов специальное чучело, ростом с меня, одетое в мои одеяния, неотличимое издали от меня самого. Его ваш Чандра и повесил на ворота. Ну не забавляла меня эта придуманная война вовсе. Столько возни, столько проблем… Из нормального дворца в захолустье уехать пришлось. Надоело! Я Дхану попросил первым меня «убить», чтоб отправиться сюда, в крепость Пиппаливана, сидеть спокойно завтракать, обедать и ужинать без лишних потрясений. Я люблю поесть и поспать, а как раз этим только и можно заниматься, когда вроде как тебя «похоронили». Ну, Дхана не подвёл! Еду всегда присылал отменную, награди его Махадэв крепким здоровьем и твёрдым лингамом. Последнее ему особенно необходимо, учитывая постоянную, весьма горячую готовность вашего любимого ученика. Все братья загоготали в голос, однако быстро умолкли и смущённо закашляли, заметив, каким яростным взглядом их пронзает младшая сестра Дурдхара из-за плеча Чанакьи. — Прости, сестрёнка. Забыл, что ты тоже здесь, — неуклюже извинился Говишанака. — А меня вечно не замечают. Кстати, я тебя сама видела мёртвым! — не выдержала Дурдхара, выскакивая вперёд. — И Раштрапалу тоже! Я присутствовала на церемонии ритуального сожжения! — Тебя никогда не подпускали вплотную к телам, — заговорил Дхана Нанд. — Моя дорогая сестра видела кого-то в одеяниях моих братьев, с их драгоценностями на руках и шее, но лица этих неизвестных были либо закрыты тканью, либо, если их открывали, я закрывал глаза тебе. — Нет, — глаза Дурдхары наполнились слезами. — Зачем ты сделал это?! — она набросилась на брата с кулаками. — Ты ужасный человек! Совратил моего мужа, заставил поверить в смерть братьев! Как ты мог?! Дхана Нанд перехватил её руки, глядя на девушку с состраданием. — Милая моя предательница, я и подумать не мог, что ты влюбишься в того, кого я привёл во дворец исключительно для себя… Чандра никогда не любил тебя, сама знаешь. Ты просила его о свадьбе, а он этого не хотел. Чандра не мог тебе назвать настоящую причину своего отказа, ведь мы с ним договорились с самого начала тебя в тайну наших отношений не посвящать. Юна ты ещё была слишком, чтоб знать такое. А потом ты вдруг к Чанакье переметнулась. После этого говорить тебе правду стало и вовсе нельзя. Дурдхара тихо всхлипнула. — Получается, Чандра женился на мне лишь потому, что я его просила? — Ваш мудрейший гуру тоже этого хотел. И, как я недавно понял, Стхул и Мура тоже обрабатывали Чандру с двух сторон. Он сдался под вашим напором, решив, что лучше будет согласиться, пока кто-нибудь не догадался: женщины ему вообще не нужны. Он думал, что так наверняка сохранит нашу тайну, но мне-то он не успел написать об этом и предупредить, поэтому ваша внезапная свадьба вызвала мой гнев. Изначально мы не планировали заходить так далеко в игре! Одно дело подразнить друг друга, намекая на отношения с женщинами, совсем другое — в самом деле, без шуток, провести с кем-то брачный ритуал. Рассердившись, я женился на Тарини, хотя желание отомстить, конечно, не являлось единственной причиной того, что я связал себя узами с этой лживой дэви, но одной из причин — точно. Мое решение взять супругу, пусть и заведомо фальшивую, ранило Чандру… Он начал пытаться уязвить меня, я — его. Мы чуть в самом деле не стали врагами. К счастью, этого не случилось. А братьев наших могли бы убить по-настоящему, если бы Чандра не был на моей стороне и заблаговременно не сообщал, кого Чанакья выбрал следующей жертвой. — Выходит, и Дашасиддхику ты не убивал? — Нет, конечно. Это тоже была инсценировка. Сама видишь — он жив. — Но как вы это устроили? — Очень легко! Тупой стороной бритвы я полоснул брата по шее, почти не прикасаясь, затем обильно размазал по коже красную краску, спрятанную в ладони. И у Дашасиддхики в ладони тоже была пригоршня краски. Потом брат сделал вид, будто дёргается в судорогах. Я позвал заранее подкупленного целителя, который заявил вслух о наступлении смерти — и дело сделано. А сожгли чучело, завёрнутое в простынь. — И Дашасиддхика согласился на такое?! — Почему нет? Всех «убитых», в том числе и его, я переселил сюда, в Пиппаливан. Мои «покойные» братья тут ели, пили и развлекались — ни в чем нужды не знали, пока я там на престоле отдувался один за всех! Меня утешала только мысль о том, что однажды крепость будет восстановлена, я заселю сюда некоторое количество людей и вручу все это счастье Чандрагупте. Пусть правит. Кстати, давно пора было парня к нормальному делу приставить. Чем по канализации да по болотам лазать, кормя пиявок и непомерные амбиции мудрого Каутильи, лучше уж тут подопечных строем вокруг крепостной стены гонять с утра пораньше, любуясь восходом Сурьи. Я не прав? Заговорщики ответили царю минутой молчания и мрачными взорами. — Как спасся Дашасиддхика понятно, — не сдавалась Дурдхара, — но Бхутапалу вишканья поцеловала! Как выжил он?! — Та вишканья, Манса, была не более ядовита, чем вот эта красавица, которую Бхутапала обнимает сейчас. Вы знали о том, что она — ядовита от неё самой, не так ли? А она солгала вам по моей просьбе. Она обычная девушка, только и всего. — Хорошо, а где сейчас Тарини? Фальшивая или настоящая, но она должна быть с тобой. Жена всё-таки! — О, она, может, была фальшивой женой, зато предательницей оказалась самой настоящей, именно поэтому после свадьбы я её заточил в подполье. С другой стороны, это так возбуждает — иметь жену-убийцу! А ведь Тарини тоже подослал ко мне уважаемый ачарья, — Дхана Нанд весело рассмеялся. — Но я не убиваю женщин. Сейчас она сидит за решёткой, причём там, откуда невозможно ни сбежать, ни сделать подкопа. Я об этом позаботился! Брат Дашасиддхика очень зол на меня. Он сам хотел жениться на Тарини. Его не остановило даже знание о том, кто она на самом деле. Но я не мог ввергнуть любимого брата в такую опасность и спрятал ядовитую кобру в укромном месте, чтобы она никого не покусала. Вот так наши пути с Тарини и разошлись. — Ты исчадие ада, — зло прошипел Чанакья. — Как давно ты сговорился с Чандрагуптой? — Сговорился? Да это и сговором назвать нельзя, — царь Магадхи пожал плечами. — У нас с Чандрой начались отношения намного раньше, чем в его жизни появился ты. И да, предваряя твои вопросы, скажу сразу — я ужасный грешник, мне место в Патале и всё такое. Но хочу напомнить: парню шестнадцать исполнилось не пять лет назад, как вы все ему пытались внушить, а на два года раньше. Чувствуешь разницу? Так чья степень адхармы больше — твоя или моя? Хорошо, что Чандра уже тогда знал от меня правду, потому тебе и не поверил. Он сдал тебя сразу же, как только ты ему про планы насчёт «свободной Бхараты» заикнулся. А я тебя не убил, так как мне стало интересно, что ты ещё выкинешь. Я подослал к тебе Чандру, как своего шпиона, чтобы он следил за тобой и докладывал обо всём мне. А потом моему любимому захотелось острых ощущений, и я его поддержал. Мы вместе разработали сложный план нашей с ним якобы «войны», рассчитанный на много лет вперёд. Но забудем про мелочи. Ты задал вопрос, и я тебе отвечаю. Ещё тогда, на его настоящее шестнадцатилетие, я обещал Чандре, что найду способ забрать его у Лубдхака. Но просто выкупить — это скучно. Я дал слово, что придуманный мною способ со стороны будет выглядеть… забавнее. И я послал Панду к Лубдхаку с предложением о краже золотой головы статуи. Лубдхак отрядил Чандру с друзьями в мой дворец. Как же это было весело! Мы так здорово развлеклись! Чанакья поперхнулся. Мура застонала и начала медленно сползать к ногам ачарьи, но никто, кроме Стхула, не позаботился о том, чтобы поймать её и уложить к себе на колени. Беседа, полная открытий, продолжалась. — Понимаете, — с энтузиазмом рассказывал вдохновлённый Дхана Нанд, — это у простых смертных простые отношения. А если самрадж Магадхи влюбляется в кого-либо, то всё вокруг должно искрить и пылать. Иначе какой смысл любить царя, если он даже никаких особенных приключений своему любимому устроить не способен? — Но вы погубили стольких людей! — возмутилась Дурдхара. — Кого? — Да многих! Тысячи! — бушевала юная царевна. — В ваших «шуточных» боях полегло столько воинов с обеих сторон! Кого-то проткнули мечом, кто-то был взорван или сожжён. — Ты не поверишь, но никто не умер, дорогая сестра, многие из «покойных», кстати, здесь, празднуют с нами, можешь лично убедиться, — Дхана Нанд указал пальцем вверх, на второй этаж дворца. — Но я же сама видела, — у Дурдхары беспомощно приоткрылся рот. — Они падали, умирали. Сгорали… — Как Раштрапала, Говишанака и Дашасиддхика. Они тоже падали и умирали. За кого ты меня принимаешь? Думаешь, легко было досконально продумать план каждой битвы, чтобы каждый из воинов с обеих сторон заранее знал, кого он должен «убить» стрелой с деревянным наконечником, выкрашенным под металл, или тупым тренировочным мечом? Чего стоило Чандрагупте «украсть» моё оружие, которое специально для армии заговорщиков и было предназначено — безопасное, им никого не убьёшь, разве что кожу слегка поцарапать можно! А потом он успешно морочил своему ачарье голову, что, мол, мечи из Бунделкханда, самые лучшие, не извольте беспокоиться, учитель! — Убью… Убью мерзавца!!! — зарычал Чанакья, но наткнулся на спокойный, холодный взгляд Дхана Нанда и отступил назад, к дверям. — А чего стоило разработать взрывающиеся шары, обдающие всех, кто попадает в зону поражения, ошметками якобы обгорелой кожи и потоками красной краски, похожей на кровь? Да я столько ночей не спал, пока достаточно таких шаров в подполье дворца смастерил! Я их про себя «ЧанакьяШвах» называл. Таких «швахов» у меня в рабочей комнате теперь столько, что весь Поурав закидать можно. Осталось только придумать способ подниматься в воздух, и я вскоре непременно это сделаю. Уже есть кое-какие идеи. Например, надуть кусок полотна горячим воздухом и покрепче завязать. Я уверен, такая тряпка вверх поднимется, а если сделать её достаточно большой, прицепить к ней корзину, то она и человека поднимет… Чанакья слушал царя, стиснув зубы и багровея от злости. Казалось, ачарью самого сейчас поднимет в воздух силой гнева. — Балдэв хорошо помог на окончательных испытаниях взрывающихся шаров, — не умолкал Дхана Нанд. — Смелый кшатрий, уважаю! А началось всё — не поверите! — с того, что я Чандре когда-то пообещал в день его шестнадцатилетия сделать нашу с ним жизнь полной приключений. Переодевшись цирюльником, я забрался в дом Лубдхака через потайной вход в конюшне, а Чандра встретил меня в одеяниях брамина, украденных из новой партии вещей своего приёмного отца. Мы напились мадхвики и горланили мантры во славу божественной амриты, пока Лубдхак не заорал из своих покоев, чтоб мы оба заткнулись. Мы ему дневную выручку считать мешали. Ну, это я понять могу. Сам люблю золото пересчитывать, если не спится. А Лубдхак тогда даже не понял, кто я такой. Решил, что и правда друг-цирюльник в гости к Чандре заглянул. Так весело нам никогда ещё не было! Я почувствовал себя помолодевшим лет на пятнадцать. Именно в тот день я обещал Чандрагупте сделать так, что во дворце все будут завидовать только ему, включая моих братьев и сестру, когда он там появится! Я сдержал слово. А тут вас, Каутилья, принесло… Ну, вы и попали в нашу игру, сделав её намного интереснее, чем мог бы придумать я. А вот Селевк, воистину нехороший человек, исключительно из ревности на пять лет отнял у меня Чандрагупту, да ещё врал, будто ничего не знает. Я же много раз приезжал в гости, он меня вином угощал, женщин предлагал… Но про Чандру молчал, вепрь заморский! А сам держал его в лесу в глухом колодце! Вот только за это я и позволил вам с Чандрой изгнать его из Таксилы. От смерти Селевка спасло одно: Чандра написал мне, что на него не в обиде. Сказал, что таких волшебных ощущений, как в том колодце, он не испытывал ни в сражении с Десмондом, ни в те моменты, когда приходилось воровать что-то из моего дворца. Только битва со мной лицом к лицу может приблизительно сравниться с блаженством, которое он испытал, выбираясь из того колодца наружу. Ну, я его простил, конечно. Если ему и это радость доставило — так чего мне-то сердиться? — Ненормальный, — только и сумел пробормотать Чанакья, — абсолютно чокнутый… Вы оба безумные! — А вы разве не поняли, с кем связались? — весело спросил Дхана Нанд. — Да, мы оба такие, поэтому судьба нас и послала друг другу. Мы не можем быть счастливы, живя простой жизнью. Брату вон, — самрадж Магадхи кивнул на Бхутапалу, — приведи красивую вешью, и ему довольно. Другому брату, — теперь Дхана Нанд указал на Говишанаку, — стол едой уставь — и ему достаточно. Раштрапале нужно ковать оружие — и всё. Ну, а Дашасиддхика… — А мне Тарини надо!!! — завыл голодным волком несчастный царевич, единственный в этой компании, не получивший никакого удовлетворения. — Выпусти мою возлюбленную из темницы, изверг!!! — Не могу. Твоя Тарини в трезвом виде хуже пьяного Агнимукха. Неожиданно Дхана Нанд задумался и на миг, и его осенило: — Слушай, а если я посажу тебя в то же самое узилище, то ты согласен жить там вместе с ней до конца дней своих? Вино и фрукты, персидские ковры, снадобье, предохраняющее от нежеланного потомства, и танцовщиц для веселья присылать обещаю. — Да!!! — просиял Дашасиддхика. — Пожалуйста, Дхана, заточи меня!!! На всю жизнь!!! С ней!!! С царицей моих влажных юношеских снов! — Ещё один псих, — едва слышно пробормотал Чанакья, чувствуя, как желание всё бросить и уйти к бхутам в Гималаи становится всё сильнее. — Договорились, — и Дхана Нанд протянул руку Дашасиддхике, и тот, просияв, ответил на братское пожатие.