Воздушная тревога

      Этот пляж бесконечный, что ли, как язык у Жириновского? Есть хоть где-то съезд, сход, да что угодно? Машины, такси, пешеходы красные, пешеходы белые, кафе. О! Спуск! Сдаю назад, чтобы припарковаться. Хрен по всей морде. На облюбованное мною место прямо мне под бампер зарулило такси. Ну бляха. Стою Александрийским столпом посреди дороги под гудение сразу трёх машин и жду, пока этот гамадрил высадит людей.       — Ты тут таки шо, надумал вить гнездо? Так спешу тебя расстроить, здесь застройка таки платная! — кричит из окна таксист то ли мне то ли своему коллеге, который копошится у меня под бампером. Какие все, однако, нервные.       Мобильный пиликает как раз вовремя — когда сигналящие начинают высовываться из окон и выражаться более витиевато и менее литературно. А я что. Я ничто. Я Катю упустил, и мне хана, если Грифон пронюхает раньше, чем я её нагоню. Вот как пить дать, это он звонит.       Но номер не Грифона. Конторский, спецсвязь, спутник. О как.       — Слушаю.       — Капитан Малиновский? Старший лейтенант Зорькин, аналитический отдел, — быстро, рвано представился подростковый голос.       Мне не могут звонить из аналитического отдела. Я не командир группы. Да вообще аналитический отдел никому не звонит из оперативных сотрудников! У нас режимная контора, а не ткацкая фабрика!       — Да, это я, но… Боюсь, вы ошиблись.       — Нет времени, Чекист, — раздраженно отвечает трубка. Голос немного изменился, кажется, трубку прикрыли рукой. Спецсвязь, ага, — Катя не берет трубку, Грифон тоже. Она всё-таки потащилась к Борщову?       — Мне кажется, что вы ошиблись номером, — отвечаю с уверенностью, которой у меня нет. Это такая проверка? Подстава? Что? Да мне скорее Шойгу позвонит, чем человек из аналитического отдела! Но мой собеседник с теленочьей фамилией Зорькин не обращает внимания на мое недоверие. Ни паролей, ни позывных. Здравствуйте, я ваша тётя из конторы!       — Послушай, срочно найди её и скажи, что у Борщова семнадцать процентов! Ты понимаешь, что это значит?       — Нет.       Конечно, нет! Было бы странно, если бы да.       — Его легенда, скорее всего, ложь. Зато прога даёт пятьдесят процентов, что он связан с муравьями. Ты понял? Он может её узнать. Найди Катьку!       Сальвадорские муравьи? Да ладно! Этим ребятам сыграть твоей головой в футбол — что два пальца об асфальт, и ещё они почти везде, как тараканы. Но вообще никогда не слышал, чтобы сальвадорская мафия тусила в жемчужине у моря. И пыталась узнать какую-то Мышь.       — Всего доброго, — отвечаю я, паркуюсь и иду искать Пушкарёву.       Звонок странный. Оч странный. Может, нас проверяют, может, Мышь. По всей логике я сейчас должен вмешаться в её свиданку с Борщовым. И тогда, если это её проверяли, то нас сделают как девочек. А если не сказать — можно подставить к чертям деваху. И нас заодно. Раскудыть твою тудыть.       Перестав изображать из себя простую компьютерную девочку, Пушкарёва как-то разом расслабилась. Забыла шифроваться. Включилась в работу с азартом и больше не прячет от нас внимательные диверсантские взгляды и короткие уверенные жесты, которые за километр выдают диверсанта. Тем печальнее на этом фоне выглядят её проблемы с координацией. Выходя сегодня из нашей спальни, она на радостях со всего маху налетела на тумбу в коридоре. Сбила вазу. Посмотрела секунд пять на осколки и ушла, оттолкнув их ногой. Грустно.        Спускаюсь на пляж по горячим плитам, прожигающим подошву туфель. Солнце уже уверенно падает к горизонту, но бетон так бессовестно раскалился за день, что остыть ещё не успел. Ну и туфли паршивые, чего уж там.       Мышь сбежала из торгового центра «Греческий» на хороших двадцать минут раньше оговоренного времени. Не то, чтобы мы следим, нет. Мы страхуем. Слово-то какое. Удачное. Вот она из-под моего страхования каким-то образом смылась, и Жданушка мне за это шеюшку-то того, этого. Свернет. Потому что кто знает, куда эта Мышка юркнула, в какую норку! Мы ещё вчера вечером серьезно рассматривали возможность её пристрелить, и не сказать, чтобы это желание так уж легко выветривалось. Потому, отправляясь катать шары, Грифон послал меня прикрывать Пушкарёву.       Пеленгую я её относительно быстро — босая Катька единственная тут в платье. Да ещё каком! Я был уверен, что она купит три километра тюля. Надо же ей как-то шрамы закрыть в такую жару. Ещё и браслет потребовала, на ногу. Кто вообще носит браслеты на ногах?       Теперь понятно, кто. На ней не тюль. На ней длинная тонкая народная рубаха. Без вышивки. Без пояса. С длинными рукавами на завязках. С крохотным круглым вырезом. Но когда с моя дует ветер…       Твою дивизию, это же Суламифь!       Порок и невинность, свои виноградники ты не уберегла.       И, судя по щенячьему взгляду Борщова, это попадание в десяточку. Ай да Мышь! Ай да сукина дочь!        Голубки гуляют по пляжу, иногда переступая отдыхающих. Катька не хромает — я снова всадил в неё конскую дозу новокаина. Вроде всё мирно. Сажусь на террасе пляжного кафе — от него метров десять до воды, заказываю кофе. Главное, чтобы не утопали далеко. Приносят мой заказ, и я выстукиваю нам белой фарфоровой ручке «Мышь» морзянкой и не смотрю на неё. Пусть Катя услышит, пусть Катя придёт…       — Ром, ты охренел?! — через двадцать минут рычит мне на ухо Мышь, пестрая как разносчица кукурузы в ярком тюрбане. Сперла шмотки у отдыхающих, как пить дать.       Я сажу её на стул рядом с собой, спиной к пляжу.       — Где кулинар? Ныряет за жемчужиной во имя прекрасной Гуттиэре?       — За детским яблочным пюре послала, в баночке, — фыркает она довольно.       — Эксцентрично, — давалось кофе я. Это она его далеко так, надёжно.       — Что звал, быстро говори.        Я излагаю полушепотом суть звонка. Пушкарёва снова недовольно фыркает.       — Нашли девочку!       Всё-таки самоуверенное она существо. Хорошо хоть оказалось, что этот телок Зорькин — не проверка, а наш доступ ко всем базам данных. Хорошие у тебя друзья, Пушкарица. Синица за тебя пасть порвет, старший лейтенант Николай Зорькин вскрывает все, что нельзя и рискует шеей, используя секретную связь.       — Катерина, без шуток. Тебя реально могут узнать муравьи? — спрашиваю, прячась за чашкой кофе.       — Все, кто могли бы меня узнать, Чекист, на том свете, — одними губами шепчет Катька. — Остальные — только заподозрить. Так и вас с Андреем могут.       Она едва заметно оглядывается и вдруг хитро щурится.       — Ты на машине? Сделаем ход конем. Поехали.       — А Борщик? Он в ближайшей «Таврии» рыскает по полкам с детским питанием или следит за тобой?       — Рыскает, я проверила, уехал. А пусть поищет, — тихо и хрипло смеётся Катя. — Через восемь минут в машине.       Она исчезает, я рассчитываюсь за кофе. Приходится признать, работает Мышь чисто. Если за нами не следит штук сорок человек, то выследить эту мастерицу перевоплощения нереально — она просто растворяется в воздухе.       — Ну и, зачем следил? — спрашивает она, когда я сажусь в машину. Я почти удивился. Пушкарёва уже лежит на заднем сидении, укрывшись с головой пёстрым парео.       — Не следил, а страховал. Ты различай хотя бы.       — А есть принципиальная разница? — ржет она. Дьявол, а не девка! И как скрывалась так долго? Или это не нее так действует адреналин?       Командир является домой ближе к полуночи, когда мы с Катериной, разделив по-братски пиццу, коротаем вечер за базами данных ментов и погранцов, слитыми всё ещё злым на Катьку Зорькиным, и отсмотром видео с камер наблюдения в портах. Андрюха отчитывается о стратегически проигранной партии и… полном отсутствии контакта с Полянским вне игры.       — Это, товарищ командир, в данном случае скорее хорошо, потому что похоже на правду, — Мышь выныривает из-за ноута. — По данным аналитического отдела, Борщов не тот, за кого себя выдает. У его легенды очень маленький процент вероятности, скорее всего она фальшивая.       Жданов стреляет в неё убийственным взглядом — не любит Грифон спотыкаться — и требует от Маты Хари деталей. Садится напротив неё, закрывает тонкий пушкаревский ноут. Получает холодную сводку наших с ней приключений. Пушкарёва, кажись, до сих пор не простила ему вчерашний день. Странно, но мне она ничего не припоминает. Что же между ними прошло у машины-то? Жданов, не смотри ты на неё так, будто собираешься сожрать, даже не помыв!       — Что здесь делали муравьи? — вычленяет он из её рассказа самое интересное, то, что мне она не сдала под чудовищными пытками моего нечеловеческого обаяния.       — Совсекретно, товарищ капитан. Но вся клика, которая была в Одессе полтора года назад, мертва. От них нет угрозы.       Андрюха кивает, а глазки отводить не спешит. Вот и хорошо. Вот и славненько. Дело медленно, с натужным скрипом, в котором опытному уху слышатся маты, катится если не к полноценной романтике, то хотя бы к хорошему сексу. А привязать Катерину к Жданову через койку — это очень хороший ход. Лямур действует на баб надёжнее, чем десять заданий вместе, и можно будет на её счёт расслабиться — не подведёт. Хотя моё огромное сентиментальное сердце жалеет девочку.       Да какую девочку! Это черт в юбке!       Грифон знакомым движением трёт пальцами виски. У него снова болит голова. Погружаться сегодня нельзя, если я не хочу остаться без командира.       Боли не беспокоили Палыча уже давно, недели две до задания он вполне себе ходил огурцом, зелёным и в пупырышках, но со здоровой головой. Теперь — снова. Здравствуйте, последствия контузии. До свидания, любовь и уважение к конторе.       — Борщов отзвонился?       — Он в ахере, но клюнул, — растерянно отвечает Мышь, так же, как и я глядя на то, как Ждан пытается угомонить свою голову.       — Ну хоть что-то. Ладно, поехали, — командует Грифон и встаёт из-за стола. Я сижу и показываю вскочившей Катьке сесть на место. Та глядит то на Андрея, то на меня и зависает в воздухе.       — Тебе нельзя погружаться, друг товарищ и брат.       — Тебя забыл спросить.       Определенно, мы давно не становилось с ним в спарринг. Определенно, пора!       Я пытаюсь промыть ему мозги всю дорогу до пляжа. К моему удивлению, получается. То ли потому что я занудный, то ли потому что Грифон глотает вторую таблетку обезбола.       Погружаться со мной вызывается Мышь. Не скажу, что это очень уж неожиданно, но интересно другое. Она со мной идёт, чтобы подстраховать, ибо одному ставить камеры на закрытом объекте как-то не шибко сподручно? Или всё-таки чтобы не оставаться наедине со Ждановым?