Жертва

      Возвращаться Палач не спешил. Он неловко, спотыкаясь, теряясь, бродил по комнате, которая была, в общем-то, почти что пуста, только стол идеально помещался между стен с практически содранными обоями. Мужчина настойчиво рылся в ящиках, порой с тихим рыком отходя от них, видимо, пытаясь вспомнить, куда он положил то, что искал.       Иногда Палач переводил взгляд на дверной проем, думая об Офелии. Он еще не до конца понимал, почему он не убил ее, зачем он сейчас рыскает в поисках маленького пластикового ящика со стертым красным крестом посередине, почему ему… черт побери, неловко за то, что он сделал? Громила ворчливо хмыкнул и мотнул головой. За что ему стыдиться? Он уже не один год занимался этим, извел предостаточное количество людей и не испытал при этом ни капли стыда или сожаления.       Так почему он сейчас чувствует это мерзкое чувство?       Девушка дернулась, стала еле слышно елозить на столе. Это привело Палача в чувство. Он открыл последний, самый нижний ящик стола и наконец нашел контейнер, который когда-то был белым, а сейчас пожелтел от времени. Взяв коробочку и не обратив внимания на тяжелое громыхание в ней, он вернулся в комнату пыток. Пленница вздрогнула, попыталась отползти от него, но ремни надежно держали ее прикованной к столу.       Палач хмыкнул. Он убрал с небольшой тумбы, стоящей около металлического стола, кожаный сверток с инструментами и положил туда коробку. Открыв ее, громила увидел, как жмурится Офелия, даже не желая видеть содержимое. Впрочем, это было ожидаемо. Палач достал из коробки небольшую пластиковую бутылочку с продолговатой крышкой, а потом потянулся к раненой руке девушки. Стоило ему прикоснуться к Офелии, как она дернулась и тихо всхлипнула. Вздохнув, мужчина осторожно, но неловко задрал рукав женской кофты, оголяя рану. С минуту он просто задумчиво смотрел на то, что сам же и оставил ранее, пытаясь вспомнить методы оказания первой помощи. «Рану нельзя заливать медикаментами, нужно обрабатывать кожу вокруг». Так Палач и поступил.       Новая волна криков заполнила подвал. Визги, всхлипывания, мольбы разлетались по комнате, бились о ее оголенные каменные стены, вызывая звон в ушах и головную боль. Палач привык к этому, поэтому даже не вздрогнул, продолжая лить перекись. Однако теперь ему нужно было стать осторожнее. Ранее он не особо беспокоился о своих пленниках. Какая разница, куда угодило лезвие охотничьего ножа? Важно лишь то, что оно вызвало чужую боль, которая насыщала и успокаивала. А сейчас ему требовались точность и аккуратность. Но Офелия сопротивлялась, билась в истерике, намного усложняя работу. Так как ремни не могли обездвижить девушку полностью, Палачу с тихим ворчанием пришлось придавить ее плечо к столу, чтобы рана находилась более или менее на месте.       Вдруг, стоило Палачу закончить лить на окровавленные края шипучую жидкость, Офелия обмякла и замолчала.       Мужчина посмотрел на нее. Глаза закрыты, покрасневшее от боли и слез лицо расслабилось и было чуть наклонено в бок. Палач отпустил руку Оффи и припал ухом к ее груди. Сердцебиение есть, значит, она жива, просто отключилась.       Громила облегченно выдохнул.       Стоп. Он рад тому, что она жива? Что она просто потеряла сознание?.. Да, разумеется, рад. Ведь теперь наложить повязку будет намного проще… По крайней мере, это будет наиболее логичным объяснением. Палач отстегнул ремень на раненой руке, чтобы ее можно было поднять. Найдя в аптечке бинт, он сперва промокнул края, чтобы немного очистить рану, а затем стал туго оборачивать его вокруг, зачем-то вновь осторожничая, хоть и понимая, что дальнейшего сопротивления последовать не должно. Девушка только нахмурилась, но брыкаться не стала, да и не могла сейчас.       Палач позволил себе вновь поднять взгляд на лицо Офелии. Что-то было до жути знакомое в нем. В этих волосах. В этом теле. Даже пахла девушка как-то по-особенному: за липким запахом пота и страха прослеживался легкий домашний аромат корицы. Но это было неестественно. В чертах Оффи явно прослеживалась цыганская кровь, а они все по природе свободолюбивые и никогда не задерживаются на одном месте долго. Разве от таких людей может нести уютом?       И тут Палача что-то небольно, но ощутимо укололо в грудь. Какое-то смутное ощущение дежавю. Будто он думал об этом раньше.       Но на это нет времени. Нужно отнести девушку в травмпункт. Там медики о ней позаботятся как следует.

***

      — То есть очнулась ты уже в травмпункте с… со швами? — сидевший до этого молча Норвуд дождался, когда Офелия закончит свой рассказ и только тогда задал свой вопрос.       В ответ он увидел короткий кивок. Оффи не поднимала на него взгляд, будто боясь чего-то. Она смотрела на свою чашку с уже остывшим чаем (за время повествования она ни разу не отпила), вжимая голову в плечи и держась за свою забинтованную руку. Офелия боялась. Боялась непонимания и осуждения. Боялась, что Норвуд изменился за все это время, перестал быть милым, забыл о сочувствии, коим она запомнила Палача. Но в то же время она страшилась того, что навязывает свои проблемы человеку. Но ведь это одна из причин, почему существуют друзья, не так ли? Для того, чтобы делиться своими переживаниями, переносить их вместе, обеспечивать скорейшее душевное выздоровление?       — Странный он какой-то. Нет, чтобы по-человечески разъяснить, что ему нужно, дык сперва крюками кидается, а потом с какого-то перепугу относит в травмпункт, — Норвуд активно зажестикулировал руками, откровенно возмущаясь, и чуть было не опрокинул свою чашку. Благо она была пуста, и обошлось без коричневых пятен на скатерти.       Офелия подняла взгляд на друга. Она не была возмущена или расстроена, она была рада словам Норвуда. В этот момент Офелия поняла, что он все тот же. Норвуд всегда по-детски отзывался о той или иной нервотрепке. Даже такую мрачную ситуацию он умудрился подкрасить своей забавной наивностью. Жаль, что Оффи пока не могла ответить на это привычной, милой, искренней улыбкой, которая была ей свойственна месяц тому назад.       Но Норвуду оно и не было нужно. Он сперва успел испугаться, когда Офелия посмотрела на него. Но в ее взгляде не было обиды или чего-то подобного, напротив: читались, насколько хватало проницательности Норвуда, зачатки положительных эмоций и даже благодарность за то, что он так быстро откликнулся на ее зов. И Норвуд счастливо заулыбался.       — Послушай, Вудди, — запинаясь, начала Офелия, — а ты не мог бы остаться у меня хотя бы на ночь? Я… прости, что опять прошу тебя о чем-то, просто…       — Ни слова больше! — Норвуд резко выскочил из-за стола, отчего тот, вместе со стулом, низко скрипнул. — Да! Всенепременно! Разумеется!       Но, увидев удивленный и почти шокированный взгляд, он сразу же аккуратно вернулся на место, поднимая упавшие солонку и перечницу.       — Извини, не хотел пугать тебя. Я понимаю, ночью тебе страшно… ну, точно страшнее, чем днем, да?       Взгляд Офелии смягчился, и она вновь кивнула. Затем осторожно дотронулась до фартука Норвуда, намекая, что его еще ждала работа. Парень встрепенулся, вновь вылетел из-за стола и добродушно помахал Оффи рукой на прощание. Та немного грустно улыбнулась, кивнула, попрощавшись в ответ, и закрыла за другом входную дверь.

***

      Тук.       Тук.       Тук.       Норвуд открыл глаза, оглянулся по сторонам. Его разбудил странный звук: еле слышный, но навязчивый, отдававшийся эхом в голове, «плинк» капли, упавшей на дно раковины. Размяв руками затекшую от сна на диване шею, парень встал. Спросонья, он забыл даже заглянуть в спальню Офелии, чтобы проверить, в каком она состоянии.       «Наверное, кран…» — подумал Норвуд, зевая и направляясь в ванную комнату, спотыкаясь о незаметные в темноте складки ковра.       Он подошел к нужной двери, щелкнул выключателем и обнаружил… ничего. Стук продолжался, но при этом не было чего-то, что могло бы быть его источником. Парень умылся холодной водой, проморгался, дабы избавиться от остатков сна.       «Что за…» — наряду с бодростью пришло и осознание. Это был вовсе не капающий звук течи, это был цикличный, неспешный, но подозрительный стук чего-то твердого о стеклянную поверхность.       Норвуд, тихо повернув скрипучую круглую дверную ручку, заглянул в комнату Оффи. Спит. Что удивительно. Ему казалось, что человек в депрессии, пусть и в виде пассивной реакции на стресс, страдает бессонницей или просто спит очень чутко. Но, возможно, Офелия просто наконец почувствовала себя в безопасности… благодаря Норвуду. Из-за этой мысли парень отвлекся на нечто более приятное, чем непонятный стук. Он был рад тому, что подруге стало легче от его присутствия, что он смог успокоить и подбодрить ее.       Но пора вернуться к насущным проблемам. Норвуд тихо закрыл дверь, вновь оглянул комнату. И все-таки заметил нечто странное: квартира была погружена во тьму, но при этом не выглядела зловеще, скорее сонно, отчего Норвуд на мгновение почувствал тягу опять лечь на диван; помотав головой, он перевел взгляд на окно — именно от него веяло чем-то жутким и опасным. Парень сделал пару шагов в сторону слабо освещенного уличным светом стекла и увидел темные очертания когтистой лапы. Она стучала указательным пальцем по окну, провоцируя стук, разбудивший Норвуда ранее.       Парень испугался, но сразу сообразил, что нужно делать. Он тихими, но быстрыми шагами рванул в коридор, на ощупь отыскал лом, который валялся за обувной полкой. Офелия редко трогала его, поэтому Норвуд решил, что он с последнего раза, когда его использовали, остался там. И не ошибся.       Норвуд закинул средство предстоящей обороны на плечо и вновь подошел к окну. Он хотел было уже замахнуться и как следует огреть существо тяжелой железкой по голове, но притормозил и посмотрел в сторону спальни, где находилась Оффи. От шума она точно проснется и не на шутку перепугается. Надо подумать. Грохота в любом случае не избежать, поэтому нужно придумать причину дальнейшего переполоха. Разумеется, придется приврать, ибо любое напоминание Офелии о монстрах, тем более у нее дома, точно доведет ее до истерики.       «Нужно вспомнить, что писалось на том сайте об этих упырях. Давай же, думай, голова садовая!..» — сжав лом в кулаке, Норвуд зажмурился.       «…Не стоит забывать, что мелкие монстры также обладают мышлением, пусть и более примитивным. При охоте они всегда стучат в окна, тем самым проверяя наличие сородичей, более опасных чудовищ, в доме или же привлекая внимание потенциальных жертв. Если никто не откликнулся на их стук, они пробираются в дома уже самостоятельно…»       «Если переживем эту ночь, завтра же займусь установкой решеток… Так. Нужно дождаться, пока эта тварь начнет открывать окно, тогда я и смогу ей втащить по самое не могу. Как раз обойдемся без разбитого стекла… А дальше уже, если Оффи проснется, можно сказать, что я… запнулся о ковер и упал, вот».       Как раз в этот момент стук наконец прекратился и вертикальная задвижка поползла наверх. Норвуд сглотнул, занес свое бытовое оружие, приготовившись. Вот уже слышались завывание ветра и еле уловимый хруст уличных фонарей, показалась отвратительная слюнявая пасть с кривыми зубами. Кулаки парня непроизвольно сжались от накатившего страха и адреналина. Грудь бешено вздымалась от тяжелого, будто после пробежки, дыхания; биение сердца отдавалось в висках, заглушая втягивающие воздух щели-ноздри существа…       И тут монстр резко дернулся назад, издав быстрый визг, напоминавший собачий. Он начал судорожно хвататься за подоконник, само окно и даже забрался лапой вовнутрь помещения в отчаянных попытках зацепиться за что-нибудь. Норвуд упал от неожиданности, выронив лом. Затем, осознав все происходящее, быстро поднялся и ухватился за стеклянную панель-задвижку, которая успела открыться больше от хаотичных действий существа. Парень не видел ничего, кроме вытянутой морды с тупыми клыками и блестящими черными глазами. Вторые, быть может, вызвали бы у него жалость, так как они излучали сильный страх. Но Норвуд боялся сам. Не меньше. Ужас притупил сострадание, а пульсирующие виски мешали думать, оттого юноша действовал скорее интуитивно, чем обдуманно. Он резко опустил задвижку вниз, сперва прищемив худую лапу с большими когтями, вызвав новую порцию жалобных полусобачих визгов. Затем, когда существо рефлекторно подтянуло конечность к себе, полностью закрыл окно и повернул его ручку, чтобы запереться.       Норвуд сполз вниз, плюхнувшись на ковер, рядом с ломом. Визги и скрежетания хищника, который сам стал жертвой, прекратились. Все вновь стало тихо. Не подозрительно тихо, а как раньше — спокойно, сонно. Все закончилось. Парень вытер холодный пот со лба, попытался восстановить дыхание. Он делал глубокие вдохи и выдохи, чтобы поскорее прийти в норму. Уже вполне осознанно протерев глаза, дабы взгляд не был затуманенным от былого страха, Норвуд перевел его на дверь, ведущую в спальню Офелии.       «Хреново», — подумал он. Такой шум оправдать одним лишь падением вряд ли получится.       Но… вот, что странно. Почему Оффи не проснулась?       На Норвуда накатило дурное предчувствие. Обморок? А что, если у Офелии случился какой-то приступ? И она не могла ничего, кроме как пытаться глотать воздух в постели? Что, если она на самом деле все слышала? И у нее не выдержало сердце?       Помотав головой, юноша пробрался к ней в спальню на цыпочках, подошел к кровати, осторожно поднес руку к ее лицу. Дышит. Норвуд облегченно выдохнул. Убирая десницу он по случайности коснулся пряди густых волос девушки. А после чуть было не рассмеялся в порыве выпустить эмоции после всего произошедшего, но во время зажал себе рот. Беруши в ушах — вот, что он увидел за локонами Офелии.