Карамельная роза

Кайрон в последнее время часто задумывался, какой бы стала его жизнь, если бы в ней случилось или, напротив, не произошло то или иное событие, та или иная встреча, болезнь или смерть. Время на это было. Сколько часов, которые складывались в дни и недели, он провел у постели своего истинного? Натан был немолод и болен, но врачи говорили, что все не так и плохо, что шансы на выздоровление есть. И Кайрон надеялся. Истово и искренне, до сжатых кулаков и решимости сделать все, что потребуется, чтобы помочь. Да и как иначе, если этот альфа стал для него всем, если относился к Кайрону, будто к прекрасной, хрупкой, бесконечно соблазнительной, но неприкосновенной карамельной розе? Эту красоту, верх кондитерского искусства, довелось впервые увидеть, когда такое вот тончайшее, полупрозрачное изделие подарили на пятидесятилетний юбилей как раз Натану. Тогда в доме было много гостей, но никто очень долго не решался даже просто притронуться к тончайшим съедобным лепесткам. Ни у кого не поднималась рука порушить созданное мастером-кондитером совершенство. А потом кто-то все-таки отломал первый кусочек, и сразу после к идеальному, нетронутому еще минутой раньше цветку потянулись новые руки… И вот теперь Кайрон сидел и думал: что было бы, если бы Натан оказался таким же, как тот отломавший? Если бы он сделал своим юного омегу, над которым взял опеку еще в детстве, овладел им, дождавшись возраста согласия? Было бы это хорошо или нет? Казалось, что да, потому что тогда у Кайрона, быть может, уже был бы ребенок от его истинного, а так… Так он до сих пор сидел дурак дураком — по-прежнему нетронутый и в окружении таких же пока что нетронутых карамельных роз, изготовлением которых он с некоторых пор и зарабатывал себе на жизнь. Заказов было не так и много, но стоили такие кондитерские произведения искусства немало, так что, пока Натан не попал в больницу, на жизнь хватало. Тем более что изготовление уникальных карамельных цветов было не единственным заработком в их семье. Приемный отец Кайрона и одновременно его истинный Натан Браднер — учитель с многолетним стажем и колоссальным опытом — даже заболев и выйдя на пенсию, продолжал преподавательскую деятельность. Пока не оказался на больничной койке в ожидании спасительной операции. А Кайрон сидел рядом, всматриваясь в посеревшее усталое лицо, и разбирал по косточкам свою не такую уж длинную жизнь, раз за разом задавая себе глупые, не имеющие ответов вопросы в духе «а что было бы, если бы». А что было бы, если бы папа Кайрона, родивший его, не будучи замужним, не отказался от ребенка еще в роддоме? Встретился бы тогда на его жизненном пути Натан или нет? Или вот такой вопрос: что было бы, если бы Кайрона отдали в другой детский дом, в котором директорствовал бы другой альфа — не такой порядочный, умный, тонко чувствующий и любящий? Или еще, снова, по стопятьсотому кругу: какой была бы жизнь Кайрона, если бы инстинкты в стареющем учителе, который, как выяснилось, сразу почувствовал в маленьком омеге свою истинную пару, победили, и он, не удержавшись, в первую же течку овладел им? Но Натан был Натаном. А потому о том, что он его истинный, Кайрон узнал, уже вступив в тот возраст, когда омега, еще не считаясь совершеннолетним, по закону уже мог выходить замуж и рожать. Да и то произошло это случайно. По неопытности Кайрон долгое время полагал, что настолько привязан к опекуну, который забрал его из детдома и растил, будто своего родного сына, просто потому, что любил Натана именно сыновьей любовью. А вот ведь как получилось… Узнав истину, Кайрон надеялся, даже был уверен, что уж теперь-то все изменится. Что его истинный, который хоть и был на много лет старше, но оставался альфой крепким, возьмет свое. Откажется от роли приемного отца и предложит замужество, после подарив своему омеге не только родительскую любовь, но и любовь мужа. Но Натан в ходе непростого разговора, который с неизбежностью произошел между ними во время очередной течки у Кайрона, от сексуального контакта отказался категорически: — Я стар. Так уж сложилась судьба, что разница в возрасте между нами слишком велика. Я много думал об этом, как ты, должно быть, догадываешься, и все для себя решил. Я умру значительно раньше тебя, мальчик мой. А ты… Ты встретишь другого, куда более подходящего альфу. Быть может, если повезет, тоже истинного. Ты же знаешь, Единый распорядился так, что у каждого омеги или альфы в нашем мире есть несколько предназначенных для него партнеров. — Но я хочу быть с тобой! — возражал Кайрон. — Я люблю тебя. Ты нужен мне! — И я всегда, до самой своей смерти, буду рядом с тобой. Буду любить тебя, оберегать тебя. Как твой отец. Потом ты поймешь, насколько я был прав, а пока… не плачь, милый. Я ведь с тобой, и все у нас хорошо. Этот разговор теперь, в больничной палате, Кайрон вспоминал особенно часто. И в первую очередь именно из-за этих слов: «до самой смерти». Как же они пугали! Да и остальное… Натан мучился от болей, стремительно худел, угасал на глазах! А денег на срочную операцию, которая могла бы его спасти, не было! Не было! Да и мыслей, где их взять, особо не находилось. Идею стать суррогатным папой, выносить ребенка для супружеской пары, неспособной на деторождение, подбросил Кайрону медбрат. С ним он иногда болтал, уходя от Натана, или, наоборот, возвращаясь в больницу после работы, которая появлялась, если поступал заказ на изготовление сладкого карамельного подарка. Тот же медбрат показал как-то Кайрону альфу и бету. Они пришли на прием к одному из врачей и теперь ждали его в коридоре. — Небедные и вообще нормальные такие ребята. Альфа недавно просто-таки чудом вышел из комы после покушения на него, потому и ходит до сих пор по врачам. Да и теперь торопится взять от жизни все. В том числе интересовался возможностью завести ребенка через искусственное оплодотворение, раз уж его любовник — бета. Запахи этих двоих с того расстояния, на котором стоял Кайрон, уловить не удалось, но парочка даже внешне выглядела очень привлекательной: оба высокие, стройные, уверенные в себе, ухоженные, дорого и стильно одетые (это, последнее, Кайрон отметил про себя особо — с печальной завистью). При этом было очевидно, что эти двое друг в друга влюблены. На это указывало многое — взгляды, прикосновения, то, как бета встревожился и засуетился, когда альфа, наверно, устав, вдруг тяжело опустился на скамью в коридоре рядом с регистратурой и некоторое время сидел, восстанавливая силы и сбившееся дыхание. Покушение? Вот ведь… Кайрон внутренне поежился, а после, любопытствуя, уточнил: — А почему они до сих пор не мужья, если такая любовь? — Уверен: свадьба — лишь вопрос времени, — с улыбкой пожал плечами медбрат. — Так что, если ты решишься, выношенный тобой ребенок будет жить в богатой и счастливой семье. — Я слышал, нерожавшим омегам не разрешают становиться суррогатными папочками, — неуверенно пробормотал Кайрон, который на самом деле не то что не рожал, но и вообще до сих пор с упорством, достойным лучшего, хранил невинность. Причина такого была проста и глупа: как-то в запальчивости он заявил Натану, что либо с ним, либо ни с кем, и с тех пор изменить собственному слову как-то и не решился. Из принципа, как утверждал он сам. Или потому, что просто до сих пор не встретил никого подходящего, как уверял с доброй улыбкой Натан. — Да, обычно суррогатными папочками становятся омеги, которые уже обзавелись собственным потомством. Причин на это много. Но если выяснится, что ты здоров, а главное, идеально совместим именно с этим альфой, вероятность, что разрешение будет дано, очень велика. Кайрон какое-то время был практически уверен, что на подобное не пойдет никогда, потом колебался, выискивая помимо «против», очевидные «за»… А после просто пришел очередной счет из больницы. Цифра, стоявшая в графе «Итого», поставила точку на всех возможных сомнениях, и Кайрон пошел узнавать, что ему следует сделать, чтобы выставить свою кандидатуру на роль живого инкубатора. Оказалось, основная проблема в том, что, поскольку он несовершеннолетний*, то разрешение на процедуру должен дать его опекун. Но Натану Кайрон о своем решении говорить не хотел, прекрасно зная, какую позицию тот займет в отношении мальчика, к которому всю жизнь относился с трепетной нежностью и оберегал даже ценой собственных подавленных инстинктов истинного. Он возмутится и откажет, не желая платить такую цену за свое здоровье! И даже слушать никого не станет! И что тогда? В итоге пришлось идти на подлог: Кайрон подсунул Натану согласие на участие его приемного сына в программе суррогатного отцовства вместе с платежами за больницу, квартиру и прочими накопившимися бумажками. И все прошло нормально. Натан проставил подписи автоматически, ни во что не вчитываясь. Он Кайрону доверял! А тот... А тот делал все, чтобы помочь! О том, что будет, когда живот начнет округляться, думать не хотелось. Но сам Натан всегда говорил, что проблемы следует решать по мере их возникновения, вот Кайрон и решил: потом, когда отступать уже будет некуда. На этапе предварительных договоренностей уже с потенциальным заказчиком — будущим отцом ребенка — все оказалось вообще несложно. В том числе потому, что в больнице их обоих хорошо знали. Да и вообще как-то все совпало: альфа по имени Бриан Атчинсон (тот самый, которого Кайрону показал знакомый медбрат) высказал четкое желание получить ребенка, зачатого от его семени, буквально на следующий день после того, как сам Кайрон принес подписанное Натаном разрешение. С Брианом они встретились в присутствии главврача больницы и первым делом деловито обнюхали друг друга. Кайрон уже знал, что это необходимость — чуткие носы альфы и омеги должны были подтвердить им обоим, что потенциальный партнер подходит для воспроизводства, а значит сперма альфы не будет отторгнута, что тело омеги примет ее. Бриан пах хорошо. Кайрон втягивал в себя его аромат с ощутимым удовольствием, лишь краем сознания отмечая все еще присутствовавшие в нем нотки слабости и нездоровья. Но даже это показалось близким и каким-то, что ли, родным — ведь Натан в последнее время пах именно так — больницей и лекарствами. Бриан, деликатно обнюхав потенциального папу своего ребенка, тоже удовлетворенно кивнул головой, и Кайрон мог бы поклясться, что в его взгляде в этот момент мелькнул неподдельный интерес. Это было понятно: инстинкты. А тут молодой, здоровый и никем не помеченный (да что там — даже никем ни разу не объезженный, невинный!) омега рядом. Кажется, уловил это мимолетное притяжение и присутствовавший при переговорах бета Виль Торвальд, которого Бриан представил своим мужем. Медбрат был прав, и ожидаемое всеми событие свершилось? В любом случае Кайрон дал себе зарок позже, выбрав момент, остаться с Вилем наедине, чтобы его успокоить. Он понимал, насколько тяжело может быть бете в такой вот непростой ситуации, и хотел заверить: его сердце отдано другому альфе, своему истинному, а на Бриана у него нет никаких видов. Нет и не будет. Чуть позже это он и сделал, смущаясь и с трудом подбирая слова. И Виль сказанное им понял и принял, в заключение крепко обняв Кайрона и искренне пожелав здоровья Натану. Перед подписанием стандартного договора дополнительно уточнили все детали: никакого прямого физического контакта между омегой и альфой, только искусственное оплодотворение; никакого тесного общения после, но зато регулярные вполне весомые выплаты во время беременности и после родов, когда ребенок еще будет оставаться на руках у Кайрона. А еще Бриан Атчинсон, действительно оказавшийся альфой вполне небедным, узнав, как видно, от Виля о причинах, которые и подтолкнули столь юного омегу к решению выносить ребенка за деньги, вдруг изъявил желание оплатить операцию Натану уже сейчас, не дожидаясь момента, когда обязательства по деторождению «на заказ» будут выполнены. Пораженный до глубины души, Кайрон принялся его благодарить, но Бриан лишь отмахнулся, скривив губы: — Сам едва не оказался в таком вот положении — когда человек, плативший за мое лечение, — тут он с нежностью взглянул на Виля, — остался без копейки, так что… ничего не говорите. Мне не особо напряжно, а вы во время беременности будете спокойнее, а значит, здоровее. И Кайрон просто сказал спасибо. Процедуру искусственного оплодотворения назначили на момент первой же течки, начавшейся после того, как Кайрон сдаст все необходимые анализы и пройдет основные обследования. Понятно, если все у него со здоровьем окажется нормально, но в этом никто особо и не сомневался. Обычно Кайрон в течные дни пользовался подавителями, а тут принимать их ему категорически запретили, так что в больницу он прибыл в специальном такси и в сложном эмоциональном состоянии. Обоняние обострилось, инстинкты вопили и требовали удовлетворения. Копившееся напряжение окрашивало щеки бурным румянцем и приподнимало возбуждением член. А уж что творилось с анусом! Только максимальный по степени впитывания тампон избавил Кайрона от постыдно перепачканных брюк. От неприятных моментов спасло еще то, что предупрежденный персонал выбранной Брианом дорогой клиники встретил течного омегу прямо у входа. Двое рослых бет проводили Кайрона до комнаты, которую язык не поворачивался назвать палатой. Тут ему предложили раздеться, принять душ и натянуть на себя уже как раз типично больничный наряд — длинную свободную рубаху с завязками на спине. Молодой врач (кстати, тоже бета), представившийся Эспеном Хэльвором, который ожидал Кайрона в специальном боксе, поздоровался и предложил устраиваться на кушетке лицом к стене и спиной к нему. Кайрон трусил и поначалу вздрагивал всякий раз, как врач прикасался к нему, но в итоге процедура оказалась стыдной, но совершенно безболезненной и даже приятной. Бокс вскоре наполнился ароматами сразу нескольких возбужденных альф, нарочно смешанными так, чтобы не было никакой привязки к конкретным личностям. Этот одуряющий запах и силиконовое дилдо с накачиваемым воздухом узлом, нужное, чтобы запустить в организме омеги необходимые процессы, мгновенно привели и без того возбужденного Кайрона на грань оргазма. Он закатывал глаза, нетерпеливо скулил, выгибал спину, выставляя ягодицы. Он тискал руками простыню и невольно двигал бедрами, пытаясь еще глубже насадиться на имитацию альфьего полового органа. Им бережно орудовал в нем доктор Хэльвор, впрочем, тут же попросивший звать его по имени: — Какие в таком деле официальности, правда ведь? До всего этого Кайрон не знал, как проходят подобные процедуры. Но в процессе подготовки кое-что прочел. Да и Эспен все время негромко что-то объяснял: и то, что в дилдо помещена ранее сданная Брианом Атчинсоном сперма, и то, что последовавшая имитация полового акта и полноценной сцепки — когда тело Кайрона само должно было будто бы выдоить дилдо, принимая в себя альфье семя в нужном, природой обусловленном темпе, — была необходима, чтобы все прошло правильно, чтобы омежья природа взяла свое и оплодотворение прошло успешно. К концу одноразовая пеленка под бедрами оказалась вся перепачкана течными соками, а больничная рубаха изнутри еще и омежьим секретом, хоть к своему члену, стыдясь подобного, Кайрон и не прикасался. Эспен позволил ему отлежаться, после вновь проводил в душ и предложил поесть. Было очень вкусно, и Кайрон съел все до последней крошки, после искренне поблагодарив еще одного бету, который и принес ему еду. — Среди сотрудников только беты? — Иначе никак, — согласился сидевший напротив Эспен. — Только мы, беты, не подвержены влиянию инстинктов. Я вот, например, четко знаю, что там, в боксе, для вас все пахнет невероятно возбуждающе, а запах вашей течки, в свою очередь, наверняка свел бы с ума любого альфу. Но на меня все это не оказывает никакого существенного влияния, я спокоен и могу делать свое дело. Как насчет того, чтобы повторить? — Надо? — смутился Кайрон. — Обязательно, — улыбнулся Эспен. — И в этот раз не стесняйтесь доставить себе удовольствие. Это ведь так понятно и совершенно нормально! И вновь была кушетка и дилдо, которое в умелых руках врача дарило острейшее наслаждение. Но на этот раз Кайрон отбросил стеснение и решительно задрал просторную больничную рубаху, чтобы иметь возможность ласкать себя. В течение этого акта он кончил дважды, а после, так и не выпустив из себя дилдо со все еще раздутой имитацией узла, начал уплывать в сон. Сначала стеснялся этого, а после лишь вздохнул расслабленно, когда почувствовал тепло укрывшего его пледа и заботливые руки, которые подоткнули его, чтобы нигде не поддувало. Да и приснившийся сон был прекрасным, теплым: Кайрон был беременным, носил ребенка своего истинного, а сам Натан был здоров и улыбался ободряюще, с любовью. Вот только, когда Кайрон проснулся, то ощутил, что лицо у него мокрое, а ресницы слиплись от слез… Тем не менее оплаченная Брианом операция прошла успешно. Врачи сказали, что теперь главное, чтобы изрядно ослабленный организм Натана не подвел в период реабилитации. Кайрон был счастлив. В том числе и потому, что история с искусственным оплодотворением тоже завершилась удачей, повторно процедуру проводить не пришлось — беременность наступила с первого раза. — Все просто прекрасно, — подтвердил доктор Эспен Хэльвор и улыбнулся. — Впрочем, ничего удивительного. — Почему? — удивился Кайрон, чувствуя себя более чем странно. Он беременный? Вот прямо сейчас у него в животе зародилась жизнь? Маленький комочек, возникший из соединения его собственной и чужой плоти. Плоти совершенно постороннего, малознакомого альфы по имени Бриан Атчинсон… — Почему? — переспросил Эспен. — Ну, природа. Что тут еще сказать? Вы с биологическим отцом этого малыша очень хорошо подходите друг другу. Идеальная сочетаемость… гм… для суррогатного отцовства. Надеюсь, и беременность будет легкой и не доставит вам неприятностей. Кайрон на это тоже очень надеялся. И из чисто эгоистических соображений, и потому что ему ведь еще и за Натаном ухаживать приходилось. Да и работа… Нет, теперь, когда Бриан регулярно перечислял Кайрону деньги, которые тот предпочитал про себя называть зарплатой, проблем с ними не было. Но ведь рано или поздно эти поступления прекратятся, а если за это время Кайрон растеряет постоянных заказчиков, то после наступит натуральная задница. Но организм не подвел. Эспен, который вел беременность в целом, и другие специалисты-медики, наблюдавшие за ее развитием, лишь улыбались довольно, раз за разом повторяя: — Идеальная беременность. Исключительная совместимость. Кайрон со страхом ждал момента, когда Натан уловит изменения в личном аромате своего истинного, поймет, что тот носит под сердцем ребенка от чужого альфы, но и тут все прошло спокойно. Натан все учуял, но решил, что Кайрон наконец-то образумился, перестал хранить дурацкую верность старику, давно и категорически отказавшемуся предъявлять права истинного, и нашел себе молодого, сильного альфу, от которого и понес. — Ну вот и хорошо. Теперь я за тебя спокоен. Теперь, когда меня не станет… — Не говори так! — вскричал Кайрон, и Натан улыбнулся ему в ответ печально и в то же время светло: — Хорошо. Скажу так: я буду очень рад увидеть, а может, если Единый даст, и понянчить твоего малыша, моего внука. В итоге Кайрон так и не решился рушить выстроенный Натаном воздушный замок рассказом о реальном положении вещей. И даже когда возник вопрос о деньгах, которые пошли на оплату операции, соврал, сказав, что на нее скинулись бывшие ученики Натана. Ему это было бесконечно приятно, и это не было совсем уж полной ложью. Часть суммы действительно удалось собрать именно так, но потом дело застопорилось, и если бы не деньги Бриана… Бриан. И Виль. Особенно Виль, перед которым Кайрон испытывал странное, никуда не уходившее даже с течением времени чувство вины. Оно грызло его, мучило настолько, что он невольно кривился, вспоминая. Особенно тяжело было одинокими вечерами, когда вообще все мрачные мысли устраивали в голове Кайрона разнузданную вечеринку, будто привидения на кладбище в ночь Всех Мертвецов — с факелами, звоном цепей и утробным воем. Сил терпеть это не осталось, и во время очередного медицинского осмотра Кайрон поделился своими переживаниями с Эспеном. Тот выслушал, как всегда проявив тактичность, а после категорически посоветовал поговорить. Просто взять и поговорить. — Не надо себя накручивать. Я уверен, сам господин Торвальд относится к вам совсем не так, как вы думаете. Позвоните ему. Договоритесь о встрече. Хотите, я сам позвоню, чтобы вы не тревожились еще и по этому поводу? Скажу, что это врачебная рекомендация — встретиться и побеседовать. Ну? Звоню? И Кайрон согласился. Встреча, назначенная на следующий же день в небольшом кафе рядом с больницей, где восстанавливал силы после операции Натан, получилась чудесной. Виль действительно снял с плеч Кайрона груз вины, заверив его, что ребенок Бриана так же желанен и для него, а сам он чрезвычайно рад, что малыша носит такой милый и тонко чувствующий омега: — Я буду очень любить его. Так же сильно, как люблю Бриана. — А я никогда никого не любил, — шепотом сознался Кайрон. — То чувство, которое я испытываю по отношению к Натану… Он мой истинный и одновременно мой отец, который вырастил и воспитал меня. И в итоге мое чувство к нему — это точно не любовь омеги к альфе, а что-то куда более сложное. — Как же иногда с нами со всеми играет судьба, — задумчиво откликнулся Виль. — Казалось бы, такое счастье, просто мечта — встретить истинного, а сплошь и рядом оказывается, что это не подарок, а проклятие. Зависимость, которая ко всему еще и вместо любви и тепла дарит боль… В такие моменты я даже радуюсь, что родился бетой. — Вы очень красивая пара с Брианом. Такие… сильные оба, уверенные. И я рад, что смогу подарить вам еще и счастье отцовства. — Ну вот и не загоняйся, — заключил Виль и шутливо щелкнул Кайрона по носу. — Все будет хорошо. Время шло. Натан уверенно продвигался к выписке, здоровье его укреплялось с каждым днем. Он уже начал вставать и ходить по палате, опираясь на ходунки. Живо интересовался ходом беременности, а однажды более чем настойчиво потребовал, чтобы Кайрон привел своего альфу — познакомиться. Пришлось выкручиваться, мешая полуложь и полуправду. Но очертания нараставшей проблемы становились все более четкими. Сказать правду? От одной только мысли об этом потели ладони, а сердце начинало бешено колотиться где-то в горле, мешая дышать. Соврать? Но что? Нет, не было проблемы наплести, что альфа, от которого Кайрон и забеременел, оказался скотиной и с ним пришлось расстаться. Но что потом говорить Натану по поводу ребенка, как объяснять необходимость отдать малыша вскоре после родов? Короче говоря, Кайрон сам загнал себя в ловушку и теперь понятия не имел, как ему из нее выбраться. Даже посоветоваться о том, что, естественно, было великим секретом от всех прежних знакомых и друзей, и то оказалось не с кем. Кайрон снова начал нервничать и изводить самого себя. Эспен, а потом и Виль, с которым вновь захотелось поделиться сомнениями и метаниями, были уверены: надо сказать правду, потому что потом все станет еще сложнее. Так что Кайрон все-таки решился на разговор… и не успел. Не успел! Еще вечером Натан был вполне бодр, обсуждал перспективы возвращения домой, в привычную жизнь, много смеялся и по-доброму подтрунивал над начавшей округляться фигурой Кайрона, а утром он просто не проснулся. Когда медбрат пришел в палату, предпринимать что-то уже было поздно. — Тромб, — сказал с искренним сожалением врач. — Вас должно утешать, что ушел он во сне, тихо, без мучений. Кайрон кивал, прижимая ладонь к животу, со всем соглашался, подписывал все, что ему давали, ходил, даже, кажется, что-то ел. И при этом словно бы спал. Все вокруг было каким-то нереальным, ненастоящим. Казалось, если ущипнуть себя посильнее, то удастся проснуться, вынырнуть из этого кошмара в нормальную жизнь, в которой Натан жив, в которой он смеется… И Кайрон постоянно, украдкой от окружающих, щипал себя, не замечая, что оставляет на руках красные отметины — будущие синяки. Не заметил он и то, в какой момент оказавшийся рядом Виль прижал его к груди, успокаивая, баюкая, а взъерошенный деловитый Бриан взял на себя все, связанное с похоронами. Слез не было. Они будто застыли внутри вместе со всеми чувствами, превратились в хрупкие карамельные цветы с тонкими слюдяными лепестками — только тронь и сломаются. От этого ледяного спокойствия было очень холодно. Настолько, что начал бить озноб, а руки и ноги заледенели. Кайрон сидел, смотрел куда-то перед собой, а над его головой о чем-то переговаривались вроде бы знакомыми голосами. Потом его взяли за руку и куда-то повели. И он пошел — ничего не спрашивая, ничем не интересуясь. Кажется, была машина и какой-то дом. И опять кто-то о чем-то говорил, что-то обсуждал, кому-то дозванивался, а Кайрон сидел на краешке роскошного кожаного дивана, на который его усадили, и смотрел перед собой. Натан умер. Его больше нет. — Посмотри на меня, — сказал кто-то, и взял Кайрона за руку. — Ну же, малыш… Это оказался Виль. Кайрон вежливо улыбнулся ему, а после аккуратно вытянул пальцы из чужой ладони. Казалось, что ее тепло растопит возникшее внутри ледяное поле карамельных роз, и тогда случится что-то непоправимое, что-то ужасное. — Мне категорически не нравится его состояние, — сказал кто-то сердитый над головой. — Пожалуй, позвоню доктору Хэльвору. Приехал Эспен. Кайрон, сохраняя прежнюю вежливость, ответил на все его вопросы и позволил осмотреть себя. — У него шок… Если бы не беременность… Но в его положении лекарства… Доктор что-то говорил и говорил Вилю и Бриану, который тоже оказался здесь — Кайрон только теперь сообразил, что тот сердитый, кто вызвал Эспена, и был он — Бриан Атчинсон — но сказанное воспринималось плохо, какими-то урывками. — Поплачь, малыш! Поплачь. И сразу станет легче, вот увидишь! И Кайрон попробовал, честно попробовал, не желая огорчать тех, кто толпился вокруг него. И ничего не вышло. — Простите, — сказал он и вновь замер, стиснув ладони между коленями. — Не оставляйте его ни на минуту, — уже уходя, сказал Эспен. — Я позвоню завтра. Или вызывайте сразу, если что-то покажется… совсем уж неправильным. Главное, его не упустить. Смерть истинного, даже если физически он с ним никогда не был близок — это очень серьезно. Что-то он говорил еще, но Кайрон опять отвлекся, погрузившись в себя. Сколько времени прошло? Он ел, когда ему что-то давали, отвечал на вопросы, когда с ним заговаривали, лежал, когда ему предлагали лечь, но как только от него отвлекались, вновь садился в прежнюю позу — на краешке дивана с ладонями, зажатыми между коленями. Почему-то так было легче. Ближе к ночи все это время возившийся с Кайроном Виль отвел его в ванную комнату, предложил принять душ перед сном, а потом деликатно оставил в одиночестве. Все вокруг было суперсовременным, и Кайрон, уже раздевшись и ступив на теплые камни пола просторной душевой, сначала никак не мог понять, как включить воду, а после — как правильно настроить ее температуру и сделать так, чтобы она текла из лейки, а не била из многочисленных сопел в стене или с потолка. Очередная попытка привела лишь к тому, что Кайрона вновь сначала обожгло, а после окатило ледяной водой. И от этого неожиданно стало совсем невозможно. Совсем! — Единый бог! — вскричал Виль и, как был — в рубашке и в брюках сунулся под холодные струи, теперь острыми, почти что ранящими лезвиями летевшие со всех сторон. — Ну почему ты не позвал? — Потому что я глупый, беспомощный, никому не нужный идиот! — выкрикнул ему в лицо Кайрон и наконец-то заплакал. — Единый бог… — уже тише повторил Виль. Его руки обхватили, прижали. Кайрон вырывался и выл, будто дикий зверь, даже укусил в подвернувшееся плечо. Он начисто забыл, что стоит голым и мокрым, и не вспомнил об этом даже после того, как в ванную торопливо вошел еще и Бриан. А потом с потолка душевой наконец-то потекла великолепная горячая вода, смывая слезы и черное безумие, которое чуть было не поглотило Кайрона. И в этом тепле, сбросивший с себя оковы льда карамельный цветок внутри словно бы ожил, стал настоящим и теперь еще более настойчиво требовал влаги. И Кайрон плакал. Нет, даже не плакал, а выл диким животным, захлебываясь слюной, завывая и икая. И, как ни странно, от этого становилось легче. — Поплачь, малыш, поплачь, — повторял ему в макушку по-прежнему обнимавший его Виль, а Бриан стоял рядом и, кажется, не знал, что ему делать. Но когда Кайрон все-таки решился приоткрыть глаза, то в лице у этого альфы, чей ребенок испуганно затаился сейчас где-то в животе, обнаружилось столько сочувствия, что от этого стало еще теплее. Теплее! Кайрон не понял, что именно помогло — то ли горячая вода, по-прежнему лившаяся на голову и на плечи, то ли это искреннее сочувствие людей, которым, по идее, не было до него никакого дела. До ребенка внутри Кайрона — да, а вот до него самого… Но нет, казалось, что эти двое сопереживали именно ему, заботились именно о нем, утешали, как могли. После, когда Кайрон наревелся всласть — так, что остался совершенно без сил и начал засыпать прямо на ходу, его вытерли и отправили в кровать. Виль, сменивший мокрую одежду на пижаму, устроился рядом, и Кайрон испытал облегчение, вновь оказавшись в его объятиях. — Я же говорил, что из тебя выйдет отличный папочка, — сказал от порога комнаты Бриан. — Он не ребенок, — возразил Виль и вздохнул. — Я знаю, — чуть досадливо согласился Бриан. — И хорошо помню, что сказал по этому поводу доктор Хэльвор. Надеюсь, он прав и это поможет. Что имелось в виду, Кайрон понял только посреди ночи, когда проснулся, окруженный смешанными запахами Виля и Бриана — они оба никуда не делись из отведенной нежданному гостю комнаты и теперь спали, устроившись по бокам от него. Бриан обнимал со спины, и его тяжелая рука покоилась у Кайрона на животе, в то время как сам Кайрон уткнулся носом в грудь Вилю, подсунув сложенные лодочкой ладони ему под теплый бок. От столь интимной позы стало неловко, и Кайрон завозился, пытаясь осторожно, никого не разбудив, выбраться из явно не предназначавшихся ему объятий. Завозился… и замер, неожиданно для себя осознав, как тепло и как-то, рогатый его побери, правильно ему здесь — в центре чужой супружеской постели…