Карамельная роза

Натана схоронили торжественно. На церемонию собрались его бывшие ученики и коллеги. Даже явился какой-то чиновник из Департамента образования. Он принес соболезнования, рассказал, что детский дом, в который в раннем детстве попал сам Кайрон и в котором до самого последнего времени продолжал работать Натан, теперь будет носить его имя… А после сообщил, что есть «проблемка». — Проблемка? — переспросил Кайрон и не поверил ушам, когда понял, о чем говорит чиновник. Оказалось, речь о том, что теперь пока еще не достигший совершеннолетия Кайрон остался один. Без опекуна. — И что это значит? — До того момента, как мы подыщем приемную семью, вам придется переехать на жительство в специализированный приют для несовершеннолетних омег… гм… пребывающих в вашем… гм… положении. — Какой еще… приют? — ужаснулся Кайрон. — Специализированный, — повторил чиновник. — В обычный интернат вас определить не представляется возможным, чтобы ваша беременность при отсутствии законного супруга не стала неправильным примером для других учащихся… — Но я… Я взрослый! Я работаю и вполне могу… — Исключено, — возразил чиновник, и в его голосе отчетливо прорезалось сожаление. Этот немолодой бета и сам прекрасно понимал всю несуразность происходящего, но… — Но таков порядок вещей, — сказал он, невольно вслух завершая то, о чем в смятении думал Кайрон. — Приют?! — рявкнул Бриан, когда услышал последние новости. — Какой еще, к рогатому, приют?! — Подобное категорически нельзя допустить! — поддержал его Виль. В итоге были задействованы какие-то связи, видимо, в ход пошли деньги, вмешались медики во главе с доктором Эспеном Хэльфором, и в итоге вопрос все-таки решился. Но совсем не так, как того ждал Кайрон. — Тебе придется пожить у нас, — сообщил ему Бриан. — Одного в квартире Натана тебя оставлять отказались. А под нашим с Вилем присмотром разрешили. Точнее, так: согласились временно о тебе забыть. А там, глядишь, и опекунство над тобой оформить получится. — Это так странно, — пробормотал Кайрон, — и так неудобно… — Глупости. Дом у нас большой. Твое присутствие в нем никого совершенно точно не стеснит. Да и вообще сейчас главное другое: нужно, чтобы ты пришел в себя после случившегося, а Эспен по-прежнему настаивает, что наше с Вилем… гм… соседство тебе должно пойти на пользу. Он много говорил о влиянии запахов на выравнивание твоего гормонального фона и, как следствие, настроения, о необходимости тактильных контактов. Я в этом мало что понимаю, но вижу — ты уже не похож на привидение. Кайрон покраснел, но спорить не стал. Это было правдой: ему действительно лучше засыпалось, когда рядом ровно сопели Виль и Бриан. Эти двое, устраиваясь по бокам, словно бы включали Кайрона в сферу своей ровно горящей любви друг к другу, и даже просто от мысли о том, что она есть, она существует, становилось легче дышать, чернота отчаяния отступала, а вместе с ней и желание совершить что-то ужасное, разрушительное. Так и получилось, что из привычной квартиры, в которой Кайрон столько лет прожил с Натаном, теперь пришлось перебраться в чужой огромный дом уже не на пару дней, как думалось поначалу, а надолго. По крайней мере, до родов или даже до того момента, как будет возможно перевести ребенка на искусственное вскармливание и передать его на руки тем, кого он будет знать как своих родителей. Тогда Кайрон освободится от обязательств перед Вилем и Брианом и сможет… На этом мысль, как правило, обрывалась — думать о том, что будет дальше, не было ни сил, ни желания. Первые ночи после кончины Натана и после его похорон Кайрон спал в кровати Бриана и Виля — они просто не отпускали его. Но потом Кайрон начал настаивать на возможности проводить ночи отдельно, понимая, что своим присутствием банальным образом мешает. В итоге был найден компромисс: Бриан и Виль по-прежнему устраивались спать рядом с Кайроном, но уже в его комнате, а, дождавшись, когда он заснет, уходили к себе. Все в доме Бриана и Виля было непривычным, чужим, а потому смущающим. Зато какая тут обнаружилась кухня! Хозяева ей практически не пользовались, предпочитая поесть в ресторане или заказать доставку оттуда. Разузнав эти подробности и получив разрешение, Кайрон воцарился в ней и занялся любимым делом в совершенно иных, куда более приспособленных для кондитерского искусства условиях. Колдуя над очередным заказом, изготавливая тончайшие красные или розовые лепестки и прозрачные листочки из карамели, подкрашенной зеленым, — заготовку для будущей вкусной розы, он даже на время забывал боль утраты, забывал… нет, не о Натане, а о том, что он умер, что его уже нет. Да и как нет, если он по-прежнему остается в памяти, поддерживая Кайрона некогда уже данными советами и просто своей любовью, которой было отдано при его жизни так много, что запаса, кажется, могло хватить надолго, если не навсегда? Эспен рекомендовал Кайрону посещение психолога, который тоже, как выяснилось, имелся в штате клиники, и теперь он раз в неделю ходил на прием к симпатичному молодому омеге по имени Ирви. Ходил, чтобы под чутким руководством специалиста раз за разом выговариваться, облегчать душу, вспоминать хорошее, а не плохое, расставлять все внутри по полочкам, находя в этом новое успокоение. Жизнь продолжалась, и это было главным. Причем не только жизнь самого Кайрона, но и жизнь малыша, который рос у него в животе. Ребенок уже активно проявлял себя — пихался и даже крутился. И Кайрон иной раз подолгу стоял перед зеркалом, задрав футболку, и завороженно следил, как на гладкой поверхности округлого живота вспухают и исчезают внезапные выпуклости — там, где ребенок надавливал изнутри пяточкой или упирался головой. Он жил какой-то своей, уже сейчас отдельной жизнью, и Кайрон, наблюдая за ней, раз за разом проговаривал это про себя: отдельной! Отдельной жизнью, никак с ним, с Кайроном не связанной! Все-таки хорошо, что Натан умер, не узнав, что малыш внутри его истинного — не плод любви, а следствие договора… Как оказалось, совершенно бесполезного, который жизнь Натану все равно не спас… — Можно потрогать? Голос Бриана разогнал вновь навалившуюся черноту, заставил вздрогнуть от неожиданности. — Что? — Могу я потрогать? — Бриан указал на живот Кайрона. — Ну… Да. Это ведь твой ребенок. Не мой. Твой и Виля. — Позову его, — тут же решил Бриан, и через пять минут они уже вдвоем сначала наблюдали за шевелением плода, а после, смущенно переглядываясь, трогали живот, гладили его, радостно и удивленно восклицая, когда ребенок давал себя почувствовать. — Это поразительно, — заключил Виль. — Просто поразительно. Даже не предполагал, что смогу когда-нибудь видеть и ощущать что-то подобное. Приобщиться к чему-то такому. Спасибо тебе! Расчувствовавшись, Виль обнял Кайрона и даже поцеловал. Стало дико неловко. Особенно с учетом того, что Бриан стоял рядом и смотрел, как показалось, ревниво. Так что Кайрон извинился и сбежал в ванную комнату, тем более что это действительно было актуально — плод давил на мочевой пузырь. Он пописал и заодно почистил зубы, готовясь ко сну, а когда шел обратно, стал невольным свидетелем того, как Виль умеет целовать, когда делает это не в качестве благодарности, а в порыве страсти. И когда тот, кого целуют, не просто подставляет лоб или щеку, как это сделал Кайрон, а отвечает так же умело и жарко. Впрочем, длилось это недолго — Бриан подхватил Виля под ягодицы, заставив того обнять себя ногами за талию, а после унес в спальню. Звукоизоляция была на уровне, но Кайрон все равно сидел и прислушивался. Сначала просто представляя себе то, чем сейчас заняты эти двое — брутальный альфа и высокий, стройный бета — в супружеской постели, а потом чутко вслушиваясь в ритмичные удары в стену, завершившиеся глухим освобожденным вскриком. Интересно, каково это, когда тебя берет настоящий альфа… или красивый бета? Когда в анусе не дилдо, а живая плоть? Член от этих мыслей встал по стойке смирно, сзади сладострастно тянуло и покалывало. Кайрон пощупал себя там и убедился: все увлажнилось и даже немного раскрылось, готовое к совокуплению. Это было ужасно и стыдно, но одного прикосновения оказалось мало, и в итоге Кайрон самым пошлым образом удовлетворил себя пальцами анально, при этом одновременно еще и отдрочив. И все это время у него перед глазами стояли сплетенные на большой супружеской кровати тела брюнета-альфы и шатена-беты — высоких, стройных, уверенных в себе… Красивых. Кайрон кончил ярко, перепачкав спермой пальцы и белье, а после разрыдался, уткнув нос в подушку. От стыда перед памятью о Натане, от одиночества и от ненависти к самому себе. Позорище, Единый бог, какое позорище! Но самое ужасное, что слезы его, кажется, все-таки были услышаны. Или просто Виль и Бриан, натешившись друг с другом, вспомнили о госте и пришли полежать с ним перед сном. Пахло от них гелем для душа, но чуткий омежий нос Кайрона все же уловил сладкий аромат недавнего совокупления. И от понимания, что, по крайней мере, Бриан тоже совершенно точно знает теперь, чем занимался в одиночестве будущий папа его ребенка, стало только хуже. Захотелось вырваться из двойных объятий, убежать, забиться куда-нибудь в темный угол, где его никто не найдет и не потревожит… Но тут на затылок будто бы легла теплая рука, и голос Натана зашептал что-то успокаивающее… Или это была рука Бриана и голос Виля? В итоге вволю наревевшийся Кайрон и не заметил как заснул. Но утром все же сделал над собой усилие, загнал стыд на задворки и попросил более к нему в комнату не приходить: — Мне правда лучше. И я должен научиться справляться с собой и своим настроением сам. Спорить с ним не стали. Да и вообще показалось, что и Бриан, и Виль испытали что-то вроде облегчения, сняв с себя эту обязанность. Было немного обидно, но Кайрон прекрасно понимал этих двоих: присутствие в доме постороннего омеги и так серьезно нарушило их привычную жизнь, оставив им лишь ночную свободу. Все тот же мочевой пузырь, который с развитием беременности заставлял посещать ванную комнату значительно чаще, теперь регулярно ставил в неловкое положение, когда кравшийся по коридору Кайрон оказывался свидетелем сцен, совсем для него не предназначенных. Через пару недель он уже знал, что Бриан и Виль занимаются любовью практически ежедневно. И всегда по более или менее устоявшейся схеме. В том смысле, что первый раунд у них всегда приключался в спальне, потом оба чувствовали голод или желание попить чего-нибудь холодненького, и перемещались на кухню, где быстро перекусывали, пили… и тут же начинали новую игру. В такие моменты уже нарочно искавший запретных впечатлений Кайрон раз за разом подвергал свою невинность весьма специфическим и приятно-шокирующим испытаниям. Потому что миссионерская поза точно не была для Бриана и Виля способом единственно возможным. Так один раз совершенно шокированный Кайрон ознакомился с неизвестным ему способом есть мороженое. Бриан сначала просто наблюдал за тем, как Виль демонстративно облизывает округлое эскимо на палочке — уже чуть подтаявшее у него во рту и даже с виду приятно-сливочное — а после отобрал лакомство и оттрахал им взвывшего Виля. Тот выгибал спину, стискивал пальцами край столешницы, над которой его и нагнули, то скулил, то задушенно смеялся, то ругался страшным шепотом, но действу не мешал, словно чего-то ожидая. И таки дождался — еще более изумленный Кайрон увидел, как после Бриан еще и старательно вылизал вытекающее из ануса мужа мороженое, разводя ему ладонями ягодицы, чтобы жадный язык мог глубже погрузиться в растянутое недавним сексом отверстие. И его альфий ирокез, расчертивший крепкую спину пополам вдоль позвоночника, при этом был возбужденно вздыбленным, густым и очень красивым… В другой же раз все было по-другому: эти двое просто целовались. Но чего стоила поза Бриана! Он сидел на кухонном острове, широко разведя колени и при этом согнув одну ногу так, чтобы уместить пятку на краю столешницы. Домашний халат распахнулся, и был виден возбужденный член, в основании которого уже начал раздуваться узел. Но ошарашенного Кайрона куда больше поразило другое — то, что альфа раскрыл себя так широко и интимно только затем, чтобы его муж-бета мог свободно ласкать ему анус. Так что Виль нежно целовал Бриана в губы и одновременно два его блестящих от смазки пальца размеренно скользили между ягодицами, то погружаясь внутрь тела альфы, то неторопливо выскальзывая из него. Кайрон пошел к себе, мечтая о возможности не касаться пола даже кончиками пальцев, чтобы не дай бог не выдать свое присутствие ни малейшим шорохом, некоторое время крутился в кровати, пытаясь обрести внутреннее равновесие, а после сдался и уже в который раз позволил себе то, что ранее не позволял никогда: вновь одной рукой ласкал себе анус, а другой член. И опять оргазм был сильным и ярким. Настолько, что после растекшийся безвольной лужицей Кайрон не мог не удивляться самому себе. Он ведь никогда не был омегой особо страстным! Собственно, именно этим и можно было объяснить то, что он с такой легкостью сохранял свою невинность: ему просто не так уж и хотелось лишаться ее. Нет, в течку, бывало сложновато, но все же ничего такого, о чем доводилось читать в интернете или слышать от омег-ровесников, с Кайроном не происходило никогда. Никакой потери контроля над инстинктами и, как следствие, над собственным телом. Никакого безумия, когда любой альфа начинал казаться чем-то непреодолимо притягательным. Но тут… И вдруг мысль: а что если он своими действиями навредит плоду? Что если во время беременности ничего такого нельзя? Все тот же интернет, к которому Кайрон обратился первым делом, на его вопросы разразился вереницей непотребных картинок и видосов, на которых брутальные альфы или стройные беты деловито трахали глубоко беременных омег, наслаждаясь при этом не только их анусами и членами, но и начавшими припухать сосками. У самого Кайрона эти перемены тоже уже начались — ранее совершенно плоская грудь стала особо чувствительной, будто бы немного налилась, а соски и вовсе выпятились, вздулись малоприлично. Так, что теперь поверх футболки приходилось еще и набрасывать плотную рубашку, чтобы их скрыть. Залипнув на видео, где заметно округлившегося омегу ласкали, а после брали одновременно, в два члена альфа и бета, Кайрон вновь возбудился, но тут же устыдился и уткнулся горящим лицом в ладони. Единый бог! Неужели это правда? Или… Или извращенные акты такого рода совершаются лишь для съемок, а на самом деле?.. Короче говоря, прокрутившись до утра, Кайрон пришел к единственному разумному решению: надо все узнать у Эспена. Даже если и застыдит (а, скорее, обсмеет), зато все скажет точно. Но Эспен стыдить не стал, да и смеяться ему и в голову не пришло. Он лишь закатил глаза, пробормотал себе под нос: «И где вас таких вот берут?», а после просто взял и поздравил Кайрона с пробуждением. — В смысле? — не понял тот. — В прямом! У тебя в силу каких-то мне до конца не ясных причин, вполне возможно, связанных с возрастным несовпадением между тобой и твоим истинным, наблюдалась некоторая задержка в развитии сексуальности. Похоже, беременность расшевелила организм, твоя чувственность начала просыпаться. Мои поздравления. — Но это… не вредно? Для ребенка, я имею в виду. — Нет, — после некоторой паузы, странно дрожащим, напряженным голосом ответил Эспен, а потом потер ладонями лицо. Кайрон смотрел на него подозрительно, ожидая какого-то подвоха или все-таки взрыва смеха, но когда Эспен вынырнул из ковшика собственных ладоней, он был по-прежнему деловит и серьезен. Немного поизучал что-то в медицинской карте, заполнил бланки на плановые анализы, которые Кайрону предстояло сдать, и, уже провожая его из кабинета, повторил: — Нет ничего плохого в проявлении здоровой сексуальности, дружок. Запомни это раз и навсегда. И не отказывай себе в телесных радостях. Договорились? — Да, — прошептал Кайрон, думая, что на этом все закончится, и можно будет уйти. Но Эспен придержал его за локоть, внезапно подмигнув: — И купи себе хорошую, дорогую игрушку для самоудовлетворения… А лучше заведи крепкого, охочего до секса партнера. Вспомнился Натан, который не раз говорил Кайрону примерно то же самое. Навалилась грусть. Как же его не хватало! Как же не хватало! Прямо из клиники Кайрон отправился на кладбище, где и просидел, скрючившись на краю нагретого солнцем могильного камня, почти до темноты. И сидел бы, наверно, дольше, если бы не звонок нового клиента. Этот басовито-внушительный альфа представился Шоном О’Рори и заказал к дню рождения супруга карамельную розу. Омеге исполнялось тридцать три и заказчик хотел получить цветок с тем же количеством лепестков. По пути домой… Нет, так было говорить неправильно, хоть оно раз за разом и произносилось само собой. Правильно так: по пути к дому Бриана и Виля, дому, где будет расти ребенок, который родится уже очень скоро. Так вот, по пути туда, Кайрон всю голову себе сломал. Тридцать три лепестка — это было очень много. Столько на один цветок уже и уместить нормально не получится. Точнее, все возможно, но конструкция получилась бы слишком громоздкой и тяжелой, потеряла бы красоту карамельного изящества. Да и на стебель ее закрепить точно бы не вышло — такой вес он бы не выдержал. Ну, или его пришлось бы делать слишком толстым, некрасивым. Многие кондитеры в таких вот случаях использовали деревянные шпажки, но Кайрон в этом вопросе имел четкую принципиальную позицию — цветок должен был оставаться съедобным целиком. Но как тогда поступить? Собственно, вариант оставался один — не одна роза, а букет. Изящный букет из трех цветов, на каждом из которых было бы по одиннадцать лепестков! Идеально! Определившись, Кайрон позвонил господину О’Рори, пересказал ему все свои мысли и получил полный карт-бланш на изготовление. С единственным условием. — Пусть сами цветы будут нежно-розовыми… Как губы у моего Тая, — смущенно пробасил альфа и засмеялся. Кайрон засмеялся в ответ и заверил, что сделает все по высшему разряду. И вот теперь, добравшись до дома Бриана и Виля и убедившись в том, что первый отсутствует, а второй засел у компьютера, с головой погрузившись в какие-то расчеты, уединился на кухне, приготовившись к созданию нового произведения. Ранее он этот процесс всегда записывал на видео, чтобы после выложить в кулинарный блог, который вел, но теперь, стесняясь живота, стал ограничиваться лишь фотографиями конечного результата. Так что вся подготовка свелась к тому, чтобы достать специальные силиконовые формочки и большой силиконовый же коврик, а к ним вдобавок прессы, инструменты, с помощью которых было удобно задавать форму карамели, и кисти, которыми Кайрон окрашивал полученные цветы специальными пищевыми красителями, чтобы достичь еще большего сходства лакомства с реальной розой. Еще нужна была небольшая кастрюлька, сахар, вода, глицерин, уже упомянутые красители разных цветов, лимонный сок, маленькая газовая горелка и все! Раньше еще не обходилось без градусника, но теперь опыта было достаточно, чтобы и так, на глаз, определять готовность карамели. Когда первая ее порция — как раз розовая, для лепестков — сварилась, а по дому поплыл чудесный аромат, Кайрон убрал волосы под медицинскую шапочку, натянул на руки одноразовые перчатки, расстелил на столе большой силиконовый коврик и приступил к колдовству. Он лил на светлый силикон розовые карамельные лужицы и практически сразу, дав им лишь немного затвердеть, формировал из них тонкие, изящно изогнутые лепестки с тонкими прозрачными краями. Когда были готовы все тридцать три (и пара про запас), а к ним три карамельные палочки-сердцевинки, пришло время начать собирать все в розочки. И именно в этот момент на кухню заглянул любопытствующий Виль. — Ух ты! Можно посижу посмотрю? — Конечно! И Виль сидел и наблюдал за тем, как Кайрон греет горелкой уже почти совсем затвердевшие лепестки и прижимает их к палочке-сердцевине. Один за другим. Подбирая те, что больше подходят по месту и по форме, подправляя и выгибая их, формируя краешки так, чтобы они выглядели естественными, а не пластмассово-одинаковыми. Розочки получились чудесными — изящными, легкими, полупрозрачными, будто авторское цветное стекло, и очень вкусными — после того, как стало ясно, что запасные лепестки не понадобились, Кайрон и Виль съели их, посматривая друг на друга и улыбаясь. — А теперь стебли и листья! Новая партия карамели, окрашенной уже в зеленый цвет, сварилась, и Кайрон приступил к изготовлению листочков. Это было и проще, и быстрее, потому что некоторое время назад он заказал себе силиконовые прессы, с уже заданной формой листа розы и даже с бороздками. Всего-то и надо было аккуратно залить в нижнюю часть формочки карамель, при помощи специальной лопаточки распределить ее, а после прижать верхней половинкой. Остывала до нужной кондиции карамель быстро, так что уже через пару-тройку минут можно было вытащить заготовку и окончательно оформить ее, изогнув и подправив края. Пока Кайрон возился с листочками, карамель, остававшаяся в кастрюльке, подстыла, и он снова прогрел ее остатки, чтобы на этот раз вылить на силиконовый коврик длинные полоски, из которых потом будет совсем несложно сформировать стебли. Когда они застыли, Кайрон снова прогрел их по очереди и аккуратно скрутил в три палочки-веточки, а после еще и соединил вместе, оттянув верхние части в стороны и вообще сформировав основу будущего букета. Теперь предстояло технически самое сложное — закрепить на стеблях цветы и листья. А потом еще и подкрасить все это разведенными в водке съедобными красками — розовой и зеленой, — чтобы и бутоны, и листочки обрели глубину и естественность. — Ты волшебник, — сообщил по-прежнему наблюдавший за процессом Виль и вдруг кивнул Кайрону за спину. — Ты понял? Понял, как все это рождается? — Я понял, почему теперь не только спальня Кайрона, но и весь дом пахнет карамелью, — сообщил Бриан и вошел в кухню, по пути стаскивая с шеи галстук и расстегивая верхние пуговички рубашки. Пришлось отвести глаза — все это было очень по-домашнему, очень интимно, а потому смущало. Да еще и дурацкая шапочка на голове! Кайрон украдкой стащил ее, а после и от перчаток избавился — благо карамель только что созданного букета уже застыла достаточно для того, чтобы поместить его в холодильник для полного застывания. Бриан тем временем подошел к мужу и громко чмокнул его в макушку, а потом шагнул к замершему Кайрону и, то ли действуя на автомате, то ли все-таки вполне осознанно, сунул нос и ему в волосы: — Да, теперь мне все с этим карамельным запахом совершенно ясно. — А чем пахнет для тебя он? — спросил Кайрона Виль и кивнул на по-прежнему стоявшего рядом Бриана. — Нам-то, бетам, уловить все оттенки личных ароматов так, как это делают альфы и омеги, не дано. Что-то я, конечно, чувствую, и это на уровне нравится-нет. Так что, думаю, это все же не то. — Я… — промямлил Кайрон. — Не знаю. Не смогу, пожалуй, точно сформулировать. Доктор в клинике сказал: главное, чтобы приятно. Когда запахи омеги и альфы друг другу приятны, вероятность успешно забеременеть выше… — И все получилось, — подтвердил Бриан и вдруг положил руку Кайрону на живот. А Виль сидел и смотрел на все это, улыбаясь тепло и как-то, пожалуй, с одобрением и, кажется, с ожиданием. А потом встал, шагнул ближе и обнял Кайрона со спины, пристроив уже обе ладони на куполе живота… Потом был ужин — оказалось, что Бриан еще по дороге домой заказал доставку из ресторана. И они сидели, ели, пили вино и похожий по цвету вишневый сок, который налили Кайрону, болтали и все это было так хорошо, что даже страшно. Но еще страшнее стало утром, когда то, что снилось всю ночь, всплыло в памяти, сделав щеки Кайрона куда более яркими, чем лепестки давеча созданной им карамельной розы. Просто потому, что снилось ему то, что он недавно видел в порнофильме с участием беременного омеги, брутального альфы и стройного беты. Вот только теперь все они не были какими-то незнакомцами, а обрели вполне узнаваемые черты… Масла в огонь подлил и приехавший за букетом карамельных роз Шон О’Рори. Он неожиданно оказался хорошим знакомым Бриана и Виля. Можно было бы даже подумать, что кто-то из этих двоих и прорекламировал ему карамельно-розовое творчество Кайрона, но, во-первых, Шон выглядел слишком удивленным, поняв, в чей дом его занесло, а во-вторых, рассказал, что нашел мастера через интернет — сначала увидел фотографии работ, а после и сайт Кайрона обнаружил. Сладкий букет уже был аккуратно уложен в красивый стеклянный контейнер и перевязан лентой. Шон остался от него в восторге и заверил, что его супруг-сластена тоже будет счастлив. А потом, уже прощаясь, вдруг сказал Бриану и Вилю, кивнув в сторону Кайрона: — Рад за вас, ребята! Естественно, подумалось, что он о ребенке, хотя и было странно: как-то ни Бриан, ни Виль не стремились кому бы то ни было сообщать о своем решении обратиться за услугами суррогатного папочки. Но следующие слова эту хотя бы отчасти логичную версию опрокинули. — На свадьбу-то пригласите? Или сначала на обряд наречения младенца? — сказал Шон, со смехом выслушал в ответ несколько смущенное бормотание и наконец, уже по второму разу пожав всем руки, выкатился за дверь. Сразу после красный как рак Кайрон, извинившись, убежал к себе, а Бриан и Виль долго о чем-то говорили, кажется, по-прежнему сидя на кухне, а затем переместились в спальню, откуда вскоре стали доноситься уже хорошо знакомые звуки: спинка супружеской кровати ритмично стучала в стену, возвещая, что все у хозяев этого дома в интимной жизни хорошо. И что никто другой этим двоим совершенно точно не нужен…