Глава 8
Я еще долго смотрела, как солнце забирает с собой весь свет из этого мира. Стояла и молчала, молчал и Гедиз, а я была благодарна. Что говорить? И так все понятно. Но сказать: «Все кончено.»было легко, а сделать… Как заставить глупое сердце забыть? Но кроме сердца, где-то в груди, ближе к горлу, я чувствовала страх и боль. На этом и сконцентрируемся. Будем помнить, что именно эти чувства заставляет меня испытывать этот человек. — Пойдем, Гедиз. Найдем вкусное мороженое и отнесем его моей Мелек, — оборачиваюсь к нему, и снова эта теплая улыбка, добрые глаза. — Наре, хотел сказать. Просто, чтобы ты знала: я сказал… ему, что вы уехали. Но куда, насколько — ничего не сказал, — я предусмотрительно опустил имя Санджара, не стоит испытывать Наре на прочность. Она улыбается, выдыхает. — Ты хороший друг, Гедиз, хорошо, что ты есть. Теперь можем найти мороженое? Мне очень захотелось, клянусь. — Какое ты любишь? — такой простой вопрос, но я увидел, как Наре замерла и ее глаза забегали. — Оха, хорошо, что не знаешь. Я тебе покажу самое вкусное мороженое, ты язык проглотишь, девочка, язык. И сможешь выбрать и для себя, и для Мелек. — Хорошо, хорошо, ты так рассказываешь, мне еще больше захотелось. Мы туда идем? — она улыбается, пытается сдержать смех. Я смотрю на нее и взрываюсь хохотом, а девушка за мной. Как легко она смеется, от души. И мы идем, шагаем по набережной. Дойдя до места ее глаза разбежались, как у ребенка, оказавшегося в кондитерской лавке. Она долго стояла, выбирала, морщила лоб, закусывала губу. И это вызывало у меня смех, но я честно держался, чтобы не спугнуть ее. — Хочешь подскажу самое вкусное? Мелек должно понравится. Она благодарно посмотрела на меня. Я знал вкусы и Мюге, взяв полкилограмма шоколадного и клубничного со смородиной. Наре неуверенно взглянула на объемы, но я лишь тряхнул головой. — Что, думаешь они не осилят? Ой да, не говори глупостей. Главное, чтобы не разом, — я наклонился ближе к лицу девушки и прошептал это с серьезным видом. — Горло ведь заболит, да? А тебе… Тебе хочется мяту с шоколадом, например? — в ее глазах заискрилось что-то еще мне неизвестное, она быстро закивала. — Может еще малину с ванилью? Или что-то вроде фруктового льда? — она улыбнулась и кивнула снова. Мне так нравилось в ней эта непосредственность и восторг, как у Мелек. Мы накупили мороженого, все упаковав в термопакеты мы пошли обратно. Но Наре не удержалась и во всю уплетала фруктовый лед. Когда она первый раз попробовала, она так испуганно взглянула на меня, что я и сам испугался: — Что такое, не вкусно? — Нет, нет. Другое, очень вкусно, я никогда не пробовала такое. — То есть ты пол мира объездила, много где жила, но не пробовала мороженое, чтобы по вкусу сравнилось? Но она не могла ответить, только качала головой, потому что не могла оторваться от десерта и мычала. Я смотрел и любовался, она же не обращала внимания, рассматривала все вокруг, впитывала, но уже с радостью, с восторгом. Отвлекаясь то на одно, то на другое она, как ребенок с широко раскрытыми глазами, открыла себя миру. — Гедиз, чем ты занимался в Америке, помимо учебы? — так теперь ее любопытство перешло на меня, я даже удивился. Ведь за столько времени она ни разу не спрашивала обо мне. — Что ты хочешь знать? Например, где я жил? Или бывал ли я на студенческих вечеринках? — Оха, господин Гедиз вспоминает свою молодость? Что же, давай, расскажи, ты ведь и без моей помощи неплохо справляешься. Ты ведь, наверняка, накуралесил по юности. Я лишь улыбнулся, закрыв глаза. Слушать ее веселый голос одно удовольствие. — Я не был таким, как ты меня представила. Но и без кутежа не обошлось, признаю. — Гедиз Ишыклы, ты скромничать умеешь, правда ли? — ее притворно удивленный вид и улыбка делали похожей ее на Мелек. Он рассказывал мне обо всем, не скрывая. Как он был опьянен свободой, когда только приехал, как позволил своей душе оторваться по полной, но потом все вернулось в свое русло. Он не напивался на вечеринках до беспамятства, не крутил шашни с первыми встречными, но при этом оставался душой компании. И я понимала почему: к нему невозможно не тянуться. К такому теплому, уверенному, сильному. Но мне все равно казалось, что он лукавит: я видела взгляд той девушки на него, как она закусывала губу, как в ее глазах блестело желание. Не мог же он быть таким слепым? — Я не был глубокой и тонкой душевной организации в юности, чтобы ты не думала. Я не знал, что такое настоящая любовь. Смутно понимал смысл дружбы. Поэтому сейчас, немного повзрослев, мы не можем продолжать наши отношения с ним, — он опять не назвал его имя, я благодарна ему. Потому что даже от одного упоминания бьет током кончики пальцев и язык. — Ты сказал, что не знал, что такое настоящая любовь и дружба. А теперь знаешь? Наш господин Ишыклы… — хорошо, что он перебил меня, мне почему-то тяжело давалась моя шутка, в груди что-то ныло. — Не делай, Наре. Просто я увидел вас, слушал тебя и многое понял. Например, когда любишь веришь беспрекословно. И с головой. Не знаю, стану ли я счастливчиком и напишу свою легенду… — тут меня оборвала Наре. Сквозь зубы она прошептала мне: — Гедиз, это не была легенда про любовь, это была легенда про проклятие. Не смей, не смей мечтать о таком, ты заслуживаешь совершенно иного. — Хорошо, хорошо, начальник, как прикажите, — я примирительно улыбнулся и приподнял руки с пакетами вверх. Но улыбаться мне совсем не хотелось. — Пойдем скорее в номер, даже в термосумках в такую жару мороженое растает и потечет. В номер мы вернулись молча. Я видел, что даже от небольшой прогулки Наре утомилась. Мы показали Мюге и Мелек мороженое, они радостно запищали. Разложив все по пиалкам, взяв всем ложки, мы устроились на большом диване в номере, я на кресле, отдельно от девочек. И смотрели, уже по нашим меркам, старый фильм «Аватар». Мелек завороженно смотрела на экран, иногда прикрывая ладошкой рот от удивления, и уплетала мороженое. Наре обнимала ее, но вскоре заснула. — Гедиз, — шепотом позвала меня маленькая госпожа, — она что, уснула, да? — Да, давай я аккуратно перенесу ее, чтобы мы не тревожили сон твоей мамы. Мелек закивала, я поднялся с кресла, отложил на столик пиалки с мороженым. Взяв Наре на руки, поразился какая она легкая, мне казалось, что она даже легче Мелек. Я уложил ее на кровать и прикрыл одеялом. Она, как маленький ребенок, тут же начала закутываться в кокон, руками и ногами обнимать одеяло. Да, это тоже запомню, это тоже будет греть меня, когда ты улетишь, пестрая птица. Я сама не поняла, как уснула, чувствовала, что меня куда-то переносят, укрывают, чувствовала одеколон Гедиза и это меня успокоило. Я не могла даже глаз открыть, так сильно хотелось спать. И я провалилась в эту темноту. Но как и всегда, мои сны не были спокойными. Я оказывалась то у моря, босиком шагая по песку, то как птица взмывала в небо к солнцу, потом ныряла в голубую воду и плыла. Потом я оказалась на поле. Не знаю, есть ли такие места на Земле. Я бы хотела оказаться там в живую. Оно простилалось так далеко, как океан, я не видела края. Видела лишь бесчисленное количество цветов, трав. Запах кружил мне голову. И я шла, тонула, пропитывалась этим запахом. Вокруг летали бабочки, пчелы, птицы ныряли в траву и вновь поднимались в небо. Жизнь кипела, шла вперед, несмотря ни на что. И тут, я увидела два силуэта. Конечно, двинулась к ним. Я рассмотрела девочку с длинными темными волосами в светлом льняном платье, ее волосы кудрями завивались на плечах, груди, спине. Она стояла рядом с темной лошадью и мой восторг разразил душу. Я бежала им навстречу, а девочка стояла и гладила или вычесывала лошадь. Она заметила меня, подняла свои зеленые глаза на меня и улыбнулась. — Ты наконец-то нашла меня, Наре? Звонкий, радостный, теплый голос. До боли знакомый, но я никак не могла понять где слышала его раньше. Она отложила щетку и подбежала ко мне, крепко обняв. От нее еще сильнее пахло цветами, свежестью, медом. — Больше не теряй меня, хорошо? Вдруг ты больше не сможешь найти? Я смотрела на нее в недоумении. И к моему удивлению не могла проронить ни слова, хоть и пыталась. — Больше не улетай со скалы, как пестрая птица, и не пытайся утонуть, как камень в море, — она сорвала какой-то цветок рядом и вплела мне его в волосы, так мягко своими маленькими пальчиками. Я лишь кивала ей в ответ, стараясь запомнить ее слова. — И дай себя любить, хорошо, Наре? И себе дай любить, по-настоящему, — девочка приложила к моему сердцу свою теплую ладонь. — Но только того, кто заслуживает этого. Он мне очень понравился, он теплый, как солнце. Он нас не обидит, тебя не обидит, — она взяла мои ладони и потянула за собой. Мы подошли к лошади и она кивнула на нее. — А теперь езжай. Он уже заждался. Ты ведь тоже уже соскучилась по нему? Но я не успела понять про кого она говорит, потому что черный, как смоль, конь поскакал вперед, оставляя девочку позади. Она стояла, улыбалась и махала нам. А мы летели вперед. Я чувствовала такую свободу, легкость и тепло. Солнце ослепляло меня. И я проснулась. Мои глаза распахнулись и первое, что я увидела мой ангел. Она обнимала подушку и была похожа на гусеницу, укутанная в одеяло. Я перевернулась на другой бок и поняла, что мышцы не ноют от боли, как вчера. И голова совсем легкая. В окно входил еще холодный, утренний свет. Я аккуратно спустилась на цыпочках и прошла на кухню, набрав стакан воды и осушила его залпом. Еще набрала воды и пошла в сторону балкончика. Дух захватывает от красоты. Вы когда-нибудь замечали, что рассветы всегда холодных, прозрачных цветов? А закаты всегда теплые, обжигающие своей яркостью? Но от этого не менее прекрасные. Облака быстро проплывали по небу, меняя свой цвет от лилового до сиреневого. Лучи солнца пробивались сквозь мягкие облака и чертили через все небо длинные дорожки света. Птицы пели наперебой, будили соседей. Они, как акробаты, взмывали вверх, кружились, гонялись друг за другом. Я смотрела на эту красоту, смелость и вспоминала свой сон. Как странно, эта девочка так напоминала мне меня в детстве. И ее голос. “Он уже заждался. Ты ведь тоже уже соскучилась по нему?”. Гедиз? А где они с Мюге? Я испуганно вскочила и побежала смотреть на диване. Но на нем лишь лежала записка:"Наре, надеюсь ты нас не потеряла? Если что-то нужно, мы в соседнем номере. Прямо напротив. Не стесняйся и обращайся. Надеюсь, твой сон был спокойным." Гедиз
Даже записка пахла им, была теплой как и он сам. Я подошла к шкафу, нашла свой дневник и аккуратно вложила ее между страниц. А сколько же времени? Пять утра. Рановато, но зато я смогу принять ванну, потому что вчерашнего душа мне было мало. Да и столько слез вчера было, лицо, наверняка, нужно отчистить. Я чувствовала себя грязной и мне хотелось скорее отмыться. Я прикрыла за собой балкон, чтобы птицы не разбудили Мелек, взяла все необходимое и заперлась в ванной. Набрала в нее горячую воду и даже пену себе сделала. Ах, не хватает только бутылки вина и лепестков роз! Я улыбнулась этим мыслям, сняла с себя все вещи. В зеркале на меня смотрели огромные глаза из под темных ресниц. Да, я слишком похудела, шея, казалось, сейчас переломится из-за тяжелой большой головы, глаза впали. И грудь, и без того маленькая, уменьшилась еще. Ребра обтянула кожа. Надо исправлять это все. Сколько можно себя жалеть и тонуть в этом несчастье? Разве я единственная несчастная женщина, которую разбила любовь? Нет. Я опустилась в ванну и начала свои девичьи процедуры: нанесла маску на волосы, лицо. И лежала, прикрыв глаза, просто отмакая. Пусть вода заберет все плохое, пусть все смоет. И она забрала. Скраб убрал всю мертвую кожу, и теперь наощупь я была бархатной. Какой-то невероятный прилив любви к себе с самого утра, я прямо диву даюсь своим мыслям. И улыбка не сходит с лица… Уже начало восьмого, я неплохо отдохнула в ванной, но теперь была голодной. А где телефон? Наверное, остался под подушкой. Укутавшись в халат я нашарила телефон под подушкой, конечно, он был севший. Но даже это не расстроило меня, не вывело из равновесия. Я нашла зарядку и положила его на тумбочку. И тут же поняла, что такой раньше сложный для меня процесс подсоединение телефона, оказался простым. Руки больше не дрожали. Это обрадовало меня еще больше. Надо выбрать, что надеть сегодня. Те же шорты, это однозначно, джинсы я просто сегодня не вынесу. А, вот, белую рубашку, да. Загнув рукава и заправив ее в шорты, я напялила носки. В зеркале вроде даже ничего. Кудри после маски так и блестели, мне нравилось свое отражение. А теперь нужно было придумать, что же я хочу съесть? Кофе. О, да, на кокосовом молоке. Латте! И… блинчики с черничным джемом? Да, то, что надо. И дочке принесу в номер завтрак. Белые легкие кроссовки, небольшая сумка, ключ-карта. Выхожу и сталкиваюсь с Гедизом. Сердце замирает, он очень красивый сегодня. Я тут же краснею от своих мыслей. “Что ты несешь, девочка? Это ведь Гедиз.”. Он широко улыбается мне, и так смотрит… Не хочу, чтобы он смотрел на кого-то с такой же теплотой. Но сначала, мне нужно прийти в себя. — Доброе утро, Наре. — Доброе утро, я на завтрак, а ты? — закрываю дверь, он идет уже впереди меня, но не торопится, ждет. — Могу составить компанию? Ты сегодня светишься, мне нравится твой отдохнувший вид. “А мне нравится, что я нравлюсь тебе, Гедиз.” Но я лишь молча киваю в знак благодарности и соглашаясь на компанию. Щеки горят, живот сворачивается в какой-то клубок. — Как ты сегодня спала? Без снотворного снились кошмары? — Нет, сегодня был чудесный сон. Со снотворным снов нет совсем, пустота. Но сегодня было хорошо, я встала очень рано, знаешь? Мне кажется, я взрослею, не правда ли? И мы вместе хохочем в лифте. Непринужденно, легко. Так хочу оставлять это ощущение внутри, как можно дольше. — Соня-засоня Наре Челеби встала один раз рано утром, и теперь считает, что выросла? — Кто бы говорил, Гедиз Ишыклы. Я направляюсь в сторону отеля-ресторана, но Гедиз мягко ловит мою руку: — Ты же не собираешься такое чудесное утро встречать здесь? Ты решила, что хочешь на завтрак? Я немного удивилась, а потом вспомнила кто передо мной стоит и сдалась: — Хочу латте на кокосовом молоке и блинчики с черничным джемом. — Ты еще ножкой притопни для убедительности, — прыснул Гедиз. Но на мой злобный взгляд тут же поднял руки вверх, как бы сдаваясь. — Блинчики так блинчики. Мелек тоже любит их? И он пошел, а я за ним. Он много расспрашивал о Мелек, когда ее день рождение, что она любит. Рассказал, что устроил им морскую прогулку с Мюге, пока я отсыпалась и они ныряли там с маской. — Я думаю маленькая госпожа и без меня прекрасно расскажет свои восторги. Я удивился, что она ни разу не была в море, — я опустила глаза на дорожку. Да, пока я сбегала то от посла, то от Акына, Мелек видела только дороги, отели, но как таковых развлечений было мало. — Не случилось, теперь будет. Мне ведь больше некуда убегать, незачем. Теперь можно показать мир. А еще ее нужно устроить в школу, ей ведь одна понравилась. Учебный год скоро начнется. — Верно говоришь. Но я не думаю, что с этим будут проблемы, мы подготовим маленькую госпожу к школе. И не вешать нос, ты прекрасная мама, поняла меня? — он остановил меня и я подняла на него лицо. — Не смей думать иначе, Наре. А теперь пошли. Кстати, почему кокосовое? Не миндальное, а именно кокосовое? И он снова отвлек меня от плохих мыслей, снова шутил, отогревал своим теплом. А я думала о том, как же потому буду отдавать долги такому человеку. Что я могу ему предложить? И что хочу от него сама? Мне вообще этот вопрос нравился: что хочу я? Мне кажется, до этого момента я редко когда его себе задавала. Ела, потому что нужно, а не потому что хотелось. Ходила в душ, потому что это была необходимость, но не получала удовольствия, как сегодня. Гуляла с Мелек, ездила по миру, но не видела этого мира. Была сконцентрирована на дочке, на ее чувствах. И не заметила, как растворилась. Мне нравилось узнавать себя, свои вкусы, пробовать, изучать, впитывать. Это не означало, что теперь мне все равно на дочь и ее желания. Это означало, что я могу быть отдельной личностью, а она отдельной. И нам все равно будет комфортно вместе. А потом она вырастет, и у нее не будет чувства вины, что мать отдала всю себя, а теперь Мелек уходит и оставляет пустой сосуд, вместо матери. Я бы ни за что не хотела посеять в ней такое семя. А Гедиз все так же уверенно шел по дорожкам, пересекая то один перекресток, то поворачивая направо, налево. Мне казалось, он даже не смотрит куда мы идем, просто рассказывает, шутит. Но тут я почувствовала тот самый запах: кофе, выпечка. Слюна сама заполнила мой рот. — Мы уже близко? Я чувствую запах, Гедиз, — он посмеялся. — Что? Что смешного? — Ты так смешно вытягиваешь шею, прикрываешь глаза и нюхаешь, будто кошечка на запах рыбы. А еще твой детский восторг, ты становишься похожей на маленькую девочку, это очень тебе подходит, скажу я тебе. И я опять покраснела, и опять в животе свернулся теплый комок. А он опустил голову вниз, рассматривая свои кроссовки и тротуар. И тоже покраснел, приятно. — Так, что там была за история с мопедом? — я не хотела, чтобы между нами нарастало напряжение и постаралась увести разговор в другую сторону. — О, это очень смешно и грустно. Мы с парнями из группы решили, что хотим собрать мопеды, типа кроссовых мотоциклов, чтобы по песку можно было гонять или в лесу по бездорожью. А придумали мы это, как ты уже догадалась, на пьяную голову, это был период моего кутежа. Так вот, мы на свалке отрыли прекрасный экспонат, — он развел руками показывая восторг свой и друзей, — и начали изображать механиков. Мы месяца два собирали его по запчастям, даже ездили в другой город за ними. Но мы даже очень хорошо справились, нам так казалось. В нашей компании был парень, ну такой, знаешь, ни рыба, ни мясо. И тут он вдруг проявил инициативу и решил первый прокатиться. Мы ему одобряюще свистели и кричали, а он...Он проехал метров 20 и мопед просто развалился под ним, — я от испуга прикрыла рот, а Гедиз уже делал заказ, глазами показывая, чтобы я выбирала столик. Это был обычный трейлер, больше похожий на вагончик где живут растаманы: из колонок лилось регги, пахло травой, но запах кофе был потрясающий. Столики были маленькие, но чистые. Само место было на пригорке, и сидя за столом я отметила про себя красивый вид на парк и растительность. Гедиз практически сразу принес большой стакан латте, блинчики. И такой же большой стакан другого кофе с пончиками. — Какой кофе ты пьешь? — он застыл и удивленно на меня посмотрел, но потом тряхнул головой и улыбнулся. — Я тоже люблю латте, но с корицей. Если захочешь пончиков — бери, я взял на всякий случай больше. А когда пойдем обратно, возьмем и для остальных. Я кивнула и отпила небольшой глоток горячего кофе. И это был восторг! То что я хотела, слюна еще больше заполнила мой рот, и я даже побоялась, что капну ей сейчас. — Кофе отпад, клянусь, ты находишь такие места, что у меня ощущение, что я никогда не пробовала настоящее мороженое или кофе. Спасибо тебе. А теперь продолжай, мне интересно, что стало с тем бедным парнем? — и принялась за свои блинчики. Они так же были нежнейшие, тонкие, безумно вкусные. — Обращайся. Так вот, мопед, на который мы угрохали огромное количество времени, денег и сил, просто развалился под этим щуплым пацаном. Он сломал руку, ногу и еще долго лежал в больнице. Мы приносили ему конспекты, лекции. И даже заново собрали мопед. Но больше он к нему не подошел, остальные трусили. А я угнал его из гаража в тот же день и прокатал весь бензин, что в нем был. Он как ни в чем не бывало пил свой кофе и поглощал пончики, а я смотрела на него во все глаза. — Нет, не верю, не могу представить тебя ни на мопеде, ни тем более угоняющим его. И я поняла, что сказала это совершенно зря. Потому что тут же его глаза хищно заблестели и в голове уже строился какой-то план. — Гедиз, нет, даже не вздумай, — я снова занялась блинчиками запивая их вкуснейшим кофе. — Поздно, госпожа Наре, да и признай, тебе захотелось попробовать. Не бойся, я отлично вожу не только автомобили, но и двухколесный транспорт. — Нет, нет, нет, нет, ты не уговоришь меня, нет, Гедиз. Но говорить было бессмысленно, я уже сама запустила этот механизм. Ах, Наре, ну кто тянул тебя за язык? И признаться, Гедиз был прав: я действительно захотела попробовать. Потому что ни разу не каталась на мопедах или мотоциклах. А ему я доверяла всецело, знала, что Гедиз мне не нанесет новых ран. Мы закончили свой завтрак, и да, я стянула два пончика у Гедиза, чем вызвала у него широкую счастливую улыбку. Но это было так вкусно! Я не могла остановиться. Мы набрали пончиков и в номер для Мелек и Мюге, а сестре Гедиза еще и кофе прихватили. Мы шли не торопясь и все так же болтая ни о чем. Погода сегодня была не жаркая, как раз для прогулок на свежем воздухе. Облака мягко скрывали жар солнца, ветерок разгонял духоту. Я смотрела на небо и все не могла выкинуть из головы тут девочку из сна, что же она имела в виду? Я прокручивала сон в голове, на удивление он запомнился довольно четко. — О чем думаешь? — прервал молчание Гедиз, взгляд был немного обеспокоенный, но участливый. Я улыбнулась ему, показывая, что ничего плохо в голове нет. — Размышляю о сне, который посетил меня этой ночью. Очень странный сон, но приятный, светлый. С него хорошо началось утро. Давно такого не было. — Жаль, я хотел услышать: “Гедиз, я представляю как мы несемся с тобой сквозь лес на мотоцикле, а ветер развивает мои волосы, Гедиииз!” — он смешно пародировал мой голос и мы засмеялись. И я действительно смогла представить себе эту картину. — Знаешь, ты прав, я согласна на эту идею. Но надо успеть сделать это сегодня, уже девять, и если мы хотим от души попробовать эту идею, надо поторапливаться. — Правда что ли? Я не умер, не оглох? — я шутливо двинула ему кулаком в плечо, он примирительно засмеялся. — Хорошо, хорошо, я очень рад. Устроить это так же легко, как и с кофе, много времени не займет. И я удивленно на него посмотрела. Как все просто и легко. Ты сказал человеку о желании — он тут же берется за него, не откладывает. Находит место, возможность, причем делает это так изящно. Никогда мне не было так свободно и спокойно, как с Гедизом. “Неужели ты влюбляешься, Наре? Неужели твое сердце так быстро исцеляется этим человеком, что ты готова?”. Я тряхнула головой, чтобы заглушить этот голос. Еще совсем рано задумываться о таком, если это вообще возможно. Мы пришли в номер, Наре сразу поставила пакет с пончиками в столовой, стала раскладывать их на тарелку. Она несла пакет, я кофе, потому что переживал за координацию девушки. Все таки совсем недавно ей было плохо. А если бы она уронила кофе то могла обжечься и еще расстроилась бы вдобавок, мол оставила Мюге без этого святого напитка. Она пошла будить Мелек, я пошел в номер проведать Мюге. Как и ожидалось, сестра уже встала и вовсю наводила марафет, крутилась перед зеркалом. — Доброе утро, сестричка, ты прекрасна, как восходящее солнце. — Доброе утро, братишка, ты не менее прекрасен, где был? Наре была с тобой? Я ходила проведать Мелек, будить не стала, — она говорила это не отрываясь от зеркала, крася свои ресницы. Взгляд ее становился более выразительным, а я про себя отметил, что сестра долго время не пользовалась косметикой. Наверное, это хорошо, она возвращается в привычное состояние. — Мы ходили завтракать, и тебе взяли кофе и пончики. Все как ты любишь, — я устало плюхнулся на диван, ожидая сестру. — Большое спасибо, честно, кофе это то, что мне сейчас нужно. Как Наре? — теперь она наносила… вроде это называется румяна. — Прекрасно, она сегодня встала с той ноги, думаю ей многим лучше. — Это хорошо, но надеюсь она не передумала насчет терапии и психотерапевта? — Невозможно, она все равно себе еще не верит, боится оставлять дочку с собой наедине. Она полетит в Муглу вместе с нами, если ты не против. Сестра обернулась ко мне, во взгляде читался упрек: — Гедиз, ты совсем ненормальный? Как я могу быть против? — Это я так, из вежливости, — она прыснула звонким смехом. — А, что скажешь, насчет того, чтобы покататься на мотоцикле? Я за рулем, полная безопасность. Ты ведь раньше не пробовала? Ее глаза немного округлились, она молчала, взвешивала. — Ты не будешь лететь, как сумасшедший, или петлять? — Разве можно? Я что, убить нас хочу? Нет, конечно, нет. Все будет очень безопасно, буду слушаться тебя и беречь, сестренка. Согласна? Она еще немного помолчала, но потом кивнула: — А Наре? Она тоже будет кататься? — Так же прокатиться со мной, я буду сегодня вашим личным водителем, — я расплылся в улыбке. Был доволен, что сестра так же как и Наре, дает шанс себе попробовать жизнь на вкус. — И Мелек покатаю, если Наре не будет против, и сама госпожа не испугается. — Хорошо придумал, это и правда вышли американские каникулы. — Не понял? — я немного нахмурил брови и привстал в кресле. — Мелек говорила, что мама предложила остаться здесь ненадолго и устроить им “американские каникулы”. Я расслабился. Надеюсь, я скрасил дни для этих трех дам моего сердца. — Хватит уже краситься, пошли завтракать, Мюге, — я канючил как маленький ребенок. — Оф, Гедиз, оф! Когда женщина собирается ей нельзя мешать, а тем более торопить: она себе настроение на день создаёт, ты что за человек такой? Хочешь, чтобы я мегерой стала? Я обессиленно откинулся на кресло и прикрыл глаза: лучше не злить сестру с утра пораньше. Да и времени еще вагон. Лучше узнаю, где есть прокат мотоциклов. С этим я расправился быстро, нашел подходящее место и по времени аренда меня устраивала. Когда Мюге наконец собралась, мы пошли на завтрак. Дочка спала очень тихо, в той же позе, что я ее и оставила. Меня распирали самые нежные чувства глядя на нее: мой ангел, моя жизнь. Ради тебя я сверну все горы, стану сильной, достойной мамой. Достойным примером. Я присела на кровать и поцеловала ее в лоб, гладила пушистые мягкие волосы. — Просыпайся, госпожа Фисташка, я принесла тебе пончики. Они такие вкусные, ты и представить себе не можешь. А еще, Гедиз устроил нам сюрприз. Хочешь узнать какой? Малышка распахнула свои глазки и я почувствовала как меня много, как я счастлива с ней. — А пончики еще теплые? — я засмеялась и поцеловала ее в обе щеки. — Конечно, мы очень торопились, когда несли их. Но сначала умоемся, ладно? Она кивнула и вынырнула из под одеяло сразу в сторону ванны. Мы умылись, почистили зубы, причесали ее волосы. Они были, как шелк и я не удержавшись понюхала их. Моя Мелек. Заплели ей аккуратный дракончик и вышли к завтраку, где нас уже ждали брат с сестрой. Мелек сразу побежала обнимать Гедиза, и от этого сердце сжалось: как так любить чужого ребенка и любить постороннего человека? Их связь меня поражала и умиляла. — Гедиз, какой сюрприз ты нам сегодня приготовил? — А твоя мама болтушкой оказалась, да? — он недовольно насупился на меня. — Вот съешь два пончика и чай и я тебе все расскажу, хорошо? Она спрыгнула с его рук и сразу принялась за еду. — Доброе утро, сестра Мюге. — Доброе, Наре. Вижу, что тебе уже лучше, я очень рада. — Я хотела об этом поговорить, — вижу ее напряженный взгляд. — Когда я смогу встретиться со специалистами? Ты ведь говорила, чем скорее, тем лучше, — она выдохнула, и я поняла ее страх: я почувствую себя лучше и откажусь от помощи и лечения. Но в моих приоритетах была дочь и я не за что в жизни не стану рисковать ею. — Как только мы вернемся, назначим день встречи и можно будет приступать. Ты сможешь посетить и того и другого и выбрать. Чтобы тебе было комфортно. — Я не хочу рассказывать многим, пойми меня. Я доверяю тебе, к кому ты меня запишешь к тому и пойду. Я не привередлива, — она кивнула и я благодарно улыбнулась ей. Но сама я была красная, как рак. Мне было стыдно, я опять показываю Гедизу свои раны. — И Мелек, дочка, — девочка поднимает на меня взгляд оторвавшись от пончика, — я не хочу, чтобы ты говорила об этом папе. Ни при каких обстоятельствах, хорошо? И тут моя дочь сказала то, что повергло меня в шок. — Мама, я больше не хочу, чтобы он был моим папой. Не хочу с ним разговаривать и даже гулять, не хочу. Пусть моим папой будет Гедиз. Так можно сделать? Я не знала, что ответить. Посмотрела на Гедиза, ожидая помощи, но он тоже сидел весь красный и сконфуженный. Быстрее всех нашлась Мюге: — Мы не будем прощать твоего папу, верно говоришь. Думаешь Гедиз справиться с ролью твоего папы? Мелек даже секунды не подумала: — Конечно, он ведь не обижает маму, она с ним улыбается. И я улыбаюсь, разве этого недостаточно? Или ты не хочешь быть моим папой, Гедиз? — Как можно, конечно, хочу. Ты ведь такой прекрасный ребенок, Мелек, — он прокашлялся и посмотрел на меня. “Он хочет, ты слышала его? Какие еще нужны доказательства его любви?”. — Но вот мы твою маму совсем не спросили, будет ли она согласна. Не честно, по-моему, ее не спрашивать, да? — Мама, ты против? — я поджала губы и запустила руку в волосы, почесывая голову. Глаза бегают от Гедиза к Мелек и на стол. Боже, что происходит, как к этому разговор пришел?