Это будет новая сказка для моей дочери

Глава 9

      Я нервно чешу затылок, встаю из-за стола и отворачиваюсь от взглядов, устремленных на меня. Забираю волосы от лица, свободной рукой протираю уставшие глаза. Нет, это какой-то сюр, я не верю.       — Мелек, — оборачиваюсь к столу. — Дочка, давай поговорим об этом наедине. Кушай, я приготовлю тебе одежду, переоденешься в ванной. Я буду на балконе.       Девочка озадаченно смотрит на меня, но медленно кивает. Не смотрю на Гедиза или Мюге. Страшно. Я, конечно, хотела бы, чтобы отец Мелек был такой, как Гедиз — чуткий, сопереживающий, мягкий, надежный, ласковый. Чтобы именно такой человек в ее глазах был примером мужчины. Чтобы именно это было ее первой самой искренней любовью дочери к отцу. Я видела, как тянется мой ребенок к абсолютно чужому человеку, и недоумевала, почему же так?       Ухожу на балкон, морской бриз остужает мое лицо. Закрываю глаза, пытаясь отдышаться. Страшно, паника, мне трудно дышать. Надо отвлечься, приготовить одежду для дочки.       Снова влетаю в комнату, пересматриваю одежду Мелек, но мои глаза ничего не видят, голова не соображает. Обидела ли я Гедиза? Скорее всего. Стыдно, глаза щиплет, руки дрожат. Ну, почему я не могу просто быть счастливой? Почему я не могу быть просто любимой и любить в ответ? Почему эта чертова легенда постоянно тянет меня назад? Эти их упреки, слова. Легенда… Не легенда, а проклятие, яд.       — Наре? — оборачиваюсь на голос.       Он смотрит так обеспокойно, а видя мое состояние, в глазах мелькает испуг. Но Гедиз берет себя в руки, чего не скажешь про меня. В его присутствии я окончательно расклеилась. Но помню, что там недалеко моя дочь и ее нельзя расстраивать. Закрываю рот ладонью, чтобы не закричать и не издать звука.              Она смотрит на меня, и я вижу мольбу в ее взгляде: «Пусть Мелек ничего не поймет!». Беру Наре за плечи и мягко разворачиваю в сторону балкона, усаживаю на кресло, а сам убегаю за водой. Мюге настороженно смотрит на меня, я лишь киваю головой.       — Мелек, как тебе пончики? — отвлекает девочку сестра. — Ты пока беги в ванную, а я туда принесу твои вещи. Мама ведь сказала переодеться, да?       — Хорошо, я уже наелась, — малышка проворно слезает со стула и уходит в ванну.       Я взглядом провожаю ее и жду звука закрывающейся двери.       — Мюге, отвлеки Мелек на минут 10-15, я успокою Наре. И обещаю, устрою вам самый лучший день в жизни.       Сестра, не глядя, целует меня в щеку и удаляется за вещами малышки. Набираю в стакан воды и направляюсь к Наре. Она сидит на балконе и смотрит на горизонт. Ветер высушил ее слезы, но новые дорожки все равно упрямо сбегают по щекам, собираются на подбородке и капают вниз. Она спокойна, но пуста. Волосы бьют ей по лицу с каждым порывом ветра, но она не обращает ни малейшего внимания на это. Я вкладываю ей в руки стакан с водой и опускаюсь прямо на пол рядом с ней, облокотившись на стену. Наре медленно кивает мне и на автомате пьет воду. Нет и следа той беспечной веселой девушки, что я видел час назад. Она снова покрыта коркой льда. От этого мое сердце сжимается, мурашки бегут вдоль хребта. Я хотел спросить ее, как она, но девушка опережает меня:       — Я уже в порядке, Гедиз. Прости, если задела тебя своим поведением. Не пойми неправильно, ты был бы замечательным отцом, для этого у тебя есть все качества и даже больше, — улыбаюсь ему и, впервые за долго время, решаюсь взглянуть.       Он смотрит на меня очень серьезно, между бровей легла морщина, взгляд твердый, колючий. Моя улыбка гаснет.       — Наре, ты сейчас пытаешься меня с кем-то свести без моего ведома? А меня ты спросить не хочешь? Чего хочу я? О чем мечтаю? Ты хоть раз спросила меня о том, что чувствую я?       Я опешила от его напора. Ведь я и правда некрасиво поступаю. Но тут же нахожусь с ответом:       — А чего ты хочешь, Гедиз? Расскажи своему другу. Я делюсь всем, но что получаю в ответ?       — Ты хочешь поговорить именно об этом? — он встает и возвышается надо мной, раздраженный. — А разве ты готова к этому? Сможешь принять в своем сердце? Очень сомневаюсь. И пока ты не готова, я не собираюсь рисковать нашей дружбой, — я хотела ему возразить, но он оборвал меня. — Собирайся. Девочки уже готовы, мы ждем тебя внизу. Думаю, ты захочешь поехать отдельно от нас, чтобы поговорить с дочкой. Я уже скинул тебе координаты места.       И вышел. А я так и осталась сидеть с открытым ртом.              Я спустилась к машине с небольшим рюкзаком необходимых вещей. Гедиз сразу отошел от Мелек и удалился куда-то в сторону, поцеловав дочку на прощание. Обижен и все еще злится на меня. Ну, что ж, пусть так.       — Пойдем, Мелек.       — Мама, мы обидели Гедиза? Ты не хочешь, чтобы он был моим папой?       Я убрала рюкзак на заднее сиденье, туда же села и девочка.       — Пристегнись, хорошо? Об этом я и хотела поговорить. Я знаю, что ты очень обиделась на папу, но разве он стал для тебя плохим? — поглядываю на дочку в зеркало заднего вида.       Она хмурится, сложила руки на груди, а ее нижняя губа немного подалась вперед. Кстати, Мюге отлично справилась с ролью старшей сестры — Мелек очень красиво выглядит с множеством тонких косичек собранных в высокий хвостик. Представляю, какой она будет кудряшкой, и улыбаюсь.       — Мама, я признаю, что слишком хорошо относилась к папе, он совсем этого не заслуживает! — она еще больше нахмурилась, а вместе с ней и я.       — Почему ты так говоришь? Разве папа не забрал тебя у дедушки и не вернул ко мне?       — Чтобы потом сказать, что не просто так заплатил за меня деньги? Ой! — я притормозила и удивленно посмотрела на дочку. Она выглядела испуганной, закрыла рот руками.       — Откуда это взялось, Мелек? — стараюсь говорить мягко и ласково. От этого воспоминания глаза моей дочки намокли.       — Ты же не думаешь, что ваши ссоры остались незамеченными? Я слышала, как папа сказал это, когда вы ссорились. Прости, мама, но я так и остаюсь при своем мнении — не хочу, чтобы он был моим папой. Мы ведь даже не похожи! — моя Мелек совсем разошлась.       — Малышка, но ведь он все равно остается твоим отцом, все совершают ошибки, — дочка молчит и смотрит в окно. — Мелек, ты обижена. У тебя болит сердце, но нельзя заделывать эти раны другим человеком. И потом, ты подумала, что будет с Гедизом, когда ты вновь простишь папу?       — Может быть я и прощу его, но мне приятнее видеть тебя с Гедизом. Ты мне так много рассказывала о папе, о том, что он умеет любить так, как никто не умеет. И знаешь, мама, не нужно мне такой любви. Я хочу любви, которую дарит мне Гедиз. Иногда я думаю, что ты описывала мне Гедиза, а не папу. Потому что я помню все, что он сделал тебе. Ты помнишь как он кричал на нас, когда мы приехали? И как Гедиз привез нас к себе, просто чтобы мы не оставались ночевать в машине? Я ему могу все рассказать, знаешь? Мы с ним друзья.       — Но, дочка, все совершают ошибки. Твой папа их совершил, но это не значит, что теперь он не заслуживает прощения.       — Так же как и дедушка?       Я не знала, что ответить. Разговор уходил все глубже и глубже, были те моменты, которые я не могла и не хотела объяснять дочери. Она еще мала, а дальнейшие объяснения могу ещё больше разрушить образ отца в ее глазах. Но в чем-то она была права. И она имеет полное право злиться на него. А я? Я тоже. Но почему-то ничего, кроме разочарования, я не испытываю. И совсем не было желания оправдывать слова или действия отца Мелек перед ней. Поэтому я просто молчала. Мелек отвернулась к окну и рассматривала пейзажи. Чтобы не нарваться на другие каверзные вопросы, я ее не отвлекала.       Мы выехали куда-то в пригород, следуя указаниям навигатора. Петляли то по одной улице, то плавно переходили на другую. Мне нравились все эти двухэтажные домики с аккуратными лужайками, выбеленной отделкой, ровными заборчиками. Они казались мне кукольными — уж больно опрятно все это выглядело. Либо нежилым. Но на этих лужайках бегали дети, иногда вместе с домашними питомцами. Некоторые копались в своих аккуратных гаражах.       Облака все так же плавали по небу, не давая солнцу сжечь нас заживо. Ветер гулял из стороны в сторону, разгоняя духоту.       Оставалось проехать совсем чуть-чуть, когда я увидела Гедиза. Он стоял рядом с авто и с кем-то разговаривал по телефону. Замер, когда увидел меня, но разговор не прекратил. Я остановила автомобиль рядом и сказала дочери ждать меня в машине.       — Гедиз, все в порядке? — я подошла к нему медленно и старалась говорить как можно тише, чтобы не помешать разговору. Он лишь еще больше нахмурился и выставил руку перед собой.       — То есть ты уже на такое способен, дружище? Ты совсем ориентиры потерял? Что с тобой стало, Санджар, это тебе совсем не подходит!       Мне будто под дых дали. Зря я остановилась. Зря подошла и услышала. Зря села за руль сама, нужно было оставить машину у отеля. Одна за другой мысли проносятся в голове. «Глупая, ты правда думала, что так легко отделаешься?» — хриплый шепот моего демона разрывает мне голову, заставляет кровь остановиться в венах. Но нельзя показывать виду. Гедиз внимательно наблюдает за мной, и он все еще выглядит злым.       — Не понимаю, я не понимаю, как столько лет мы дружили, имели общий бизнес, а я только сейчас вижу твое лицо? Что ты стал за человек? Ты готов бросить в огонь любимого, растоптать всю её жизнь, лишь бы привязать к себе? Ты в своем уме?       Нет, не могу сдержаться, прижимаю руку к горлу, мне так тяжело дышать. Противно. Я думала, что только мой отец и тот подонок способны вить из меня веревки, переворачивать то так, то эдак мою жизнь, в зависимости от того, как им было удобно. Но этот человек… Я не готова была еще и к этому.       — Гедиз, мне плохо… — хриплю, облокачиваюсь на автомобиль.       Он тут же сбрасывает звонок, прошипев на прощание: «Будь ты проклят!». Берет мои руки в свои, такие теплые и мягкие, большие и уютные.       — На нас смотрит Мелек, Наре. Я с тобой, помнишь, да? Я смогу вас защитить. Веришь мне?       Смотрю в его глаза. Карамель вперемешку с темным шоколадом. Такое тепло. Мне сразу становится спокойно. Смотрит ли он на кого-то так же, как на меня сейчас? Гладит ли так же чью-то ладонь, проводя большим пальцем, согревая своим теплом? Я улыбаюсь. Как глупо! За 27 лет я нашла, наконец-то, свой дом, своего человека, но так боюсь к нему притронуться, затянуть в свое болото. Из глаз предательски катятся слезы.       Ладонью провожу по его щеке, он, как ошпаренный, дергается и тут же припадает к ней снова. Сердце пропустило пару ударов. Щетина такая мягкая, хотя со стороны кажется колючей. И его кожа, она как атлас — ровная, гладкая, мягкая. Его глаза беспокойно бегают по моему лицу, он не понимает меня. Да и я, если честно, тоже. Опускаю руку и утыкаюсь лицом ему в грудь.       «Ты ведь не станешь обрекать этого чудесного человека на эти страдания? Наре, разрушь себя, сойди с ума, но не причиняй ему боль.»       — Я пересажу Мелек к вам, поеду медленнее, а вы начинайте кататься, хорошо? — отодвигаюсь от него, отпускаю его руки.       Он дышит очень глубоко. Молча кивает, еще раз проведя своей рукой по моему предплечью. Вытираю слезы и иду к своей машине.       — Мелек, пересядешь к Гедизу? Мне нужно будет заехать по делам, а вы пока покатаетесь?       — Гедиз ведь станет моим папой? Мама, это очень серьезно, подумай об этом, — и убегает в объятия этого мужчины.       Мне даже страшно от того, как она полюбила его. «Ты тоже полюбила, верно?» — этот голос противно скрипит у меня в голове. Верно, поэтому надо убегать, ставить стену. Не хочу опять обжигаться, быть нелюбимой, брошенной, преданной, сломанной. Вижу, что Гедиз обнимает и целует в волосы мою девочку, но сам не отрывает взгляда от меня.       «Похорони в себе это теплое чувство. Ваша дружба тебе нужнее, чем его мягкий отказ, верно? Ты же рассыпешься на кусочки.» Верно.       Сажусь в машину, жду, когда они отъедут и скроются вдали. Наконец-то, потому что под его упрямым взором тяжело думать рационально. Включаю музыку. То, что сейчас мне нужно. Психотерапевт часто советовал переключать свое внимание на что-то другое, чтобы не утонуть в негативе. Вот и сейчас я затыкала, перебивала голос в голове клавишами и виолончелью Людовико Эйнауди. А может это была скрипка? Я не очень разбиралась в музыке, по сольфеджио у меня всегда были низкие баллы, поэтому вскоре меня забрали из музыкальной школы. Но эта музыка, этот перелив звуков успокаивал. Он будто описывал весь спектр моих эмоций. Сразу в одной композиции. Я нередко слушала классику, но не брезговала и другими жанрами. Просто настроение было именно для этого.       Я все больше набирала скорость и вскоре догнала своих приятелей. Потом и вовсе обогнала, прибавив громкости. Все во мне рвалось наружу, переворачивалось, склеивалось, рвалось и сшивалось заново. И в самый напряженный момент в композиции, в ее конце меня поразило током — я окончательно и бесповоротно влюбилась. Так искренне, так по-детски, что даже сама не поняла этого.       Облегченный выдох и моя счастливая улыбка. Прекрасное чувство, когда, наконец, понимаешь себя. Наверное, я бы взлетела, но ремни безопасности держали меня на сидении.       Я люблю его, этого мужчину. С карими шоколадными глазами, доброй широкой улыбкой, которая всегда, когда искренняя, задевает его глаза паутинкой морщинок. И каким-то особенным блеском. С самыми теплыми и ласковыми руками. Я двадцатисемилетняя женщина с ребенком влюбилась как школьница, до колик в животе и спазма в легких. Испытывала ли я что-то подобное раньше, с Санджаром? Как легко далось его имя, совсем ничего не дрогнуло… Нет, к нему я не чувствовала такой радости, любви и счастья. Даже близко.       Вот и конец пути, это подтверждает мой навигатор. Смотрюсь в зеркало: глаза сверкают, щеки горят, улыбка легла где-то в уголках губ. Я будто пьяная. Как кстати, ведь смелость мне сейчас нужна. Выхожу из машины, забираю рюкзак с задних сидений. Гедиз смотрит на меня неотрывно, так внимательно. Краснею еще больше. Мюге тоже наблюдает за нами, Мелек просто глядит по сторонам с раскрытым ртом.       — Здесь очень красиво, мама! Ты видишь какой там лес? Гедиз, — она подходит к нему и так естественно берет его за руку, что сердце невольно сжимается. — А где мы будем ездить?       Они действительно очень похожи, выглядят как родные папа с дочкой. Почему я этого раньше не замечала? «Потому что слишком сильно была увлечена своими страданиями? Потому что Санджар, как сторожевой пес, вечно мешал вам общаться? Да, наверное поэтому…» Я лишь шикнула на голос, и без него знаю, какой слепой дурой была. А теперь, осознав все свое безразличие к Санджару, как к мужчине, мне стало просто. Это не значит, что когда-то я смогу быть с Гедизом, но его отношение и моя любовь к нему однозначно идут мне на пользу.       Я много думала о том, что же такое любовь? Разговаривала об этом с психотерапевтами и психиатрами. Ответы всегда были разные, я всегда была с ними в чем-то не согласна. Наверное, потому что это не совпадало с тем, что я чувствовала. Но ведь в моем понимании это определенно была любовь. Теперь я знала, что это за чувство, когда ты заботишься о чувствах другого больше, чем о своих. Я готова наблюдать за его счастьем со стороны, лишь бы видеть его улыбку.       — Тут есть искусственные насыпи, для тренировок. А еще есть трассы в лесу, они больше подходят для новичков. Я думаю для нас подойдет именно второе. Как считаешь? — Гедиз присел на корточки и улыбался, как маленький озорник.       — Очень хорошо. Считаю, нам очень подходит.       — Смотрю вы спелись? — не скрываю своего счастья, подхожу к ним спрятав руки за спиной. Гедиз с подозрением смотрит на меня, но улыбка не уходит.       — Ага, а ты гонщик, оказывается? Никогда бы не подумал, — он встает и смотрит на меня с прищуром.              Я неотрывно наблюдал за ней, за каждым жестом, вдохом. Она, как лесная нимфа, вышла к нам и увлекала меня все дальше. Чем больше я смотрел на Наре, тем тяжелее мне было оторвать от нее взгляд. Ведьма. Но что-то явно в ней поменялось. Она какая-то расслабленная, играет в догонялки с Мелек, бросает на меня короткие взгляды, краснеет, смеется весело и задорно. Они так радуются природе, солнцу, легли прямо на траву и рассматривают облака, птиц. Шепчутся о чем-то и опять смеются. Это я тоже сохраню в своей памяти, пусть это тоже остается. Не знаю почему, но не могу отделаться от ощущения, что она скоро исчезнет из моей жизни.       А пока они резвились, я уже выбрал под себя мотоцикл — KAWASAKI KX450F. Он был легко управляемым, быстрым, надежным. Ну, и просто он выглядел офигенно. Хотелось произвести впечатление на Наре, все-таки это ее первая поездка. И она должна стать незабываемой.       — Я хочу прокатиться первый, так сказать, привыкнуть к мотоциклу. Не будете скучать? — Наре подходит, ее глаза блестят от восторга и страха. Она неуверенно тянет руку к рулю, почти невесомо касается ручки газа, перебирая пальцами по бортовой панели, глазами внимательно изучает хромированные детали мотоцикла и меня.       — Тебе очень идет, смотришься просто… потрясающе, — она опять краснеет, опускает глаза.       От этого я невольно улыбаюсь, она такая милая. От эмоций ее лицо еще больше стало походить на детское. И я решил немного похулиганить.       Завел мотоцикл. Он приятно заурчал подо мной. Ее глаза расширились, рот раскрылся в букву «О», но испуга не было, только интерес.       — Он урчит, как настоящий зверь, — выдыхает она с улыбкой.       И тогда я подгазовываю, заставляя взреветь мотор. Наре немного вздрагивает, делает шаг назад. Но тут же берет себя в руки и снова с любопытством ребенка разглядывает мотоцикл. Мне нравится ее смелость, ее радость. Она смешная, больше всего похожа на Мелек в такие моменты. Она смотрит на меня, смущается, отходит и кивает головой в сторону леса, отпуская меня. А меня не надо просить дважды — срываюсь с места, заставляя мотоцикл показать всю свою мощь в звуке. В моей голове мелькает мысль, не напугал ли я Наре? Но я уже далеко, ее лица не различить.       Несусь вперед с небольшой площадки и съезжаю на грунтовую дорогу, что лентой простилается по всему лесу. Здесь есть несколько трасс, все они пересекаются между собой. Отличие их только в размерах и проходимости. Здесь же тренируются на квадроциклах, так что дорожка и не узкая, и не широкая. Самое то для меня. Я не ездил пару лет и адреналин с удовольствием подогревал мою кровь. Сначала я привыкал к дикости этого «зверя» — старался плавно входить в повороты, изучал дорогу. По прямой разгонялся и взлетал на небольших трамплинах. Ветер остудил мою голову, вытеснил все мысли, сделал меня беззаботным.       Прошло минут 10, и я уже чувствовал себя уверенно на мотоцикле. Также уверенно, как Санджар на коне. Эта мысль немного подпортила мой настрой, но я не собирался унывать.       Сколько людей я встречал по жизни? Очень много. Всегда казалось, что они навсегда. Но уже в университете эта иллюзия растворилась. При таком потоке людей начинаешь терять ощущение связи со всеми. Они становятся просто очередным проходящим автобусом. Да, он подкинет меня, даст опыта и сил, а взамен я заправлю и подлатаю его. На этом мы расстанемся, возможно, навсегда. Редко когда было наоборот, но я не жаловался. Это никогда не было для меня поводом грустить. Что же изменилось? Слишком долго я «заправлял» Санджара? Тормозил его в необдуманных поступках, усмирял его пыл? Но чувствовал ли я ответ на свои действия? Взглянуть на ситуацию трезво — нет. И мне лишь жаль 8 лет, что я потратил на этого человека. Но хоть одно он подарил мне. То, что я считал бесценным — опыт и встречу с Наре. Хотя, он особо в ней замешан не был. Но ведь пестрая птица летела к нему. Так что…       Пора возвращаться и прокатить девчонок. Когда я выезжал из леса, увидел, что они катаются на электросамокатах. Все втроем. Увидел радостную Мюге, беззаботную Наре и счастливую Мелек. Что мне еще нужно, чтобы самому быть счастливым? Они катались по асфальтированным дорожкам, расположенным вокруг комплекса. Эти дорожки не заходили на территорию леса и были в стороне от искусственной трассы. Так что об их безопасности можно было не переживать. Жаль, я сам не додумался им предложить скоротать время таким способом. Промах, слишком хотелось скорее прокатиться. Но я наверстаю.       Наре, завидев меня издалека, сразу же направилась ко мне. До чего она красивая! Волосы так и разлетаются на ветру, блестят под солнцем. Столько в них оттенков, цвета, жизни. Теперь я понимал Санджара. В такую девушку невозможно не влюбиться. Я без труда представил восемнадцатилетнюю Наре верхом на лошади. Но хватит везде пихать Санджара, это нам не на пользу.       — Ты выглядишь очень… молодым, — я заглушил мотор и ждал, когда девочки подъедут. Наре сказав эту фразу опять смотрела на меня своим изучающим взглядом, сдерживая смех.       — То есть, в остальное время я выгляжу старым? Госпожа Наре, вы нарываетесь, знаете ли? — я сощурил глаза и постарался смотреть на нее серьезно и даже грозно, но она только захохотала на это. А я не смог сдержаться и засмеялся с ней.       — Нет, ты правда выглядишь, как двадцатилетний парнишка. Мне нравится видеть тебя таким непринужденным, что ли. Тебе очень идет.       — Тебе тоже. Если честно, непривычно видеть тебя такой…       — Веселой? Да, я же королева драмы, ты забыл?       К нам подъехали Мюге с Мелек. Эта девочка, этот чертенок. Ох, мне до сих пор становилось неудобно рядом с Наре после того разговора на кухне. Как она в таком юном возрасте так легко раскусила меня? Но я не мог долго об этом думать, ее детская любовь, нежность и привязанность ко мне обезоруживала. Я таял, млел, когда ее тонкие мягкие ручки обвивали мою шею, а волосы щекотали лицо. Я не мог ей противостоять.       — Гедиз, мама, можно я первая с ним прокачусь?       — Оха, смелая госпожа Фисташка. Гедиз, это самое дорогое, что у меня есть, — когда я кивнул, она начала усаживать девочку и приговаривать. Я уже напрягся, неужели Наре не доверяет мне? — Поэтому, пожалуйста, покажи ей всю прелесть этого места и занятия, ладно?       Она целует дочку в нос, проводит рукой по ее волосам. Смотрит на меня. Этот взгляд останавливает кровь в моем теле. И все мыслительные процессы тоже. Поэтому я улыбаюсь, как полный идиот. Влюбленный идиот. Она проводит рукой и по моему предплечью и отходит в сторону. Я завожу мотоцикл, малышка крепко обхватывает меня. Я объясняю ей, куда ставить ноги и как реагировать на поворотах:       — Прижмись ко мне, но не сильно, а то задушишь. И не бойся. Ноги ставь сюда. Да, вот так. И на поворотах повторяй за мной — я наклоняюсь вправо, и ты наклоняйся, но не переборщи. Сейчас поймешь, как и что. На практике это все проще простого, — девочка кивает мне.       И да, мы надели шлемы, хотя когда я ездил один, пренебрег этим правилом. Но сейчас все мои удобства были не в приоритете. Подгазовал, и мы тронулись с места. Как и обещал, я не ехал слишком быстро, но и не полз, как улитка. Ведь прелесть этого транспорта именно в скорости. Я слышал радостные визги Мелек и понял, что водитель из меня отличный. Я заслуживаю медаль, даже похвалу. Мы катались с ней и она оказалась не менее прекрасным пассажиром — я почти не ощущал Мелек за собой. Хотя, обычно это доставляет некоторые неудобства в управлении. Мы даже съехали с одного трамплина, от чего Мелек была просто в восторге и подбивала меня повторить опыт, но я хотел показать ей все прелести этого леса. Мы петляли по дороге, рассматривали лес со всех сторон. Где-то я ехал очень медленно и девочка немного откинувшись назад рассматривала небо. Оно было все в кружеве крон деревьев. Солнце играло с ветками, лаская их своим светом. Зрелище прекрасное. Потом, мы вышли на прямую, которая должна была вернуть нас к базе.       — Моя Мелек, ты готова к большой скорости?       Я почувствовал, как она сильнее прижалась ко мне и кивнула. И я стал быстро набирать обороты. Переключал скорость, устремляя мотоцикл все быстрее вперед. Мы пролетали по небольшой аллее, деревья так быстро мелькали по сторонам от нас, что, казалось, стояли одной сплошной стеной. Я даже не мог понять, что именно это за деревья, так размазывала их скорость. Мы позволили себе немного побаловаться и попетляли из стороны в сторону, от чего Мелек опять завизжала. И это не был страх, то была радость. И это меня вдохновляло — она доверяет мне, а я ни за что в жизни не предам это доверие.       С этими мыслям мы вернулись на площадку. Наре лежала на траве и наслаждалась солнцем, а Мюге, как ребенок добравшийся до сладостей, все кружила и кружила по территории на электросамокате. Видимо услышав нас, Наре поднялась, и я видел, что она немного нервничала. Неужели мы были так долго?       — Мама, это так круто! — не успев снять шлем, закричала Мелек. — Это очень здорово, я тоже хочу научиться водить мотоциклы. Это намного круче машины или самоката!       Я видел, как заблестели глаза Наре, глядя на дочку. Но не от грусти, а от любви. Ее ребенок изливала свои восторги, бегая вокруг, размахивая руками. А Наре крутилась, чтобы не упустить ее из виду и улыбалась. Теперь я видел самое нежное проявление любви в жизни — родителя к своему ребенку. Это не бросается так в глаза, когда ты сам ребенок, а твоя мама смотрит на тебя с гордостью, восторгом, любовью. Ловит каждое твое слово, эмоцию, взгляд. Это чудо.       — Ты обязательно должна попробовать, это совсем не страшно! Гедиз очень круто водит, мы как будто парили над землей. Это не описать никакими словами!       — Ваша похвала — самое ценное, госпожа, — я поклонился и поцеловал ручку девочки.       Наре была испугана, нервничала. Не хочу на нее давить, прокачу пока Мюге, а потом найду, придумаю способ прокатить и любимую. Моя сестра уже была наготове, Я видел, как и она нервничала, но с ней договориться было просто — я просто улыбнулся, протянул ей руку. И она взяла ее, зная, что, как и всегда, ее брат не обидит ее. Мне действительно повезло с сестрой.       Мы повторили с ней тот же маршрут, что и с Мелек. Только остановились перед рощей:       — Что-то случилось? — обеспокоилась моя любимая сестра.       — Нет, просто немного передохнем. И я хотел предупредить, что с Наре мы уедем на более продолжительное время, чем я ездил с Мелек и тобой. Тут есть недалеко одно место, я ей хочу его показать.       — Ты своей любовью залечишь любые ее раны, Гедиз. Не сомневайся. Она так смотрит на тебя эти несколько дней. Не говори мне, что не видишь, ты не такой дурак, — я лишь мотаю головой, рассматривая свои ладони. Не давай мне эту надежду, сестра.       — Не говори таких слов, Мюге, я совсем уже себя теряю. Но пока еще рано, нужно дать ей время. Она пока не готова.       Сестра схватила мое лицо своим горячими от адреналина ладонями:       — Ты же не трусишь, братик? Разве ты не видишь? Она тянется к тебе. Не рань ее из-за своих страхов. Она этого не переживет. Она очень сильная, это правда, но у всех есть предел. Последние события показали, что она очень близко к краю. Ей нужен человек, — сестра взяла мои руки в свои и крепко сжала. — Кто возьмет ее за руку и проведет сквозь все невзгоды. Кто будет рядом. У нее никогда не было такого человека — ни отец, ни названный брат, ни любимый не оберегали ее от боли. Они лишь наносили ей травмы. Ты не будь таким, будь смелым, мой братишка. Она не ранит тебя сильнее, чем твои чувства к ней. Она не простая, очень израненная, но и ты будь терпеливым.       Сестра говорила это так эмоционально, что у меня в горле встал ком, а ее глаза блестели от влаги. Я не смог выговорить даже слово. Просто кивнул, и мы, надев шлемы, поехали к моей Наре. Она сидела с дочкой на поляне, поедая что-то. Мы остановились чуть подальше, и взяв шлемы подошли к их пикнику.       — У нас и для вас есть, мама взяла бутерброды и термос с горячим чаем. Гедиз, тебе бутерброд с горчицей?       — Ох, госпожа, вы все знаете, все делаете, как нужно.       Я присел к ним и, взяв еду из рук малышки, принялся ее поглощать.       — Тут еще чай, — протянула мне кружку Наре. Она опять раскраснелась, глаза не смотрят на меня, губы изогнуты в мягкой улыбке.       — Спасибо, здоровья твоим рукам.       Мы перекусили, Мелек и Мюге пересказывали друг другу впечатления, а потом пошли прогуляться за пределы базы:       — Мама, вы ведь все равно будете кататься, что нам сидеть и ждать вас? Мы пошли, — звонко чмокнув в щеку, девочка убежала, взяв за руку Мюге.       — Все будет хорошо, не переживай и отдыхай! — крикнула ей та.       Но Наре наоборот напряглась:       — Теперь мне некуда бежать, верно? А я уже сильно сомневаюсь, что хочу исполнять эту мечту, Гедиз.       Я встал и протянул ей руку.              Он протягивает мне руку ладонью вверх. Я смотрю ему прямо в глаза. «Верь ему, раз уж ввязалась.» Глубокий вдох, не нужно бояться, это ведь мой добрый Гедиз. И я вкладываю свою холодную от страха руку в его ладонь. Я верю ему, как себе, и даже больше.       — Пойдем.