Триангулум

Впервые он заметил нечто странное тогда, на третьем месяце встреч. Они сидели на диванчике, почти соприкасаясь телами и в этом был символизм, ведь в матке их матери они, скорей всего, тесно соприкасались телами. Стало ли это привычкой на уровне инстинкта? Тина наклонилась к брату и тихо хихикала, а он, тогда даже не парень, а просто тот, с кем весело общаться, стоял на пороге и потерянно улыбался краем рта. Он тогда гладко брился и был худее, одевал футболки и легкие брюки, он был, кажется, более рассеян и расслаблен. Этот диванчик впервые неосознанно и сильно ударил по его подсознанию, хоть он и не понимал того. Наверное, это как ругань родителей в детстве, мало что понимаешь, но когда вырастаешь и они уже разводятся, ты вдруг осознаешь, что это не вчера началось, а продолжалось давно и ты был просто не готов понимать знаки. Платье Тины, голубое и прекрасно подчеркивающее ее формы, мягко льнуло и сливалось с голубой же рубашкой Тома. Они воспевали свою родственность, будто снова лежали внутри матери, похожие и разные одновременно. А затем Ти захихикала еще громче и продолжением этого смеха (Крис уже знал, что обсуждают его), томные глаза узко и хитро блеснули из-под кудрявых волос, мазнули по нему оценивающе. Этот взгляд был уже не продолжением их разговора с Тиной, Том теперь рассматривал его, холодно и выжидающе, а еще, будто что-то темное, ночное, постыдно горячее было в его взгляде. Но затем пара секунд прошли и Том снова нагнулся к розовому ушку его (он надеялся) все-таки девушки, и мягко зашептал, а она опять лукаво засмеялась. Крис готов был выпрыгнуть из своей шкуры, так ему стало жарко и душно. Ни одна кокетливая стайка девушек в его школе и теперь в колледже, не смущала его настолько своим бесстыдным и совершенно покупательским, издевательским обсуждением. А затем Тина притворно удивленно вскрикнула и хлопнула в ладоши, их бока с братом разделились и они, наконец, отлипли друг от друга, разорвались или разрезались. И опять же символично, что им, Крисом. Его появление заставило ее подскочить с маленького диванчика арендованной квартирки, и Том снова мимолетно, но очень холодно блеснул глазами в его сторону. Пара секунд и все пропало. Его обволокло прекрасным запахом Тининых светлых волнистых волос, она крепко обвила его шею и он позволил себе тут же забыть странность. Его знакомили и «брат Том» уже широко улыбался, крепко жал ему руку, в общем, все было естественным и таким, каким должно быть у нормальных людей, когда парня (он надеялся, что парня) знакомят с братом. И долгий-долгий вечер в маленькой кухне с настоящим дубовым столом (она им очень гордилась), и Крис впервые увидел Тину такой, совсем другой. Ему хотелось ущипнуть себя, не сон ли это. Как и мелькнула сумасшедшая мысль, позвонить брату и попросить сказать ему честно, глупый ли он, Крис. Ведь не мог он дружить с девушкой три месяца и не понимать, что она совсем другая. Да, нежная и смешливая, да красивая и хозяйственная. Но теперь еще она была лукавой, хохотала над непонятными ему, Крису, шутками, которыми сыпал братец Том, подливала им вина (а раньше и глотка не хотела делать). В какой-то момент Крис почувствовал себя чужим, они заспорили о скрытых сексуальных намеках в полотнах художников и совсем забыли о нем, просто перекидывались фразами и совершенно одинаково закатывали глаза или саркастично кривили губы, а затем одновременно обидевшись отвернулись друг от друга (Крису пришлось только развести руками и налить обоим вина), и снова начали доказывать друг другу, чуть не крича через стол, и вдруг разом расхохотались над, очевидно, чем-то смешным. И вот (это была вторая странность, которая стала более очевидной для Криса), ступня Тины прошлась по его штанине и легла на колено. От неожиданности он так подпрыгнул, что стол зазвенел. А Том, насмешливо сказал, смотря в упор на нее: — Если гора не идет… Тина же продолжала смотреть на Криса только и затем пальчики ее ног мягко вжались ему в пах. Крис чуть на стол не повалился от неожиданности и возбуждения, чуть не застонал как животное. Но это все конечно осталось внутри, а физически он охнул и так резко дернулся, что теперь бокал Тома резко упал и облил антикварный дуб. — Ну вот, — мягким голосом проговорил насмешливо Том, продолжая смотреть на Тину и не делая попыток убраться. — кровь Христа мы пролили. Сделал он всем нам на беду из бедра своего… — Я сейчас… я уберу. — поспешно сказал Крис тогда и вскочил, лишь бы подальше от этой красивой, но пугающей незнакомки напротив. Почти убежал к раковине и долго стоял к ним спиной не в силах выбрать зачем он туда подошел. А брат с сестрой захихикали. Когда он вернулся к столу, Тина почти лежала на локте брата, с сильным румянцем на щеках от алкоголя, подняв лениво одну руку и накручивая его локон на свой пальчик. Том был с таким же румянцем, а когда Крис подошел он посмотрел на него взглядом змеи, гипнотизируя и призывая. Крис застыл с тряпкой в руке. А Тина резко подняла голову, змея с такой же расцветкой, вытянула шею, привстала. И глаза у нее были такие же как у него, гипнотизирующие, темные. Но если один остался на стуле, то вторая грациозно встала и пошла к нему, отобрала что в руке и небрежно откинула, повела его, своего одомашненного и покорного хищника в спальню. И там он наконец взял реванш. Там все стало обычным, рутинным. Они уже кажется сотни раз кувыркались в постели меняя позы и выжимая пот и выделения друг из друга, и в эту ночь все было также и по-другому. Его красавица, почти-девушка была чуточку более раскованной, громче, страстней, выстанывала его имя сжимая свои груди, сжимая его в себе и прыгая. А он первые минуты заходился смущением от мысли, что брат его девушки через тонкую стенку и слышит каждый стон и каждое слово, но потом ему стало все равно. Уж кто, но Тина умела выбивать все мысли из головы, все чувства из сердца. Он помогал ей прыгать и раскачиваться и только молился, чтобы продержаться дольше, чтобы не кончить слишком быстро, как мальчишка. А она громко, словно хотела чтобы ее слышали соседи, вскрикивала: — Глубже. Пресвятая Мария. Как хорошо. Выдолби во мне дыру. Разорви меня! Крис в итоге перевернул ее, зажал рот и заработал тазом. Она тихо завыла в ладонь, задыхаясь, так как ее носик был почти зажат рукой. У Криса все плыло перед глазами и вино не давало ему кончить так быстро как обычно. Прошло, наверное, пять минут беспрерывного, того самого вдалбливания члена в ее вагину, как отбойным молотком, и он наконец отпустил ее, отчего Тина, широко открыв глаза и рот с полукриком-полусвистом втянула воздух, а он с протяжным стоном упал на нее придавливая всем весом, кончая долго и болезненно, словно оказался в тоннеле, куда его затягивало, делая и хорошо и больно. Очень хорошо и очень больно. Свет в тоннеле с спичечную головку, а потом больше и вот ослепляет. Крис оказался на кровати, обнимая одной рукой свою девушку (теперь он не сомневался, что она ему девушка), а Ти гладила томно рукой его грудь, мелко терлась своей горячей дыркой об его бедро, похныкивала и постанывала, переживала посторгазменный долгий момент, продолжая вздрагивать. Иногда она пыталась всосать его кожу на плече, иногда покусывала. И снова подрагивала. Крис наконец выровнял дыхание, обнял ее и гладил по волосам. Комната была такая же, ночь за окном была черной, как всегда. Но Крис чувствовал, что позволил себе увидеть странность, дал себе возможность приоткрыть какую-то дверь, дал чему-то прошмыгнуть из этой двери и влезть себе в голову. Как маленькая часовая бомба, способная разнести весь твой уютный дом в пыль. Физически ее нет, но если остаться в тишине и прислушаться к себе, позволить ей заговорить, то всегда можешь услышать тиканье. — Том завтра уезжает. — вдруг сказала Тина, и Крис встрепенулся тогда и чуть не сказал, что это прекрасно. Однако тиканье усилилось, хотя должно было стать тише. — Оу, так быстро. Она удобнее положила ему голову на грудь и вздохнула. — Да. Так грустно. Мы с ним редко видимся теперь. Крис молчал, не зная, что сказать. Хотя больше всего ему хотелось сказать, что очень рад отъезду ее брата и пусть он катит в свой творческий университет или где он там учится, и не появляется на пороге их (их!) квартиры. — Мне очень жаль. — Ты такой милый, Крис. — помолчав она добавила. — Но он приедет на рождество и будет с нами все каникулы. Крису осталось лишь, довольно наивно, понадеяться, что к тому времени всякое может случиться. Они уснули тогда в полной гармонии, прижимаясь друг к другу всю ночь.