***
На следующий день русский решил опять пойти на ту поляну. Слишком уж он любил это место. И вот, не медля ни секунды, коммунист начал собираться туда. Он планировал провести там чуть больше времени, чем час-полтора. Поэтому, чтобы не голодать там, взял с собой несколько бутербродов, немного конфет и термос с чаем. Сложив это в свою сумку, и закинув её на плечо, мальчишка быстро отправился к месту назначения. По прибытию он уселся около могучего дерева. Лезть на ветки желания не было, особенно после вчерашнего. Жаль только, что мальчик не подумал о том, чтобы взять с собой что-нибудь, ведь одному без должного занятия здесь было очень скучно. По началу социалист просто сидел, наблюдая как облака бегут по небу, подгоняемые ветром. Правда через крону дерева это было не совсем видно… Да и шея у мальчишки затекла. Поэтому он бросил эту идею, просто опустив голову к груди и прикрыв глаза. Но долго так сидеть было нельзя, ведь мальчик мог уснуть. Поэтому Союз встал, потянулся, а потом решил немного размять затекшие мышцы. Сумку он удобно оставил у дерева, а сам решил немного побегать. И вот прыгая и кувыркаясь в траве, Совет заметил какое-то движение около дерева. Он встал и какое-то время стоял спиной к дереву, боясь обернутся. Но этому кому-то было интересно, поэтому он позвал мальчика. — Эй! — позвал незнакомец с неким возмущением. — Ja-ja (да-да), Ich (я) к тебе обращаться! — не унимался он. — А, это ты… — с нотками сарказма сказал Союз и резко обернулся. Рядом с его сумкой, облокотившись на дерево сидел его вчерашний знакомый. Он также держал в руках книгу, делая вид, что ему это интересно. Славянин подошёл к Рейху и уж было хотел снова вырвать книжку из рук собеседника, но тот ударил его по кисти. — Эй! Мне больно! — крикнул коммунист, хватаясь за больную руку. — Nicht (не) мешать мне. Ich (я) занят, — спокойно ответил мальчик, даже не поднимая взгляда. Тогда русский с непониманием посмотрел на него и сел рядом. Рейх лишь тихо вздохнул, поворачивая голову к собеседнику, ожидая вопроса. Но коммунист просто сидел, обнимая свои коленки и смотря куда-то в даль. Немец прожигал мальчика взглядом, но убедившись, что тому от него ничего не нужно, снова откинулся в книгу. Тогда-то коммунист и спросил у ребенка на каком языке он говорит и откуда прибыл. Рейх закатил глаза, всем своим видом показывая, что не хочет общаться, и что лучше Союзу вообще исчезнуть с этой поляны. Но видя добрый взгляд мальчика, наци всё-таки пошел с ним на контакт. — Ich (я) — немец. Я прибыть из великой Land (страны) — Deutschland (Германия на немецком)! И sprechen (говорю) я на немецком! — горделиво ответил фриц. — Откуда? — растягивая гласные и кривляясь, спросил славянин. — Из Германии, — цокнув языком, сказал Рейх. — А… Вот теперь понял! — радостно сказал социалист. После этой фразы воцарилось молчание. Союз ждал, когда немец скажет ему что-нибудь, а наци было откровенно наплевать. Минуты молчания проходили долго и нудно… Тогда же Совет вспомнил о своей сумке, и о небольшом количестве сладостей, спрятанных там. Он притянул рюкзак к себе, расстегнул его, вытащив две конфеты. Одну он развернул и положил себе в рот, а вторую предложил немцу. Нацист с недоверием посмотрел на коммуниста, но все же взял конфету, открыл её и засунул за щеку. Рейх помолчал немного, смотря на своего знакомого, который наслаждался вкусом конфеты, прикрыв глаза. Тогда-то фриц легонько толкнул русского под бок. Социалист сразу обратил внимание на наци. — А почему ты один здесь? — с жутким акцентом спросил нацист. — Ох… Твой акцент прекрасен, — сказал коммунист, слабо улыбнувшись. — Ich (я) задать вопрос! — немного злясь, прошипел немец. — Да ты не бесись… Это был комплимент, — виновато улыбнулся Союз, а после продолжил: — Просто я общество не люблю. Там слишком шумно, — пояснил ребенок, разводя руками и грустно смотря в сторону. — Ох… Я verstehen(понимаю)… — тихо ответил наци. — Эй, ты чего? — удивился русский, распахивая глаза. Нацист лишь промолчал, уткнувшись в книгу. Видимо, разговор он не хотел продолжать. — А ну колись! — сказал коммунист. Немец по-прежнему молчал. Тогда коммунист лишь хмыкнул, подсел поближе к наци и начал его щекотать. — Стой… Ха-ха-ха… Ха… Пожалуйста! — сквозь смех произнес немец. — Колись, говорю! — не унимался советский. — Gut, Ich sprechen, hält (Хорошо, я скажу, стой)! — всё ещё смеясь, проговорил немец. Русский прекратил и немного отсел, чтобы не смущать мальчика. Рейх же поправил воротник рубашки, провел рукой по волосам, прилизывая их, и уж было хотел взять в руки книгу, которая лежала на его коленях, но рука Совета помешала ему. — Опять? — улыбнувшись, спросил славянин. — Nein (нет) — сказал немец дрожащим голосом. — Эй, ты чего? — удивился коммунист. — Неужели ты настолько неженка, что тебя даже пощекотать нельзя? — спросил Союз двигая бровями. — Нет, глупенький, просто Ich (я) вспомнить кое-что, — тихо ответил наци, прижимая руки к груди. — А что, если не секрет? — спросил Союз, подсев поближе. — Да так… Ich (я) не намерен рассказать всю историю. Просто знай, что Leute (люди) меня не очень любят, — ответил он, переходя на тихий шёпот. — A почему? — не унимался русский. — Ой, отстань! — огрызнулся Рейх и принялся за чтение. Видимо собеседник больше не интересовал его. — Ну тише, тише… Хочешь ещё конфетку? — в голосе социалиста чувствовались тепло и поддержка. — Ну, давай… — как можно тише сказал наци. — На! — с улыбкой сказал русский и протянул ему сладость. — Danke (спасибо)… — ответил немец. — Ну… Leute (люди) не то что бы меня nicht lieben (не любят)… Sie (они) просто не замечают меня. Ich habe keine Freunde (У меня нет друзей), и Ich (я) почти не с кем ни говорю… — тихо сказал нацист, крутя в руках конфету. — Ясно… А когда у тебя День рождения, — резко сменил тему славянин, надеясь хоть немного успокоить друга. — Ну. Я не помнить… — виновато протянул немец. — Как такой день не помнить?! Это же так важно! Подарки, поздравления и… — цитировал мальчишка, размахивая руками, жаль только, что его перебили. — Мне не дарить подарки, — ответил фриц, грустно вздыхая. — Ох, я понял… — отозвался паренек, смотря в сторону собеседника. На несколько минут воцарилось молчание. Было слышно лишь дыхание детей. Но вскоре Рейх повернулся к русскому и тихо спросил: — А у тебя… Это… Ещё Bonbon (конфеты) есть?.. — Конечно! — улыбнулся Союз. — Только вот они у меня дома, пойдем? — спросил коммунист, протягивая руку и чуть ли не светясь от радости. — Ich weiß nicht (я не знаю). Я никогда и ни к кому не ходил… — протянул Рейх, отворачиваясь и закрывая лицо руками. — Ой да не ссы! — весело крикнул социалист. — Тебе у меня понравится! — отозвался мальчик. Но как только русский встал и закинул сумку на плечо, взяв за руку немца и собираясь пойти домой, как услышал чей-то крик. — Это отец… — вжав голову в плечи, словно сова, сказал Рейх. –Ты боишься его? — удивленно спросил коммунист. — Nein (нет), но мне пора, Auf Wiedersehen (до свидания), — грустно улыбнувшись сказал наци, поднимая книгу. Помахав на прощание рукой ребенок пошел в сторону голоса, а Совет всё смотрел ему вслед. Какой же он интересный ребенок…***
На следующий день Рейх также сидел под деревом, нервно озираясь по сторонам и прощупывая страницы новой книги. Союз подошел к нему, и буквально высыпал на наци несколько горстей конфет. Леденцы, ириски, желейки. Он принёс всё это специально для него. Сначала нацист испугался и даже хотел послать куда подальше того, кто так поступил с ним, но увидев доброе лицо социалиста, спокойно выдохнул. — Что-то ты рано сегодня, Рейх. Обычно в это время тебя здесь нет, — с некой радостной усмешкой сказал мальчик, поднимая голову в сторону пришедшего. — Просто Ich (я) ждать встречи с тобой, — нервно ответил наци, спрятав лицо. — Ты не умеешь врать, — со вздохом процедил Союз. — Что случилось? Не бойся, расскажи мне, — тихо шептал ребенок, протягивая руку в сторону иностранца. — Und dich (А тебя) это разве волновать?! — сказал немчура, медленно закипая. — Ну ты что? Ни кипятись… Съешь конфетку, — тихо проговорил социалист, взяв одну конфету с коленей Рейха и протягивая ему. — Danke (спасибо)… — сказал наци, пытаясь сдержать подергивания глаза. Дети просидели в тишине. Пока один мучился, пытаясь развернуть обертку конфеты, которая при всем усилии мальчика не сдавалась, второй же наблюдал за его действиями. Когда же у Рейха все-таки вышло развернуть эту сладость, то Союз не смог сдержать гордого смешка. — Was (Что)? — проговорил фриц, причмокивая конфеткой. — Ничего, просто ты милый когда злишься, — усмехнулся второй, вновь поворачивая голову в другую сторону, рассматривая зеленую траву или близ растущие деревья. Так прошло несколько минут. За это время немец умудрился съесть уже половину принесённых ему конфет, а Совет всё наблюдал за ним. Всё это время дети мило болтали о своей жизни. Иногда тема разговора доходила до родителей и правления. Выяснилось, что отец Союза далеко не ангел, а про папочку Рейха лучше вообще не зарекаться. Так они и сидели… Дети не заметили, как прошёл час… За ним второй, третий, четвертый. Они провели там весь день, заметив, что солнце стало садится. Тогда-то дети поняли, что пора по домам. К несчастью или радости ни один из родителей не вспомнил про свое чадо. Поэтому дети могли не боятся получить взбучки от них за опоздание. С того дня дети постоянно встречались под этим деревом, рассказывая планы на день и будущее. Непонятно что они нашли друг в друге, но что-то точно притягивало их. Может они были схожи характером или идеями, непонятно…