***
Вилки сегодня звенели особенно громко. Ацуко никогда не любила ужинать в большой компании, все еще чувствовала себя неуютно под взглядами почти десятка пар глаз. Впрочем, никогда еще не было такого, чтобы кусок не лез ей в горло; особенно кусок того, что не она сама приготовила. В животе забавно щекотало, и казалось, что кто-то высверливает точку в ее лбу. – О, – выдохнула Ацуко, вспоминая это чувство. – О? – переспросил Тсунаеши, откладывая вилку и вытирая салфеткой рот. Все остальные напряглись, ожидая, что она сейчас скажет, что собирается снова поменяться местами с собой на десять лет младше. Но Ацуко, вопреки их стройным надеждам, не собиралась. – Это значит, что я вспомнила кое-что забавное, – пояснила она, лукаво жмурясь, – произошедшее ровно десять лет назад. Все остальные синхронно выдохнули, и только Кея вдруг нахмурился. Конечно, он тоже помнил, что случилось ровно десять лет назад. Забавно, конечно, было только теперь, десять лет спустя. А тогда, Ацуко помнила это особенно четко, маленькая она чувствовала себя загнанным в ловушку зверьком, совсем маленьким и совсем сбитым с толку. На лице Тсунаеши растянулась широкая улыбка. Он, совершенно очевидно, тоже понял, что она имела в виду, и теперь наслаждался собственными воспоминаниями. Ну конечно, сам-то он попадал в прошлое всего один раз, и то вовсе не в такую стрессовую ситуацию, когда непонятно вообще ничего и хочется просто провалиться сквозь землю. – В свое оправдание могу сказать, что в тот единственный раз ты напугала меня довольно сильно, – хохотнул Тсунаеши и пояснил: – у тебя все на лице написано. Ацуко фыркнула и нахмурилась, тряхнув руками, и зазвенели надетые на запястье браслеты. Все остальные все еще молчали, хотя Ламбо любопытно сверкал глазами из-под полуопущенных век, Ямамото блаженно улыбался, а Гокудера непонимающе хлопал глазами, Хром как всегда пропадала где-то в собственных мыслях, а Сасагава вообще не проявлял ни капельки интереса. Кея все еще хмурился, хотя со стороны могло показаться, что это просто его обычное лицо. Такое же, как у Ацуко, у которой, оказывается, все на нем, конечно, написано. – Ты ведь знаешь, что там не было никакого яда, – пожала плечами Ацуко. С тарелки на нее смотрел кусочек аппетитного слоеного торта, и она как раз собиралась его съесть, наплевав на всякие события десятилетней давности. Кого вообще волнует то, что случилось уже так давно, будто целую вечность назад? – Сейчас, – прищурился Тсунаеши, опуская согнутую в локте руку на стол. – В том и смысл, – лучезарно улыбнулась Ацуко. Кусочек слоеного торта оказался совершенно невкусным, и Ацуко отодвинула его вместе с тарелкой. Стоящий перед Тсунаеши определенно казался лучше, хоть и был на вид совершенно точно таким же. Утащивший ее тарелку Ламбо закивал, соглашаясь с тем, о чем не имел ни малейшего понятия. Гокудера кашлянул, поднимаясь из-за стола и тут же усаживаясь обратно. Ацуко всегда считала его немного тормозом, но, право слово, никогда не могла подумать, что настолько. – Десятый, это!.. Все взгляды скрестились на нем, и Гокудера послушно замолчал, утыкаясь носом в тарелку. Ацуко хмыкнула, отламывая кусочек от тортика Тсунаеши, и довольно сощурилась. Что ж, на этом предпраздничный ужин можно было заканчивать.***
Цуко проснулась от ощущения того, что на нее смотрят. Пристально так, едва ли отрываясь, будто хотят просверлить дыру ровно посередине ее лба. Ощущение было до ужаса неприятным, но Цуко все еще хотела спать и поддаваться так просто не собиралась. Так что она причмокнула и натянула одеяло до самой макушки, собираясь посмотреть еще как минимум один сон. Смотрела, конечно, мама. Во-первых, потому, что Кея ни за что не стал бы заниматься подобной ерундой, а во-вторых, потому, что она уже так делала. Каждый год снова и снова, в определенный день, словно по расписанию или будильнику, мама вставала утром перед ее кроватью и молча прожигала в Цуко дыру. То ли это было своеобразным поздравлением, то ли наоборот наказанием, но Цуко настолько привыкла, что со временем научилась не обращать на это внимания. Особенно если сравнивать эту с остальными, куда более разрушительными мамиными странностями. В конце концов Цуко, конечно, сдавалась и поднималась, но все равно до последнего сжимала веки и делала вид, что спит, пытаясь игнорировать все и уснуть по-настоящему. Впрочем, вставала она вовсе не по собственной воле, а из-за Кеи, который, едва проснувшись, влетал в ее комнату и утаскивал маму с таким грохотом, что дальше спать было попросту невозможно. Это стало самой настоящей до смерти раздражающей семейной традицией, без которой Цуко не могла представить ни один собственный день рождения. В детстве Цуко считала Кею самым настоящим счастливчиком, потому что на его день рождения мама почти всегда уезжала, и ему подобный потрясающий подарок не доставался. Вот и сегодня, стоило ей прокрутить в голове ежегодный сценарий, дверь ее комнаты с грохотом распахнулась. Мама восторженно пискнула, и не издавший ни единого звука Кея вытянул ее прочь, с громким хлопком закрывая за собой дверь. Цуко зажмурилась крепче, залезла под одеяло с головой и свернулась клубочком. Каждый год все происходило по одному и тому же сценарию, и сейчас ей больше всего на свете хотелось просто почувствовать себя нормальным подростком в нормальной семье. Но, словно говоря, что как бы не так, снизу послышался страшный грохот, и заорал дурниной взявшийся из ниоткуда Бовино Ламбо. Цуко дернулась, едва не падая с кровати, и притихла, прислушиваясь. Слов в потоке ора было не разобрать, но отчего-то ей казалось, что это вовсе не крик страха. Скорее узнавания или, может быть, крик стыдливый, или вовсе пораженный. Ламбо мог кричать по любому поводу и без повода вовсе, всегда был слишком громким, и Цуко, в общем-то, не нравилось, что она начинает настолько буднично воспринимать этого нервирующего ребенка. Ор внизу постепенно сменялся ревом, но Цуко все еще не могла разобраться, из-за чего весь сыр-бор образовался. Хотелось встать и взглянуть хотя бы одним глазком, но, с другой стороны, не хотелось вылезать из-под одеяла совершенно, покидать теплый уютный кокон и окунаться в однообразную рутину скучной реальности. Цуко не любила собственный день рождения потому, что в этот день никогда ничего не менялось, и единственной ее надеждой на сегодня была та стащенная у Тсунаеши-куна записка. Даже несмотря на то, что он уже заявил, что не сможет ничего рассказать. На самом деле Цуко несколько пугала мысль о том, что она-через-десять-лет могла кого-то отравить. И даже не кого-то, а Тсунаеши-куна, которого первым встретила в будущем. Кея из будущего сказал, что он все ей расскажет, но Цуко не верила ему, потому что верила лишь в то, что видела собственными глазами. Цуко видела мафию, младенцев с разумом взрослого и базуку для путешествия во времени, а еще теплый огонек во лбу Тсунаеши-куна, но сделала неутешительный вывод, что он скорее проболтается случайно, чем посвятит ее в суть происходящих событий. Знал он что-то на самом деле или нет, он Тсунаеши-кун не чувствовал себя настолько близким другом, чтобы доверять Цуко подобную информацию. И Цуко не было от этого ни капельки, вот вообще ни одного мгновения не обидно. – Я могу тебе все объяснить, – сказал по-детски писклявый голос со стороны окна, – в общих чертах, разумеется. В одеяле было жарко настолько, что у Цуко уже начинались слуховые галлюцинации. Окно она закрыла еще вчера вечером, проверила замки и даже заперла двери, но это не остановило ни маму, ни пробравшегося в ее комнату Реборна. Скинув одеяло, Цуко рывком поднялась и хлопнула глазами. Реборн сидел на ее подоконнике, из приоткрытого окна задувал ветер, треплющий длинную светлую косу и полы красного сарафана. – Ты ведь не ребенок на самом деле, – Цуко склонила голову набок, сбрасывая одеяло на пол и поднимаясь на ноги. Даже без неизменной шляпы тень закрывала половину лица Реборна, ровнехонько до предлинного носа, и Цуко отчетливо видела скользнувшую по его губам ухмылку. Он взмахнул рукой, с зажатым в ней кончиком косы, перегнулся через подоконник и в следующее мгновение исчез, точно капнем рухнул вниз. Цуко фыркнула и покачала головой, но на всякий случай все равно выглянула на улицу, где никого, конечно же, не оказалось. Зато, словно в противовес, только затихшие внизу крики возобновились снова, но теперь кричал уже не Бовино Ламбо. Или, если быть совсем точной, определенно не пятилетний Бовино Ламбо. Цуко потребовалось не больше полминуты, чтобы кое-как одеться и выскочить из комнаты. Громкие звуки, доносящиеся с первого этажа, стихли, и теперь вместо них слышались только приглушенные спокойные голоса, и от этого Цуко становилось лишь интереснее. Эта мысль крутилась в ее голове уже давно, но теперь она знала почти точно – мама вовсе не обычный человек. Гораздо более необычный, чем Цуко могла себе представить, потому что теперь она была твердо уверена, что мама имеет какое-то отношение к нашествию мафиози в спокойный раньше Намимори. Походило на то, что мама и сама была так называемой криминальной личностью и работала, как отец Савады Тсунаеши, совсем ни разу не на обычной вахтовой работенке в другом регионе. Когда она спустилась, внизу стало совсем тихо. Мамин и как будто смутно знакомый мужской голос исчезли, как исчезли и любые другие звуки. Цуко вдруг почувствовала себя привычно одинокой в этом большом доме и невольно замедлила шаг. Сегодня был единственный день в году, когда все вертелось вокруг нее, а Цуко с головой погрязла в чужих проблемах и тайнах. Они сидели в гостиной. Мама и высокий парень с уставшим лицом и растрепанными черными кудрями смотрели друг на друга, не отводя взгляда, будто вместо них были картонные копии, застывшие в нарисованных чьей-то не слишком умелой рукой позах. Воздух между ними, казалось, искрил и стрелял электричеством, но при этом лица обоих не выражали ничего, кроме ленивого любопытство. Впрочем, стоило Цуко войти, оба они словно сделались настоящими, синхронно повернули головы и разулыбались. – С днем рождения, Цуки-Цуки, – сказала мама, сцепляя ладони на коленке. – Так вот о чем ты говорила за ужином, – кивнул этот парень, слегка прищурившись. Часы показывали ровно десять утра. После недолгих размышлений Цуко пришла к выводу, что взрослая она жила где-то в Италии, если судить по речи и внешности окружающих ее людей. И это, безусловно, значило, что там сейчас было два часа ночи только-только начавшегося четырнадцатого марта. Цуко пока не решила, для чего ей такие подробности ее будущей жизни, но они определенно были для чего-то невероятно важными. С негромким «пуф» парень с усталыми глазами исчез, а на его месте возник довольный Бовино Ламбо. Ребенок хлопнул глазами непонимающе, вытер заляпанный шоколадом рот и округлил глаза так, что они стали похожи на чайные блюдца. Мама, завидев его реакцию, презрительно фыркнула, поджала губы и скрестила на груди руки, вопросительно поднимая бровь. –А-а-ако-чан, – залепетал Ламбо, едва проговаривая звуки. Фиолетовая базука, которую он крепко сжимал в руках, исчезла в синтетических бездонных волосах. В глазах его моментально скопились слезы, и он распахнул рот, будто готовый прямо сейчас перейти на ультразвук. Мама вскинула руку, указывая на выход, и Ламбо испуганно дернулся, часто закивал и сбежал, пролезая между Цуко и дверным проемом. Они явно знали друг друга, это было понятно и без слов, но у Бовино Ламбо была волшебная игрушка, позволяющая перемещаться в будущее, а сам он, как и многие недавние пришельцы, относился к одной из европейских мафиозных семей. – Мама, – Цуко шагнула в гостиную, а в следующее мгновение ее как будто дернули и куда-то потянули. Когда розовый дым наконец рассеялся и Цуко открыла глаза, она оказалась в подозрительно знакомом дворе. Конечно, многие дворы в Намимори были ей знакомы, но в данном случае и представшие перед ней лица были не такими уж и чужими. Цуко почти нос к носу столкнулась с Савада Наной, а рядом с ней, стоило чуть скосить глаза, стоял, безусловно, ее маленький сын. Тсунаеши-кун хлопал огромными глазами непонимающе, грыз ноготь на большом пальце правой руки и был таким умилительно милым, что хотелось оттолкнуть его и позорно сбежать. – Сестр-р-рица! – закричал этот ребенок, старательно проговаривая букву «р» и раскрывая руки, и кто-то позади Цуко громко рассмеялся. Маленький черноволосый мальчик бросился вперед, раскинув руки в стороны, и отгородил Цуко от пискнувшего и сжавшегося Тсунаеши-куна. Цуко неловко хохотнула и переступила с ноги на ногу, и мальчик, маленький Кея, обернулся, поднимая на нее взгляд, и лучезарно улыбнулся. Интересно, подумала Цуко, помнит ли Кея случившееся, учитывая, что сама она ни о каком путешествии в будущее была ни слухом, ни духом? – Надо же, наконец-то сработало, – сказала, все еще посмеиваясь, мама. Она была чуть моложе, чем обычно, в длинном красном платье, по цвету сливающемся с волосами, и с до ужаса непривычной, чуточку высокомерной улыбкой. Цуко смотрела на нее долго, до тех пор, пока маленький Кея, протяжно вздохнув, не уткнулся носом в ее колени. Цуко мигом позабыла обо всяких ненужных воспоминаниях, и в голове ее теперь крутился только один вопрос: это правда ее старший брат младше на десять лет? Кто ты, ребенок, и куда дел немногословного хмурого Кею, постоянно влезающего в драки ради собственного удовольствия? – Так случается со всеми новыми разработками, – продолжила говорить мама, и Савада Нана понимающе закивала, – срабатывает в самый неподходящий момент. Цуко мотала головой туда-сюда, переводя взгляд с одной на другую, и никак не могла понять, какого черта происходит. Ни мама, ни ее собеседница не были удивлены, будто увидели что-то настолько будничное, что не стоит и крупицы внимания. Маленький Кея продолжал обнимать Цуко за ноги, а Тсунаеши-кун спрятался за маминой юбкой и стрелял оттуда умилительно любопытным взглядом. Цуко же изо всех сил отсчитывала секунды, торопясь вернуться обратно и потребовать объяснений, но ощущение проваливающейся земли под ногами все не приходило. Две женщины мило беседовали между собой, тикали часы, отмеряя пять заветных минут, и никто отчего-то не обращал внимания на сидящего в тени дерева старика, цепким взглядом следящего за происходящим.***
Тсуна придирчиво осмотрел гостиную в собственном доме, вздохнул и рухнул на диван, устало прикрывая глаза. Реборн заставил его расстараться, зачем-то подготавливая вечеринку, и теперь Тсуна чувствовал себя еще более несчастным, чем обычно. Ему было немного стыдно перед Ацуко-сан, но страх перед неизвестным ядом как-то сам собой рассосался, и Тсуна постепенно смирился с любой ожидающей его участью. К тому же, пришел он к выводу, пораскинув мозгами, он же менялся с кем-то местами, значит через десять лет Савада Тсунаеши должен быть все еще жив. Почему он из будущего находился в одном помещении с пугающей Ацуко-сан, вроде как накормившей его отравленной конфетой, Тсуна предпочитал не думать. Выглянувшая из кухни мама водрузила на стол тарелку с печеньем. Она улыбалась лукаво, будто знала какую-то тайну, но не собиралась говорить, пока Тсуна сам не догадается, и от этого ее вида свербело во лбу и рот наполнялся горькой слюной. Ладно-ладно, если уж говорить откровенно, Тсуна боялся умереть, но в глубине души отчего-то не верил, что все это происходит с ним на самом деле. Реборн, Вонгола и все остальные все еще казались ему страшным сном, от которого стоит только проснуться, и мир непременно снова перевернется с головы на ноги. С другой стороны, просыпаться не очень-то и хотелось, потому что только с появлением всего этого мафиозного дурдома его скучная жизнь заиграла хоть какими-то яркими красками. – Тсу-кун, ты подготовил подарок? – мама потрепала его по волосам и отодвинула тарелку с печеньем на дальнюю сторону стола. Тсуна проследил за ее рукой, проглотил скопившуюся во рту слюну и хлопнул глазами. Снаружи, прильнув к стеклу так, что лицо его отвратительно сплющилось, смотрел, пуская слюни, Ламбо. Базука десятилетия опасно торчала из его шевелюры, и Тсуна скорчился, пытаясь показать мальчишке, что не стоит разбрасываться опасными игрушками. Мама уселась на столик, привлекая его внимание, и мечтательно улыбнулась, будто вспоминая что-то далекое, но приятное. – К-какой еще подарок? – пискнул Тсуна, старательно вжимая голову в плечи. Ни о каких подарках Тсуна и не думал. Сегодня было четырнадцатое марта, Белый день, и он по приказу Реборна просто собирался устроить вечеринку для девочек, подаривших ему шоколад. День Святого Валентина в этом году был первым, когда кто-то вообще вспомнил о его существовании, но Тсуна предпочитал не думать, насколько сильно обязан этому тирану-репетитору. – Но Тсу-кун, – мама посмотрела на него укоризненно, и Тсуне даже стало на мгновение стыдно, – разве сегодня не день рождения твоей подруги? Раздался глухой стук, и Ламбо по ту сторону стекла завыл, будто бродячая собака. Тсуна дернулся, едва не падая с дивана на пол, а мама лишь вскинула бровь, оглядываясь на окно, которое Ламбо продолжал долбить собственным лбом. Печенье с тарелки постепенно исчезало, а базука десятилетия в волосах мальчишки высовывалась все сильнее. – День рождения Кеко-чан ведь уже прошел… Теперь стук раздался звонкий, такой, что у Тсуны эхо завыло в ушах. Он не сразу сообразил, что это мама хлопнула по столу ладонью, и тарелка с печеньем перевернулась, падая на пол. Ламбо за стеклом замер и беззвучно расхохотался, широко открывая перепачканный шоколадом рот. Сердце рухнуло в пятки, лицо мамы показалось темным и страшным, но в следующее мгновение она уже привычно ласково и наивно улыбалась, прикрывая ладонью приоткрытый в удивлении рот. Тсуне показалось, что у него двоится в глазах или начались галлюцинации, потому что еще в следующее мгновение Ламбо за окном пронзительно завизжал, и во двор вошла красноволосая женщина, ведущая за руку маленькую черноволосую девочку. Когда девочка подняла глаза, Тсуна вздрогнул всем телом. Она смотрела прямо на него хмуро и немного обиженно, и эти глаза он узнал бы из сотен других в любое время дня и ночи. В животе забурлило, комок подступил к горлу, и Тсуна почувствовал, как задыхается. – Вот и Ако-чан! – воскликнула мама, звонко хлопая в ладоши. – Цуко-чан такая милашка, правда ведь, Тсу-кун? Ты должен подарить ей лучший подарок. Перед глазами у Тсуны поплыло. Ламбо во дворе пронзительно визжал, заталкивая свою базуку поглубже в волосы, девочка смотрела на него, совсем не улыбаясь, а красноволосая женщина громко и как будто зловеще смеялась. Нет-нет, только не говорите ему, что эта девочка и есть Ацуко-сан, и именно у нее сегодня день рождения!