Поворот со встречной. Драбблы

Гриша просыпался тяжело. Голова гудела, глаза не открывались, в горле пересохло. Почему-то ныла правая рука, изнутри, от локтя до запястья. По его ощущениям, место, где он находился, было ему незнакомо: поверхность, на которой он лежал, больше всего напоминала продавленный диван; от постельного белья пахло не привычной свежестью, а какими-то ядрено-сладкими цветами, хотя откуда-то издалека пробивались запахи неплохого кофе, каких-то очень знакомых сигарет и почему-то духов, которые он недавно дарил мелкой. К горлу подкатил ком. Об Алисе думать не хотелось. Вчерашняя ревность, боль и вина смешались в тугой узел, и… По щеке прошлись знакомые прохладные пальчики. — Просыпайся, соня, — пробормотал в ухо любимый голос. — Нагулялся, пора домой. Странно, она, кажется, не злится. Снится она ему, что ли? Или… Может, он все-таки умудрился не испортить все окончательно? Он перехватил ее ладошку и прижал к губам. — Лис… Что вчера было? — Я думала, ты мне расскажешь, — ответила она. Голос был хрипловатым, усталым, но в нем слышалась улыбка. Он открыл, наконец, глаза. Рядом с ним, и правда, была она, его любимая русалочка. Под покрасневшими, как будто зареванными глазами залегли тени. Она явно не спала всю ночь, похоже, из-за него. Гриша почувствовал себя последним мудаком. Попытался приподняться с постели, и… — Ой, бля-а-а… — прижал он к глазам основания ладоней. — Как все кружится-то… — Спокойно, Гриш, — обхватила она его за плечи, поддерживая и заземляя. — Давай помогу до ванной дойти. — Мелкая, ты ж меня не утащишь, — слабо затрепыхался он. — Да и… не надо, чтобы ты меня таким видела. Она скептически выгнула аккуратную бровь, но прежде чем успела возразить что-либо, на пороге комнаты возникло новое действующее лицо. — И правда, Алиса, незачем тебе. Мы со старлеем сами разберёмся, — раздался суровый голос… его начальника?! — То… товарищ… майор? — жалко проблеял Гриша. Тот многозначительно кивнул. — Иди, девочка. Пообщайся пока с нашей хозяюшкой. А мы тут… по-мужски поговорим. Алиса неуверенно стрельнула глазами на Гришу, но все же ослушаться не решилась и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Начальник подошел ближе, присел в кресло напротив и тяжелым взглядом уставился на Измайлова. Тот покаянно молчал. — Хочешь знать, как я здесь оказался? — наконец проговорил Романов. Тон его не внушал оптимизма. Гриша смотрел виновато, но оправдываться не пытался, знал по опыту, что бесполезно. Шеф все равно выскажет все, что о тебе думает и лишь потом будет способен на конструктивную беседу. — С утра мне позвонил Бирюков — он сегодня дежурит. Сказал, что тебя ищут две девочки, одна из которых — твоя младшая сестра, несовершеннолетняя под твоей опекой. А ты со вчерашнего дня пропадаешь. Ты мент, Гриша, ты понимаешь, что начинать розыск через три дня, как требует закон, зачастую уже бесполезно. Мы начали потихоньку обзванивать больницы и морги. И если твоя сестра, слава Богу, не до конца еще понимала, что происходит, то об Алисе я этого сказать не могу. Она девочка умная, я у их группы в прошлом семестре лекции читал. — Блин, Ника… — прохрипел Измайлов покаянно. — Мне надо… ой, блядь… — Спокойно, старлей, — чуть смягчился Романов, подхватывая незадачливого подчиненного, попытавшегося отлепиться от дивана и чуть не рухнувшего на пол в процессе. — С Вероникой все хорошо, она знает, что ты жив-здоров, мы завезли ее домой по дороге сюда. Не удивлюсь, если Алиса сейчас ей звонит. Пойдём, доведу тебя до ванной комнаты, освежишься чуток. Через десять минут, когда умытый и немного посвежевший Измайлов вышел из ванной, пошатываясь, но на своих ногах, Виктор Семёнович придержал его за плечо. — Я не стану тебя отчитывать и говорить, что ты повел себя как конченный мудак. Я вижу, что ты и сам это понимаешь. А еще я подозреваю, что у тебя была действительно весомая причина так поступить. И если хочешь выговориться, я выслушаю. Может, смогу дать совет. Или просто молча постою рядом. Но не держи все в себе, иначе добром это не кончится. Получилось так, что в этом мире есть две чудесные девочки, которым ты очень нужен. Не подводи их. — Я знаю, Виктор Семёнович, — тяжело вздохнул Гриша. — И я… не позволяю себе такого обычно. Больше нет. Просто… Сегодня четыре года, как маму с папой убили. Я в этот день никого видеть не могу, даже Нику. Не могу притворяться — она думает, что они на машине разбились… Только Алиса понимает, ну, там свои заморочки… Я должен был забрать ее после учебы, мы на кладбище собирались. Я из дома уже накрученный выехал — не мог Нике в глаза смотреть… Подъехал к универу, а там увидел как Лиску мою какой-то упырь клеит. А она ему улыбается… И все. Дальше как переклинило. Не помню больше ничего, не помню, как здесь оказался, ничего не помню… Он прикрыл глаза и запрокинул голову, не давая скатиться слезе. Он понимал, конечно, что вряд ли мелкая стала бы ему… изменять, врать, сука, даже звучит мерзко… Но больно было так, что он и представлять не хотел, что бы чувствовал, будь это все по-настоящему. Майор сочувственно хмыкнул. Естественно, он знал об истории Измайлова, он гордился тем, что знает всех своих подчиненных как облупленных. А младший опер еще и импонировал Романову своим внутренним благородством и целеустремленностью. Не каждый сын миллионеров, получив богатое наследство, станет тратить его на благотворительность. Не каждый пойдет работать в полицию. Не каждый возьмется воспитывать младшую сестру, когда самому едва исполнилось восемнадцать. Но жить с таким грузом на душе… Неудивительно, что Гриша сорвался. Хотя повод… то, что майор успел узнать об Алисе, не складывалось с тем, что увидел молодой человек. — Если бы ты был ей безразличен, она бы не мчалась вчера к твоей сестрёнке через весь город и не приехала бы сюда со мной. Тем более, ты сам понимаешь, как это все выглядит. Да уж… Квартирка явно была девичьей. И у Лиски были все поводы думать, что он провел здесь ночь не только в самом буквальном смысле этих слов. Хотя с учётом того, что он ничего не помнил… Всякое могло случиться. А она была здесь. И, кажется, даже не злилась?.. А может, ей просто все равно? Романов как будто по лицу прочёл все его сомнения. — Измайлов, не дури. Поверь взрослому мужику, многое в этой жизни повидавшему. Эта девочка тебя любит. По-настоящему, искренне любит. Не перечеркивай все, что между вами, неуместной ревностью и надуманными обидами. Что бы ты ни увидел вчера, этому должно быть рациональное объяснение. Просто поговори с ней. Гриша тяжело вздохнул. Да уж, поговорить придётся. Хотя бы объяснить, с чего ему так крышу снесло. А возможно, и замаливать грехи. Но это все дома, и, желательно, наедине. — Спасибо вам, Виктор Семёнович. Ну, что присмотрели за девчонками. Я обещаю, такого больше не повторится. — Я надеюсь, — глянул на него Романов своим фирменным пронзительным взором, от которого хотелось встать навытяжку и отдать честь. Измайлов благоразумно ограничился тем, что нервно сглотнул и согласно кивнул головой. Впрочем, пожалел об этом сразу же — его вестибулярка явно не пришла в себя после вчерашних приключений. — И, Гриша, — продолжил майор. — Если тебе нужна будет помощь, или просто поговорить — обращайся. А теперь давай-ка прощаться с нашей прекрасной хозяйкой. Увидев вчерашнюю барменшу, Гриша почему-то инстинктивно обхватил себя за правое предплечье, впрочем, сразу же зашипев от боли. Блондинка ухмыльнулась, отчасти понимающе, отчасти с издевкой. Что удивительно, Алиса, глядя на них, тоже не могла подавить улыбку, что вселяло в Измайлова смутную надежду, что он все же не совсем конченная скотина. Он неловко, заикаясь, поблагодарил девушку за все, но та только отмахнулась. Повернувшись к Алисе, она сказала: — Удачи тебе с ним, подружка. И, это… Запиши мой номер. Если вдруг поговорить захочешь, или там совет понадобится, звони, окей? Мелкая благодарно просияла. Девушки обнялись на прощание, и Катя крикнула ей вслед: — И обязательно позвони вечером, я хочу знать, как он отреагирует на ты-знаешь-что! — Договорились! — крикнула через плечо Алиса, вызывая лифт. — Спасибо тебе за все! — Не за что, это было даже весело, — услышал Измайлов через закрывающуюся дверь квартиры. Он с недоумением посмотрел на своих спутников. Внутри росло предчувствие апокалипсиса. — А… на что я должен отреагировать? — нерешительно спросил он. Ответом ему стал звонкий хохот Алисы, которому вторили басовитые раскаты Виктора Семеновича.

***

Уже много позже, вечером, когда Ника, наконец, успокоилась, отцепилась от брата и ушла спать, а Надежда Сергеевна облегченно выдохнула и уехала домой, Гриша с Алисой молча сидели на кухне, взявшись за руки. Ее изящная кисть попросту тонула в его ладони, нежные пальцы осторожно скользили по чувствительной коже, вырисовывая странные, одной ей ведомые узоры. Наконец, он прервал молчание. — Лис… Прости меня. Я дурак, мне нет оправданий, я знаю, но, пожалуйста… Она покачала головой. Глаза у нее были грустные. — Я не злюсь, Гриш. Пока тебе твой начальник мозги вправлял, мне Катя все объяснила. Я знаю, что ты с ней не спал. Может быть, хотел, собирался, но в итоге… Ты назвал ее моим именем. Только, она сказала, что ты ещё в баре вел себя странно, и, мне кажется, это связано не только и не столько с датой, сколько со мной. Почему? Я что-то не так сделала? Он выдохнул, растирая лицо свободной рукой. Разговор с Романовым в какой-то мере помог ему расставить все по местам, и теперь он чувствовал себя ревнивым идиотом. Сука… Никогда раньше не испытывал такой горячей, всепоглощающей ревности, на вылет мозга, когда реально, до красной пелены перед глазами хотелось убивать всех тех, кто посмел пялиться на его девочку… Ладно. Надо отращивать яйца, брать себя в руки и каяться в своей непроходимой альфа-самцовой тупости. — Я приехал к универу, как мы договаривались. Немного задержался из-за пробок, а когда подъехал, увидел, как ты болтала с каким-то хмырём. Ты так улыбалась ему… Лис, я ревнивый болван, я знаю, но в тот момент… меня просто перемкнуло. И уехать оттуда было самым безобидным, что я мог сделать тогда. Я не могу тебе сказать, о чем я думал, пытаясь склеить эту… Катю. Я был уже настолько пьяным, что себя не помнил. Скажем так, это был не первый бар, в который я завернул… Самое паршивое, Лис, я не могу тебе пообещать, что это не повторится. Я никогда не стану изменять тебе сознательно, но… Порой я сам себя боюсь. Если ты хочешь уйти, я пойму. Вот… Его покаяние прервал щелчок закипевшего чайника. Алиса молча высвободила свою руку из его и встала из-за стола. Вот и все, пронеслось в мыслях у Гриши. Он опустил голову на скрещённые руки и отчаянно старался не разрыдаться, как девчонка. Сейчас хлопнет дверь, и она окончательно уйдет из его жизни. Хлопка не последовало. На стол перед ним осторожно опустилась большая кружка с душистым чаем, а мгновением позже на плечи легли тонкие, но сильные руки. Его окутал запах ее волос, и прямо над ухом раздался родной хрипловатый голос: — Поздравляю тебя, Измайлов, ты балбес… Знаешь, о чем был тот разговор? Он помотал головой. — Неважно, на самом деле. Я не имел права так реагировать. — Глупый… — шепнула она, уткнувшись куда-то ему в шею. — Да, я разговаривала с однокурсником, он поинтересовался моими планами на день города. Знаешь, что я ему сказала? Что проведу выходные с любимым человеком. Поэтому и улыбалась. Я не могу не улыбаться, когда думаю о тебе. Гриш, я… Мы с тобой решили не вешать ярлыки, но я хочу, чтоб ты знал. Я люблю тебя. Он резко поднял голову, повернувшись к ней. Ее глаза сияли в приглушённом свете кухни. — Любишь? — неверяще выдохнул Гриша. — А тебя это так удивляет? — нежно подколола его Алиса. — Я любила тебя в шестнадцать, я люблю тебя сейчас, я буду любить тебя до конца жизни. Что бы ни случилось, Измайлов. Тебя это, конечно, ни к чему не обязывает. Я просто хочу сказать, что тебе… не надо меня ревновать, понимаешь? Его душу затопил восторг, какого он никогда раньше не испытывал. Боже, откуда вообще взялась эта девочка, это чудо искреннее, за какие заслуги ему упало в ладони такое неимоверное счастье? Ему хотелось стать лучше — для нее, ему хотелось стать достойным ее любви… Гриша светло улыбнулся. — Больше не буду. И, Лис… Я тоже тебя люблю. Ее ответная улыбка была ярче солнца. Он притянул ее к себе. Она была такой маленькой, что, даже, когда он сидел, возвышалась над ним не больше, чем на голову. Их губы встретились, и он мог бы поклясться, что в его жизни не было поцелуя слаще. Алиса потянула вверх его худи, и Гриша поморщился, когда рукав зацепил его свежеприобретенную татуировку, с которой он чуть раньше сорвал стерильную повязку, не в силах поверить в то, что он действительно такой сказочный долбоеб. Мелкая, конечно, заметила его дискомфорт, и опустила взгляд к его предплечью, на котором было увековечено — не слишком похоже, кстати — нахально ухмыляющееся лицо Катерины. — Гриш, слушай… — замялась Алиса. — Мм? — вопросительно промычал Измайлов, не желая отвлекаться от увлекательного процесса избавления любимой от одежды. — Может, давай ее заклеим? — кивнула она на татуировку. — Да ну, — отмахнулся он. — Мы же вместе с тобой в интернете читали, закрывать после первых суток необязательно*. — Да не в этом дело, — возразила девушка, подставляя шею под его поцелуи. В ее голосе явно слышалась ехидная ухмылка. — Просто… Мне кажется, что она тоже здесь. А на секс втроем я не соглашалась, Измайлов. — Блин, мелкая… — прорычал он, мстительно оставляя засос на самой чувствительной части ее шеи, от чего она ахнула и безвольно упала к нему на колени, превращаясь в податливый, теплый воск. — Допрыгаешься… Недавнее умиление стремительно проходило. Знание о том, что она его любит, что она… его, добровольно, сейчас, навсегда, открыло в нем неизведанные ранее глубины. Вся его ревность и неуверенность в себе, в Алисе, в них одномоментно превратились в темное, жаркое понимание: она принадлежит ему. Вся, целиком. Потому что сама этого захотела. Но и он — ее, только ее. Алиса потянулась к нему и поцеловала, страстно, открыто, жадно. Прикусила его нижнюю губу, от чего у него окончательно сорвало крышу и осталось лишь желание обладать ею. В идеале, прямо сейчас. Но не успел он перейти к чему-то по-настоящему интересному, как она внезапно высвободилась из его объятий и для верности отошла на пару шагов. — Лис?.. Что? Что не так? — встревожился Гриша. Она не могла отдышаться, на губах играла странная, вызывающая ухмылка, в глазах горели бесовские огоньки. — Измайлов… — протянула она. — Я тебя люблю. Очень. Но если ты думаешь, что я буду заниматься с тобой сексом, пока у тебя на руке набита какая-то левая телка, ты больший дурак, чем я думала. Он почувствовал себя ребёнком, у которого отобрали… Да блин, ни одна конфета в мире не могла сравниться с тем блаженством, которое обещала полуголая девушка рядом с ним! От обиды и наивного возмущения у него перехватило дыхание. — Но… Это же… Она терпеливо кивнула. — Это ж несколько недель! — взревел, наконец, Гриша, неплохо изображая раненого носорога. — Лис, ты смерти моей хочешь, скажи честно? Мелкая только дьявольски хохотала. — Не ссы, Измайлов. От недотраха ещё никто не умирал. — Ага… Значит, я стану первым, — пробурчал Гриша, поднимаясь со стула и обнимая ее. Без лишнего жара, целомудренно, если не считать рвущий джинсы стояк, просто не давая ей уйти. — Гриш, ты чего? — удивленно спросила Алиса, которая к тому времени уже успела переместиться к выходу. — Куда собралась? — насмешливо спросил он. — Ты ж не думаешь, что я тебя куда-нибудь отпущу сейчас? Пошли спать, поздно уже. — Я вообще-то серьёзно только что говорила, — внимательно посмотрела на него девушка. — Да я понял, Лис, понял, — буркнул Гриша в ответ и обезоруживающе поднял руки. — Клянусь, что не буду тебя трахать сегодня и вообще, пока у меня на руке… это. На последних словах он с отвращением покосился на татуировку. В тусклом освещении лицо Катерины, казалось, издевательски искривилось. Девушка напротив него примирительно улыбнулась и снова обняла его за талию, прижимаясь лицом к груди. — Не обижаешься? Гриша только вздохнул. Конечно, не на такое окончание вечера он рассчитывал, но… — Заслужил, чего уж там… Опять же… — его лицо вдруг озарила шкодливая улыбка. — Я не буду тебя трахать, да. Но только, если ты сама не попросишь. — Не дождёшься, — надменно фыркнула мелкая ему в грудь. — Спорим?