Бухгалтер

Эпилог Отчаянная позднеиюньская жара только набирала силу, когда Мирон припарковался у подъезда Ариэль. Вытащил из багажника необъятную коробку — стул для кормления, который, по словам Ариэль, понадобился Альме именно сегодня, ранним утром пятницы, хотя толком та ещё даже сидеть не умела. — Помощь нужна? — лениво спросил со своего пассажирского сиденья блондинистый дежурный телохранитель, Майк. — Не надо — буркнул Мирон. Ариэль ненавидела, если в пределах ее видимости возникал хоть один из его охранников. И он мог ее понять. Майк пожал плечами и уткнулся обратно в свой телефон. Из всех дежурных охранников Мирона он был самым приемлемым: в отличие от остальных, он в дела Мирона не лез, как привязанный за ним не следовал, и лишние разговоры не заводил. Бойкота, как некоторые, тоже не объявлял, и они даже сносно общались, когда требовалось, короткими фразами. В смену Майка каждый из них, по негласному соглашению, жил своей жизнью и не мешал другому поступать так же. Мирон дотащил неудобную коробку до подъезда, опустил ее на землю и набрал код входного замка. Мельком бросил взгляд на почтовые ящики, и с облегчением убедился, что Ариэль наконец-то поменяла старый вкладыш, «Кремер», на новый, «Малки». Пару месяцев назад он перестал ей напоминать об этом, решив, что она рано или поздно дозреет до этого решения сама. Поднялся на лифте на нужный этаж, выпихнул коробку из лифта и нажал на дверной звонок. Ключи от квартиры у него, разумеется, имелись, но он всегда только звонил — и никогда не открывал дверь своим ключом. Ариэль открыла дверь не сразу. Кажется, она только что проснулась. Сонно посмотрела на Мирона, пропуская его внутрь. Альма у нее на руках засияла, как это делают только пятимесячные младенцы — любому мало-мальски знакомому человеку и от всей души. — Поставь коробку пока здесь, папа потом разберется — сказала Ариэль, незаметно зевая. — Принеси воды — попросил Мирон. — Тогда подержи ребенка — она сунула ему в руки Альму и отправилась на кухню. Мирон огляделся по сторонам. Вдруг осознал, что уже больше месяца не заглядывал сюда — по правде говоря, он даже не заметил, как пролетел июнь. Впрочем, она, судя по всему, прекрасно справлялась и без него. От уюта, наведенного ещё родителями Илая, практически ничего не осталось — мебель, декорации на стенах и даже абажуры сменились на серо-бежевую икею. Деревянные кухонные шкафы тоже оказались безжалостно сосланы в изгнание, и кухня теперь сияла характерной скандинавской белизной. В другие комнаты Мирон пока не заглядывал, но, если Ариэль не изменила своему постоянству, он мог бы с таким же успехом открыть любой каталог Икеи за последний год. И все же он рискнул. Покачивая Альму на руках, осторожно и бесшумно приоткрыл дверь «детской» Илая. Заглянул, и так же бесшумно закрыл. Наверное, некоторые перемены требуют куда больше времени, чем какие-то несколько месяцев. Ариэль принесла запотевший стакан ледяного лимонада с мятой, поставила на бежевый столик у дивана. — Сядь — предложила она, забирая у него Альму и присаживаясь — а то у меня каждый раз такое чувство, будто я тебя выгоняю из твоего собственного дома. — Это дом Альмы — сказал он дипломатично, как уже не раз говорил в прошлом — значит, и твой тоже. Ариэль сухо усмехнулась: — Скажи это своему адвокату. Я читала дарственную, и прекрасно понимаю, что живу здесь на птичьих правах, Мирон. Но все равно — добавила она — это в сто раз лучше, чем с моими родителями. — Да уж — пробормотал Мирон, с содроганием вспоминая мать Ариэль. Он отпил из стакана, не зная, о чем говорить с матерью своего ребенка. — Ты слышал, что «Магеллан» на прошлой неделе продали? — спросила она после неловкой паузы. — Нет — он ухватился за плодотворную тему — кому? — В какую-то французскую компанию — Ариэль устроилась на диване поудобнее и сунула Альме грудь — хотя сколько там уже осталось от нашего «Магеллана»? Миша, Захава, Нафтали и Регина. Всё. Ну, и я — когда вернусь туда через месяц. Всех остальных набирали по новой. — Значит, ты всё-таки решила вернуться? — уточнил Мирон. Отчего-то ему казалось, что после смерти Любы и Илая ей совершенно не хотелось этого делать. — Так будет легче, чем искать новую работу. И меньше проблем с адаптацией к садику, если придется уходить пораньше. — Ты уже и садик нашла? — Нашла… — вздохнула она — но мне понадобится няня для больных дней. И немного помощи, чтобы ее оплачивать. Последняя фраза была сказана ею с некоторым стеснением, как всегда, когда речь у них заходила о ее финансовом содержании. — Хорошо — ответил Мирон. — Мне так жаль Регину — сказала Ариэль невпопад, словно стараясь поскорее сменить неприятную для себя тему — этот мудак Бернард вернулся к бывшей после всего, что у них произошло, и укатил в обратно в свою Канаду, представляешь? Регина недавно меня навещала. Она так исхудала, Мирон… После выкидыша и вообще — Ариэль вытянула салфетку из коробки клинекса на столе и на секунду прижала к глазам — еще она сказала, что они с Бернардом зимой какое-то время пытались зачать снова, но… Тут она наконец заметила выражение лица Мирона и неловко замолчала. — Пошли мне название сада Альмы — сказал он после недолгой паузы — и запиши меня в список людей, которые могут ее оттуда забирать, если что. — Хорошо — ответила Ариэль сухо. Мирон отставил пустой стакан на стол, поднялся на ноги. — Тебе ещё что-нибудь понадобится в ближайшее время? — спросил, осторожно трогая маленькую ладошку Альмы. Та опять засияла беззубой улыбкой. — Это ты ее спрашиваешь или меня? — хмыкнула Ариэль — мне лично хотелось бы иметь хотя бы один вечер в неделю для самой себя. Моя мама, к сожалению, не кипит энтузиазмом нянчиться с единственной внучкой, а мне очень тяжело, Мирон, я тоже хочу хоть иногда побыть одна. Мирон на секунду представил, как приносит Альму на очередное совещание у Рауля, а также реакцию окружающих на дочь «бухгалтера-мамзера». — Я не обещаю, что смогу смотреть за ней раз в неделю — начал он — но… — Нет — резко прервала она его — ты с ней сидеть не будешь, Мирон. Я помню наш договор во время беременности, и рисковать не хочу. Да и вообще не хочу рисковать. — она особо выделила эти слова — Мне нужна живая и счастливая дочь, а не потенциальная заложница для твоих «коллег». Так что просто оплати мне няню — я уже нашла прекрасную женщину с рекомендациями. Большего я от тебя не прошу. — Хорошо — сухо ответил Мирон. Альма держала его палец в своём кулачке, он аккуратно высвободился и добавил — только пошли мне сначала контакты этой дамы. Я тоже хотел бы с ней познакомиться и поговорить… именно из-за своих коллег. Майк даже не оторвал взгляда от экрана телефона, когда Мирон уселся за руль машины. — Куда теперь? — спросил он рассеянно. — Домой. — Эээ… в смысле, сегодня в резиденцию не едем? — Майк опустил телефон, в его голосе отчего-то послышалось явное разочарование. — Если только не вызовут на шабат глядя — вздохнул Мирон, надеясь, что этого не произойдет. После вчерашнего вечера он не желал видеть Вакнина ещё по крайней мере сорок восемь часов. А лучше — вообще никогда не видеть. Майк довольным не выглядел, но вслух ничего не сказал. Дома Мирон первым делом принял душ — даже нескольких минут на раскаленной улице ему хватило, чтобы взмокнуть вдрызг. Запустил кондиционер на полную мощь, а потом, проверив, что входная дверь надёжно заперта, вытащил из шкафа спальни давнишний прощальный подарок Оханы — ноутбук Уды Шахара. К ноутбуку с некоторых пор прилагалась тетрадь, на треть исписанная всеми вариациями паролей, испробованных им за последние четыре с половиной месяца. Это давно уже превратилось у него в дурную привычку. Пять попыток в день — почти каждый день. По правде говоря, ему и не верилось, что он сможет когда-нибудь расколоть этот чёртов орешек. Порой хотелось разбить этот чёртов ноутбук о пол, выкинуть обломки в мусорный контейнер и забыть о нем навсегда — но он все равно день за днём возобновлял свои попытки — сам не зная, зачем. Одно утешало его: вряд ли бы Охана передал бы ему «сюрприз», будь пароль явно неразгадываемым. Слишком долгую игру тот вел перед своей смертью — как и Уда. Чертовы мертвецы и их чёртовы мертвые игры, подумал Мирон, набирая первую из пяти разрешенных в сутки попыток. Слово «мамзер» он набирал, наверное, уже раз десять — на разные лады и регистры. Сегодня попробовал «м@М3ер», но даже этот идеальный с точки зрения кибербезопасности пароль оказался неверным. Ещё четыре попытки, подумал Мирон. Поднялся со стула, покрутился по квартире. Он часто думал о том, что именно найдет внутри ноутбука, если когда-нибудь сподобится его раскодировать. С наибольшей вероятностью Охана давно уже стёр оттуда все мало-мальски ценное содержимое, и Мирона скорее всего ждало какое-нибудь обидное «Шахар-дурак» на обоях рабочего стола. Уда мало что хранил не в собственной голове — а в особенности важную информацию. Пароли, явки, секретные счета — для этого у него были другие методы. Но может сам Охана добавил что-то от себя? — Зачем ты мне подсунул эту грёбаную железяку, Сами? — пробормотал Мирон, вновь подсаживаясь к столу. Попытка номер два: день рождения Любы, хоть он и вводил эту дату уже минимум раза три. Попытка номер три: день смерти Любы. Попытка номер четыре: день знакомства Любы и Оханы. Он поднялся. Пожалел, что последние пару месяцев совсем не держит дома алкоголя — с градусом в крови придумывать новые варианты было как-то легче. Что же там может быть, подумал он опять. И зачем мне это надо? Списки солдат, половина которых уже давно неактуальна? Статистика прибылей с бизнес-точек, которые перетасовали и перераспределили между собой Вакнин и Абарджиль? Никому не нужные финансовые отчёты, засвеченные счета — что ещё ценного мог оставить Охана на этом компьютере? — Ты ведь знал, что мне после твоей смерти понадобится от тебя только одно — пробормотал Мирон. Он думал об этом не в первый раз — и все больше убеждался в правоте своих предположений. Охана знал, что его дни сочтены. Он не был дураком, чтобы не замечать, как против него готовятся выступить сразу две крупные группировки — и его собственный человек впридачу. Смерть Любы сломала его, и даже страшное возмездие виновникам трагедии не помогла ему вновь собрать себя из осколков. Скорее наоборот — после совершения возмездия против Илая, Охана, кажется, более не видел смысла в происходящем. Разве что продолжать мстить своему ненавистному кузену даже после смерти, чем он успешно занимался последние четыре с половиной месяца. Таким образом, ноутбук мог быть морковкой, подвешенной перед мордой осла, а ослом — сам Мирон. Но игра не может быть вечной, если в ней нет надежды на победу. А победа… Он опять сел за стол. Задумчиво перелистал страницы тетради. Последняя попытка на сегодня, подумал он. И почему я всегда кручу пароль вокруг Любы? Вздохнул, и от нечего делать — все равно придется продолжить завтра — напечатал без пробелов: Мироншахаребаныйублюдок. Ноутбук мигнул, выдал синий кружок, а потом — такое долгожданное и невероятное «Welcome». — Охана — выдохнул Мирон — ах ты… Он почувствовал, как сердце отчаянно трепыхается у него у груди — давно уже он не испытывал подобных эмоций. Не отрывая взгляда, смотрел на экран, не веря собственным глазам, боясь, что в любую секунду все исчезнет или окажется обманкой. Рабочий стол ноутбука был девственно пуст от любых программ и папок. Скорее всего, и сам ноут, как и предполагал Мирон, был возвращен к заводским настройкам. С единственным исключением: Прямо на обоях рабочего стола с помощью программы Paint был напечатана единственная строка: реквизиты банковского счёта, пароль, коды доступа и верификации. Трясущимися руками Мирон включил свой собственный ноутбук. Зашёл в систему, ввел нужны данные, и замер в благоговейном неверии. Миллионы лежали тут — надежно укрытые, как медвежата в зимней берлоге, мирно ждущие своего звёздного часа. Голова его немного кружилась, и поднялся, налил себе из крана стакан воды и выпил он залпом. Вернулся к компьютеру, вышел из системы на свой страх и риск, и зашёл снова. Деньги никуда не исчезли. Они были там — на одном из виртуальных Каймановых островов. Настоящие — но пока что совершенно недоступные. С таким же успехом Охана мог отправить их храниться на Марс. Его привел в чувство телефонный звонок. Кажется, звонили не в первый раз — на экране высветилось аж три пропущенных. — Что? — бросил Мирон хрипло, поднимая трубку. — Где тебя черти носят?! — давно Вакнин не звучал таким взбешённым — почему не отвечаешь? — Дома — ответил Мирон и добавил на всякий случай — сплю. Вакнин вроде бы даже поперхнулся: — Час дня, Шахар. Ты что, ты в среднюю группу детского сада вернулся, какого хрена ты дрыхнешь посреди дня? И почему мне не отвечает твой охранник?! По опыту общения Мирона с Майком, тот сейчас наверняка дрых в хорошо охлаждаемой машине, поставив телефон на режим вибрации. Но Вакнину это было знать вовсе необязательно. — Что-то случилось? — спросил он, уходя от опасной темы — я думал, мы вчера со всем разобрались, или зря торчал у тебя до одиннадцати вечера? — Лиор с Гуриным просмотрели сегодня твой бюджет — ответил Вакнин недовольно — и остались несогласны с аллокацией расходов на солдат. Так что садись в машину и срочно езжай в резиденцию — я хочу раздать им бонусы до первого июля, для этого мне нужен готовый отчёт. Да, и передай Майку, что у него последнее предупреждение. Ещё один факап, и он вернётся подметать парковку в резиденции, а не в машине под мазганом прохлаждаться. На охране ворот резиденции сегодня сидел Цуки, один из солдат Оханы, перешедший на сторону Вакнина одним из первых вместе с покойным Хези. На Мирона он даже не глянул. — Привет, Мошик — махнул Майку — чё как? — Майк — буркнул тот, весьма чувствительный к вариациям своего имени. — Все Майки в Америке — заржал Цуки — а ты — Моше, и перестань понты кидать. Давай, вали к бассейну, через пару часов начнем. Майк разом повеселел, и, не дожидаясь пока Мирон толком припаркуется, буквально вылетел из машины. Мирон прошел по раскаленной дорожке от покрытой асфальтом парковки к дому. Земля по обе стороны дороги дышала жаром, и запах нагретой солнцем травы и воды из бассейна, смешиваясь, порождали удивительный аромат, напоминавший ему о более счастливых временах. После смерти Оханы оказалось, что Вакнин, самонадеянно посчитавший, что дом отходит ему, сильно просчитался. За два дня до своей смерти Охана конфиденциально вызвал другого адвоката и отписал резиденцию лично Мирону, в обход предыдущему завещанию. Впрочем, Мирон не слишком обманывался на этот счёт. Охана наверняка знал, какие чувства вызывает в кузене этот дом вместе со всем его содержимым, своим прошлым, настоящим, и вероятным будущим. И не мог не предугадать реакцию Вакнина на самовольное изменение завещания — и ее последствия. Даже после своей смерти Сами стремился доставить ненавистному родственнику как можно больше проблем и неприятностей. Гнев Рауля был предсказуем — но недолог. — Ты хочешь резиденцию себе? — равнодушно спросил Мирон, когда ему надоело выслушивать угрозы — нет проблем, я напишу тебе дарственную. С одним условием: в будущем не заставляй меня проводить здесь дольше необходимого времени. Вакнин своё слово сдержал: хотя Мирону и приходилось периодически наезжать сюда, происходило это не так уж часто. Наверное, при других обстоятельствах он смог бы когда-нибудь и полюбить этот дом — если бы не то, что именно здесь встретил свою смерть Илай — от его собственной руки. Здесь он беспомощно наблюдал за романом Любы и Оханы, здесь капля по капле терял все, за что отчаянно цеплялся большую часть своей жизни: милосердие. Человечность. Порядочность. В кабинете Уды все было как прежде. Вакнин не стал менять мафиозный шик, созданный его предшественниками, и с удовольствием пользовался необъятным письменным столом Шахара. Мирон сел на свое обычное место напротив стола — здесь он привык работать ещё с тех пор, когда жив был отчим. Он разобрал стопку распечаток с многочисленными помарками красными чернилами — несомненная работа Надава и Лиора. Поморщился, глядя, какие суммы те проставили в своих комментариях. Включил компьютер и с головой погрузился в новые расчеты. Его осторожно тронули за плечо. — Я занят — сухо сказал Мирон, не отводя взгляда с экрана. — Знаю — Вакнин обошёл стол, уселся в огромное кресло с узловатыми ножками — любимое кресло Уды. Закурил, не сводя взгляда с Мирона. Какое-то время в кабинете царило молчание, прерываемое лишь шелестом клавиш клавиатуры. Не поднимая головы, Мирон сказал: — Ты не мог бы перестать на меня смотреть, когда я работаю? Это серьезно раздражает. Вакнин усмехнулся. — Хочешь лишить меня последних маленьких удовольствий в жизни? Мне нравится за тобой наблюдать. — А мне нравится работать без надзирателей. Вакнин потушил сигарету, откинулся на спинку своего великолепного кресла. — Вот в этом и заключается разница в наших с тобой мировоззрениях, Шахар — сказал он серьезно — тебе кажется, что ты в тюрьме — но ведь это не так. Ты свободен поступать так, как тебе хочется, жить, как хочется. В твоём распоряжении куда больше средств и возможностей, чем у большинства людей в этой стране. У тебя есть буквально все, но ты недоволен. Чего тебе ещё надо для счастья? — Отмены ордера о невыезде — ответил Мирон коротко. — Мы уже об этом говорили — Вакнин качнул головой — Я не могу позволить тебе сбежать. Может быть, когда-нибудь потом — но не сейчас. — Все еще надеешься, что я найду тебе миллионы Уды? — криво усмехнулся Мирон, стараясь не думать о тех самых миллионах, найденных им не далее как сегодня. — Уже не надеюсь — с грустью ответил Вакнин — старый лис знал, как их спрятать надёжно, и, скорее всего, навсегда. К сожалению, наш хороший друг Франко всё ещё не готов признать поражение. Если ты сбежишь из страны, он точно решит, что ты что-то нашел и спросит это с меня. Так что дадим ему ещё пару лет на принятие того, что деньги уплыли безвозвратно — а там уже посмотрим, хорошо? Может, даже махнем куда-нибудь вместе. В Венецию, например. Или в Париж. И после этого ты меня пытаешься убедить, что я не твой заложник и узник, подумал Мирон с горечью. Вслух он ничего не ответил, и вернулся к своим расчетам, стараясь не обращать внимания на работающего напротив и порой бросающего в его сторону взгляды Рауля. За окном смеркалось — длинный и жаркий день клонился к закату. Мирон потёр уставшие от долгого смотрения на экран глаза, откинулся на своем кресле и, прищурясь, посмотрел на Вакнина. Тот тоже оторвался от своей работы, улыбнулся: — Тебе бы пошли очки — сказал мягко — и глаза не болели бы к концу дня. — Мне бы пошли пару выходных дней в неделю — устало ответил Мирон — а лучше целая неделя отпуска. — Будут тебе и выходные, и отпуск — отозвался Вакнин — только давай сначала разберемся с бардаком, который нам оставил после себя Амос, хорошо? И скажи спасибо, что львиную долю его владений захапал Абарджиль — иначе ты бы сейчас и ночами работал. — Не завидую я бухгалтеру Абарджиля — пробормотал Мирон. Он выключил экран компьютера и поднялся. За окном был великолепный летний вечер. Жара ещё не спала, но солнце больше не палило, а грело оранжевый от скорого заката воздух. На дальней стороне площадки человек десять плескались в длинном глубоком бассейне, а на темно-зеленом газоне ещё дюжина солдат расставляли столы и мангалы для вечернего шашлыка. Мирон плотно прикрыл ставни, чтобы немного оградить кабинет от пышущего вечерним жаром стекла. А ещё чтобы было не так обидно сидеть взаперти. Комната погрузилась в сонный полумрак, и сразу же стало прохладнее. К нему почти неслышно подошёл Рауль. — Возьми завтра выходной — сказал он негромко — я тебя совсем заездил, да, Мирон? — Заездил это точное определение — отозвался тот, все ещё наблюдая за людьми на лужайке сквозь узкие щели в ставнях. Прикрыл глаза, когда Вакнин осторожно привлек его к себе, коснулся сухими губами его виска. — Я скучал по тебе — тихо сказал тот — знаю, вчера виделись, но это ведь не то… Насколько нам было бы проще, если бы ты родился женщиной, Шахар. Мирон не ответил. Какое счастье, что я родился не женщиной, подумал он, позволяя Раулю оставить ещё один поцелуй у себя на губах. Тот осторожно отвёл его от закрытого ставнями окна — от греха подальше. Постепенно углублял поцелуй, не позволяя Мирону уйти, пока тот не отстранился — мягко, но настойчиво, давая понять, что короткая минута близости закончена. Рауль разом опустил руки, шагнул назад, отпуская Мирона. — Как же мне иногда хочется убить тебя — выдохнул он, не отводя от того взгляда — как это иронично, что это ты называешь меня палачом и садистом. Тебе ведь нравится отталкивать каждого, кто имеет несчастье проявить хоть какие-то теплые чувства к тебе, я прав? Скажи, ты когда-нибудь любил кого-то, Мирон? Мирон вспомнил, как когда-то, давным-давно, точно такой же вопрос задал ему Гурин. Как же многое с тех пор изменилось… Любил, подумал он. И где они — те, которых я любил? Гниют в сырой земле, вот где. — Мне нужно взять перерыв на сегодня — сказал он вслух — подышать свежим воздухом. Можно? Вакнин только кивнул, с какой-то горечью глядя на Мирона. — Иди, конечно — ответил он устало — Скажи Майку, что я тебя отпустил пораньше, он довезёт тебя домой. Он проводил глазами Мирона, тяжело вздохнул и снова уселся за необъятный стол Уды Шахара — ковать свою новую империю. Мирон вышел на крыльцо. Уселся на забытый кем-то возле дома шезлонг, лицом к великолепному закату. После искусственной прохлады кондиционера на жаре его разморило, и он, расслабленно устроившись в шезлонге, наблюдал, как ярко-зеленые попугаи общипывают ярко-красные цветы на любимой акации Уды. Солдаты Вакнина уже растопили два мангала, и теперь раскладывали шампуры с нанизанными на них кебабами и кусками мяса. Поодаль, ближе к бассейну, кто-то разрезал огромным ножом большой продолговатый арбуз, и аромат сахарной мякоти смешивался с дымком углей, запахом шашлыка и едва уловимым запахом хлорированной воды. Среди пирующих был и Надав — новоиспеченный лейтенант армии Рауля Вакнина. Загорелый, полуголый и полный энергии, Гурин совершенно не был похож на того разочарованного и обозленного на весь мир человека, каким он был всего четыре месяца назад. Он с удовольствием жевал красный хрусткий арбуз, что-то втолковывал солдату, махавшему картонкой над углями, и заразительно смеялся вместе со всеми. Кажется, только сейчас — достигнув наконец потерянного почти двадцать лет назад ранга, Надав стал совершенно счастлив — и неважно, по какую сторону закона он находился в этот момент. Надав заметил его, едва заметно кивнул. Солдат, с которым он в этот момент разговаривал, обернулся, тоже заметил Мирона и скривился. Бедолагу Хези знали все — и Мирону его смерть так и не простили, пусть даже отдавшим приказ был их собственный хозяин, а не простой бухгалтер. Кто именно разгласил подробности смерти парня, ни Надав, ни Вакнин так и не смогли выяснить — или не захотели. Надав не спеша подошёл к шезлонгу, на котором расположился Мирон. — Как дела? — спросил нейтральным тоном — ты теперь решил работать по субботам тоже? — Твоими стараниями — сухо ответил Мирон — странно, что ты не начислил каждому солдату бонус в полмиллиона. Думаешь, они тебя от этого станут сильнее любить? — Куда уж сильнее — ухмыльнулся Надав — больше бонус — надёжнее рот на замке во время полицейского допроса. Поужинаешь с нами? Мирон перевел взгляд на солдат. В их сторону не смотрели, но он понимал, что к разговору прислушиваются. — Не думаю, что это такая уж удачная идея — сказал он негромко — и мне скоро пора ехать. Передай Майку, что я буду ждать его в машине через… Дружелюбие Надава вмиг как ветром сдуло. — Знаешь что, Шахар? — сказал он уже без всякой улыбки — оставь несчастного парня в покое хотя бы на один день. Он всю неделю ждал этих шашлыков, а ты его таскаешь за собой, как шавку на верёвочке. Или это что-то личное? — В смысле? — не понял Мирон — дежурства охраны назначаю, насколько мы оба знаем, не я, а ты. Ему полагается ходить за мной на верёвочке, как бы мне самому это ни мешало. Он благоразумно умолчал о том, что как раз Майк, в отличие от других, обычно прохлаждается в машине — очень уж не хотелось терять такого удобного телохранителя. — Что ж, возможно, мне стоит пересмотреть график дежурств — сказал Надав с неприятной усмешкой. — Пересмотри — коротко ответил Мирон. Он проследил за тем, как Надав отходит назад, что-то говорит, близко наклоняясь к чуть встревоженному Майку — и тот удовлетворенно кивает, избегая, впрочем, смотреть в сторону самого Мирона. На крыльцо вышла Хедва, вытирая руки о полосатое кухонное полотенце. Мирон, хоть и был до смерти рад ее видеть впервые за долгое время — последние пару недель ей нездоровилось — даже не повернул в ее сторону голову. Слишком тяжело было смотреть ей в глаза после гибели Хези. Больше всего на свете он страшился, что рано или поздно слух об этом дойдет и до ее ушей — боялся увидеть презрение и ненависть в ее взгляде на себя, боялся, что она не переживёт подобного знания. — Привет, Миронуш — сказала она с лёгкой улыбкой — я и не заметила, как ты приехал. Тебе не жарко? Может, тоже пойдешь поплаваешь? — Как-нибудь в другой раз — ответил он, переводя рассеянный взгляд с закатного горизонта на лазурную синеву бассейна. В этом году он ещё ни разу не зашёл в воду. И вряд ли уже когда-нибудь зайдёт — пытки двоих палачей не прошли для него даром, даже когда зажили все самые глубокие шрамы и притупились самые тяжелые воспоминания. Ему на плечо легла лёгкая и такая родная и знакомая морщинистая ладонь. Он поднял на нее взгляд и понял: она знает. Но ни презрения, ни ненависти, ни злости не было в ее глазах — ни единой капли. — Ты не голоден, Миронуш? — спросила Хедва так же ласково и спокойно, как почти четверть века назад — заходи в дом, когда проголодаешься, я приготовлю тебе твой любимый ужин. Вот увидишь, все будет хорошо.