В бездне Эйфории

“Прости, я был зол и пьян. Я не хотел так с тобой поступать”.

В коридоре было тихо. Несмотря на большое количество посетителей отеля, на втором этаже никто не жил и не ходил. Он принадлежал мафии, когда операции продолжались несколько дней, хотя мафиози тоже развлекались в комнате отдыха на цокольном этаже, прикрываясь обычным обслуживающим персоналом. Поэтому сейчас весь коридор принадлежал Чонгуку. Он мог спокойно обойти и обежать его сотню раз, открыть окно и посмотреть на город. Хосок вел собрание в конференц-зала и будто бы сквозь закрытые двери мог видеть, что делает парень. После исповеди прошло четыре дня. Чонгук плохо помнил ту ночь, он в полу бессознательном состоянии рухнул на кровать, не слушая похотливые слова пьяного Хосока, который чуть ли не остался у него в номере. Утром парень проснулся в новой белой футболке, больше его самого в два раза, и серых шортиках выше колена. Когда он увидел трезвого и такого же равнодушного к нему Чона, он чуть не послал его к черту с горящим от смятения и стыда лицом. Именно тогда мужчина сказал о свободном передвижении на втором этаже и больше его не беспокоил, лишь приглашал на трапезы. Но Чонгук не выходил из номера два следующих дня, боясь наткнуться на знакомых мафиози, выслушивая их пошлости. В то время он злился на Хосока. Лишь вчера парень немного притих и решил отвечать на вполне обычные вопросы и выйти в коридор. Мимо проходящие мафиози будто не замечали его, мимолетно исчезая в дверях, не опуская головы. Будто сам Чон приказал им молчать. Но Гу почти не думал об этом, а наслаждался свободой вне номера. Он снова начал рисовать. За два дня он успел использовать а пять листов бумаги и все имеющиеся краски и карандаши, рисуя природу с обложек книг. Но в прошлый вечер парень, сам того не понимая, нарисовал портрет Хосока. Лицо получилось немного кривым со скошенными глазами, но это не мешало его восхититься его схожестью с реальностью. Тот же темный непонятный взгляд, узкий подбородок и прибранная вправо челка. Чонгук хотел разорвать портрет, но от чего-то оставил в альбоме и запихнул его под кровать. Он не мог объяснить себе, но что-то тронуло его в том неидеально-смутном лице. -Зеленый росток, расцветший во мгле Боится лучей и дышит дерьмом. Холодный цветок, одинокий как волк, Пытается выйти, но черт с ним, ведь он никто. Никто его ищет и не ждет, Никто не даст ему заботы и тепла. И к черту этот гребанный цветок, Ему достаточно жить среди тьмы и дерьма, - парень с досадной улыбкой отошел от окна, но остановился рядом с конференц-залом, где открылась входная дверь. Около десяти мафиози прошли мимо, затем вышел Хосок. Он остановился напротив и посмотрел на Чонгука непривычным ему сожалением. Но он будто жалел себя или паниковал из-за будущих обстоятельств. -Гу, у меня есть новости, - плечи тяжело подымались. Казалось, новости не очень хорошие. Встревоженный взгляд парня заставил его утешительно усмехнуться. -О, нет, новости не настолько плохие, как ты думаешь.... По крайней мере, для тебя. Скоро я отправлюсь в конец города разбираться с бандой непослушных парней. Не знаю, когда вернусь. Эти ребята очень суровые. Поэтому я оставлю нашу уборщицу следить за тобой. Она будет приносить тебе еду в номер. И ты все так же можешь гулять по второму этажу и конференц-зал тоже будет твоим. Если я не вернусь через двое суток, ты можешь сбежать. Однако правило остается правилом: только второй этаж. А то сам понимаешь, какие могут быть последствия. Равнодушие вновь вернулось к нему, и он пошел к лестнице, спустившись на цокольный этаж. Это был их последний разговор за следующие сутки. Чонгук не выходил из номера. Ему надоело ходить туда-сюда, считая шаги, а конференц-зал пугал его. Необъяснимая тоска сжирала его изнутри, а одиночество и беззащитность только усилились. Уборщица сдалась после двух попыток завести разговор. Она лишь приносила еду, которая ни разу не была тронута. Чонгук молчал. Он лишь лежал под одеялом, рисовал и много думал о том, что раньше казалось трудным. Чонгук был настолько слаб, что его поставили на колени и унизили. Неужели мать – причина его беспомощности? Альбомные листы были либо испорчены бессмысленными паутинами из чернил, либо черно-белыми портретами Хосока. Где-то он стоял у окна, где-то держал пистолет, а на последнем портрете он сидел в окружении теней, держал стакан виски и затягивал сигарету. Чонгуку он не нравился больше всего. Это будто отражение той жизни, который сам Хосок противился. Он будто бы жил так под чьим-то контролем, будто бы это – ложь. Это не то, что он ценит на самом деле. Но какое дело Чонгуку до человека, который похитил и унизил его? Разве может быть свет среди такого количества тьмы? Когда кончался вечер второго дня отсутствия Хосока, Гу почувствовал, что ему чего-то не хватает. И почему-то в тот момент он не думал о Чимине, детдоме или колледже. Он вспоминал лицо Хосока, обнимая подушку в темноте. Казалось, парень уже простил Чона и, возможно, по этой причине он не сбежал, как было позволено. Он уснул раньше десяти с раскрытым альбомом в руках. Но ночью что-то заставило его соскочить с постели и выбежать в коридор. Чонгук услышал тяжелые шаги, отдаляющиеся в конференц-зал. Он не сразу понял, кому они принадлежали, но уже проснувшись, он ощутил волнение и дрожь по всему телу. Хосок устало переставлял ноги, зажимая ладонью правое плечо. Лишь спустя пару шагов на ковер упали капли крови. Гу помчался за ним. -Господин Чон! Мужчина обернулся с сердитым выражением лица. -Почему ты не спишь, Зайка? – спросил он. -Вы ранены, - слезинки сверкали в глазах, а сам Чонгук едва не срывался на крик. – Вам нужен доктор. -Я не пользуюсь услугой медиков, - Чон собирался отвернуться, как парень аккуратно коснулся его здорового плеча. -Тогда позвольте мне вылечить вас. -Да что ты знаешь о ножевом ранении? Ты даже сам себя не можешь спасти. -Мать моего друга учила меня медицине. Я избавлю вас от боли и остановлю кровотечение. Спустя минуту Чон смягчился и согласился. Они зашли в номер. Чонгук включил свет и достал из ящика аптечку и сел на кровать рядом с Хосоком. Тот снял пиджак и рубашку, открывая вид на подтянутое тело, пока парень искал нужные медикаменты. -Когда в колледже кончались занятия, мы с Чимином уезжали к нему домой, обедали, и если он занимался танцами, то миссис Пак рассказывала о своем опыте работы в больнице. Как-то ночью она оставалась на дежурстве, и тут пару полицейских привели к ней мужчину, раненого ножом в бок. Ей удалось спасти его, и у нее есть за это награда. Почему-то именно этот урок я запомнил лучше всего. Возможно, потому что все так и должно было случиться. Я должен был спасать вас… прошу, лягте на спину и согните колени. -Зачем ты это делаешь? – Хосок с большим непониманием смотрел, как Чонгук бережно зажимает рану ватой. – Разве ты больше не боишься меня? Разве для тебя я больше не монстр? -Вы не были им для меня. Парень на долю секунды ответил ему теплом, а после спрятался, а его щеки налились румянцем. -Я должен быть сильнее. Я должен забыть о прошлом, которое ранит меня. Вы не виноваты в том, что я был унижен. Мне уже давно нужно было послать все к черту и стать сильнее. Кстати, за последние дни я не вспомнил о матери и чувствовал себя намного лучше…. Посмотрите, кровотечение остановилось. Это хорошая новость. -Хорошая новость в том, что ты наконец нашел причину своей слабости, не так ли? -Но мне было ужасно тоскливо, когда ждал вас. Прошу, в следующий раз не заставляйте меня волноваться. И тут Гу окончательно зажался, но несмотря на это, продолжал обрабатывать рану от грязи. Хосок приподнял уголки губ, заметив пылающее лицо парня. Его слова растопили в сердце Чона равнодушие. И что-то вроде теплоты или симпатии готово было открыть его душу и рассказать какую-нибудь правду. И это чувство нарастало с каждой секундой, но мужчина заговорил спустя пять минут, когда Гу стал чувствовать себя более спокойно и расслабленно. -На меня все полагаются. Даже Дон считает, что я могу справиться с любым его поручением. Но это не так. Я слабак, для меня подойдут только кражи и убийства мелких людей, вроде бомжей. Я лишь кажусь таким жестоким и бездушным, но это всего лишь образ, маска, за которой я прячу слабую личность. Хотя так было первое время, когда я стал мафиози. Теперь же этот Демон сжирает меня изнутри, и я становлюсь настоящим садистом. Я испортил себя, потому что хотел, чтобы меня замечали и уважали, равняли с Доном и подчинялись моим приказам, когда его нет. Это все из-за внимания, понимаешь? Ты не должен быть таким. Будь сильнее, борись с проблемами, но не делай их своими союзниками. Ты меня понял? Чонгук закивал, завязывая повязку из бинта, и это не могло не вызвать у Хосока мягкой улыбки. Впервые за долгое время он так искренно улыбался. -Хорошо. Я действительно счастлив, что ты понимаешь меня. И, кажется, что я полюбил тебя, Зайка. Взгляд Гу застыл на аптечке, а еще не остывшее лицо снова запылало. Хосок тихо засмеялся и неспеша оторвал голову от подушки. И не прошло и мгновения, как его теплые губы коснулись пылающей щеки. -А сейчас, позволишь ли ты мне ощутить тебя? – зашептал мужчина, кладя руку на оголенное колено, ощущая волнение и трепет невинного девственника. – Позволишь ли снова коснуться, но только здесь, в постели? Я хочу ласкать тебя всю ночь, я хочу слышать твой неуверенный девственный стон. Позволишь ли ты мне? -Но р-рана…, - парень сильнее задрожал. -Если ты позаботишься обо мне, все будет в порядке. Не волнуйся об этом. И тогда Чонгук показал свои оленьи глаза, напитанные счастьем, которое он так долго искал. -Я хочу видеть наши тела, хочу видеть ваше лицо. Я хочу знать, когда удовольствие достигнет своей вершины. Позвольте оставить включенным свет, хен. Хосок усмехнулся, но сейчас в его усмешке не было величия. Она больше казалась уставшей. -В таком случае, тебе все равно придется закрыть дверь, малыш. Нам никто не должен мешать. *** Тонкие губы целовали шею. Рука приобнимала тонкую талию, а на левом плече лежала чужая голова, согревая рану горячим дыханием. Спина крепче прижималась к стене из-за быстрых скачков. Парень активно двигал бедрами, разминая ягодицы и впуская плоть мужчины глубже в себя. Он обрывисто кричал после каждого проникновения, будто с отчаянием и болью, и плакал, обнимая сильнее лопатки. -Ах, хен! -Тише-тише, Зайка. Помедленней…, слишком быстро. Хосок стал нежно поглаживать спину Чонгука. -Но мне нравится…, нравится, - кричал он, и вдруг ускорил темп. Хосок схватился за набухшее достоинство парня и принялся ласкать его, а тот поднял голову, вытянул шею и протяжно застонал. Теперь это было приятно, сравнимо с чем-то возвышенным и священным, дорогим и редким. Чонгуком овладело тепло, овладело счастьем, которому он возносил песню. Но дело было не в самих прикосновениях. Дело было в Хосоке. Он вдруг изменился, стал более настоящим, стал собой, и именно искренность делала этот момент приятным. Теперь слезы Чонгука принадлежали свету, который пробился сквозь бесчисленную тьму. -Хороший Зайка…, сладкий Зайка, - мужчина целовал ключицы, слизывая слезы. – Остановись…, помедленней, - он коснулся головы, скользя пальцами между волос. – Хорошо, малыш. Теперь ложись. Я нежно войду в тебя. Хосок поднялся на руки, глядя на красноватое лицо Гу. -Постой, - вдруг прошептал тот. – Рана может начать кровоточить. -Не беспокойся об этом. Смотри мне в глаза и не отрывай взгляд. -Хен! Мужчина прогнулся и неторопливо задвигал бедрами, заставляя парня сладко стонать и иногда покусывать губу. Они смотрели друг на друга, краснея, этими взглядами начиная всю историю заново, вне мафии, как двое влюбленных. -Я люблю тебя, Чонгук, - проговорил Хосок, войдя глубже, и Чонгук поднял грудь и прикрыл глаза, с голосом выдохнув. Из губы просочилась кровь. -Я тоже…тоже люблю тебя, Хосок-хен…. Ах!.. -Обещай, что всегда будешь рядом со мной. -Обещаю быть рядом. - Обещай, что никогда не покинешь мое сердце. -Обещаю не покидать твое сердце. - Обещай, что не отвергнешь мои ласки. -Обещаю не отвергать твои ласки…. Ах! - Обещай, что будешь счастлив…. Чонгук? -Обещаю…. Ах!.. Обещаю быть счастливым! Чонгук обнял Хосока за плечи и уронил голову ему на плечо, тяжело дыша. Вскоре Хосок лег на кровать, прижимая обнаженное пылающее тело и играясь с мокрыми волосами. Раненное плечо ныло, но он обращал на это внимания. -Гу…, ты в порядке? – тихо спросил он. -Мне никогда не было так хорошо, как с тобой, хен, - захныкал парень, и только мужчина начал волноваться, добавил. – Не беспокойся о слезах. Я просто очень счастлив. Давай полежим так до приезда господина Кима. Хосок засмеялся. -Нам нужно поменять белье. Оно не пригодно для сна. -Но я хочу спать. Давай сделаем это завтра. Прошу, не двигайся. Останься со мной. -Ладно, уговорил. Я тоже очень устал…. Тогда спокойной ночи. Спи сладко, Зайка. -Люблю тебя, Хосок. -И я тебя…, мое счастье.