Великое переселение (из цикла "Игра теней" - 4)

*** На пути к чародейке, разумеется, не обходится без приключений. Болотистая местность кишит утопцами, и парочка особо ретивых особей нападает на Геральта и Лютика, едва они, спешившись, ступают на тропинку между невысокими кривыми берёзками. Лошади бешено ржут. Лютик от неожиданности выпускает повод, пятится и в панике поворачивается к Геральту. Тот закатывает глаза, неожиданно легко подпрыгивает и выхватывает меч из ножен за спиной Лютика. Вращает, разминая кисть, и ловким прыжком сигает на ближайшего рычащего утопца. Тот уклоняется, взмахивает костлявой лапой и чиркает по голубой куртке, распарывая ткань и цепляя кожу. Лютик бросается на помощь, бьёт кулаком в оскаленную сизую морду и офигевает от собственной силы — утопец ошарашенно трясёт башкой и воет от боли. Геральт, зажимая левой рукой бок, с трудом поднимает меч и замахивается. Лютик успевает пригнуться, когда серебряная молния свистит над головой, и утопец, брызгая чёрной кровью, валится на землю. — Второй! — вопит Лютик. — Сзади, Геральт, сзади! Геральт падает на колено, неловко перекатывается и с трудом вскакивает на ноги. Лютик бросается между ним и утопцем, тянет руку назад: — Дай мне этот грёбаный меч! — орёт он. В ладонь ложится рукоять. Тяжесть почти не чувствуется, но от ощущения, что это не тупая деревяшка, а смертельное оружие, у Лютика перехватывает дыхание. Он сосредотачивается на рычащей цели, и Геральт хрипит из-за спины: — Бей с короткого замаха, попадёшь — уходи в сторону! И заходи сзади! В памяти Лютика всплывают все приёмы, которые он худо-бедно освоил на тренировках, и он кидается на утопца. Время будто замедляется, или это его движения слишком быстры… Ему кажется, что он видит траекторию замаха меча ещё до того, как начинает атаку, и понимает, куда придётся удар — аккурат в склизкий бок твари. Ему удаётся воплотить задуманное, но чисто увернуться не получается, и отвратительная лапа вскользь задевает его по лицу. Левый глаз заливает кровь. — Лютик! — орёт Геральт. — Берегись! В утопца летит камень. Тварь поворачивается к Геральту, скалясь и рыча, и Лютик, двумя руками перехватив меч поудобнее, с уханьем опускает его на башку, разваливая её на две половины, как переспевшее яблоко. — Получилось! — пляшет он, потрясая окровавленным лезвием. — Геральт, у меня получилось! Я грохнул эту суку! — Поздравляю, — хмуро говорит тот. — Убери меч, пока не отхватил мне голову. Лютик обеспокоенно шагает к нему. Геральт бледен, на боку расплывается красное пятно, на пальцах кровь. Он смотрит на Лютика шальными от боли глазами, и Лютик чувствует фантомное жжение в том же месте, словно это его ранили. Впрочем, его и ранили. И теперь, вернувшись в собственное тело, ему предстоит ещё долго страдать, пока дыра в боку заживёт окончательно. — Глубоко он тебя? — Лютик пытается оторвать руку Геральта от бока и посмотреть, но тот не даётся. — Жить буду, — хрипло говорит он, опираясь на плечо Лютика. — Поехали отсюда живее. — Надо было идти по тракту! Это всё ты… «Так быстрее, давай срежем»… — раздражённо передразнивает Лютик, обнимая Геральта и помогая ему идти. — Теперь у меня минус куртка и плюс первый шрам. Не сказать, чтобы я особенно этому радовался. — Зато ты завалил своего первого монстра, — хмыкает Геральт. — Чем не повод для радости? — Знаешь, если учесть, что я скоро вернусь в своё тело, меня больше беспокоит дырка в твоём, то есть, прости, в моём боку. — Чародейка поможет залечить, не очкуй. Вернёмся на тракт, я больше не хочу экспериментировать. Они выбираются из березняка на дорогу, Лютик помогает Геральту взобраться на лошадь, и тот, глядя на него сверху вниз, неожиданно протягивает руку и касается лица Лютика. — Дай кровь сотру, — говорит он тихо. Лютик и забыл о своём порезе над бровью — он совсем не болит. Но послушно стоит, позволяя Геральту вытереть кровавый подтёк, наслаждаясь нежными прикосновениями. Он чувствует себя полным сил, адреналин, выплеснутый боем, кипит в крови, и пониже пояса нарастает неуместное возбуждение. Неужели у Геральта так всегда? Неудивительно, что, возвращаясь после охоты, он набрасывается на Лютика с удвоенной жадностью и трахает так, что дым из ушей… Жаль, что Геральт ранен, иначе можно было бы по-быстрому спустить пар прямо здесь. А тот словно читает его мысли. Ловит горящий взгляд Лютика и мрачно демонстрирует ему фигу. — Я знаю, что у тебя на уме, — бурчит он. — Только попробуй распустить руки, зараза. — Успокойся ты. Отстану и передёрну, делов-то. — Я когда-нибудь так делал?! — Хуй тебя знает, чем ты занимаешься, когда меня нет рядом. Они едут дальше, избегая срезать путь, и добираются до хутора чародейки к вечеру следующего дня, после беспокойной ночёвки у костра и тряского путешествия под мелким колким дождём. Магичка Флора — черноволосая эльфийка в летах — выслушивает их историю, одновременно врачуя рану на боку Геральта. Она немногословна и очень внимательна. У неё быстрые ловкие руки и тёплый взгляд. — Значит, — помолчав, говорит она, — ты — это он, а он — это ты. Что ж, переселение душ — редкий трюк, но я пару раз сталкивалась с таким. Я могу попробовать вернуть всё, как было, но это сложный ритуал, для которого мне понадобятся особые травы. Сходишь со мной, пока твой друг отдыхает? — Она смотрит на Лютика, и он кивает. — Возможно, придётся отбиваться от мелких накеров, их тут расплодилось с зимы, но ты справишься. Я помогу. — Не вздумай отказываться, — мрачно говорит Геральт. — И не лезь на рожон, если поймёшь, что не вывозишь. Лучше бегите. Лютик нежно хлопает его по плечу. — Не очкуй, бард, — ехидно говорит он. — Не таких заваливали. — Угу. Один раз и то чудом. — И всё же… как включить игни? — Ты подпалишь себя, мазель Флору и половину хутора, если я покажу. Так что иди на хрен. К великому сожалению Лютика, накеры им не встречаются. Магичка бродит по полю, выискивая нужные травы, что-то шепчет под нос, а Лютик таскается за ней, гремя мечами, и всё надеется, что из-под земли вылезет хоть какой захудалый монстр, но безрезультатно. Ночь тихая и безлунная, трава умиротворяюще шелестит, чародейка бормочет, и Лютик начинает зевать от скуки. — Всё, — наконец сообщает Флора, тряхнув корзинкой. — Завтра утром начнём. Пошли домой, проверим, как там твой друг. — Спасибо тебе, — от всей души благодарит Лютик. — Честно говоря, я бы хотел вернуться в своё тело. В этом, конечно, тоже неплохо, но я скучаю по себе. Флора прищуривается. — Поскучаешь ещё ночь, — улыбается она. — Заодно проверишь, каково оно в деле. Лютик краснеет. По крайней мере, ему так кажется. — Я… — Ой, ну что я — слепая, что ли? Рана у твоего друга несерьёзная, я хорошо её подлечила, можете покувыркаться до рассвета, — чародейка хихикает. — Эх, будь я помоложе, присоединилась бы к вам. Лютик закашливается и увесисто получает по спине. — По нам что — так видно? — бормочет он. — Даже если бы ваши души вселились в булыжники, это был бы первый прецедент с совокупляющимися камнями, — хмыкает Флора. — Честно говоря, я впервые вижу, чтобы два мужика настолько тянулись друг к другу. Между вами аж искрит. — Ты меня смущаешь, — Лютик отбирает у неё корзинку. — Я думал, сельские чародейки скромнее. — Меньше думай, бард-ведьмак, — смеётся она. — Ты не знаешь, какое у меня богатое прошлое. Они возвращаются на хутор. Флора начинает готовить зелья, а Лютик идёт в комнату, где отдыхает Геральт. Вопреки его предположениям, он не спит, а валяется на кровати и пялится в потолок. Голый по пояс, с розовым шрамом через рёбра наискосок, бледный, но живой и здоровый на вид. — Ну что? — интересуется он. — Много накеров порубал? — Хотел бы я соврать, что пяток и ещё парочку виверн, но не буду, — Лютик вздыхает и начинает освобождаться от доспехов. Геральт с интересом наблюдает за ним, пока тот возится с проклятыми ремешками, но не делает ни малейшей попытки встать и помочь. — Завтра утром всё вернётся, как было, — говорит Лютик, с трудом содрав с себя куртку. — Угу, — отзывается Геральт. — Если у неё получится. — Получится, — отмахивается Лютик. — Думай о хорошем. Ты наверняка устал от моего тела. — Я устал от твоего болтливого языка, который не затыкается даже в моём рту. Прозвучало как-то очень двусмысленно. Лютик в этот момент снимает рубаху через голову, а когда выныривает из ткани, то видит лицо Геральта. И его выражение ему очень знакомо. Пах обжигает тёплая волна. — Иди-ка сюда, — говорит Геральт, не сводя с Лютика потемневших от желания глаз. — Хочу почувствовать себя этим курвиным сыном Ламбертом. А заодно порадовать твоё тело новыми ощущениями. — Жаль, что я не узнаю, каково это, — притворно вздыхает Лютик, спуская тесные портки и являя во всей красе стоящий торчком член. Геральт присвистывает. — А я хорош, — ухмыляется он. — Смею тебя заверить, в любом теле, — Лютик наступает коленом на кровать, нависает над Геральтом и целует в мягкие губы, понимая, что сейчас им придётся поменяться ролями. И придёт его черёд привычно кусать подушку и сходить с ума от мысли, что он снова трахает сам себя. Геральт приподнимается, жарко отвечая на поцелуй, а потом выскальзывает из-под Лютика и толкает его в плечо. Лютик падает на спину, с восторгом глядя в голубые глаза, в которых — будь он проклят! — полыхает что-то золотое. Парадоксально, но при всей своей силе он чувствует себя игрушкой в ловких тонких руках ведьмака. Ему не хватает ещё одного человека рядом, который трахнул бы Геральта, пока тот занимается Лютиком, но, если подумать, от такой мешанины тел и душ можно было бы и вправду свихнуться. Так что, может, оно и к счастью, что Ламберта здесь нет. Геральт сползает по его телу, оставляя влажные следы поцелуев и лёгких укусов, затем впивается зубами больнее, оставляя отпечаток на боку. Лютик млеет от новых ощущений. Каждая вспышка боли порождает волну удовольствия. Надо запомнить, куда кусать этого сукиного сына, чтобы его тело реагировало так, как сейчас. А потом мягкие губы смыкаются вокруг его члена, и мысли моментально выметает из башки. Остаётся только бешеный зов плоти, жар рук и губ, сорванное дыхание и непристойные влажные звуки, с которыми Геральт облизывает и сосёт налитый кровью ствол. Лютик зарывается пальцами в мягкие тёмные волосы, двигает бёдрами навстречу, зная, что Геральт легко сумеет расслабить горло и впустить его до конца. В конце концов, несколько месяцев ежедневных тренировок прошли не зря. Ладони Геральта скользят по животу Лютика вверх, и Лютик накрывает их рукой, выгибаясь, чувствуя, как головка толкается в шелковистую скользкую стенку горла, как язык Геральта пробегается вверх и вниз по стволу и щекочет уздечку. От возбуждения темнеет в глазах. — Геральт, угомонись… я сейчас… Тот поднимает голову, выпуская изо рта член, ехидно щурится. — Не ври, Лютик, я же себя знаю. Ты можешь продержаться ещё долго. — Ага, когда ты в этом теле… Я же… а-ах-х-х… Пальцы Геральта крепко перехватывают член у основания, останавливая сладкую волну. Он подтягивается выше, наматывает на ладонь волосы Лютика, кусает губы, широко лижет подбородок и шепчет: — Так странно… слышать себя. — Безумие какое-то, — стонет Лютик. — Трахни меня уже. Он разводит колени шире, впуская в себя смоченные слюной пальцы, подаётся на них, с восторгом прислушиваясь к ощущениям внутри, изнемогая от желания почувствовать больше, плотнее, крепче… Лютик шепчет грязные словечки, подстёгивая сам себя, зная, что Геральту рвёт крышу, когда он слышит всю эту блядскую любовную трепотню из своих собственных уст. Пальцы выскальзывают из его тела, Геральт, опираясь одной рукой на матрас, обильно сплёвывает на ладонь другой, смазывает свой член и без долгих прелюдий вставляет по самые гланды. Ну ладно, не по гланды, а пониже. Всё-таки с дубиной Геральта член Лютика не сравнится, но тоже… а-а-ах-х-х… ничего так! Лютик плавится. Течёт. Уносится в вихре удовольствия, чувствуя себя одновременно и Геральтом, и самим собой, и всеми теми девками, которых ублажал в эпоху до Каэр Морхена… Он хватается за плечи Геральта, царапает их, запрокидывает голову и низко стонет, а потом вслепую нашаривает ладонь ведьмака и тянет к своему члену. Никаких сил терпеть больше нет. Пусть Геральт хоть трижды двужильный жеребец, но когда внутри его тела мечется обезумевший от наслаждения Лютик, тут уж извините, долго не получится. Но Геральт, сделав два рывка рукой, убирает ладонь и, вцепившись в бёдра Лютика, дёргает его на себя, насаживая до предела. Тёмные волосы липнут ко лбу, глаза горят так, что больно смотреть, и Лютик видит, как на его собственном лице проступают резкие и такие знакомые черты. И когда Геральт кончает, его рот — мягкий рот Лютика! — искажается в жёстком оскале, который Лютик узнает из тысячи других. Изнутри его затапливает белым жаром. Геральт, содрогаясь, выскальзывает из его тела и насаживается ртом на член, и Лютик больше не может сдерживаться. Он кончает в этот ласковый рот в ту же секунду и разлетается на миллион осколков, ослепший, оглохший и абсолютно потерянный в этом блядски прекрасном ощущении. Имя Геральта, выкрикнутое голосом Геральта, ставит финальную точку, после которой наступает блаженный покой. У Лютика не остаётся сил даже на то, чтобы вытащить изо рта прядь волос. Не говоря уже о том, чтобы включить режим посткоитального трёпа. Он прижимает к себе обессиленного Геральта и отрубается почти мгновенно, не слыша и не чувствуя, как брыкается и матерится ведьмак, пытаясь выпутаться из его рук. Ему снится, что он — ослепительно сверкающий бриллиант, который, как по маслу, входит в крепёж на золотом кольце с гравировкой «Геральт». *** На рассвете Флора бесцеремонно расталкивает их и даже не думает отвернуться, пока Геральт и Лютик, спросонья путая предметы гардероба, пытаются одеться. — Что я там не видела! — фыркает она и тут же охает, прикрыв рот рукой, когда Лютик во всей красе поворачивается к ней, роняя штаны. — Беру свои слова назад, бард-ведьмак…. Геральт за спиной Лютика возводит глаза к потолку и, чертыхаясь, начинает застёгивать щегольские портки. Чародейка выводит их в поле, к кругу камней, окрашенных бледным розовым заревом, велит сесть друг против друга и смотреть в глаза. Высыпает из подола горсть щепок и мха, чиркает кремнем, разводит небольшой костёр. — Сейчас я буду читать заклинание, — предупреждает она. — И использовать травы. Будет много дыма, но рекомендую не чихать и не закрывать глаза. — Она мнётся, глядя на замерших в ожидании мужчин. — Не возлагайте на меня большие надежды, я не даю гарантию, что справлюсь, но приложу все усилия. Слушайте мой голос, смотрите друг другу в глаза и молитесь всем богам, которые вам ведомы, чтобы у нас всё получилось. Она закрывает глаза и начинает читать нараспев. В костёр летит первая щепотка трав, в небо взвивается клуб синего дыма и накрывает каменный круг плотной вонючей завесой. Лютик моментально перестаёт видеть, глаза слезятся, в носу бешено свербит. Он прищуривается, пытаясь разглядеть Геральта сквозь синий туман, но его отвлекает пронзительный звон в ушах и неприятное ощущение, будто из него клещами вытягивают внутренности через нос. Небольно, но ужасно противно. В ту же секунду мир кренится набок, блекнет и стремительно мчится куда-то вперёд, Лютик успевает мельком увидеть тело Геральта под странным углом и хочет закричать, но вместо этого жужжит. И летит хер знает куда, среди толстых зелёных стволов и огромных разлапистых бутонов. Ошалев от страха, он не замечает, как сбоку мелькает жужжащая тень и пребольно врезается в бок, и оба, сцепившись лапками, падают на большой круглый лист. — Геральт? — жужжит Лютик, во все свои фасеточные очи пялясь на желтоглазую муху с крайне озабоченным выражением… эээ… лица? — Лютик? — гудит Геральт и яростно взмахивает прозрачными крылышками. — Потрахаемся, пока есть время? — чувствуя, как идиотский восторг вперемешку со страхом заполняет его маленькое тельце, предлагает Лютик и приглашающе припадает на передние лапки. — Хм, — отзывается Геральт. — Нас в любой момент сожрут, так что… Он только пристраивает свой хоботок к оттопыренной жопке Лютика, как вокруг всё опять вертится, гремит и сворачивается в розовый дымный сгусток, из которого они выпадают на землю и таращатся на затянутый колышущимся маревом каменный круг и собственные тела, сидящие на земле в застывших позах. Рассмотреть всё как следует мешают кусты и крайне низкий угол обзора. Лютик косится на себя, на Геральта, вытягивает пушистые лапки и машет длинными ушками. — Ведьмак, ты когда-нибудь слышал выражение «трахаться как кролики?» — пищит он, вильнув хвостиком. — Хм, — отзывается Геральт и прыгает сверху, обхватив бока Лютика крепкими лапками. Но едва они начинают, как тут же всё заканчивается. Бабахает громче, чем в первый раз, оранжевая муть заволакивает всё вокруг, завывания чародейки становятся громче и яростнее, и Лютик возносится в небеса на тоненьком стебле, раскрывая навстречу солнцу ярко-жёлтые лепестки. — Опыли меня! — мысленно умоляет он, обращаясь к мощному шмелю, который с низким грозным гудением заходит на посадку аккурат в самую сердцевинку. Он трепещет всеми своими тычинками, напрягает пестик и готовится к соитию с самым сексуальным насекомым на свете, но случается очередной цветной взрыв, и Лютик взмывает в небо с лёгкостью пушинки. У него нет тела. Только свет, заполняющий очертания фигуры, и удивительное чувство бесконечной свободы. Он парит в вышине и рядом с ним летит Геральт — серебристый сгусток света в форме призрачного человеческого тела, и их руки растворяются друг в друге, сущности сливаются воедино, и это лучше любого физического контакта, оргазм на ментальном уровне, сопряжение ебучих сфер их сексуального влечения друг к другу. Они соприкасаются губами, втекая друг в друга, но какая-то сила внезапно растаскивает их по сторонам и обрушивает на землю. Вполне осязаемым образом, надо сказать. Лютик врезается затылком об камень и охает, хватаясь за голову. Геральт валится на бок и дёргается, как в припадке. Чародейка выкрикивает последнее заклинание, швыряет в ярко пылающий костёр горсть трав и без сил падает на колени. Воцаряется тишина. Жужжат мухи, в кустах совокупляются кролики, лютики тянут в небеса жёлтые лепестки, деловито гудят шмели, а двое мужчин ошарашенно пялятся друг на друга сквозь медленно рассеивающийся дымок. Лютик вытягивает руки и, не веря своим глазам, смотрит на красные рукава с белыми кружевными манжетами. Геральт хлопает себя по груди, по бёдрам и расплывается в улыбке. — Блять, я — снова я, — бормочет он. — Боги, как хорошо-то… Лютик? — Я в порядке, — кряхтит тот, потирая ушибленный затылок. — Больно, пиздец. Я успел отвыкнуть от того, какой я… человек. — Ты охуенный человек, — Геральт подходит к нему, слегка пошатываясь, сгребает в охапку и поднимает на ноги. Лютик вдыхает знакомый запах, ткнувшись лицом в кожаную куртку. — Ты — мой человек. — А ты мой монстр, — слабо улыбается Лютик, отстраняясь и хватаясь за крепкие плечи. Глядя в такие близкие и наполненные теплом золотые глаза. — На своём месте. Рядом со мной. — Вот вы, блять, романтики, — ворчит Флора, вставая с земли и отряхивая платье. — Все силы из меня вытянули. Кто ж знал, что вы друг от друга не отцепитесь, даже если промажете мимо своих тел, а? Еле разделила вас, придурков. Ох, грехи мои тяжкие… — Флорочка, — Лютик отлепляется от Геральта, подскакивает к ней и бережно подхватывает за локоть. — Ты чудо. Ты самая расчудесная чародейка, которую я встречал в жизни. Спасибо тебе. — Если тебе накеров надо порешить, я хоть щас, — благодарит по-своему Геральт. — Идёмте уже, переселенцы клятые, мне прилечь надо. Они провожают Флору до хутора, и пока Лютик сидит с ней и напевает свои баллады, наслаждаясь вновь обретённым голосом, Геральт пробегается по окрестностям и с удовольствием разделывается с двумя стаями накеров, а напоследок громит их нору, чтобы больше не лезли. Когда он возвращается, чародейка мирно похрапывает в кресле, а Лютик чистит картошку и мурлычет себе под нос. — Геральт, — улыбается он сияюще, бросает нож, подбегает и прижимается к ведьмаку. — Вот это было приключение. Я до сих пор не верю, что целых два дня сидел в этом шикарном теле, — он с восхищением гладит Геральта по груди и бокам, цапает за задницу и целует взасос. — Да уж, — хмыкает ведьмак, оторвавшись, наконец, от губ Лютика. — Что ни говори, а нам выдался отличный шанс посмотреть на себя со стороны. — Только снаружи, Геральт. И как мы с тобой поняли, внешность не имеет никакого значения, — Лютик подмигивает, оборачивается на чародейку, прикладывает палец к губам и тянет Геральта за собой в комнату. Геральт всё понимает, берётся за застёжки куртки, но Лютик мягко отводит его руки и усмехается: — Дай я. Ничего сложного, когда делаешь это не сам. Он справляется в два счёта, позволяет Геральту стащить с себя дублет и порвать очередную рубашку. Привычные объятия внезапно обретают пикантную остроту, они словно узнают друг друга заново и наслаждаются вроде бы привычными, но такими яркими ощущениями, по которым успели соскучиться. Они опускаются на пол, не дойдя до кровати, и наконец-то отыгрываются за всех мух, пчёлок и кроликов мира, и им плевать, если чародейка внезапно проснётся и увидит их. Да пусть хоть вся округа, включая недобитых накеров, соберётся посмотреть на это зрелище. Стыдиться нечего, ведь со стороны они выглядят просто потрясающе.