Всегда

Учеба на четвертом курсе началась довольно приятно для Гермионы Грейнджер. Первым уроком в ее расписании стояла любимая нумерология, девушка с удовольствием погрузилась в столбцы и таблицы цифр и даже заработала десять баллов для Гриффиндора. Однако урок Ухода за Магическими Существами прошел не так радужно. Хагрид нашел новых монстров, причем довольно мерзких на вид. Зачем нужны соплохвосты, он толком не знал, что они едят и где у них вообще рот ‒ тоже. Общение со склизкими, похожими на слизней существами радости не принесло. По настоящему важное событие произошло, когда Гермиона вслед за Гарри и Роном вошла в холл школы. Там собралась целая толпа, в центре стоял Драко Малфой. Она сразу почувствовала неладное: когда у него такой взгляд ‒ хорошего не жди. И действительно, блондин решил всем прочитать статью из «Ежедневного пророка» об оплошности мистера Уизли, отправившегося спасать поднявшего ложную тревогу Грозного Глаза Грюма, со своими комментариями. Рон быстро багровел, жилка на виске билась, показывая крайнюю степень гнева. ‒ Прикинь, они даже его имя правильно написать не могли, как будто он полное ничтожество, а, Уизли? ‒ неприятно растягивая слова, произнес Малфой, делая акцент на том, что в статье мистера Уизли вместо Артура назвали Арнольдом. Теперь чтение слушал уже весь холл, а Рона просто трясло от бешенства. «Только бы драку не устроили! В первый-то день, это совсем некстати!» ‒ подумала Гермиона. Она пыталась поймать взгляд Драко и глазами попросить его прекратить эту комедию, но он на нее не смотрел. Девушка знала, как Малфой не любит ее друзей, в принципе, вражда была взаимной, и винить только одну сторону не имело смысла, но даже Гермиона признавала: парень нарывается, провоцирует гнев Гарри и Рона, и ей это, разумеется, не нравилось. ‒ Иди-ка ты знаешь куда, Малфой? Пошли, Рон... ‒ попытался разрядить обстановку Гарри. Он тоже хотел избежать столкновения, за что Гермиона была очень ему благодарна. ‒ Ах, да, ты же был у них этим летом, я не ошибаюсь, Поттер? Скажи-ка мне, его матушка на самом деле такая жирная или только на фотографии? ‒ Малфой не хотел отпускать их просто так. Гермиона почувствовала, как медленно, но неотвратимо подступает злость: просто кощунство оскорблять добрую, искреннюю миссис Уизли, таких замечательных людей, как она, в Англии просто нет больше! ‒ А твоя мамаша, Малфой? Такое впечатление, словно она только что унюхала кучу дерьма у себя под носом, ‒ скажи-ка, у нее всегда такой вид, или это от того, что ты был рядом? ‒ бросил Гарри, они вдвоем с Гермионой с трудом удерживали Рона на месте. Грейнджер точно знала, что этого говорить не стоило. Драко очень трепетно относился к матери, но ее друзья просто не представляли, что он способен на любовь и нежность... Хотя Малфой-то их чувств не щадил. ‒ Не смей оскорблять мою мать, Поттер! ‒ бледное лицо парня порозовело. Гермиона видела, что теперь уже он готов броситься на них с кулаками, дело принимало серьезный оборот. ‒ Тогда заткни свою грязную пасть! ‒ рявкнул Гарри. Выдержкой Малфой не славился никогда. Он в мгновение ока выхватил палочку и швырнул в Поттера каким-то заклинанием, как раз когда тот отвернулся. Гермиона даже не успела среагировать и выставить щит. Гарри тут же выхватил свою палочку, но ответить не успел. ‒ Ну уж нет, парень! ‒ голос Аластора Грюма разнесся по всему вестибюлю. Спустя мгновение вместо Драко на плитах холла лежал небольшой белый хорек. Профессор Грюм не позволял ему убежать, его нормальный глаз повернулся к Поттеру. ‒ Он тебя задел? ‒ Нет. Промазал, ‒ Гарри, похоже, сам никак не мог справиться с шоком. ‒ Оставь его! ‒ неожиданно рявкнул Грюм. ‒ Оставить кого? ‒ не понял Поттер. ‒ Не ты ‒ он! ‒ преподаватель указал на Кребба, который пытался подобрать белого хорька, но испуганно замер. Грюм шагнул по направлению к Креббу, Гойлу и хорьку. Последний, испуганно пискнув, бросился в сторону подземелий. ‒ Не думаю... ‒ бросил ему профессор. Он подбросил трансформированного Малфоя с помощью магии и звучно ударил об пол, затем снова поднял в воздух. Гермиона сама была готова броситься на помощь. Никакой проступок, даже гадкие слова Драко, не заслуживали такого наказания. Он ее друг, и она чувствовала искреннюю жалость. ‒ Мне не нравятся люди, которые нападают на противника со спины, — рычал Грюм, а скулящего от боли хорька подбрасывало все выше и выше. — Гнусный, трусливый, подлый поступок… Малфой уже не сопротивлялся, его лапки безвольно болтались в воздухе. Гермиона, чуть не плача от бессилия, медленно приближалась к нему. ‒ Никогда-больше-так-не-делай, — говорил Грюм, произнося каждое слово, как только хорек ударялся об пол и опять взмывал вверх. К счастью этот жестокий спектакль был прерван появлением профессора МакГонагалл. Когда Драко снова принял нормальный вид, волосы его растрепались, лицо покраснело, что было ему, в общем-то, не свойственно, а в глазах стояли слезы. Гермиона ни разу не видела его плачущим, да, печальным, да, в ярости, но не таким беспомощным и жалким, как в тот момент. Малфой кинулся в подземелья, и девушка поспешила за ним. Как утешить его, она не знала, но и оставлять одного боялась. Драко влетел в первый же свободный кабинет и упал на стул за последней партой. Гермиона вошла следом и наложила на дверь запирающее заклинание, чтобы никто их не потревожил. Парень сидел, закрыв лицо руками, и плакал, это было очевидно. Девушка подошла к нему сбоку и молча обняла. Он уткнулся мокрым лицом ей в живот. Гермиона не знала, но у него не было в Хогвартсе никого роднее нее, в любого другого человека, посмевшего зайти к нему в тот момент, он бросил бы заклинанием, причем, чем ужаснее, тем лучше, но ее поддержка оказалась бесценна. Гермиона просто стояла рядом и осторожно гладила неестественно светлые волосы. Наконец, спустя несколько минут, Драко поднял на нее красное от слез лицо. ‒ Я противен тебе теперь? ‒ тихо и хрипло спросил он. ‒ Нет, ни капли! Ты, конечно, безобразно повел себя с Роном, но такого наказания не заслужил, ‒ голос Гермионы звучал спокойно, она достала чистый носовой платок и, сев на корточки, сама принялась вытирать его лицо, а он не сопротивлялся. ‒ Как я покажусь людям после такого? ‒ Все сами испугались такого наказания, и МакГонагалл была в гневе... Не думаю, что это что-то изменит... Просто теперь профессору Грюму будет сложнее найти подход к слизеринцам. Пару минут Гермиона просто сидела и смотрела на него снизу вверх. На несчастное заплаканное лицо. Сердце разрывалось от желания помочь, защитить, но в голову ничего умного не приходило. ‒ Надо идти на обед, ‒ мягко произнесла она. ‒ Не пойду, ‒ Малфой, казалось, находился на грани нового потока слез. ‒ Нет, пойдешь, чтобы показать, что эта сцена в вестибюле для тебя ничего не значит! Ну, будь же смелым! ‒ А может я не смелый? ‒ Я верю, что это не так! ‒ ответила Гермиона. Повинуясь какому-то минутному порыву и желанию приободрить его, девушка приподнялась и поцеловала Драко в еще влажную щеку, а потом выбежала из кабинета, поняв, что сотворила. Лицо ее залилось краской, а на губах остался горьковатый вкус его слез и кожи. Конечно, Драко был не против поцелуя, но это могло дать ему ложную надежду. Гермиона пока еще не разобралась в себе, не знала, что к кому чувствует, поэтому не должна была так поступать, но сделанного не воротишь…

* * *

Как бы ни было Драко Малфою плохо в том пустом кабинете, после случившегося в вестибюле, присутствие Гермионы, ее поддержка оказали целительное действие, а ее поцелуй сумел действительно поднять настроение. «И почему она убежала? Знает ведь, что я к ней чувствую! Зачем смущаться, первый поцелуй все равно был моей инициативой. Если она теперь готова, то почему не остаться со мной, ведь я давно этого хочу», ‒ Драко пытался понять девушку и не мог. Ее женская логика его мужской никак не поддавалась. Осознав, что его опасения насчет презрения однокурсников оказались беспочвенными, ‒ слизеринцы встретили Малфоя, как героя, претерпевшего за правое дело, ‒ парень начал искать Гермиону, чтобы объясниться. Он готов был упасть перед ней на колени, поклясться, что никогда не бросит ее, что вместе они все преодолеют и так далее, но она словно специально избегала его. Когда они сталкивались, девушка всегда была вместе с Поттером и Уизли, а их присутствия при своих признаниях Драко, разумеется, не хотел. Увидеть ее одну получилось спустя довольно продолжительное время, в тот вечер, когда в Хогвартс приехали гости из Шармбатона и Дурмстранга. Драко был окрылен благосклонностью северных гостей, а, главное, ‒ знаменитого ловца болгар Виктора Крама. На пути в свою гостиную он совершенно неожиданно увидел Гермиону одну и тут же догнал ее. ‒ Ты избегаешь меня? ‒ его голос прозвучал обиженно помимо воли. ‒ Да, ‒ не стала юлить девушка. Она остановилась и повернулась к Малфою, прислонившись спиной к стене. Гермиона выглядела напряженной, что удивило парня. Чего может пугать ее в его обществе? Они не первый год дружат и довольно хорошо друг друга знают! ‒ Почему? ‒ совсем не так он представлял их разговор, и это выбивало из колеи. ‒ Драко, я зря поцеловала тебя тогда, ‒ на одном дыхании выпалила девушка. Это были только слова, но ощущение они оставили, как от пощечины. ‒ Я вижу в тебе только друга и не больше. Чувствую, что просто дружить у нас не выйдет, поэтому и избегаю тебя. ‒ Что? ‒ голос Драко прозвучал тише шепота. Ее слова, как тупые ножи, кромсали его живое тело. ‒ Как? Я не могу... ‒ Драко, у тебя есть Пэнси, есть друзья! Зачем тебе еще и я? ‒ Я люблю тебя, ‒ сорвалось с губ, хотя Малфой понимал, что ничего не изменить. Если Гермиона приняла решение, то заставить ее передумать почти невозможно. К тому же, она, похоже, считала, что поступает правильно, хотя для Драко ошибка была очевидна. ‒ Прости, ‒ прошептала Гермиона, в ее добрых карих глазах стояли слезы. Малфою безумно хотелось обнять ее и утешить, но разве мог он решится, после того, как его оттолкнули? Грейнджер ушла, оставив Драко одного посреди коридора, полного людей. Никто не обратил внимания на их маленькую драму. Малфой стоял, похожий на привидение, пока сзади к нему не подошла Пэнси Паркинсон. И как только она умудрялась все время его находить? ‒ Эй, ты чего стоишь? Что с тобой? ‒ Все в порядке, ‒ хрипло ответил он и двинулся в сторону гостиной Слизерина вместе с ней. Нельзя же рассказать о том, что его самого и его чувства только что отвергли, втоптали в грязь, и кто? Грязнокровка! В гостиной было многолюдно, все обсуждали приезд иностранных гостей. Уютно потрескивали камины, горели на стенах волшебные факелы. Драко рухнул в глубокое кожаное кресло в темном углу, подальше от чужих глаз. Пэнси тут же присела на подлокотник рядом. ‒ Почему ты такой грустный? Я могу тебе помочь? Малфой посмотрел на нее. Его взгляд был пустым и холодным, настолько, что девушка вздрогнула. Драко было все равно, что он напугал ее. В душе разрасталась огромная, черная дыра пустоты. И эта дыра засасывала все хорошее, что осталось в сердце, словно Гермиона ушла и забрала с собой радость жизни. ‒ Поцелуй меня, ‒ произнес Драко. Ему ужасно хотелось почувствовать себя привлекательным и желанным, пусть не для той единственной, что была по-настоящему нужна, но ведь Гермиона и не единственная девушка в мире. Пэнси наклонилась и поцеловала его губы, сначала робко и осторожно, а потом со все большим пылом. Драко не ожидал, что в ней может таиться столько страсти. «Неужели она любит меня, так же, как я Гермиону?» ‒ закралась мысль, закралась и тут же пропала, потому что ему было все равно. Странно, как человек, знающий, как больно разбивается сердце, не боится причинить другому такую же боль. ‒ Значит, я теперь твоя девушка? ‒ спросила Пэнси после серии жарких поцелуев, уже сидя на коленях у Малфоя. ‒ Как хочешь, ‒ ему было не важно, как это называется. Полюбить он ее все равно не сможет, как ни назови. Пэнси улыбнулась, она чувствовала себя абсолютно довольной. Она ведь так долго к этому шла! Забыла свою гордость ради него! Малфой снова припал к ее губам, которые тушили боль от слов Гермионы. Но он ничего не чувствовал, ни страсти, ни желания, ни теплоты. Пэнси для него походила на куклу, ничего не значащую игрушку, которую можно выбросить в любой момент. Зачем Драко так поступал с девушкой, зная, что ни одна не заменит ему Гермионы, он и сам не знал, просто хотелось на ком-то отыграться за причиненные ему самому страдания.