Всегда

Гермиона вышла из замка на крыльцо. Пожиратели Смерти столпились вокруг торжествующего Волан-де-Морта. Впереди возвышалась массивная фигура Хагрида, державшего на руках безжизненное тело Гарри… — Нет!!! — вырвалось у Гермионы. Гарри не мог умереть! Это неправильно! Этого просто не может быть! — Молчать! — рявкнул Волан-де-Морт, заглушая горестные крики защитников замка. Полыхнула вспышка — и все смолкло. — Игра окончена. Клади его сюда, Хагрид, к моим ногам — здесь ему место! Тело Гарри опустили на траву. Гермиона никак не могла прийти в себя. Горе затуманило ей рассудок. Она почти не слышала слов Волан-де-Морта. К реальности ее вернул выпад Невилла, который выскочил вперед и попытался атаковать Волан-де-Морта. И тут Гермиона увидела в толпе еще более бледное чем обычно лицо Драко Малфоя. Он стоял, понурившись, маленький и жалкий. Гермиона с удивлением поняла, что он вовсе не рад победе своего хозяина. Он опечален смертью Гарри почти так же сильно, как она сама. Неужели Драко надеялся, что Гарри спасет и его? Неужели он настолько слаб, что не мог вырваться из-под гнета Волан-де-Морта и ждал чужого вмешательства? Ему же просто страшно! В Малфое не было ничего, чего можно было бы ожидать в таком случае. И Гермиона испытала к нему жалость. Больше не было обиды на предательство. Потому что то, что произошло в малфоевской гостиной было актом трусости, а не предательства. Теперь Грейнджер это отчетливо понимала, хотя от этого и не становилось легче. Остатки чувств к Драко умирали в ее душе. Трусливый слабак, вот и все. И его она видела своей опорой и поддержкой? Теперь это казалось смешным, хотя, скорее всего, было признаком подступающей истерики. * * * Битва закончилась! Война закончилась! Волан-де-Морта больше нет, а Гарри жив! Гермиона никак не могла поверить своему счастью. Да и они с Роном готовы были узнавать друг друга с новых, неизведанных сторон. Им еще предстояло впервые сблизиться по-настоящему. В первую ночь после битвы на это просто не хватило сил, они уснули, пусть и в объятиях друг друга, на узком диванчике, но все-таки только уснули. Следующий день был наполнен хлопотами, нужно похоронить павших, помочь оправляющимся от нетяжелых ранений, составить план восстановления замка... Гермиона в ужасе смотрела на количество погибших и искалеченных. Битва привела к чудовищным жертвам! А сколько Пожирателей Смерти сбежали со своими ранами? Нет, она не хотела иметь ничего общего с теми, кто по любым причинам шел за Волан-де-Мортом. Лучше умереть, чем попустительствовать такой чудовищной жестокости. Никакая человеческая слабость не может этого оправдать. Но жизнь все-таки требовала внимания к себе. Гермиона не отходила от Рона. Он никак не мог поверить в смерть Фреда и нуждался в поддержке друзей, а так как Гарри был страшно занят, то Гермиона старалась за двоих. Тем более, она теперь вроде как его девушка, а значит, ее место рядом с ним. Уже перед закатом, когда они все чувствовали себя выжатыми как лимоны, ей на руку сел красивый черный филин. Гермиона как раз осталась одна, впервые за этот сумасшедший, бесконечно длинный день. Она знала, кто хозяин этой птицы, но все равно отвязала записку от лапы. После всего, что связывало ее с Малфоем, она просто не могла не обратить на него внимания. «Гермиона, Пожалуйста, мне нужно с тобой поговорить! Умоляю, дай мне такую возможность! Я знаю, твое доброе сердце не позволит тебе проигнорировать просьбу старого друга. Я буду ждать тебя сегодня вечером возле хижины Хагрида. Очень-очень надеюсь на встречу! Драко Малфой» Гермиона вздохнула. Он знал, на что нажать, именно на ее доброту. Но то, что Драко назвал ее «старым другом», больно кольнуло. Давно они были друзьями, еще в детстве, когда она подарила ему поющего магловского Санта Клауса... Потом они любили друг друга, горячо, страстно, словно спешили надышаться перед смертью. Да так оно и было. Гермиона привыкла быть честной с собой и теперь признавалась: война убила не только прежнего Драко, но и ее прежнюю тоже. В новый мир входили другие люди, чужие друг другу. Но Гермиона не могла отказать. Она помнила его глаза, почти прежние, полные отчаянной надежды, тогда у Выручай-комнаты. Нельзя не пойти к нему. «Последний раз! ‒ пообещала она себе. ‒ Рон достоин верной спутницы!» И Гермиона шла к нему, мимо камней и пепелищ, к месту, где раньше стояла хижина Хагрида, к ее остаткам. Она шла к тому, в чьих глазах раньше тонула, в чьих руках познавала блаженство, чьи губы были самыми желанными на свете. Шла к предателю... Или к слабаку, смотря что лучше. Он сидел на траве, привалившись к какому-то камню, встрепанный, с пятнами копоти на одежде. Гермиона запоздало вспомнила, что Малфои потеряли все, что это может быть их последней встречей перед его отправкой в Азкабан. В груди что-то болезненно сжалось. Грейнджер неожиданно для себя поняла, что в ее сердце всегда есть уголок для этого человека, он не ушел из ее души, а просто потеснился. Да, Драко больше не главный там, но и выгнать его никто не сможет. ‒ Ты пришла! ‒ в голосе Малфоя звучал восторг. Он поднялся ей навстречу и отряхнул брюки. Даже в таком жалком виде Драко выглядел аристократом, это сквозило в каждом движении. ‒ Решила, что должна, в память былой дружбы, ‒ она выделила голосом последнее слово, намекая на его собственные слова в письме. Драко усмехнулся, но не весело, а как-то затравленно, обреченно. Веселости в его мире больше не было места. Гермионе стало его жаль. Не бежит ли она от него, как крыса с тонущего корабля? Но она отогнала эти мысли. Между ними все кончилось два года назад, когда исход еще не был ясен, и виноват в разрыве он, а не она. ‒ Гермиона, я хотел попросить прощения, ‒ отчего-то хрипло произнес Малфой. ‒ Прости за все, что я совершил, что действовал за твоей спиной на шестом курсе, что оттолкнул, а главное, прости мне ту ночь в моем доме! Я знаю, что подонок, что предал тебя! Тогда я не знал, чем помочь, все казалось безрассудным, и я просто ждал, сам не зная чего... Твои друзья не побоялись безрассудства, они тебя спасли, а я... жалкий предатель! Прости меня, Гермиона, прости, если сможешь... Гермиона смотрела на его обреченно опущенную голову, поникшие плечи. Драко выглядел трогательным в тот момент, и захотелось обнять, утешить, спрятать от боли, которая пожирала его изнутри, хоть он и заслужил ее. Но она подавила порыв. Все кончено, у нее есть Рон, а Малфой сделал свой выбор, еще два года назад, когда принял метку. Неважно, чем он утешал себя, важен только результат. ‒ Тебе станет легче, если я скажу, что прощаю? ‒ Станет! ‒ Драко с надеждой поднял голову и заглянул ей в глаза. Она знала, что он видит в них жалость, которую не выносит, но не могла ничего с собой поделать. Однажды Малфой показал Гермионе свою слабость, позволил увидеть слезы, с тех пор между ними больше не было преград. Она чувствовала, что он ищет в ее взгляде отголосок прежних чувств, но их там не было. Клочки ее сердца все еще болели по нему, но Гермиона никогда и никому этого не покажет. Это только ее боль, ее тайна. ‒ Тогда, я прощаю, ‒ тихо ответила она. Теперь, после победы, ей это казалось уже неважным. Ведь все кончилось, все сложилось хорошо. Остальное ‒ мелочь, недостойная внимания. Если ему так будет легче... пусть, ей не сложно, она готова идти дальше, в новую жизнь, жизнь без войны и Волан-де-Морта. ‒ Спасибо, ‒ ответил Драко. Но никакого облегчения на нем не отразилось. Гермиона не верила, что ее прощение, пусть даже искреннее, может что-то исправить между ними. Они стояли и молча смотрели друг на друга. У каждого были свои мысли, свои чувства в тот миг, такой важный для обоих. ‒ Знаешь, я все еще люблю тебя, всегда любил, каждую минуту! ‒ произнес Драко, не зная, зачем это говорит, ведь чувствовал, что это уже ей не нужно. ‒ Смешно: я весь твой, со всем хорошим и плохим, каждой клеточкой тела, только твой, готов бросить к твоим ногам всего себя и все, что у меня есть... А тебе это совсем не нужно... Его голос задрожал и сорвался. Ему было больно, и Гермиона это чувствовала. Она подошла и осторожно, нежно обняла худые острые плечи. Они вздрагивали от беззвучных рыданий бессилия. Ничем она не могла унять его агонию, в ее душе больше не осталось сил... Драко неожиданно поднял голову и впился губами в ее губы, горячим жадным поцелуем, после двух лет воздержания. Он словно хотел урвать последний, самый живой и страстный, у Уизли, которому доставалась вся она, а ему только этот болезненный поцелуй. Драко терзал ее губы, пока она не начала вырываться из объятий, которые не давали дышать, и он сделал шаг назад, выпустив хрупкую фигурку из объятий. Она смотрела на него без гнева, без осуждения, как понимающая мать. Просто смотрела, прощалась, провожала. ‒ Мне пора? ‒ тихо спросил Малфой. И Гермиона кивнула. Он сделал еще шаг назад, потом рванулся вперед, как раненый зверь, всю силу вложивший в последний прыжок, и крепко, до боли прижал ее к себе. Так, что и ей причинял боль, но сейчас ему было все равно, хотелось надышаться напоследок, чтобы хватило на всю долгую, пустую жизнь без нее. Драко еще не знал, какая длинная эта жизнь и как холодно жить без сердца, оставленного в чужих руках. Наконец, он оторвался, бросил на нее прощальный взгляд и произнес хрипло, борясь с рыданиями: ‒ Прощай, Гермиона, но помни, что я люблю тебя, и эту любовь не сотрет время, даже дряхлым старцем я буду помнить и ждать тебя... С этими словами он транссгрессировал к небольшому охотничьему коттеджу Малфоев, где приютилась его семья. Драко упал в траву и зарыдал, безудержно, отчаянно, чувствуя, что сердце рвется, а мир рушится под ногами. У останков хижины Хагрида Гермиона тоже осела в траву, не находя в себе сил сейчас видеть кого-то, а особенно Рона. Ее решимость начать новую жизнь с ним не угасла, но ее прежняя любовь текла по щекам солеными слезами и не утекала. Гермиона знала, ее чувства к Драко были настоящими. Они будут всегда жить в уголке ее сердца и болеть в непогоду, как старая рана. Она знала это, но все равно отпустила Драко, потому что, простив, не смогла заново поверить...