like you

В гробу обитом велюровой синей тканью на белом атласе лежала девушка лет семнадцати, чьё лицо выражало полное спокойствие. Она будто бы спала, и стоило лишь шёпоту людей стать громче, казалось, тут же откроет свои нежно-голубые, как на фотографии рядом, глаза, недовольно поглядывая на источник шума. Но едва ли хоть кто-то в этом зале удосужится её единого вдоха. Больше нет. Потому они здесь. Потому они шепчут. На похоронах вообще не принято быть громким. Даже рыдание женщины, черты которой так напоминают портрет в рамке с чёрной полоской, заглушает поднесённая к покусанным губам дрожащая рука. Даже срывающийся голос мужчины, который пытается привести жену в чувства, напоминая о том, что их дочь никогда не могла выносить слёз матери, и сейчас нужно побыть сильными для неё. Даже отчаянное: «прости», болезненным — «не оставляй меня» — голосом, не слышал никто. Молодому человеку, стоящему наиболее близко к сестринскому гробу, и произносить не надо было. В глазах читалось. В таких же ярких, как утреннее небо, глазах, пока не тронула их пелена несправедливой предрешенности. Но, как не посмотри, это было бы самое обычное мероприятие, коих десятки на день проводилось в мире, если бы, исключением, причина сего действа лично не присутствовала на собственных похоронах. Откровенно, Алисии Поповой было скучно. Вся эта мрачная атмосфера; горестные голоса, которые она слышала впервые, приносящие сожаления; мертвые цветы украшающие комнату; одноцветные одежды на её собственном холодном теле, — приводили её в тягучее отчаяние. Но не гроб. Гроб ей нравился. Эта деревяшка выглядела презентабельно, комфортно, полностью соответствующе цене. Родители девушки раскошелились на данное событие, и Алисия поначалу не понимала к чему все эти траты ведь, к слову, умирать нынче недёшево, но теперь она осознаёт: живые скорбят, вспоминают, прощаются. Живым есть что сказать, и они выражают это так. Это имеет смысл, — приняла для себя девушка, став относится ко всему как к подарку за жизнь, и в этот же момент, гроб показался ей неплохим. Но Алисии Поповой, откровенно, было скучно. Нет, скорее, никак. Ей было никак. Попова до сих пор не решила, что должна чувствовать глядя на собственный труп. Ещё пару дней назад девушке казалось, что она с удивительной лёгкостью приняла свою смерть, а теперь пустота прогрызалась сквозь ребра, заполняла лёгкие и давила, давила, затягивая куда-то вниз, в беспросветную тьму, где она вечно будет блуждать выискивая хоть единый просвет. — Прости. — дрогнул вновь близкий голос, и Алиса перевела свой взор на родного брата. Сердце её сжалось бы от тоски, если бы до сих пор билось. Девушка совсем не жалела о своей смерти. Это было её выбором: отдать жизнь за другую. Она поступила бы так снова. Но, боже, как же она хотела ещё хоть раз обнять этого человека рядом, сказать, что любит, услышать то же в ответ. У неё были близкие отношения со старшим братом, ведь с самого детства он заботился о сестре, когда родителям было не до этого. Они общими усилиями старались обеспечить лучшее будущее для своих любимых детей, при этом почему-то иногда вытесняя из памяти, что оным каждое мгновение, нужны были лишь альбом, разноцветные фломастеры и родные люди. Впрочем, Алиса совершенно не злилась на родителей, ибо брат в полной мере восполнял все упущенные трещинки души. Арсений забирал из садика; покупал любимый сок; забывался в детских играх; нежно называл полным именем — Алисия, когда другие небрежно кидали: Алиса, Лиска и (раздражающее) Аля; с горящими глазами рассказывал дурацкие сказки. Был рядом. А теперь из-за неё заметные океаны печали бушуют в его сердце. — Ты не виноват. — севшим голосом ответила девушка самому дорогому для неё человеку. Повторяя, что любит, она протянула руку к его руке, но не смогла коснуться. Больше он её не чувствовал. Больше он её не слышал. Алисия ощутила укол страха, когда коробку с её телом аккуратно погрузили в заготовленную для погребения яму. Нервный смешок исказил её губы, когда земля со стуком приземлилась на крышку гроба, со временем виднеющимся всё меньше. Но стоило лишь надгробной плите полностью закрыть рыхлый участок, Попова выдохнула с облегчением, снимая с себя груз жизни. Ей стало вдруг так уютно и тепло, как будто она засыпала под родной голос брата, убаюканная легоньким поглаживанием волос и прекрасной историей про художника, который смог разукрасить весь серый мир. Лёгкость наполнила каждую клеточку, и девушка почувствовала как парит над землёй. Она полюбила это ощущение и полностью отдалась в его владение. Отведенная ей роль в сюжете закончена. Она больше ничего не может изменить. Она исчезает. А в океанах бушует горечь, вина топит, затягивая за собой всё, что встречается на пути. Волны окутывают не позволяя вздохнуть и тянут на дно. Эйфория отходит, уступая место растерянности. Алисе не позволяют уйти. Девушка оглядывает всё кладбище, не понимая, что заставило её чувствовать себя птицей в клетке, и натыкается на силуэт, застывший не так далеко от проведенного погребения. То был паренёк, примерно её возраста, одетый совсем не по погоде: в легкой без капюшона, он закуривал явно не первую сигарету, загораживая её от сильного ветра рукой с мудрёными кольцами на каждом пальце. Он нервно дёргается через некоторое время, когда понимает, что был замечен, и пытается отдалиться. Алисе требуется лишь несколько секунд, чтобы осознать. Он её видит. Шаг в его сторону остаётся непреодолённым, так как душещипательное мамино рыдание вонзается в уши, не позволяя уйти. Она всё ещё нужна здесь. Оглянувшись, она больше никого не замечает. Подойдя к собственной могиле Алисия осматривает выгравированный на камне текст с её именем, годами жизни, и без последних слов. Любимая дочь, сестра, подруга — читает она. И жалеет, что не догадалась предложить свою последнюю строчку. Теперь она ничего не может изменить. — вновь приходит в голову мысль, а после несдержанно врывается и сигаретный дым, и задумчивое выражение лица, и взгляд, наполняющий непонятным трепетом. Она точно не может ничего изменить?