Их Солнце

‒ Сегодня, не выходите из своей комнаты. Изуку поднял глаза на блондина, вяло ковыряющего свой завтрак. Он старался казаться спокойным, но глаза и голос подводили его, омега чувствовал его напряжение каждой клеточкой. Это было до ужаса подозрительно, потому что вчера всё прошло хорошо, и полчаса назад он был сонным, только что проснувшимся. Сейчас Изуку видел перед собой солдата, даже не героя. С грохотом и ленивым зевком к ним подсел Киришима. Он нравился омеге из-за своей простоты и доброты, и был просто хорошим парнем. ‒ Пардоньте, что прерываю ваше утреннее свидание, ‒ он накинулся на порцию риса, словно оголодавший зверь, - но я голоден. ‒ Тц. ‒ Фирменное недовольное от Кацуки. ‒ Не говори с набитым ртом, свинота! ‒ Эй-й, ‒ возмутился альфа, ‒ а по чьей вине я не спал всю ночь!? ‒ он тыкнул палочкой в сторону Бакуго, а потом понял всю двусмысленность сказанного. Омега кожей ощутил ярость Кацуки, и поспешил хоть как-то успокоить его, накрыв его ладони своими, слегка поглаживая. Зеленоглазый улыбался, смотря на успокаивающегося альфу, который принимал поддержку и ласку. В голове по-прежнему крутились догадки по поводу просьбы. Киришима притих, и мысленно благодарил небеса за посланное чудо в лице омеги. После завтрака, где он оставил Киришиму на растерзание своего парня, омега направился обратно в комнату, обдумывая чем бы заняться. Какой-то участок мозга бунтовал, выступая против и не желал вести себя как послушная овца, не смеющая высказаться. Это действительно выглядело очень странно, ведь до этого они практически не виделись, лишь прошлым вечером им удалось провести время вместе. «Это была не просьба, это был приказ». Но даже если так, для этого должна быть причина. И ему не хотелось думать о том, что это причина может угрожать жизни Кацуки или его семьи. Потому что они уже здесь, где безопасно, и каждый занят своим делом, трудясь на благо будущего. Но сердце забилось загнанной птицей, когда он увидел пару вооруженных до зубов солдат у их двери. Проглотив мелкую подступающую панику, он подошел к ним, взглядом пробегая по оружию и каменным лицам. ‒ Почему вы здесь, господа? ‒ Приказ Героя№1: охранять эти двери и тех, кто за ней, ‒ отчеканил он и отступил в сторону, давая Изуку возможность зайти. ‒ Спасибо. ‒ Он юркнул вовнутрь. Инко, сидевшая на краю кровати и читавшая какую-то книгу, поднялась. Икуто сидел на полу у своей кровати, совершенно не обращая на него внимания. Их апартаменты не были большими, но были комфортными: три кровати, стоявшие у стены, возле каждой была тумбочка с лампой; стол, пара стульев, небольшой шкаф с какой-то литературой; был туалет и ванна. Окон не было, освещение дарили лампы встроенные в потолок и стены. Видимо Кацуки постарался, раз уж они были через стенку от него. ‒ Что происходит, Изуку? ‒ Изуку подошел к ней, усаживая обратно на кровать и присаживаясь следом. ‒ Почему эти люди вооружены, неужели нам грозит какая-то опасность? ‒ Нет, мам, не переживай, ‒ он тепло улыбнулся ей, стараясь внушить спокойствие. ‒ Я не могу сказать, потому что сам не знаю. Кацуки сказал, чтобы мы не выходили сегодня, видимо, на то есть причины. Он и сам чувствовал подступающую тревогу, а за ней и панику, но старался всё держать под контролем, потому что повода не было. Охрана действительно была, но если они были людьми Бакуго, он им доверял. Альфа не сказал, возможно, потому, что это было неудобно или по другой причине, но он уверен, что потом всё обязательно узнает. «Должна быть причина», ‒ набатом билось в его голове. Что-то произошло за ночь, что-то, чего он пока не должен знать? «Причина? Безусловно, она есть, но узнаем ли мы правду?» Голос сомнения был отвратителен, но Изуку не мог заглушить его. ‒ Ты доверяешь ему, конечно, ты же влюблён, ‒ она улыбнулась, слегка похлопывая его по коленке, как любила делать это в детстве. ‒ Твоё сердце такое доброе, Изуку, что ты можешь не замечать некоторых вещей. Просто, дорогой, прошу тебя, будь бдителен, голос сердца и чувства сильно действуют на нас в молодости, и это может ослеплять. Он напрягся, но уже от слов матери. Она улыбалась одной из своих самых теплых улыбок, с видом всепоглощающего спокойствия. Её руки были теплые, а касания приятными, нежными, успокаивающими. Но она говорила правду, и он знал это, видел своими глазами, как любовь и влюбленность меняет людей, как они не могут противиться давлению чувств и эмоций. Он не желал быть таким, поэтому старался всегда думать, а потом действовать. Влюбленность ‒ наркотик, и он не зависим, пока что нет. Кацуки и он, имели тягу друг к другу, по его мнению, но она не имела такой страсти, которую описывали его друзья или книги. Кацуки Бакуго был другом, с которым было приятно целоваться и который творил с ним очень странные вещи, и это, безусловно, ему нравилось. Влюбленность, но не любовь. Альфа был старше, и всё заметно упрощалось. Он не действовал как импульсивный подросток, которого хотелось ударить, чтобы вразумить, но и не заставлял чувствовать Изуку себя неправильным. У Изуку были отношения. Он был влюблен, был заинтересован, хотел быть как все остальные, не хотел выделяться. Но даже тут не получилось, ведь стоило ему заметить статную фигуру и эти пронзающие душу глаза, как захотелось сделать что-то необдуманное. Например, предложить встречаться. Вот так вот, с порога и без имен, просто потому что захотелось и желудок сделало кульбит. Просто. Потому что. Нет, он определенно мог контролировать себя, но не делать это было в разы приятнее, особенно в компании старшего. Влюбленность, которую он мог себе позволить к мужчине, у которого на плечах огромная ответственность, плюс, нескончаемая опасность. Влюбленность, которая не обременяла альфу, и Изуку хотел так думать, он надеялся на это. Влюбленность, начавшаяся непонятно, как и неизвестно, имеющая ли шансы на своё существование в будущем, учитывая шансы на существование последнего. *** Он не хотел этого, но понимал, что позволь он продолжаться этому дальше ‒ погибнет слишком много невиновных. Мир уже сейчас по уши в дерьме и ситуация требовала контроля, люди ‒ глоток надежды на безопасность, свободу, и, конечно же, существование вообще. Сейчас, происходящее вокруг напоминало дешевый блокбастер про апокалипсис, и все ждали момент, когда появится спаситель. В мире героев и супер-возможностей люди надеялись на чудо, и это было даже смешно, если бы не так страшно. Потому что они действительно оказались бесполезны. Люди, держащие в своих руках сильнейшее оружие, власть и деньги, оказались беззащитны перед лицом простого вируса. Великие умы, гении, простые ученые ‒ все пытались, но в конце склонили головы в поражении. Это напоминало злую неудавшуюся шутку: они не смогли сдержать или победить то, что сами создали. Да, это было творение человеческих рук, но никто не знал, чьих конкретно. Они лишь знали, что сдерживать это будет практически невозможно: рано или поздно произойдет утечка, и тогда… Города, страны, целые континенты, целый человеческий род и мир, который они знают, были под угрозой. Он прекрасно понимал, что всё что они строили, всё что планировали, было смыто в унитаз. Теперь оставалось действовать лишь по наитию и опираясь на здравый смысл. Вот только не все были согласны с его мнением, не все хотели разбираться в положении дел и желали всего и сейчас. Он был готов проклинать всех, особенно себя за такую оплошность. Киришима бродил туда-сюда, вызывая раздражение Кацуки, обговаривающего с солдатами оставшиеся детали их плана. Он не смотрел на собравшихся, только на свои ноги, чувствуя себя слишком паршиво, чтобы давать советы или участвовать в обсуждении. Вина тяжелым грузом давила на грудную клетку, ведь он ошибся. Кусая губы он, наконец, облокотился об стену и сполз на пол, вытягивая перед собой ноги, облаченные в камуфляжные штаны и ботинки. Все начали расходиться после короткого и внятного инструктажа. Кацуки осмотрел небольшой зал, где стояло несколько стульев и стол, которого уже нет. Оставшиеся покинули их, закрыв дверь. Он продолжал сидеть на стуле, но уже корпусом повернувшись к другу. ‒ Мне не вериться, что мы делаем это. ‒ Его глаза смотрели куда-то вверх, пустые. ‒ Если мы не сделаем это, они все погибнут и, скорее всего, всё только ухудшиться, ‒ Кацуки сцепил руки в замок и добавил: ‒ ты не виноват в случившемся. Абсолютно никак. Ответом ему послужила грустная улыбка и взгляд, пустых и красных глаз. Мурашки прошлись по коже альфы, и он первым отвел взгляд. Друг был разбит открывшейся правдой, он больше не напоминал ему себя прежнего. Что-то внутри него надломилось. ‒ Я обещал, Бакуго, всегда кому-то что-то обещал, и сдерживал своё слово. Но в тот раз, когда мы вернулись из этого ада, я дал себе обещание, что смогу помочь тебе, что смогу спасти всех, кто нуждался в нас. Но он монстр, как и его отец, нет ещё хуже, понимаешь? ‒ Не вини себя. ‒ Я не могу поверить, что всё это время мы собственными руками, ‒ он поднял свои руки, пальцы его немного подрагивали, ‒ обрекали их всех на такие муки, это хуже смерти, господи! Бакуго напрягся, комок чего-то застрял у него в горле, не давал дышать или произнести хотя бы звук. Перед глазами замелькали воспоминания прошедшей ночи, когда оба они, немного выпившие и уставшие до потери пульса, направлялись туда, куда и сами уже не помнили. Кацуки устал, пару часов с Изуку взбудоражили его, ему не хотелось отпускать от себя омегу, и он решил прогнать это наваждение. Киришима составил ему компанию. Они и сами не поняли как, но оказались недалеко от дверей главы. В эту ночь велись ремонтные работы на нескольких этажах, включая этаж главы, где отключалось электричество. Хороший шанс подвернулся им внезапно, и они не смогли не воспользоваться им, поэтому уже спустя пару минут они смогли проникнуть в его личные комнаты. Обычная комната с нотками минимализма, в духе Шото Тодороки и его характера. Видимо он ушел проверять дела в лабораториях или в личном кабинете, где пропадал практически постоянно. Они сразу же ринулись к столу, заваленному различными бумаги и книгами. Несмотря на множество стопок документов, все они были разложены четко по своим местам, что делало абсолютный беспорядок стандартным «порядком» трудоголика. Местами были пятна от чего-то, были и крошки, Кацуки беглым взглядом просмотрел всё, не находя ничего интересного. Киришима полез в ящики, и с тихими ругательствами перерывал всё, до чего дотягивались руки. «Но он не так глуп, не хранил бы действительно что-то важное вот так вот на столе», - блондин прошелся по комнате, и остановился у книжного шкафчика, ‒ «если хочешь что-то спрятать, прячь на видном месте, да?». Это было странно, книги напоминали собой четкую последовательность по числам на корешках. «001, 002, 003,004,005,007,008? Стоп». Он осмотрел другую полку, желая найти недостающую книгу. Альфа полез в нижние дверцы, чувствуя, что зацепился за что-то действительно важное. Его чутьё вопило об осторожности, но кончики пальцев подрагивали в предвкушении. Он слишком долго искал, слишком долго ждал и, наконец, может найти ещё одну недостающую часть пазла. Взгляд впился в папку «006», и рука сама потянулась, Киришима что-то читал, взяв одну из верхних папок, которые Кацуки даже и не удосужился посмотреть. Его тянуло, манило к этой, которая практически кричала и молила, чтобы он открыл её. Он сел на пол, скрестив ноги, мимолетом взглянув на друга, что статуей застыл возле него. На долю секунды он испугался, что возможно, тому плохо, но альфа лишь поставил папку, которая книга, на место и бормотал что-то себе под нос. Они ушли, прихватив с собой «006». ‒ Все, кого мы ловили, Кацуки, все, пускай они и преступники, но люди. Они погибли там, на опытах, словно крысы. ‒ Ужасная фотография всплыла в его памяти, и он вздрогнул. Киришима всегда был более раним, Кацуки не разделял некоторых его взглядов, особенно касающихся преступников. Их нужно было уничтожать, ведь некоторые из них были особенно опасны, а другие жестоко издевались над людьми, убивали и насиловали. Он не мог относиться к ним с жалостью, потому что сам хотел расправы над ними. А теперь, у них был шанс расправиться с одним из них, что давно притаился среди них. Долгие годы он держался, как и отец, с помощью влияния и связей, но не теперь, когда мир держался на руинах и человеческой вере. Авторитет Героя пошатнулся, а значит, ему не останется ничего, кроме как исчезнуть, и они любезно помогут ему в этом. Червячок вины, грызший его столько лет, теперь сдохнет, он не позволит ему больше жить и травить себя. Что было, то прошло. Его люди, стоявшие на постах, как и положено, были готовы. От начала их отделял лишь один приказ, одно слово. Шото был самим собой и никогда не боялся потерять людей, поэтому без какой-либо задней мысли он отправил десяток солдат на Кацуки, который встретил их с легкой ухмылкой. Те сложили оружие и ушли, давая бунтовщикам практически свободный путь. Однако, были цепные псы, готовые умереть за своего хозяина, которых Тодороки и стравил на них. Началась перестрелка, причудой воспользоваться было невозможно, слишком велик риск того, что пострадают все. Киришима, воспользовавшись своей причудой, пошел прямо на нападавших. Пролилась первая кровь. Главный зал, в котором велось наблюдение за всей базой и был сам грубо говоря её мозг, был битком набит персоналом. Шото возвышался над ними, стоя на круглом парапете и смотря на камеры, через которые наблюдал за восстанием. На его губах играла улыбка, некоторые из сотрудников были рады, но не подавали виду. Самоуверенный альфа в их глазах упал слишком низко, чтобы уважать его, чтобы доверить свои жизни, поэтому они отторгали его как могли. Один из парней, отвечающих за камеры, нечаянно пролил кофе, и был заморожен насмерть. Игра становилась интереснее. Его товарищ демонстративно встал, но не осмелился посмотреть в глаза главы, но вселил надежду и капельку храбрости в остальных. Они как один встали со своих мест и ушли, быстро и с испугом, недоумением на лицах. Их отпустили, спустив с рук такой наглый поступок, ‒ это было непозволительно для Шото Тодороки, который прославился как суровый и жестокий глава. Больше не прогремело ни одного выстрела, ни одного взрыва. Кацуки зашел в зал, пройдя через коридор, где каждый счел за обязанность похлопать его и Киришиму по плечу, поблагодарить непонятно за что и просто улыбнуться. Шото смотрел ему в глаза, стоял, словно на подиуме, так привычно и нахально, словно ему сейчас не могут прострелить голову. Бакуго понимал, что если бы тот хотел, устроил бы настоящую резню. Но мысли не желали давать ответов, создавая лишь новые вопросы. Их бунт, кажется, прошел удачно. Киришима впервые за день улыбнулся.