Их Солнце

Собственные шаги отбивались барабанной дробью в голове, ему казалось, он вот-вот упадет на пол и задохнется. Их комнаты разделяли каких-то десять шагов, но сейчас они напоминали ему хлипкий мостик, протянутый над ущельем. Страх маленькими иголками вонзался в тело, задевая кости и каждый орган, вызывая легкую тошноту. Ещё совсем чуть-чуть и он провалится в пропасть, темнота и холод поглотят его. Ему оставалось сделать всего пару шагов, но он замер, смотря прямо перед собой на неподвижного блондина. Кацуки замер, совершенно не ожидая увидеть такого бледного Изуку, готового разреветься прямо на этом месте. Он как раз нёс папку к себе, желая поподробней разобраться с её содержимым, и на ходу отдал разрешение своим людям выпускать семью одного конкретного омеги. Отпускать их или оставлять без охраны было слишком опрометчиво, ему неизвестно, сколько людей на базе точно и беспрекословно подчиняются Шото. Оценив состояние паренька, альфа решил, что сегодня точно не время выяснять все проблемы, а самое время успокоить его, такого маленького и беззащитного, переживающего за него, такого придурка. Запихнув к себе несопротивляющееся тело, он усадил его на ближайший стул, не заваленный вещами, а сам отправился в сторону небольшой кухни. Он кинул папку на столешницу, не желая сейчас отвлекаться на неё. Он чувствовал взгляд между лопаток, но продолжал копошиться с чаем. Тысячи вариантов начать беседу разбились об самую тупую идею поцеловать и обнять, но разве так не будет правильнее, ведь перед ним, в конце концов, ребенок, которому всего семнадцать! ‒ Вот, держи. ‒ Небольшие ладошки обхватили горячую чашку, полную чая. Альфа присел на корточки, заглядывая в зеленые глаза, наблюдая за тщетными попытками омеги скрыть текущие слезы и сопли. «Он еще такой ребёнок», ‒ наблюдая за таким милым опухшим лицом, думает он и сжимает чужую коленку. В груди что-то больно сжимается, ему не хочется видеть омегу в таком состоянии, хочется ударить самого себя. Изуку сделал пару глотков, стараясь успокоить подрагивающие руки, сконцентрироваться на тепле ладоней, сжимающие его бедра. Кацуки устроился между его ног, встав на колени так, чтобы Изуку был выше, сидя на стуле. Горячее дыхание героя опаляло его подбородок, и он сглотнул, чувствуя, как жар распространяется по лицу и шее. В комнате было темновато, лишь одинокая лампа у двери, дарила какое-никакое освещение, создавая легкий полумрак. ‒ Мы сделали всё, как ты просил, ‒ его голос был осипшим, ‒ но потом, я… мне просто стало очень-очень страшно за тебя. Просто пойми, твои люди у нашей комнаты, твой приказ, а потом абсолютно ничего, я… я, не мог просто сидеть, ‒ он начал жестикулировать свободной рукой, стараясь донести до Бакуго то, что чувствовал в тот момент. - Чш-ш-ш, ‒ альфа взял его лицо в свои руки, нежно поглаживая по скулам, стараясь успокоить. ‒ Мне, правда было страшно, что если ты затеял что-то очень опасное и можешь просто п-погибнуть? ‒ Но я здесь, тут с тобой. ‒ Легкая улыбка очертила его губы, от мысли, что они оба идиота, переживающие друг за друга. ‒ И прости меня за утро, я был не в себе и обидел тебя. Это вовсе не был приказ просто, я не хочу втягивать тебя во всё это. Он чувствовал себя полнейшим кретином, самым настоящим идиотом, потому что с самого утра заставил парнишку сгрызать себя от беспокойства. В его словах снова наглая ложь, уже не оправданная ничем, которая рано или поздно причинит вред одному из них. Так всегда бывает, когда он пытается защитить своё, но может ли он вообще называть этого парнишку своим? Как далеко он сможет зайти в своём лицемерии, обманывая это невинное создание? Они смотрели друг на друга не в силах оторвать взгляд, и каждого из них сгрызали собственные мысли. Но их слишком сильно тянуло друг к другу, чтобы отказать, от возможностей быть рядом, касаться и чувствовать чужое тепло. Как бы ни сложилось дальше, Кацуки был благодарен Старателю за паршивое задание, и Изуку за его храбрость, ведь всё это в результате свело их судьбы вместе. Даже если на краткий миг, даже если не навечно, он никогда не забудет это лицо, глаза и чистую душу, а его сердце вряд ли сможет биться ради кого-то другого. Он пропал, утонул полностью в этом маленьком совершенстве. И теперь чувствовал себя обязанным рассказать Изуку правду, которую скрывал всё это время, и даже если он не захочет потом его видеть, он будет рядом. Изуку всё ещё держащий чашку прикрыл глаза, наслаждаясь чужими прикосновениями к собственной коже, чувствуя как бабочки порхают в животе. Он свел ноги вместе, сжимая чужие бока, когда Кацуки придвинулся ближе, сокращая расстояние между ними до критического минимума. Дыша рот в рот, они на секунду замерли, словно боясь что-то испортить, и пускай поцелуев между ними было много, но каждый был по-своему особенным. Кацуки накрыл его рот своим, перемещая руку на затылок, поглаживая омегу и заставляя вжаться в него с новой силой. Они целовались медленно, словно пробуя друг друга, растягивая сладость и деля её на двоих. Легкое возбуждение теплой волной обдало живот омеги, оседая где-то внизу, заставляя сгорать от жара чужого тела. Бакуго чувствовал, как дрожал подросток в его руках, как жаждал ласки и внимания, как желал его. Он постанывал в поцелуй, совершенно не стесняясь, сжимая его ногами, и ерзал на этом чертовом стуле, распаляя внутри альфы зверя, что ещё чуть-чуть и сорвется. Бакуго нашел в себе силы оттянуть от себя омегу, с тихим разочарованным стоном. Не ожидавший такой подлости со стороны блондина, Изуку пролил на него оставшийся чай, про который уже совершенно забыл. ‒ Ой, ой, ‒ пролепетал омега и поспешил встать со стула, когда Кацуки убрал от него руки. ‒ Ничего страшного, ‒ он встал и ушел в другую комнату, скрывшись за дверью, он посмотрел на своё отражение в огромном зеркале ванной комнаты ‒ припухшие губы, стояк и огромное желание завалить одного конкретного паренька. Он чертов педофил. ‒ Ты только что… сбежал? ‒ спросил омега, становясь напротив двери и складывая руки на груди, ‒ я правильно понял? Кацуки ударил себя ладонью по лицу, тихо выругавшись. Кажется его только что обвинили в трусости, которая практически являлась правдой. Мелкий провокатор за его дверью явно не отстанет от него. ‒ Нет. Мне просто нужно переодеться, ‒ оправдался он, ‒ ты успокоился, может пора к маме? ‒ Неа, я предупредил её, что сегодня буду поздно. ‒ Кацуки был готов поклясться, что Изуку самодовольно улыбался, смакуя вкус победы. Конечно, он врал, он ничего никому не говорил, он был не в том состоянии, чтобы оправдываться перед кем-нибудь. ‒ Мне надо переодеться, ‒ послышалось из-за двери. ‒ Так я и не мешаю. ‒ Что ж, стоило попытаться. Омега явно не намерен отступать, а значит, вечер обещал быть интересным. У Кацуки была очень просторная комната, совмещающая в себе небольшую кухню без холодильника, но с микроволновой печкой; спальню и уголок, где все было завалено какими-то бумагами. Всё напоминало Изуку квартиру альфы: отсутствие порядка, сплошная работа и никаких признаков жизни, кроме кота. Да, у него был кот, которого ему притащил сам Изуку. Пока Кацуки прятался в ванной, Изуку предался воспоминаниям об их первом свидании, когда Бакуго впустил его в свою квартиру, ещё не подозревая о лохматом сюрпризе. Изуку ушел от двери, решив сделать ещё один чай. Ему давно хотелось этого, они были вместе два месяца, которые провели, валяясь у альфы в квартире, ходя на свидания, в компании друзей Изуку. Два месяца были пропитаны, как любил выражаться блондин «розовыми соплями», но кажется, их обоих это устраивало, потому что Изуку ни разу не видел, чтобы Кацуки хоть как-то проявлял неприязнь или раздражение. Их отношения, если это можно было назвать отношениями, с самого начала были странными, но это никак не отражалось на их взаимной симпатии, которая с каждым днём перерастала во что-то большее. И Кацуки всегда медлил, он никогда не торопился раздеть его, словно ждал, когда омега сам будет готов, когда сам даст сигнал, сам проявит инициативу. Но Изуку хотелось этого от альфы, поэтому они просто сели и поговорили начистоту в один из таких дней, когда сорвались друг на друга, крупно поссорившись, а после сцепились в бешеном поцелуе на глазах у всех друзей Мидории. И ему нравилось, как развивалось между ними это хрупкое чувство влюбленности, потому что Кацуки был умен и опытен в отличие от Изуку, поэтому был сдержаннее его самого. Объятия, поцелуи и разговоры стали неотъемлемой частью их отношений, которые по-прежнему не одобряли некоторые из его друзей. Но ему было плевать. Он доверился себе и Бакуго. Вот только, теперь всё казалось намного сложнее, потому что ему хотелось намного большего, чем простые ласки. Он помнил месяц одиночества, в котором тонул и даже не пытался спастись. Он помнил, те ужасные кадры видео, и его сердце боялось, боялось, что альфа пошел разбираться с этим… монстром. Это всё навалилось на его хрупкие плечи и он не знал, что с этим делать, не знал, правильно ли требовать что-то от Бакуго, который уже спас его от смерти, хотя и не должен был, по сути. Но каждый раз, когда он выходит за пределы комнаты, видит людей в военной форме и слышит разговоры людей, пытающихся сохранить хоть какую-то иллюзию обыденного мира в происходящем хаосе, ему становиться не по себе. Ему всё кажется, что это все сон, в котором есть хоть капля надежды на лучшее, но для него самого уже очень давно этим "лучшее" стал Кацуки. Теперь, он тут и снова что-то отдалило его от Изуку. Он чувствовал это. Всегда чувствовал, что есть что-то между ними, практически неосязаемое, оно создавало между ними трещину, которой Мидория боялся до искр перед глазами. Но это всё не отменяло факта, что он хотел быть с этим альфой, который нагло и трусливо заперся в ванной. Ему не нравилось, что его до сих пор считают ребёнком, ничего не смыслящим и невинным. Нет, конечно это было так, он не имел ни с кем связи, пускай и хотел, но червячок страха грыз его изнутри. Он сам не понимал, чего хотел, а чего нет, всё казалось запутанным, особенно когда они вот так вот, прячутся друг от друга. В конце концов, кто должен бояться, что его изнасилуют?! Дверь с тихим хлопком закрылась за спиной блондина, одетого уже в простую серую футболку. Ему потребовалось время, чтобы привести себя в порядок и выйти к омеге с максимально непринужденным видом. ‒ Я думал, ты там утонул, ‒ не удержался от колкости омега, дергающий чайный пакетик. Кацуки кинул взгляд на папку, а после на омегу, повернувшегося к нему спиной. ‒ А я думал, что ты невинный одуванчик, но это не так, ‒ он хотел прекратить этот цирк, но увидев эту пятую точку и насупившегося Изуку, все его планы снова полетели в тартарары. Он старался держать себя в руках, потому что оказаться с ним в замкнутом пространстве, а именно в собственной комнате, после быстрой дрочки, было почти губительно. ‒ Ах, вот в чем дело, ‒ Изуку улыбнулся и начал свою игру, ‒ так этот легко поправимо, думаю, ты не один альфа здесь. ‒ Он знал, что играет с огнём, но если Кацуки нельзя заставить вылезти из своей скорлупы по-хорошему, он будет действовать по-плохому. Чужая рука опустилась на его плечо сжимая почти больно, резко разворачивая к альфе, из-за чего он носом ударился в его грудь. Бакуго рывком поднял его и усадил прямо на кухонный стол, становясь между его раздвинутых ног и приближаясь к лицу максимально близко, почти касаясь своими губами губ омеги, но не позволяя утянуть себя в поцелуй. Он сжал чужие волосы в своей руке, слегка оттягивая, чтобы была возможность посмотреть в эти нахальные и хитрые глаза, мальца, что захотел поиграть на его нервах. ‒ Кто-то почувствовал себя взрослым? ‒ спросил блондин, ведя ладонью вдоль поясницы под рубашкой омеги. У младшего все сжалось внутри от этого тона, с которым Кацуки обращался к нему. Табун мурашек прошелся по всему телу, когда ладонь остановилась на его ягодице и сжала её, из груди альфы вырвался тихий рык, а глаза полыхнули опасным огнём, которого так хотел Изуку. ‒ Мне семнадцать, ‒ уточнил Мидория, но Кацуки перебил его, с явным намерением уколоть: ‒ точно, я уже и забыл, что подростки хотят постоянно трахаться. ‒ Ну, ты уже и не вспомнишь, наверное, каково это, ‒ Изуку старался держаться, не показывать, как его ведет от этой легкой грубости. Он положил ладонь на щеку Бакуго и почувствовал легкую щетину, которую не замечал раньше, и улыбнулся совсем невинно, словно сам не понимал, куда ведет вся эта беседа. ‒ Ты ребёнок, Изуку, ‒ он сильнее потянул его за волосы, стараясь выглядеть как можно серьезнее, ‒ а я не педофил. Я не хочу… - на этот раз его перебил Изуку: ‒ у тебя стоит на ребёнка, Кацуки, и я знаешь, чего хочу я? ‒ он почувствовал, как хватка на мгновение ослабла, видимо мужчина действительно опешил от его наглости, он и сам не понимал, откуда в нём её столько, ‒ тебя. ‒ Он скользнул к нему ближе, вжимаясь напряженным пахом в пах альфы. Бакуго с рыком заткнул его поцелуем, не желая слышать таких откровенных речей от подростка, которого хотел до белых мушек перед глазами. Он не выпускал его из хватки, жадно кусая губы, делая поцелуй развязным с привкусом крови и желания, смешанным с безумием. Изуку обвил его шею руками, позволяя альфе делать с ним всё, что тот хотел, но сдерживал внутри себя. Ему хотелось ощутить Кацуки, хотелось почувствовать его каждой клеточкой своего тела. Самоконтроль полетел к черту. Бакуго подхватил омегу под бедра и понес в сторону постели, не разрывая поцелуя ни на секунду. Изуку вцепился в него крепче, ликуя в душе, наслаждаясь каждым новым движением чужого языка у себя во рту. Они упали на кровать, скидывая с нёё к чертям подушку и сминая простыни. В нос ударил запах альфы, и Изуку поплыл от него, чувствуя, как язык старшего вырисовывает на его шее непонятные узоры. Он хотел другого, хотел, чтобы кожа к коже, чтобы видеть и чувствовать его целиком. Омега, лежа на спине начал стягивать с Кацуки футболку, которую ненавидел в этот момент больше всего на свете. Справившись с ней, он помог снять с себя свою рубашку, выкинув её куда-то в сторону к футболке. Бакуго сжал его ягодицы и укусил такую манящую шею, прокусывая нежную кожу до крови, оставляя свою отметину. Изуку заскулил, толкнувшись своим стояком в чужие бедра. Когда с штанами и бельём было покончено, а одежда не скрывала потайных частей тела, Кацуки обхватил член омеги ладонью, слегка сжимая. Изуку вскрикнул, сжимая простыни до белых костяшек. Бакуго хрипло рассмеялся, почувствовав семя на ладони, но поцелуи не прекратил. Изуку, красный как рак, потянул его на себя, меняясь местами ‒ теперь он, восседал на бедрах альфы. Его всё ещё потряхивало от первого оргазма, но он не намеревался останавливаться, особенно когда собственными ягодицами чувствовал напряженный член партнера. Он провёл ладонью по груди, очерчивая стальные проработанные мышцы, и языком провёл по одному из сосков, словно играя и заглядывая в глаза альфы. Картина перед мужчиной была просто прекрасна: возбужденный, юный любовник с прекрасными чертами лица и телом, невинный и открытый только для него одного, пытался распалить его ещё больше. Тело горело, и каждое прикосновение паренька отдавало электрическим разрядом, посылающим умопомрачительное наслаждение, на которое активно реагировал его член. Но стоило Изуку прикусить его сосок, он не выдержал этой игры. Перевернул его на спину, нависая над ним, он развел его ноги в стороны коленом упираясь во вновь вставший член. Изуку застонал, выгнувшись в спине и прижимаясь грудью к груди партнера, касания омеги отразились ноющей болью в члене. Хотелось ворваться в это девственное и чистое тело, брать его до истошных криков, пока он не стал бы молить его о разрядке, пока не потерял бы последнюю каплю своей напускной ехидности и храбрости. Пока не стал бы принадлежать ему полностью и безвозвратно. ‒ Пожалуйста… ‒ заскулил омега. Бакуго постарался собрать остатки здравого ума и аккуратно перевернул паренька на живот, проводя по пояснице рукой, плавно опускаясь на ягодицы молочного цвета. Изуку уткнулся лицом в подушку, и выгнулся под легким нажимом руки, выпячивая такие аппетитные, для Кацуки, половинки. Он придвинулся ближе, целуя своего мальчика в шею, опускаясь поцелуями на плечи и нежно поглаживая бедра. ‒ У тебя ещё есть возможность прекратить это, ‒ в нём говорили те самые крупицы здравого ума, в слова которого он и сам не верил сейчас. Мидория в ответ лишь всхлипнул и двинул бедрами, заставляя альфу откинуть все мысли в сторону и сделать его, наконец, своим, здесь и сейчас. Он опустил руки на его тонкую талию, переходя на бока и, наконец, бедра. Ноющий член уже истекал предэякулятом и он не удержался от соблазна потереться им между упругими половинками, чувствуя покалывание в кончиках пальцев. Маленькая розовая дырочка уже давно истекала естественной смазкой, и была готова принять альфу, но Кацуки все равно вставил два пальца, убеждаясь в том, что не порвет его. От пальцев Изуку заскулил пуще прежнего, сжимая их внутри и насаживаясь, желая уже почувствовать альфу внутри. Он не мог представить, что расплывётся бесформенной лужицей, но ноги сами раздвигались, а в паху уже болело от постоянного возбуждения. Он дышал через раз, сжимая простыни и сгорая от желания. Его руку накрыла рука Бакуго, которые наклонился к нему, целуя в загривок, и омега почувствовал, как что-то упирается ему туда, где всё горело от томления. В него вошли одним размашистым движением, сразу же кусая и ставя метку, от чего тысячи звезд засияли перед глазами, а бессильные ноги задрожали. Он вскрикнул, кусая собственное запястье до крови, но все равно двинулся навстречу, чувствуя, как член внутри него раздвигает стенки, даря ощущение заполненности. Бакуго начал двигаться, когда понял, что омега привык, срываясь практически сразу на бешеный темп, вколачиваясь в омегу, выбивая из него все новые и новые стоны. У Изуку все плыло перед глазами, стоило члену внутри него задеть какую-то точку, унося его куда-то на вершину блаженства. Он слизывал капельки крови с метки, вдавливая паренька в кровать, иногда шепча что-то очень приятное на ушко своему мальчику, от чего тот только сильнее краснел, полностью расслабляясь в его руках. Сладкое наслаждение заполняло тело Бакуго, стоило омеге сжаться чуть сильнее, шепча его имя без устали в перерывах между стонами. Его тело полностью приняло его, а метка подтверждала его принадлежность только ему одному, и это только сильнее распаляло, заставляло хотеть доставить ещё больше удовольствия. Он сжал небольшой член в своей руке, другой поддерживал его за грудь, заставляя принять вертикальное положение, полностью опершись на него. Он продолжал двигаться в этом молодом восхитительном теле, слушая мелодичные и откровенные стоны, двигая по члену омеги в такт своим движениям. Чувствуя подступающую разрядку, он повернул немного опухшее лицо Изуку к себе, чтобы поцеловать эти розовые и покусанные губы. Омега прижался теснее, сжимая альфу внутри себя и ловя кайф от этого, от утробного рычания и стонов. Мидория кончил, его стон утонул в их поцелуе с привкусом крови. Он совершенно бессильный чувствовал, как альфа продолжал мучить его, вновь и вновь скользя по чувствительной точке внутри, продолжая удерживать позу. Все простыни уже были пропитаны их телесными жидкостями, и лишь одна мысль о том, что ещё чуть и он заполнит омегу своим семенем, дурманила его похлеще любого наркотика. Кацуки излился глубоко внутри парня, и тот задрожал, чувствуя горячее семя внутри себя, вновь кончив со слезами на глазах. Блондин вышел из него, не желая связки для и так обессиленного подростка, опуская его на кровать и сразу же накрывая пледом оказавшимся как нельзя кстати у кровати. Оба вымотанные, но довольные альфа и омега провалились в сон.