***
pluxury_sport ответил на Вашу историю: Нормально доехали? Или как в прошлый раз?i61i61i61i61i61i61i61i61:
Также, как в прошлый, поэтому только проехали троицу
Тебе надо было тоже ехать
pluxury_sport: Ага С бэйсиком съезди, с давидом съезди, с тейпом съезди, а осенью они потом все со мной поедут?i61i61i61i61i61i61i61i61:
Они же поедут, если попросишь
Внеплановое воссоединение янг раши
pluxury_sport: Боже упаси Федя усмехается, гася экран телефона, и перед глазами плывут пятна после яркого света, не давая сфокусироваться в почти полной темноте. За окном микроавтобуса мелькают тусклые фонари междугородней трассы, а в салоне тихо гудит обогреватель в такт сопению Бэйсика на соседнем сидении и шинам очень редких встречных автомобилей. — Щас доедем, заселимся, можно поспать где-то до двенадцати и ехать на площадку настраивать всё. — шепчет ему Глеб, потягиваясь, — Хотя ему вон, — кивает он на Макса, — Даже заселяться не надо, он и здесь нормально выспится. В ответ на резко контрастирующий с тишиной шёпот, Бэйсик смешно морщится, отворачиваясь к окну и утопая ещё глубже в большом капюшоне чёрной куртки. Справедливости ради, из команды спят почти все — Зимов, остальные звукачи, жалкое подобие администратора — Дима, ребята, отвечающие за безопасность, даже водитель, будь на это его воля, точно бы прилёг отдохнуть. Только Феде с Глебом не спится, одному — потому что сильно волнуется за первый концерт в туре, а другому — потому что тоже волнуется, и ему тоже хочется верить, что виной тому — первый после перерыва концерт. Нет. Он и сам не мог объяснить себе, что это такое ползало внутри и вилось змеей, никак не давая выкинуть себя из головы. Какое-то паршивое предчувствие, невнятное предвкушение, что-то тревожило его и никак не хотело уходить. Он списывал это на внезапность — конечно, он так давно резко не вкатывался в какие-то авантюры, тем более, когда речь шла о турах и концертах. Он всегда относился к музыке с особой серьёзностью, а волноваться перед выступлениями — нормально. К таким вещам ты готовишься месяцами, планируешь, вынашиваешь свой настрой и всё равно по итогу едешь, как на иголках, а тут — собрался меньше, чем за сутки, вот и кукуха тоже с ним за компанию собралась в дальнее путешествие. Но он немного лукавил. Самому себе. Была ещё одна причина, по которой в этот раз он уезжал в тур с неспокойной душой. Полина появилась в его жизни так резко и внезапно, что он и сам не понял в какой момент стал воспринимать её, как неотъемлемую часть своей жизни. Она стала деталью большого пазла, который он когда-то давно закинул далеко на антресоли, потеряв от несколько важных частей, и напрочь забыл о них, не искал, а она взяла и вдруг нашлась сама по себе, и всё встало на свои места. Когда он вчера вынырнул из её объятий и скрылся в подъездной темноте, в ладонях почему-то стало холодно и в груди непривычно сильно защемило от предстоящей разлуки. Соглашаясь днем раньше на тур, он то ли забыл, то ли просто ещё не до конца понял, что пазл сложился, и на антресолях ему уже стало слишком тесно. Полина определенно заполняла собой что-то слишком важное внутри него, и, он со страхом, но признавался себе, что терять снова эту важную деталь пазла он не хотел. — Айсик, ты так спишь с открытыми глазами, или задумался? — никак не унимается Глеб, болтливость которого всегда выдаёт со всеми потрохами его волнение. К тому же, он уже пятый раз за минуту с глухим щелчком открывает и закрывает крышку термокружки, крепление которой и так держится только с божьей помощью. Федя устало трёт глаза, понимая, что последние пару минут точно забывал моргать, сильно глубоко погрузившись в свои мысли: — Не спится. — наконец выдыхает он, — Слишком много всего в голове мешает. — Понимаю. — отзывается собеседник, — Ну, тебе если там чём-то поделиться захочется, ты же знаешь, я... Ну, в общем, да. Федя улыбается в ответ на лаконичное умозаключение, и убедительно кивает головой. Если бы он только смог понять, чем именно ему нужно сейчас поделиться, чтобы стало полегче — он бы обязательно это сделал. Но он не понимал. — Извини, кстати, что из-за нас ты с Полиной не успел попрощаться, так тупо время перепутали. — он смешно разводит руками, но Федя понимает, что и не злился на них, а так — слегка понервничал, всё же к «перепутали» стоило быть готовыми и выезжать часа за три заранее, — Ты не переживай за неё, если что, Даша же за ней присмотрит. И снова вместо задуманной поддержки, фраза отзывается где-то в рёбрах новой волной тревоги: — За Дашей самой надо присматривать. — мрачно подмечает Федя, и Глеб не тупой — понимает сразу, что зерно его переживаний зарыто где-то в этих координатах. — Можно попросить Депошу, чтобы приглядел за ними. Только без Ракитина — а то он тебе наприсматривает так, что ты потом их всех четверых с изолятора будешь вытаскивать. «Можно попросить Депошу» — прокручивает Федя в своей голове, и не понимает. Не может сложить два плюс два и догнать, когда вдруг эта мысль перестала приносить привычное спокойствие. Это же Артём. Он всегда был и остаётся для него самым близким другом, на которого можно положиться в любых вопросах. Почему этот раз вдруг стал таким явным исключением? За последнее время Артём сильно сблизился с Егором, в нём он нашёл отражение своих неугомонных демонов, и конечно это послужило причиной укрепления их связи. Федю это не то, чтобы сильно беспокоило — они с Артёмом всё также близко общались, и часто зависали где-то вдвоём, но когда Шатохину хотелось пуститься во все тяжкие, он шёл к Тейпу, и Федя никогда его за это не осуждал. Но эта гремучая смесь никогда не рождала ничего хорошего, если Федя убаюкивал Артёмовых демонов, то Тейп рубил звенья цепей, на которых они были пристегнуты, и они срывались с места, разрывая глотки протяжным воем. И в голосе Глеба сейчас слышится искреннее желание помочь, ему в самом деле кажется, что его совет гениален — попросить лучшего друга помочь, какие тут могут быть проблемы? Он рассматривает Федю с вопросительно-поднятыми бровями, ожидая, чем он сможет парировать в ответ на идею, у которой нет изъянов. Но Федя и не хочет парировать. Он хочет облить эту идею бензином и сжечь без остатка ещё на этапе её зарождения. — Я не могу. — спустя минуту он выдаёт вообще ни разу не контраргумент, но за то говорит всё как есть, — Они не особо ладят друг с другом. Глеб хмурится на секунду, но тут же переводит на собеседника недоверчивый взгляд, и свет фонаря с обочины скользит лучом по лёгкой ухмылке: — А ты мне тогда лучше скажи, кто с Бульварычем вообще ладит-то, кроме нас? — Глеб так возмущённо восклицает, что чересчур повышает голос и Феде приходится на него шикнуть, чтобы он никого не перебудил, — Не ты ли мне рассказывал, — продолжает он шепотом, — Что в день, когда вы познакомились, ты хотел ударить его дверью по лицу? Федя вспоминает и беззвучно смеётся. Правда, хотел. — Всё равно нет. — отрезает он, — Если Тёмыч будет с Тейпом, а он будет с Тейпом, другого варианта сейчас нет, от них ничего хорошего ждать не стоит. Они... — он на секунду подвисает, будто собирается с мыслями, но в итоге просто машет рукой в воздухе, — Ой, я даже говорить об этом не хочу, просто нет и всё. Он явно нервничает, и у него даже не с первого раза получается приоткрыть окно. Запускает ладонь в свободный карман с полупустой пачкой и Глеб тянется за предложенной сигаретой, они затягиваются от одного неяркого огонька и выпускают плотный дым в полуоткрытое окно. Свежий воздух в момент проникает в салон, наполняя его утренним запахом растаявшего снега и мокрого асфальта. — Ее просто всерьёз не воспринимают. — вдруг спокойно озвучивает свои мысли Глеб, делая новую затяжку, — Ну, как девочку на пару недель максимум. Не-не, я так не считаю... — поясняет он, видя, как Федя хмурится ещё сильнее, — Ты сказал: «это моя девушка», я говорю: «ок», а дальше уже, ну, кто знает, может вы, конечно, и расстанетесь через неделю, но сейчас-то она твоя девушка... Бля, я тебя подбодрить пытаюсь, но судя по твоему лицу, у меня так себе получается. — Потому что я сам во всём виноват. — мрачно отзывается Айсик, стряхивая пепел об оконную раму, — Когда они первый раз нас увидели, нужно было сразу все обозначить, но я тогда даже не задумывался об этом. Да и не планировал их знакомить, просто мы были с ней на студии, когда они приехали... — Ещё и на студии... — Глеб обреченно качает головой, — Ты как будто сам не знаешь, что Бульварыч за вашу студию убить готов, а ты считай привёл непонятно кого, вот он и взъелся. А Ракитин... — он на секунду подвисает, — Ну, он просто ебанат, там говорить не о чем, забей, в общем. Они успокоятся, если увидят, что у вас это всё не на пару недель, вы же уже давно тем более с ней вот это всё. — он глубоко затягивается напоследок, и выстреливает догорающую сигарету в темноту, Федя слабо кивает, повторяя его движение, задвигает окно и прикрывает лицо руками. Он так шумно выдыхает в раскрытые ладони, что Макс рядом снова начинает ворочаться, пытаясь найти удобную позу. Экран телефона тем временем загорается новым сообщением в Инстаграм, Федя снимает блокировку, и его тут же слепит последним открытым диалогом: pluxury_sport: Ты ключи не завёз, мне теперь за ними к вам в Ярославль что ли ехать Он понимает, что предпочёл благополучно забыть тот факт, что нужно сказать Артёму, где забрать ключ.i61i61i61i61i61i61i61i61:
Не успели завезти, забери у Полины. Я ее предупредил.
Он видит, как рядом с сообщением появляется надпись «просмотрено», и диалог подвисает на десяток секунд, будто собеседник на том конце не сразу воспринимает полученную информацию. Ещё две секунды на тайпинг, и в окно всплывает всего одно короткое сообщение: pluxury_sport: номер? Федя сам зависает следом, гипнотизируя светящееся слово, но всё же набирает одиннадцать слишком знакомых цифр и нехотя отправляет в диалог. Найди же в себе силы успокоить то, что вьётся внутри, пока оно не придушило тебя окончательно.***
— По карте будет оплата. Полина прикладывает телефон к терминалу и быстро собирает покупки в тканевый мешок, чтобы скорее выйти из душного магазина на свежий воздух. Ручки старого шопера держутся только на честном слове, поэтому приходится поднимать его снизу и прижимать к себе, будто маленького ребёнка. Вместо ребёнка правда две пачки замороженной пиццы, апельсины и коробка медовых хлопьев по акции. Двери супермаркета разъезжаются, выпуская её в тёплый весенний вечер, она перехватывает сумку с продуктами обеими руками и неспеша волочится в сторону дома, надеясь, что ни одна из её конечностей по дороге не отвалится. Только бы дойти и как-то открыть дверь домофона, а дальше уже точно будет легче, но у жизни на этот счёт, конечно, совершенно другие планы. Полина понимает это, когда в кармане куртки предательски начинает выбрировать телефон. Вспоминая только одному богу известные ругательства, она переносит вес сумки на колено, запускает руку в глубокий карман и выуживает оттуда телефон, светящийся в полумраке незаписанным номером. Нет... Нет, нет, нет, пожалуйста, только не сейчас. Только не ты. В голове в секунду складывается мозаика из вчерашнего ночного разговора и связки ключей с аметистовым брелоком, покоящейся где-то на пять этажей выше. Она легко складывает дважды-два и понимает, что за собеседник ждёт её по ту сторону. Еще она конечно знает, что этого разговора не избежать, но все равно тянет время и пялится, как дура, в светящийся экран, стоя посреди тёмного двора. Тем временем нога начинает затекать под весом тканевого пакета, а телефон даже и не думает затыкаться, поэтому она резким движением со злобой протягивает ползунок влево, отвечая на звонок. — Алло. — кажется, она копила отвращение всю свою жизнь, чтобы сейчас выплеснуть его без остатка в одно короткое слово. — Не, я конечно понимаю, что я редко тебе звоню... — раздаётся из трубки знакомый голос, заставляющий забыть даже о боли в ноге, — Решила, думаю, дай позвоню Полине, может она там скучает по мне, ага... — не унимается в трубке Соня, и Полина узнаёт её и начинает глупо улыбаться, стараясь прижать телефон плечом к уху. — А ты че с другого номера-то? — задаёт она резонный вопрос подруге. — Да это мой новый, запиши, тот пришлось заблокировать, это долгая история. — А я, как дура, звоню тебе после того раза, ты извини, мне пришлось скинуть, это тоже долгая история. — усмехается Полина, чувствуя, как по позвоночнику пробегает мелкая дрожь от воспоминаний, — Софья Игоревна, а вы собираетесь меня вообще навестить? Хоть когда-нибудь? В трубке на секунду слышится какой-то шум и возня, затем девушка возвращается, весело тараторя: — А я так понимаю, тебе есть что мне рассказать? Я вообще для этого и звоню, у меня сегодня выходной, хотела заехать, можно? — Ты шутишь? — Полина так резко переключается на разговор, что даже забывает про свои покупки, от чего сумка угрожающе сползает вниз, — Я тебя уже сто лет не видела, приезжай, я даже купила твой дурацкий йогурт с персиками. — На проспекте поверни пожалуйста, — доносится из трубки приглушённый голос, — Всё, я еду, жди, прихвачу что-нибудь тоже. Вот тут, возле... — её собеседница отключается в момент, когда она, наконец, с божьей помощью пришвартовывается к подъездной двери. Подперев сумку об бетонную стену и уперевшись в неё же коленом, находит в бездонном кармане связку ключей и плашмя прикладывает её к панели. С третьего раза домофон наконец издаёт короткий сигнал, запуская её внутрь. — Так, теперь всего пять этажей вверх, там открыть дверь, не убиться об Коржа и, вроде бы, всё. — проговаривает про себя план действий Полина, лениво перебирая ногами по старым ступенькам. Этаж, ещё один, и ещё. Ставшая родной за столько лет дверь съемной квартиры уже прямо под носом, но кто сказал, что это будет так легко? Телефон вновь разрывается жужжанием в кармане куртки и Полина только и может, что тихо выругаться нечленораздельными фразами, лишь бы не услышала тётя Лида из семьдесят восьмой. Сумка бескомпромиссно оказывается на полу, потому что силы её держать закончились двумя этажами ниже, телефон в руках снова приветствует незнакомыми цифрами из темноты. Или теми же цифрами? — Алло... — неуверенно подаёт голос, на что Соня тут же перебивает её звонким голосом из трубки: — Какую мне морожку взять? Есть фисташковое, какое-то ещё с орехами, шоколадное... — Я тебя умоляю, — Полина с трудом, но всё же открывает дверь квартиры, и рыжий шерстяной вихрь тут же оказывается где-то у неё под ногой, — Когда нас это вообще волновало, бери любое, только без джема и всякого такого. — она еле удерживает равновесие, пытаясь затащить сумку с подъезда и не наступить на пушистый хвост, — А, что говоришь? Соня смеётся из трубки: — Ты там где возишься? Говорю, беру с печеньками тогда. — Хорошо, супер, жду тебя. Подруга отключается, но Полина прекрасно знает, что её ждёт ещё как минимум пять таких же вопросов. В подтверждение этому, следующий звонок раздаётся меньше, чем через минуту. — Давай я просто заранее соглашусь на всё, что ты предложишь? — выпаливает она в трубку, стараясь развязать шнурки на кроссовках, но пальцы вдруг немеют, и сжатая дрожь растекается по всему телу. Из динамика ухо обжигает тихая усмешка, такая осязаемая, что заставляет возненавидеть человека, который когда-то изобрёл телеграф: — Какая самоотверженность... Жаль, не по адресу. — разрывает тишину низкий хриплый голос, который сейчас больше всего на свете хочется не узнать, — А ты со всеми так здороваешься? Можешь, в принципе, не отвечать. — обрубает на корню малейшую попытку оправдаться, — Ключ я где могу забрать? На заднем фоне в динамике шумит двигатель, значит, времени на отступление уже не осталось. Человек, которого хотелось видеть меньше всего на свете, будет здесь с минуты на минуту. — Ты там уснула? Адрес свой скажи. Она одним выдохом выпаливает в трубку место, молясь ошибиться и назвать неправильно, чтобы оттянуть время подольше, тут же сбрасывает звонок и на ватных ногах сползает вниз по стенке, так и оставшись сидеть в неразвязанных кроссовках. Телефон снова оповещает о новом вызове, и она поднимает трубку, даже не взглянув на экран. Терять уже решительно нечего. — ... денш-сат. Ты знаешь что это такое? Давай попробуем? Ну почему же ты не позвонила немного раньше... — Соня, всё, что хочешь. На любой твой вопрос: «Да, хорошо». — вот теперь точно по адресу. Девушка в трубке явно теряется на пару секунд: — Поль, у тебя там всё нормально, ты как взгрустнуть умудрилась за пару минут? Я тебе официально это запрещаю, потому что я вообще-то уже сейчас приеду. — Жду. — отрешенно отзывается Полина, отключаясь от звонка. Очень хотелось, чтобы на Соне сегодняшние гости и закончились. Она выбрасывает из головы уже бессмысленную идею разуться, поднимается на ноги и чувствует, как все внутренности сводит неконтролируемым страхом, обвивая тугими веревками. Всё внутри сжимается от одного осознания — сейчас он приедет сюда. Прямо сюда. Будет здесь. Придётся его увидеть. Единственно приемлемым способом отдать ему ключ кажется только вариант кинуть им в него с безопасного расстояния и уйти. Они не виделись с той злополучной ночи, когда в той комнате на втором этаже внезапно будто стало слишком мало места. Когда она не поняла, почему всегда так легко поддающийся контролю разум весело помахал ей ручкой и сказал «покеда, дальше дальше как-нибудь сама», а сама она смогла только учинить катастрофу. С той ночи она категорически отказывалась верить, что будто бы запомнила его губы на вкус даже с расстояния в несколько миллиметров. Что запах его присутствия въелся где-то в особом отделе мозга, если он у неё вообще был, в чем она последнее время сильно сомневалась, и теперь всё это жило вместе с ней, буквально отравляя ей жизнь с каждой секундой. Артём был токсином. С момента, как им довелось познакомиться, он всё накапливался и накапливался в её жизни, каждый раз делая её всё более невыносимой. И сейчас, слоняясь по узкому коридору, и в тупом ожидании сжимая до боли в ладони небольшую связку ключей, она не понимала — чего ждать от него сегодня? С той ночи они ни разу не виделись, и вариантов развития событий было слишком много — от тупых подколов и насмешек, до новых попыток в чём-то её уличить. — Как же я тебя ненавижу. — бессильно шепчет в пустоту Полина, понимая, что разговаривает сама с собой, и крыша медленно, но верно начинает уезжать в неизвестном направлении. Хотелось просто стереть из памяти всё, что связано с этим человеком, и никогда в жизни — никогда, блять, в своей жизни, больше не слышать и не видеть его. +79997611771 22:17 — Выходи. «А что, если просто не выйти?» — мелькает в голове спасительная идея, начавшая казаться, вдруг, не такой уж и бредовой. В принципе, можно передать ключ курьером, или отправить по почте... Но эти варианты не подходили: во-первых потому, что он уже приехал и стоял возле ее подъезда, а во-вторых, она вдруг поняла — так резко, что сперва даже сама себе не поверила — как это глупо его бояться. Чем больше она чувствует страх, тем больше он этим пользуется, а с этим определенно нужно было что-то делать, и действовать необходимо было немедленно. Полина решила, что при первом же выпаде с его стороны, она выскажет этому несносному ублюдку всё, что она о нем думает. Она не позволит ему сказать что-то привычно гадкое, не позволит насмехаться над собой и, что самое главное, не даст приблизиться к себе ближе, чем на расстояние переданного ключа. Она хватает с крючка первую попавшуюся куртку, крепче сжимает в руке небольшой брелок и решительно покидает пределы квартиры, шагая в тёмный подъезд. Пять этажей вниз, за которые можно придумать ответы на привычные колкости, прокрутить в голове все варианты развития событий, подготовить убийственную речь и ультиматумы, но в итоге всё равно, конечно, толкнуть дверь домофона с абсолютно пустой головой. Она забывает даже нажать кнопку для снятия магнитного замка, поэтому сначала больно врезается плечом в наглухо закрытую дверь. С текстовыми заготовками явно не срастается, поэтому придётся импровизировать. Ей так много хотелось ему высказать, что это даже и не кажется проблемой — пусть только даст повод. А он-то его точно даст. Вечер встречает её знакомым запахом талого снега, светом тусклого фонаря в самом конце двора и двух фар большой чёрной машины, что остановилась прямо напротив подъезда. Она прищуривается и делает шаг в сторону, стараясь укрыться от прямого света, но через секунду фары затухают, и дверь машины с щелчком открывается. Глаза не привыкли к резко сменившейся темноте, и она может лишь попытаться разглядеть очертания фигуры, движущейся к ней, кажется, намного быстрее, чем того требует ситуация. Она нелепо выставляет руку с ключом в защитном жесте, чтобы сохранить приемлемую дистанцию, но фигура из темноты впечатывается прямо в неё, внезапно заключая в объятия и согревая щёку тёплым дыханием. — Как я соскучила-а-сь, — протягивает Соня, путаясь в капюшоне своей и её куртки, — Ты меня даже встретила, кисик, ну пойдём, а то у меня морожка тает, я уже хочу потискать Коржика... Соня тянет её за рукав к подъезду, пока тёмная машина, мигая фарами, сдаёт назад и разворачивается к выезду. — А... Э... Подожди... Вернее, ты иди, вот ключ от двери. Поднимайся... Ну, я тебя догоню, мне тут только надо просто... Это... — Я иногда реально очень удивляюсь, что люди платят тебе деньги за составление текстов. — весело отзывается Соня из полуоткрытой двери подъезда, — Ладно, делай «то самое» и поднимайся тогда, я жду тебя. Шины отъехавшей машины шуршат уже далеко за пределами двора, и она растеряно оглядывается, в ту же секунду замечая ещё одну машину, стоявшую все это время слева от её подъезда. К сожалению, глаза уже привыкли к полумраку и не узнать парня, что прислонился к капоту и подносил к губам зажженную сигарету получается крайне сложно. Она движется к нему, осознавая, что её трусит с головы до ног, и причина этому — совсем не тонкая куртка и лёгкая прохлада весеннего вечера. Артём упирается ногой в бордюр, разместившись на боковом бампере чёрной машины, немного похожей на ту, что минутой ранее высадила Соню. Он безучастно разглядывает небольшой двор из-под козырька чёрной кепки, что виднелась под капюшоном объемной кофты и куртки, и всё это, видимо, здорово загораживает ему боковой обзор, потому что Полина стоит буквально в нескольких метрах, но всё ещё остаётся незамеченной. Ну, или же, ей так только хочется думать. Он подносит тлеющую сигарету к губам, плотно смыкая их, и мерцающий огонёк на секунду разгорается в темноте, разбрасывая редкие искорки. Она вдруг понимает, как по-идиотски выглядит, просто пялясь на него из полумрака, поэтому делает ещё несколько шагов, оказавшись в его поле зрения. — Привет. — совершенно чужой голос вырывается из её горла быстрее, чем она успевает о чём-либо подумать. — Привет. — вдруг спокойно отзывается Артём, разворачиваясь к ней. «Привет»?! Не тупой подкол и не оскорбление, а привет? Вау, Шатохин, да ты сегодня в ударе. Он немного толкается ногой от каменной кладки, полностью повернувшись к ней и сделав уверенный шаг. Она тут же чувствует, как внутренние органы задвигались по направлению к горлу, и только еле заметно шагает назад, стараясь сохранить безопасную дистанцию. Артём выглядит спокойнее, чем обычно, но это ни на каплю почему-то не успокаивает её, и с каждой секундой ровно дышать становится всё труднее. Он нарочито медленно сокращает расстояние, не сводя с неё глаз, будто готов к тому, что она сейчас сорвётся с места и убежит, и каждый шаг длится целую вечность. Когда он оказывается уже совсем близко, Полина на секунду жмурит глаза, распахивая их, к своему ужасу, прямо в ледяное серое озеро. Они встретились взглядом, и она поняла, что асфальт под ногами стал вдруг предательски мягким, а ноги совершенно не слушаются, не принимая даже короткие импульсы на отступательный шаг. В голове будто вычистили всё без остатка. Что там, «выскажешь ему всё»? Ха-ха. Если она смогла бы сказать хоть слово, это уже была бы победа. Тем временем он не отводит взгляд даже на секунду, и с новой затяжкой огонёк на конце сигареты только зеркалится на два тёмных круга, что всё ещё припечатывают её намертво к полу. Проходит, наверное, только несколько секунд с её «привет», но каждая тянется бесконечное количество времени. В нос ударяет знакомый запах, потому что он уже совсем близко, и ожидание неизвестного пугает до чёртиков. За несколько коротких встреч она поняла, что от него можно ждать буквально чего угодно, поэтому вжимается всё сильнее в свою тонкую куртку, будто она чем-то может ей помочь. Он останавливается на таком ничтожном расстоянии, что Полина боится даже лишний раз вздохнуть, стараясь не бегать глазами по сторонам слишком часто, только выдавая себя вместе со всеми потрохами. Как бы она не старается, а всё равно нервно дёргается, когда он вдруг протягивает руку в её сторону: — Ключ? — он поворачивает к ней ладонь и совершенно спокойный голос напоминает ей, для чего она вообще сюда спустилась. В жуткой прострации она лезет замёрзшей рукой в куртку, всё также ощущая на себе пристальный взгляд серых глаз напротив, достаёт из глубины кармана небольшую связку, сверкающую в темноте аметистовым стеклом, и аккуратно опускает её прямо в руку Артёма. Как только металл касается светлой кожи, он захлопывает ладонь, буквально на уровне рефлексов, и тонкие пальцы с причудливыми рисунками смазано касаются её руки, которая всё ещё оставалась слишком близко. Внезапно почувствовав на холодной коже обжигающие прикосновения, она выныривает из своего омута и в секунду одергивает руку, чем вызывает лишь лёгкую усмешку. Сейчас-то он точно сморозит привычную колкость в ответ... — Спасибо, пока. — сжав ладонь с ключом, Артём разворачивается на месте и шагает к машине, оставив Полину хлопать глазами в опустевшую темноту. Она не может поверить. Всё прошло... нормально? Она просто... отдела ключ, и всё? И ничего не произошло? И даже ни одной глупой сальной шуточки? Когда в метре от себя она слышит звук заведённого мотора, она будто просыпается окончательно, осознавая, что стоит, как дура, посреди дворовой парковки, когда Шатохин уже давно сел в свою машину. Не желая больше медлить ни одной секунды, она разворачивается, изо всех сил контролируя непослушные ноги, и быстро возвращается в холодный тёмный подъезд. Машина за её спиной мягко прокатывается шинами по сухому асфальту и выезжает со двора. — Господи, какая же ты дура... — бормочет сама себе в голове Полина, поднимаясь обратно по лестнице на свой этаж, — Ты слишком много возомнила о своей персоне, будто бы ему с чего-то вдруг есть до тебя дело. Эта ситуация в доме была лишь попыткой что-то доказать самому себе, а больше ему ничего не нужно. И перестань вообще думать о нём, слишком много внимания... — Я думала ты там уже померла. — отзывается с кухни Соня, как только Полина хлопает входной дверью, — Ты что там делала-то вообще? С кем виделась? — С Шатохиным. — безучастно отвечает Полина, только минутой назад пытавшаяся забыть раздражающее имя. Разувшись и дошагав до небольшой кухни, она то ли опускается, то ли просто падает на стул, и отстранённо вглядывается в пространство кухни где-то возле Сониной ноги. Та отмывает фрукты в раковине, и, услышав слишком знакомую фамилию, резко оборачивается с зажатым в зубах куском яблока: — Каво?! — часть звуков, конечно, теряется, но суть распознать вполне возможно, она вытаскивает дольку фрукта изо рта и уточняет, — Шутка смешная, конечно, ну а если серьёзно? Полина лишь слабо улыбается в ответ — серьёзно. Она сама не верит в то, что сказала минуту назад, и вообще вся происходящая вокруг неё реальность в последнее время напоминает ей какой-то сюр. — По-ли-на, — чеканит Соня по слогам имя подруги, в надежде вернуть ей концентрацию внимания, — Ну и как ты до такого докатилась? Федя вообще курсе? Девушка резко мотает головой. — Не в курсе?! — таращит глаза Соня. Полина снова начинает хаотично мотать головой во все стороны, но осознаёт, что невербальные сигналы ей этим вечером даются очень слабо: — Да в курсе он, я из-за него вообще-то с ним и виделась. — пытается прояснить словами, но ловит в ответ лишь вопросительный взгляд, — Ну, из-за ключа. Он не успел отдать ключи от студии и... Пришлось вот мне. — И как его только угораздило обречь тебя на такие мучения. — Соня недовольно качает головой, — Если бы мне предложили на выбор ещё одну встречу с Шатохиным, или окунуть лицо в ведро с червяками, то я бы ещё подумала, что мне выбрать... — Да на са... — Я бы выбрала червяков. — подумав, добавляет Соня, — Прости, я тебя перебила, что ты говоришь? — Всё нормально прошло, на самом деле... — выпаливает Полина, окончательно понимая, что, кажется, сошла с ума. Она виделась с Шатохиным, и всё прошло нормально. Слова «нормально» и «Артём Шатохин» в одном предложении, ну какой чёртов бред. В Сониных глазах читается недоумение, но она молча продолжает слушать, в надежде, что сказанному бреду последует какое-то разъяснение. — Он был, можно сказать, ну, обычным... Ничего такого мне даже не сказал. — продолжает Полина и недоумение в глазах Сони сменяется на жалость, — Я не поняла, что это было, но, кажется, он может даже нор... Что ты так смотришь на меня?! — Просто тщетно пытаюсь понять, почему ты такая тупая. — безучастно отзывается Соня, не сводя с неё глаз, — Я тебе сказала уже раз двадцать — в нём нет ни намёка на что-то «нормальное». Он такой мудозвон, каких этот свет ещё не видел, с ним только Ракитин может сравниться, разве что. «Человек может быть разным» — доносится из притихших воспоминаний голос Даши. Полина устало кладёт лицо в ладони, опустившись на прохладный стол. Нет, он не может быть разным. Исключение в виде сегодняшнего вечера только подтверждает правило, в следующий раз он будет вести себя как обычно. — Да какой к чёрту следующий раз, ты больше с ним не увидишься. — учтиво напоминает сознание, и Полина кивает куда-то в свои мысли. Конечно, она больше с ним не увидится, если только с Федей и не отойдя от него ни на шаг. Соня вновь отворачивается к раковине, уже через пару минут начав рассказывать об успехах на своей новой работе, и змеи, клубившие где-то в груди, будто бы успокаиваются под звуки знакомого голоса. Они уже не трещат как сумасшедшие, угрожающе раскрывая капюшоны, но всё ещё копошатся в районе солнечного сплетения, лениво поднимая тонкие головы, вызывая сдавленную тошноту и желание распасться на мелкие клочки, лишь бы этого не чувствовать. Поглощающее чувство стыда будто бы поселилось не в голове, а сразу во всем теле, заставляя чувствовать это каждой клеточкой. Как ты чувствовала его. — Твою мать. — шепчет Полина от усталости, но шум воды заглушает рвущиеся наружу эмоции. Жаль, что в шуме воды нельзя спрятаться целиком, потому что как только Соня заканчивает возиться в раковине, она оборачивается и слишком устало вздыхает, пронзительно вглядываясь в подругу, будто пытаясь понять, о чём она уже так долго молчит. — Я тебя прошу, ты мне только не говори, что это из-за этого ебаната ты так расстроилась... — она медленно опускается на стул напротив и несмело двигает к Полине тарелку с порезанными фруктами. И от этой заполняющей заботы так сильно щемит в груди, что — какой абсурд! — вдруг становится только хуже. Змеи внезапно очухиваются и трещат с такой силой, что, кажется, закладывает уши. Будто бы на мгновение нашлось немного сил, чтобы выплыть ближе к поверхности, а тебя взяли ладонью за затылок и с силой потащили на дно. Ты недостойна тех, кто рядом с тобой. Ты врёшь своему парню, который тебе доверяет. Ты не можешь рассказать даже самой близкой подруге о том что с тобой происходит. Ты не более, чем тупая шлюха Последняя фраза острой иглой входит прямо в голову. Она буквально физически осязаема, потому, что существует в этой реальности. Звук этой фразы в голове имеет свой собственный голос. Навсегда один и тот же голос. Амбасадор и монополист фразы про тупую шлюху, надеюсь, он чертовски собой гордится. Он все правильно сказал — не больше, чем тупая шлюха тупая шлюха тупая шлюха На неровном выдохе из глаз брызгают обжигающие капли, которых уже точно не скрыть шумом воды. Концентрированное замалчиваемое отчаяние течёт по щекам, заставляя Соню испуганно сорваться с места, чтобы тут же оказаться совсем рядом. — Эй... Ты же помнишь, что ни один придурок на свете не достоен даже одной твоей маленькой слезинки, ну что ты. Полина утыкается ей в плечо, чувствуя, как мягкие подушечки пальцев скользят по щекам, вытирая солёные капли, и флешбеком её отправляет в ту ночь в загородном доме, где Федя успокаивал ее на втором этаже, даже на долю секунды не догадываясь, что она натворила. Нужно было сказать ему. Сказать ему сразу, чтобы он просто ушёл и больше никогда с ней не разговаривал. Но она струсила, и из-за этого на душе становилось ещё паршивее. Мысль позвонить ему прямо сейчас окутывает каждый завиток в запутанной голове, но она тут же её отбрасывает — ради своего спокойствия она не станет портить ему тур и концерты. Может быть, они поговорят по приезде, если совесть не сожрёт её с головой без остатка к этому времени. — Я наверное просто расстроилась, из-за того что Федя уехал. — Полина поняла, что Соня всё ещё ждёт от неё ответа, — Вроде только всё стало так хорошо и понятно, а потом... А потом ты своими руками все испортила. — А потом он уехал. — продолжает она, и голос срывается на высокую ноту, то ли в попытке перекричать свой внутренний голос, то ли от громкого всхлипа, — И я просто постоянно одна, ты работаешь, я работаю, я даже не помню когда мы куда-то с тобой ходили в последний раз... Соня растерянно глядит на подругу, только сильнее прижимая её к себе. Конечно, они обе прекрасно понимают, как всё изменилось в последнее время, в университетские годы они могли проводить вместе намного больше дней, а сейчас виделись только если складывались звёзды на небе и график в ежедневнике. — Сейчас всё на новом месте наладится, и мы будем чаще видеться, кисик, я тебе обещаю. — Соня гладит Полину по голове, и от её голоса становится очень спокойно и тепло, — И напиши Феде, я думаю не только мне нужно знать, что ты скучаешь по нему. Ему нужно знать совсем другое. Но Полина всё равно кивает и снимает блокировку с телефона, тут же понимая, что даже не ответила на ночное сообщение.Космополина 18:49
Прости, что не ответила сразу, было много работы. Рада, что у тебя все хорошо.
18:49
Я уже очень скучаю.
Ответное сообщение не заставляет себя ждать. парень из 3019 18:50 🤍 я постоянно о тебе думаю 18:51 у нас концерт в девять, немного переживаю, но думаю, всё будет хорошоКосмополина 18:52
всё будет отлично, вы же лучше всех
парень из 3019 18:52 *1 вложение с фото* 18:52 мне пора бежать, я тебе обязательно позвоню, как закончим Полина с улыбкой рассматривает фотографию, с которой ей улыбается Федя с Максом и Глебом за спиной. У последнего из пальцев сложено кривое сердечко и она даже тихо смеётся, прикрывая глаза и ощущая, как на секунду становится легче. Всё обязательно наладится. Вечер проходит спокойно — они смотрят три абсолютно дурацких романтических фильма подряд, топят подушку в слезах на концовках и гоняют в перерывах до холодильника, уничтожая запасы сыра и апельсинового сока. Соня рассказывает ей про ребят из DD и их классные тусовки, и даже обещает их как-нибудь познакомить, на что Полина мотает головой, добавляя, что знакомств ей в последнее время и так хватает. Уже около полуночи Федя звонит ей счастливый и запыхавшийся, где-то на другом конце слышатся голоса ребят, которые только что откатали первый концерт тура, и в этой атмосфере абсолютного счастья она слышит только его тихий шёпот: — Мне очень не хватает тебя рядом. Отключаясь, она стирает с щеки солёные капли и придвигается ближе к уже заснувшей Соне.***
Дни тянутся невыносимо долго, копируя друг-друга точь в точь, погружая всё сильнее в привычную рутину и, хвала небесам, наконец даря долгожданное спокойствие. Время и правда лечит, и раны хоть и не заживают полностью, но ощутимо затягиваются тонкой плёночкой, позволяя притупить столь отравляющее чувство вины. Полина рефлексирует со страшной силой, погружаясь в работу настолько, насколько это вообще возможно, и менеджер агенства даже пишет ей однажды вечером сообщение с вопросом всё ли вообще у неё в порядке и точно ли она нормально себя чувствует с таким количеством заказов. Нет, конечно не точно. Заказов была ёбана гора, и глаза противно сохли и зудели от яркого экрана ноута, но любая свободная минута размышлений будто отбрасывала её назад, оставляя наедине только с теми мыслями, которые неумолимо тащили на самое дно. Работа отрезвляла, заполняя голову до отказа, заставляла хоть на какое-то время перестать думать без дела о случившемся, и в какой-то момент стала спасительным маячком, за который она зацепилась и выплыла на поверхность. В один из дней она просто поняла, что жизнь-то оказывается не закончилась. Не повернулась на тупом мудаке Шатохине, и в целом вообще мир вокруг него не вертится и никогда не вертелся. В тот день она и правда почувствовала себя лучше. Пугал только календарь, который показывал странные цифры, будто бы прошло уже полторы недели. Такой бред. Если верить ему, то за полторы недели она вышла из дома один раз, и то только потому, что доставка не возит на дом «Визин». Федя прислал три фотки, значит, ещё три удачных концерта позади, ей может и хотелось бы посчитать в голове, сколько их там ещё осталось, но цифры в последнее время не были к ней благосклонны, поэтому она от этой затеи быстро отказалась. Много. Концертов осталось ещё много. Вечером Полина даже набирается смелости и отменяет пару бесполезных совершенно текстов, попросив доброго менеджера отдать их нуждающимся, коих в агенстве всегда было в избытке. Хотелось просто отдохнуть и впервые за последние недели три послушать, как в голове становится совсем тихо. Она включает в Споти какую-то медитацию, по словам в описании помогающую расслабиться и отпустить негативные мысли, и принимается со всей силы их отпускать, но получается из рук вон плохо. Полина никогда раньше не медитировала одна, обычно Соня притаскивала какие-то пахучие палочки и колючие коврики, включала специальные мантры и они проводили так довольно много времени, потому что периодически начинали смеяться до слёз с тупых шуток друг-друга и приходилось в итоге начинать всё с начала. — Прямо сейчас почувствуйте, как с каждым выдохом все негативные мысли растворяются в воздухе. — тихо доносится из колонки, и Полина честно пытается сконцентрироваться на приятном голосе, следит за каждым вдохом и выдохом, ловит ускользающую гармонию ровно до того момента, пока не слышит с кухни глухой стук цветочного горшка об паркет. — Отпустите плохое, почувствуйте, как вы наполняетесь позитивными вибрациями. — не умолкает просветлённая девушка, пока Полина негативит на кухне, стараясь собрать вывалившуюся землю и реанимировать пострадавшее растение. — Я тебе по жопе дам, если будешь так себя вести. — шипит она на рыжего кота, пока тот ластился к ногам, а колонка продолжает рассказывать о высоких вибрациях. Но в следующую секунду девайс замолкает, дав линию звуковому сигналу о новом сообщении. Полина улыбается, зная точно, что получила очередное фото ребят с концерта, и спокойно разворачивает к себе часы на руке, тут же чуть не выронив несчастный горшок с кактусом, потому что имя адресата слишком сильно отбрасывает её обратно в замкнутый круг воспоминаний. Медитация включается снова, но звучит уже очень далеко, пока Полина впивается уставшими глазами в маленький экран часов: lovesomemama 21:44 Полечка, привет Короткая вибрация тут же выводит на экран второе сообщение: 21:44 Ты как там вообще? Всё хорошо у тебя? Всё ли у неё хорошо? Было ли лучше до той секунды, пока Дашины сообщения не дошли до её телефона? Из-за Ракитина ли, или по другой дурацкой причине, Даша прочно ассоциировалась с Артёмом, и будто бы была тонкой ниточкой, что связывала ее с тем миром, в который она категорически не хотела возвращаться. Полина бредёт в комнату, чтобы взять в руки телефон, долго медлит, но всё же с большой неохотой отвечает на сообщение:Космополина 21:46
Привет, да всё нормально
21:46
Работаю, сижу дома. Как ты?
Она перечитывает отправленное и даже чувствует лёгкую неловкость за то, что ответила слишком холодно. В прочем, чем быстрее этот разговор окончится, тем быстрее она снова абстрагируется от всего, что связывает её с внутренними переживаниями. — Уберите из своей жизни то, что возвращает вас к негативным мыслям. — не умолкает голос, о котором Полина уже успела забыть. — Да пытаюсь я. — огрызается она в ответ колонке, понимая, что кажется кукуха медленно начинает отъезжать. Сигнал. lovesomemama 21:48 да тоже дома сегодня, ты не хочешь приехать? 21:48 в кинчик позалипаем, покурим, если будешь Она тихо выдыхает, выключив наконец медитацию, что только сильнее мешает собраться с мыслями. Но собираться толком и не с чем, ответ на ладони.Космополина 21:49
Не, Даш, я наверное всё же дома побуду, работы много
Хоть и говорят, что существует ложь во благо, и это наверняка именно она, от прямого вранья на душе всё равно становится неспокойно. Конечно у неё нет никакой работы, она же собственноручно ее отменила, чтобы отдохнуть. lovesomemama 21:50 полечка мне так скучно ну приезжай пожалуйста Отдохнуть. Мысль тут же материализуется и поселяется в голове. Ты ведь хочешь расслабиться, в чем проблема? Даша не виновата в том, что у тебя туго с ассоциациями и ты что-то там себе понапридумывала. Может, общение с живым человеком наоборот поможет быстрее прийти в себя? Но всё равно медлит с ответом. Общение с живым человеком... Ну конечно! Она закрывает диалог и наспех открывает другой, в который писала уже пару дней без какого-либо ответа, но почему-то кажется, что именно сейчас он нужен ей сильнее всего.Космополина 21:53
Птенчик ты сегодня сильно занята? Не хочешь ко мне приехать?
Будто слыша её мысли, подруга присылает ответ буквально за несколько секунд: Соня-кисоня 21:54 Кисик я пока не могу, очень много работы 21:54 Может, на следующей неделе💔 Полина отправляет в ответ сердечко, понимая, что злиться бессмысленно. Все стрелки переведены на одну точку и указывают единственное направление. lovesomemama 21:55 ПолинааааКосмополина 21:55
Ладно, пиши свой адрес
Она уже ищет в шкафу что-то похожее на нормальную одежду, в которой люди обычно ходят куда-то кроме аптеки и мусорных баков, когда на телефон приходит миллион сердечек, а следом короткий адрес. Лиговский, дом 64 Полина зачем-то кивает телефону, в попытке натянуть штаны, и безуспешно силится понять, почему адрес кажется ей таким знакомым. Она перебирает в голове все последние адреса, куда она ездила, вспоминает адрес студии и загородного дома, даже зачем-то вспоминает дом, куда они привезли Шатохина поздно ночью, но пазл в голове всё никак не складывается. Он складывается позже. Когда она уже вбивает в адресную строку Убера свой дом и адрес назначения, насыпает коту корм в миску и, наспех застегнув куртку, вылетает в тёмный прохладный подъезд, быстро спускаясь по лестнице, будто боясь передумать. — Успокойся, тебе и правда нужно отвлечься. Но ноги пропускают ступеньку, когда в голову вдогонку прилетает осознание, почему адрес кажется таким знакомым. И голос, который заставил этот адрес запомнить, всплывает в голове, будто бы никуда оттуда не уходил. Конечно, он не уходил. Трясущимися пальцами в темноте она еле как набирает короткое сообщение:Космополина 22:08
Это Егора что ли адрес?
lovesomemama 22:09 так мы же вместе живем, Поль, ты чего😅 22:10 ты едешь уже? жду не дождусь рассказа, откуда ты знаешь адрес Егора 22:10 шутка😅 22:11 не переживай если что, квартира большая, он в дальней комнате что-то пишет, даже не заметит что ты вообще здесь Полина впивается глазами в сообщения из темноты, и вздрагивает, когда уведомление из приложения сообщает о подъехавшей машине. Отступать глупо и уже в целом некуда, к тому же ей не хочется, чтобы Даша подумала, будто бы она передумала ехать из-за Егора. Это вызовет только лишние вопросы, разумный ответ на которые у Полины уже нет никаких сил искать. А ещё она понимает, что если решила не бояться даже Шатохина, то Ракитин в целом не должен вызывать никаких эмоций, особенно когда он один. Она двигается с места, когда понимает, что счётчик такси уже мотает платные минуты за ожидание, почти успокоившись она всё же выходит из подъезда и садится в светло-серебряную машину. — Добрый вечер. — будто не своим голосом здоровается она. — Да уже дело к ночи идёт. — слишком весело подмечает водитель, не замечая её поникший вид. Машина двигается с места и через несколько минут выворачивает на пустую вечернюю трассу. Такси привозит её к пятиэтажному дому в центре Питера, похожему на тот, куда они заезжали ночью, когда подвозили Шатохина. Полина даже оглядывается, думая на секунду, что это тот же самый двор, и что, возможно, в тот раз он ехал не к себе домой, но, увидев подъездные двери, понимает, что ошиблась — те были с каким-то чудным резным фасадом, а эти вполне обычные. Дворы и сами дома в центре все очень похожи между собой на первый взгляд, хоть и каждый в итоге оказывается абсолютно разным — к этому Полина так и не привыкла после давнего переезда. Она поднимается по старому подъезду, пропитанному запахом сырости, но, тем не менее, выглядящему в разы лучше, чем подъезд её дома, который явно моложе этого лет на тридцать. Остановившись возле нужной двери, она мнётся на месте, и рука зависает над дверным звонком в нескольких сантиметрах. Передумав, Полина всё же одергивает руку и аккуратно стучится в дверь, мысленно глупо молясь, чтобы ей никто не открыл. — Привет. — тихо здоровается она, когда через несколько секунд Даша открывает ей дверь квартиры. — Кошечка, привет. — радостно тянет она и сгребает её в объятия, — Я так рада, что ты приехала, Егор постоянно возится со своим альбомом и я от скуки просто умираю. Голос Даши как обычно звонкий и высокий, и от этого хочется прижать ладонь к её рту и попросить вести себя немного потише, но, конечно, Полина эту странную идею быстро отбрасывает. Она оглядывается вокруг — квартира Егора и Даши светлая и с хорошим свежим ремонтом, явно больше квартиры Полины раза в три, высокие потолки только добавляют пространства и она выглядит ещё более внушительно. В прихожей на полочках стоят кроссовки всех возможных цветов — видимо, у Ракитина коллекция, на стенах висят плакаты и картины с причудливыми узорами, а в воздухе висит рассеянный клуб дыма, от чего глаза вновь начинает сушить. В целом, квартира уютная, но она сразу вспоминает, как они приехали в дом Глебасты и Федя спросил её, что она ожидала увидеть, так вот, она ожидала увидеть то, что видела сейчас перед собой. — Проходи, ванная вон там, розовое полотенце это для рук. — мило щебечет Даша, и Полина лишь кивает, улыбнувшись, — Чувствуй себя как дома, не стесняйся. Полина быстро моет руки в светлой комнате, замечая в который раз за вечер, что явно живет как-то неправильно, потому что у неё нет огромной глубокой ванны, в которую, кажется, можно залезть с головой. Она наспех вытирает руки и спешит вернуться в комнату, где несколькими минутами назад скрылась Даша. Уже коснувшись ручки двери, она замирает, услышав громкий мужской смех, и чуть не отпрыгивает обратно, как ошпаренная, но вовремя понимает, что голоса доносятся из другой комнаты. Людей судя по смеху явно несколько, и она толкает дверь комнаты, с порога задав Даше волнующий вопрос: — Егор там не один, да? Даша удивлённо оборачивается на неё с дивана: — Твоя заинтересованность меня даже пугает. — она смеётся и вновь утыкается в телефон, листая приложение доставки, — Он с Даймом и другими ребятами, у него скоро альбом выходит, вот он оттуда и не вылезает. — Ага, понятно. — неуверенно кивает Полина, не зная, стоит ли объяснять причину своего интереса, — Я просто спрашиваю, потому... — Кошечка, не переживай, я знаю почему ты спрашиваешь. — успокаивает её Даша, — Он тот ещё придурок временами, особенно в компании, но, повторюсь, ему сейчас даже до меня редко бывает дело. Они допишут и разойдутся, он уснёт прямо там за столом, или уедет на студию, ты ешь пиццу с ананасами? — она так резко переключается, что Полина даже трясёт головой из стороны в сторону, чтобы прийти в себя. — Ем. — коротко отвечает она, всё ещё размышляя о сказанном, — Не помню правда, когда последний раз её заказывала, Соня не ест с ананасами, поэтому мы обычно ищем компромиссы. — О как она там кстати? Я видела её фотку у Фары, думаю ничего себе ценный сотрудник. — она смеётся и Полина даже не сразу улавливает смысл ее слов. — Какую фотку? — Ну у него в истории её фотка была, ты не видела? Блин, я тебе и не покажу уже, это дня два назад было, удалилось конечно, ну там и другие ребята тоже были, я это к тому, что у неё видимо там всё хорошо. — Видимо. — зеркалит Полина, понимая, как сильно выпала из жизни за последнюю неделю. Как сильно в принципе выпала из жизни, и как давно они с Соней перестали обсуждать любой инфоповод друг-друга. Сейчас лучшая подруга не в курсе, что произошло ночью в коттедже между ней и Шатохиным, а Полина понятия не имеет, с чего вдруг Фара выкладывает в сторис фото обычной девочки, что работает на его лейбл. И почему-то вместо того, чтобы спросить об этом у Сони, задаёт вопрос совсем другому человеку. — Там говоришь и другие ребята да были? — голос выдаёт волнение с первой секунды. — Да, да, кис, я же говорю, у них была какая-то тусовка династии, видимо там вообще все были, мы что смотреть будем? Пицца только минут через тридцать, правда, приедет, но нам с тобой будет чем заняться. Она прищуривает глаза и лезет в ящик небольшой тумбочки, пока Полина понимает — никакой информации о Соне она от неё не добьётся, Даша знает не больше неё самой. В целом, поводов для волнения и не было, всего лишь какая-то тусовка мертвой династии, Соня слишком умная и хорошая девочка, чтобы ввязаться во что-то плохое. Полина думает об этом, когда видит в Дашиных руках знакомые тонкие бумажки и небольшой свёрток. Соня бы на это покрутила пальцем у виска, сказав, что Полина напрочь и окончательно ебанулась, если решила курить эту дрянь. Но Полина, кажется, ебанулась немного раньше. — Ты же будешь? — спрашивает Даша, проводя языком по краю темного кусочка бумаги и заворачивая тонкую палочку, — Я скручивать правда толком не умею, это только Депоша у нас с золотыми руками. Полина впервые за последнее время слышит раздражающее до нервного тика имя и чуть не давится воздухом, вовремя вдохнув поглубже. Хочется поинтересоваться у себя, когда такая ебанутая реакция на его персону закончится, но ответа на этот вопрос она вряд ли дождётся. — Его здесь нет? — выпаливает она раньше, чем успевает обдумать вопрос, и брови Даши удивлённо ползут вверх: — Не-ет, — настороженно тянет она, — А тебе нужно, чтобы был? — Нет! — Полина отвечает так резко и громко, что пугает даже саму себя. Заткнуть бы ей свой же рот и ещё немного похлопать себя по щекам, чтобы прийти в адекватное состояние и и перестать вести себя настолько по-уебански. Даша не сводит с неё прищуренных глаз: — С тобой точно всё хорошо, ничего не хочешь мне рассказать? Ты какая-то, как это говорится-то... — она подносит небольшой танцующий огонёк к кончику самодельной сигареты и глубоко затягивается, заставляя бумагу разгореться тонкими линиями, — Сама не своя, во. Тебе точно надо расслабиться, вот что я думаю. С этими словами она пальцами манит Полину на себя, заставляя рухнуть на мягкий диван рядом с собой, и вручает в её тонкие пальцы тлеющий джоинт. Полина ещё с десяток секунд сверлит его глазами, но всё же подносит его к губам, сомкнув их и несильно вдохнув в себя плотный густой дым. И в ту же секунду жалеет о своём решении, когда знакомый вкус горького мёда и ягод расползается на языке и пробирается к горлу. Ползёт прозрачными щупальцами до черепной коробки и мигом разбивает в голове огромную колбу, которую она старательно прятала и закрывала за семью замками все эти недели. Запах, что тут же ударяет в нос, переносит её аккурат в тот ублюдский вечер, о котором она хотела забыть и никогда в своей жизни больше не вспоминать. Она закрывает глаза, выдыхая обратно дым, в надежде выдавить из себя это всё до последней капли, и чувствует, как тёплые пальцы перехватывают из её рук сигарету. — Нормально? — голос Даши слышится будто из-под воды, и Полина лишь слабо кивает, не открывая глаз. Скажи ей ещё год назад, что она поедет ночью в рэперскую квартиру, и будет курить джойнты для того, чтобы выкинуть из головы какого-то придурка, и она бы точно бы покрутила пальцем у виска и на всякий случай пошла проверить голову. А теперь комната всё глубже погружается в светло-серое облако, и когда Даша протягивает ей скрученный, она всё равно снова делает затяжку, чувствуя, как вкус с каждой секундой всё сильнее разрушает её изнутри. — Расскажи мне, что у вас с Шатохиным. — вдруг просит Даша, выпуская с губ струю плотного дыма. — Ничего. — честно отвечает Полина. Это ведь ничего? Блондинка лишь слабо качает головой: — Мне это только кажется? Просто... — Даша не успевает договорить, потому что в глубине квартиры раздаётся дверной звонок, и она не спеша поднимается с дивана, затушив остаток самокрутки в пепельнице, — Я щас. Щелчком захлопнув за собой межкомнатную дверь, она оставляет Полину в одиночестве поглощать глазами квадратные метры пустой комнаты. Перед глазами плывут волны стен, смешанные с рассеянным прозрачным дымом и витиеватым узором на светлых обоях, а в голове из стороны в сторону бродят слова Даши: — Мне это только кажется? Неужели это так заметно? Что он отравляет ей жизнь своей невесть с чего взявшейся ненавистью, а она просто хочет, чтобы он исчезнул с лица земли и никогда больше не попадался ей на глаза? Умещается ли всё это в короткое «ничего»? Приглушённые стенами комнат голоса из коридора говорят о том, что дверь Даша открыла не курьеру. — Да бесполезно, а они тут уже? — доносятся до Полины обрывки чужого разговора, затерявшегося в звонком смехе Даши и ещё нескольких парней. Судя по голосам, человека три или четыре, один слишком басовитый, но молчаливый, один очень болтливый и шумный, и точно ещё один, чей голос Полина кажется даже слышала раньше. Фразы теряются где-то на фоне, когда она ловит себя на мысли, что специально прислушивается, чтобы услышать голос, который точно ни с кем не спутает. Голоса парней тем временем отдаляются от двери и исчезают в глубине коридора, ведущего, вероятнее всего, в комнату Ракитина. Даша возвращается, тихо отворяя дверь, усмехаясь и отчего-то заливаясь краской: — Такие придурки, конечно, надо было тебе выйти поздороваться. — С кем? — под коленками моментально леденеет. — Да со Святковским, ты же помнишь его? Такой с белыми волосами, Никита, он был у Глебчика тогда. — А-а, — протягивает Полина, успокаиваясь, — Да мы не особо общались, вряд ли он меня помнит. — Ты знаешь, я почему-то не удивлена. Для меня до сих пор загадка, как ты вообще с нами связалась. — она смеётся, и Полина отчего-то смеётся тоже, чувствуя, будто проваливается всё глубже в мягкий диван. Следующий звонок в дверь раздаётся уже от долгожданного курьера, и Даша возвращается в комнату, скрытая за стопкой картонных коробочек разного размера. — Так, держи, я на кухню за колой. Ты с горла пьёшь или тебе стакан захватить? — С горла, но если можно, принеси ещё стакан водички, пожалуйста. — Конеш. — отзывается Даша из-за поворота, когда Полина с хлопком срывает защитную наклейку с коробки пиццы, к своему сожалению не услышав, как отворилась соседняя дверь. Неспешные мягкие шаги по гладкому ламинату теряются в резком вздохе, когда она слышит в метре от себя знакомый голос: — Я смотрю, вам тут хорошо отдыхается. — Ракитин упирается в дверной проём и с глухим смешком оглядывает комнату, скользнув взглядом по пепельнице и бумажным кусочкам, — А Федя в курсе, чем тут занимается его «хорошая девочка»? — он выделяет голосом последние слова, и Полина только успевает набрать воздуха, чтобы что-то ответить, как Егора в сторону отпихивает Даша: — Иди работай, христа ради, не мешай. — И не думал даже. — он не даёт ей пройти дальше в комнату, прижав одной рукой к себе, — Я просто услышал, что кто-то ещё пришёл и пошёл посмотреть, думал это... Даша закашливается, несильно постучав себя кулаком по груди и освобождается от цепких лап Ракитина, игнорируя его вопросительный взгляд. — Ну и ладно, я это заберу? — он поддевает из стопки пару небольших коробок длинными пальцами и тянет их на себя. — Да ты даже не знаешь что это. — парирует Даша, протягивая Полине стакан с водой, но вопреки себе самой добавляет ему сверху ещё одну коробку. — Как будто мне не плевать. — с усмешкой отвечает он, свободной рукой притягивает её к себе за шею и быстро касается губами лба, после чего выходит из комнаты. — Придурок. — сияет Даша, срывая наклейку с коробки. Полина вдруг понимает, о чем ей говорила Даша той ночью в клубе. Егор с ней совершенно другой, даже глаза будто меняются и становятся, если бы она не знала Ракитина, то сказала бы даже добрыми. И Полина осознаёт, почему Даша так спокойно реагирует на его поведение в компании, она просто знает его совсем другим, и ей этого достаточно. — Он и таким бывает, да? — не выдержав, Полина озвучивает свои мысли. — Он такой и есть. Это другим он бывает, но я привыкла. Боже, за пепперони я готова даже не влезть в XS. — она откусывает большой кусок от слайса пиццы и закатывает глаза, — Хотя кого я обманываю, я в него и так не влезаю. — Я тоже. — отзывается Полина, вытаскивая другой кусок из коробки, и они фыркают от смеха, заваливаясь обратно на диван. Фильм, который они выбирают полчаса, оказывается до жути скучным, и они просто залипают в яркий экран, рассматривая пейзажи Аризоны, что мелькают между сюжетными поворотами. Даша делает ещё пару джоинтов, и даже предлагает Полине самой попробовать скрутить, на что та лишь мотает головой, вспоминая свои двойки по рукоделию на уроках труда. Комната всё больше погружается в темноту и густой дым, и последний за этот день дверной звонок теряется где-то в глубине квартиры, так, что ни одна из них на него даже не реагирует. — Я кажется щас усну. — шепчет Даша, поворачивая к себе светящийся экран часов, — А, так уже третий час ночи, ты во сколько обычно ложишься? — Как получится, иногда не ложусь. — отвечает Полина, вспоминая свой режим за последнюю неделю, — Я тогда поехала, раз уже так поздно. Даша округляет глаза: — Куда ты поехала? На боковую разве что. Полина невольно улыбается — этот разговор повторяется каждый раз, когда речь заходит о ночевке где-либо за пределами дома: — Да я только дома нормально сплю, мне в чужих квартирах непривычно и я ворочаюсь всю ночь. — бубнит она, кажется, уже заученную фразу. — Ну тогда... Эм... — Даша растерянно оглядывается по сторонам, будто ища контраргументы, но в итоге лишь грустно вздыхает, — Ладно, сейчас тогда попрошу кого-нибудь из ребят тебя отвезти. — Да я такси вызову. — Какое такси ночью, ты с ума что ли сошла? — Даша таращит глаза, — Там такие уёбки иногда попадаются, Егоровы друзья тоже придурки, конечно, но с ними хоть безопасно. — она уже делает пару шагов к двери, когда Полина ловит её за руку. — Даш, я всё же вызову такси, мне так будет спокойнее. — А мне нет. — вдруг парирует блондинка, скрещивая руки на груди. Она усмехается, и в её уже полусонных глазах начинают бегать огоньки, — Я тебе предлагаю компромисс, либо едешь с кем-то из них, либо спокойненько остаёшься со мной в тёплой постели и никуда не едешь, я за второй вариант, он по-моему потрясающий. — Ну, я... — Полина теряется, отведя глаза в сторону, но увидев, какие Даша делает грустные глаза и как смешно поджимает губу, невольно улыбается, и та сразу это замечает. — Ага, я вижу, что ты уже почти согласилась! — восклицает она, — Давай прямо тут диван раскинем и ляжем, блин, это же как в детстве на ночёвках, так классно, у меня сто лет никто не ночевал. В ее голосе столько энтузиазма, и она кажется даже забывает, что пару минут назад засыпала прямо на ходу: — Блин, а как ты у Феди тогда ночуешь? Ну если ты только дома спишь. — Никак не ночую. — Полина смеётся, увидев, как лицо Даши в секунду меняется, — Он ко мне приезжает, или я остаюсь у него, но просто валяюсь и смотрю что-то, либо работаю. — Да уж. — Даша смешно таращит глаза и принимается разбирать диван, — Я засыпаю просто за секунду, мне кажется мы так с Егором и съехались. — она фыркает от смеха, — Я просто засыпала, пока он в душе, и всё. — Мы бы так. — мечтательно вздыхает Полина, помогая расправить одеяло, — Кстати да, в душ бы сходить, можно? — Конечно, что ты спрашиваешь. — отзывается Даша, вылезая из пододеяльника, — Сейчас я тебе дам что-нибудь переодеться. Она недолго роется в шкафу, в итоге вытаскивая из глубины свёрнутую чёрную футболку. — Я в таком обычно сплю. — поясняет она, — Пижамы у меня нет, но я могу что-нибудь другое поискать. — Не надо, это подойдёт. — успокаивает её Полина, забирая из рук футболку — Я в таком же сплю. Даша достаёт с другой полки большое полотенце, вручает его Полине и ведет её из комнаты по коридору в другую сторону от ванной. — Я думала ванная там. — Полина растерянно оглядывается и указывает рукой в сторону комнаты, где мыла руки. — Ага, там ванная, а здесь душевая. — поворачивается к ней Даша, — Не, если ты хочешь, можешь и ванну конечно набрать, ты просто сказала про душ. Она останавливается в коридоре между двух дверей, и толкает бедром одну из них, параллельно щёлкая выключателем. Заходит в светлую душевую, и Полина переступает порог следом, но успевает услышать за своей спиной приглушённые голоса из комнаты напротив. Может, принять ванну было не такой уж и плохой идеей, во всяком случае там было бы спокойнее, но в сотый раз за вечер казаться Даше странной ей не хочется, она и так наверняка думает, что у неё что-то не в порядке с головой. Даша в двух словах обьясняет ей где что лежит и даже вручает ей гостевую зубную щетку, на что Полина вначале недоверчиво хмурится, но та смеясь убеждает её, что она точно новая — ребята привозят по десять штук с каждого отеля и их копится просто необъятная гора. — Всё, располагайся, если тебе что-то надо будет, то лучше напиши мне, а то отсюда не докричишься. — Полина кивает в ответ и выпускает Дашу из комнаты, защёлкнув на двери маленький металлический замочек. Струи горячей воды снимают накопившуюся за длинный день усталость, и даже в голове становится приятно спокойнее. После душа Полина заворачивается в полотенце и стоит ещё несколько минут, просто склонившись над раковиной и залипая на хромированный блестящий смеситель. В опустевшей голове так легко и свободно, но с каждой секундой мысли навязчиво возвращаются одна за одной, и она устало отталкивается от гладкой керамики, стягивая полотенце и надевая любезно предоставленную футболку. На груди тонкими разноцветными линиями красуется надпись «otricala», и Полина дважды пытается правильно её прочитать в зеркальном отражении, в итоге бросая эту затею — всё равно она в этих музыкальных группах никогда не разбиралась. С тихим щелчком она открывает замок и выходит из комнаты, наполненной тёплым паром, и за её пределами тут же становится прохладно. Но мурашки бегут по позвонкам не от холода, а в секунду, когда она слышит из комнаты напротив приглушенный смех. Замирает на месте, понимая, что не ошиблась. Впитанный в стенки черепной коробки голос не даст никакого права себя не узнать, он уже давно живет вместе с ней, постоянно звуча в голове, но сейчас он действительно здесь, отделённый всего одной тонкой межкомнатной дверью. Полина кажется перестаёт дышать, но всё же находит силы двинуться с места, и бесшумно переступает с ноги на ногу, стараясь побыстрее убраться от злополучной комнаты, в итоге добираясь к нужной двери за считанные секунды. — Всё нормально? — испуганно интересуется Даша, видя её побледневшее лицо, — Привидение увидела? Егор пугает меня постоянно, что дом старый и тут по-любому водятся призраки. Она смеётся, конечно, и Полина тоже нервно хихикает, больше для виду, чтобы не выдавать себя ещё больше: — Какая чудесная сказка на ночь, теперь я точно буду спать спокойно. — иронизирует она и Даша фыркает от смеха, зарывшись лицом в объемную подушку. — Я постараюсь подольше побыть с тобой, но ничего не обещаю, меня просто вырубает. Полина понимающе кивает и благодарит вселенную, что ей не пришлось объяснять реальную причину своего испуга. Она залезает под тёплое одеяло с другой стороны и Даша щёлкает выключателем, заставляя маленький светильник погаснуть и оставить комнату в полной темноте. Они тихо болтают ещё несколько минут, и Даша даже отвечает впопад на некоторые реплики, но спустя пару фраз бубнит что-то невнятное, а через пять минут уже размеренно сопит, оставляя Полину наслаждаться темнотой в одиночестве, чего она больше всего и боялась. В тишине и густом полумраке она будто отчетливее начинает слышать свои мысли, и они настолько вымотали её за последнее время, что от них просто хочется убежать куда угодно, лишь бы как можно дальше. Вариантов, кроме как всё же попытаться заснуть, у неё больше не осталось. На носочках она пересекает комнату, чтобы залезть в свой рюкзак и достать оттуда наушники, после чего возвращается в мягкую постель. Взяв в руки телефон, она вдруг понимает, что так и не дождалась сегодняшнего сообщения от Феди. Часы показывали почти три часа, и концерт наверняка давно кончился, но Полина нехотя признаётся себе, что отсутсвие сообщения её мало волнует. Напишет завтра, наверняка, и от собственного безразличия становится неспокойно на душе, грудную клетку снова стягивает ощущение цепкого стыда, что не покидает её ни на секунду за последнее время. Она быстро закрывает окно мессенджера и пролистывает плейлисты для сна в поиске подходящих треков. Выбор падает на сомнительную медитацию, обещающую расслабление и глубокий сон за пятнадцать минут. Полина недоверчиво поджимает губы, но трек включает, и спокойный голос тихо и приятно начинает шептать на ухо: — Займите привычную и удобную позу для сна... Найдя наконец комфортное положение, она внимательно слушает всё, что нашёптывает на ухо успокаивающий голос, и, как ни странно, это помогает. Уже через несколько минут она понимает что вымотанный мозг с удовольствием принимает предложение отдохнуть, и она начинает проваливаться в сон. Но от неумолкаемого голоса в наушниках, или от пиццы на ночь, ей начинает сниться полная ерунда, она бормочет что-то невнятное и нервно дёргается, ворочаясь из стороны в сторону, в итоге всё же напрочь выпадая из сна и резко ловя сухими глазами привычную темноту вокруг. Она поворачивает руку и экран часов показывает яркими цифрами «3:45». Что ж, этот сон был недолгим. В горле пересохло, и Полина тянется за стаканом, стоящим на тумбочке, но, прижавшись к нему губами и наклонив на себя, понимает, что он абсолютно пустой. Бутылка выдохшейся колы пол ногами не привлекает, поэтому она нехотя вылезает из тёплого одеяла и на носочках бредёт на кухню за водой. Тихо отворив дверь комнаты, она проскальзывает в коридор, и за несколько быстрых шагов добирается до большой кухни. Оказавшись в просторной комнате Полина оглядывается по сторонам — даже в ночном полумраке кухня выглядит красиво, столешницы из темного мрамора ловят редкие блики света с улицы, пол с тёмной плиткой струится ровным прохладным слоем под ногами, рядом стоит большой стол и барная стойка со стульями. Кухня очень стильная, но необжитая, и видно, что на ней особо никто не готовит. Наконец, она замечает стеклянную бутылку с водой, стоящую в углу на одной из темных тумб. Изо всех сил стараясь не греметь, и в целом не создавать лишнего шума, она всё же случайно клацает стаканом о гладкую столешницу, тут же зажмурившись и замерев с поднятой бутылкой в руках. Прислушивается к звукам вокруг, но в квартире абсолютно тихо, наверняка все спокойно спят и десятки квадратных метров большой квартиры глушат своими стенами любые мешающие звуки. Полина наполняет стакан прохладной водой до краев, аккуратно и даже почти беззвучно возвращает бутылку на место, подносит, наконец, гладкий стеклянный край к губам и шумно делает несколько глубоких глотков. Последние капли уже катятся по стеклу, когда... — Глотай тише. Стакан из хрупкого стекла с оглушительным хлопком приземляется прямо на тёмный кафель, разлетаясь опасными рваными осколками в разные стороны. Полина застывает на месте, оглушенная звоном стекла, что всё ещё гудит в ушах, и чувствуя, как поджимает к основанию горла невыносимое, и, казалось, будто бы уже и забытое чувство. Глотку сжимает противным спазмом, не давая сделать даже один паршивый вдох, ноги предательски не слушаются, мол — разберёшься, как-нибудь, сама, и она остаётся стоять, как в копанная, с зависшей в воздухе рукой, не в силах даже обернуться. За то в силах ощутить на себе буквально физически взгляд, сотканный из кубиков самого серого льда. Ей и не нужно оборачиваться, чтобы разобрать этот хриплый голос на составляющие, расщепить до атомов и впитать его барабанными перепонками без остатка. Не нужно оборачиваться, чтобы безошибочно определить, кто стоит за её спиной. Пожалуйста, только не ты. Но щелчок зажигалки раздаётся слишком близко, заставляя её вздрогнуть, и в тёмном густом воздухе слева от её плеча распадается облако терпкого дыма с уже въевшимся в ноздри запахом. Рядом. Оказалась в собственноручно созданной западне из угрожающе острых стеклянных кусочков. — Как неловко вышло... — она всё же резко оборачивается на голос, который стал вдруг на пару метров ближе, и даже различает в полумраке пустой кухни тёмный силуэт. На секунду в темноте разгорается огненная точка, когда он плотно смыкает губы на бумажном фильтре, и даже в темноте отчетливо видно, как он ухмыляется, делая шаг назад и упираясь спиной в высокую тумбу напротив. С каждой медленной затяжкой в его стальных глазах секундно разгораются мерцающие блики, и с каждым вдохом внутри Полины усиливается только желание побыстрее спрятаться, сбежать, сохранить дистанцию, которую она так тщательно рисовала в своей голове в очередных приступах душевных терзаний и чувства вины. Не позволить ему приближаться. Она поспешно делает шаг, в попытке выбраться из замкнутого круга осколков и необдуманное решение мгновенно отзывается острой болью где-то между пальцами. Она втягивает ртом воздух, стараясь не выдавать своё безвыходное положение, но огоньки уже пляшут в тёмных глазах напротив. Он мгновенно чувствует её слабость, пользуется этим, бегло скользя взглядом по очертаниям фигуры, утонувшей в полумраке пустой кухни: — И пары недель не прошло, как уехал твой принц, а ты уже стоишь передо мной раздетая, как иронично, ты не находишь? — Я... Я не раздетая. — голос Полины ожидаемо срывается, и дрожащие пальцы нервно тянут края тёмной футболки вниз в попытке спрятаться от пристального взгляда. — Ах, ну да. — он медленно шагает по кухне, обходя барную стойку и осматривая Полину с другой стороны, — Только это моя футболка, как ведь смешно получается. Полина в секунду одергивает руки, чувствуя, как плотная ткань разгорается огнём на тонкой коже. — Я её как-то Даше отдал, вообще, конечно, не собирался забирать, но сейчас смотрю и думаю, может самое время? Артём делает шаг в её сторону, и сердце пропускает пару важных ударов, сбив напрочь дыхание и заставляя её больнее впиться позвонком в тумбочку позади себя. Ещё шаг растворяется в темноте кухни, когда медленным движением стопы он отодвигает в сторону куски стёкла на своём пути. Глухой скрежет осколков об кафель доставляет почти физический дискомфорт, но страх, который она испытывает, перекрывает все остальные чувства на раз. Он замирает в паре десятков сантиметров, и она видит, как насмешка тихо исчезает с его лица, оставляя только сомкнутые губы и нечитаемый осадок, растворенный в тёмных глазах. Шаг. И куда ты пойдёшь? — Не приближайся ко мне. — последние отголоски разума плещутся в отчаянном выдохе. Артём беззвучно смеётся, прикрыв глаза, и сомкнутыми губами вновь заставляет разгореться огонёк на конце сигареты: — Почему нет? — простой вопрос повисает в воздухе вместе с облаком густого дыма, сорвавшегося тонкой струйкой из его рта, — Я и пальцем тебя не трону. Глухо добавляет: — Если ты сама не захочешь. Она в ужасе закрывает глаза на несколько секунд, будто бы это может чем-то помочь, будто бы она откроет их и окажется в совершенно другом месте, но она всё там же, в ловушке, и даже сквозь веки всё ещё ощущает пронзительный взгляд, пробивающий на мелкую дрожь. — Я не услышал ответа. — хриплый голос возвращает в реальность, заставляя всё же открыть глаза. А может, дело в том, что ответа нет? Может то, что она остаётся на месте сейчас, когда он отодвинул большую часть осколков в попытке приблизиться, — вот тебе путь отступления — это уже и есть ответ? Но он не здесь. Он в полном отсутствии сопротивления, безоговорочной капитуляции в момент, когда он поглощает оставшееся ничтожное расстояние, заставляя с новой силой впечататься в край мраморной тумбы и прогнуться назад. Когда стальные глаза оказываются вновь настолько близко, что приходится запрокинуть голову наверх, в попытке разглядеть в них что-то слишком густое и нечитаемое. Когда в нос снова с размаху ударяет запах, который уже ни с чем никогда не спутать, который проникает глубоко в лёгкие до самых краев, касается внутренностей и отравляюще скользит по венам. Она бы точно узнала его, даже если бы ей сожгли напрочь напалмом часть мозга, отвечающую за восприятие. Ответ в напряженном тёплом выдохе, который будто можно поймать физически, когда он шепчет ей прямо в лицо, опаляя кожу запахом дыма: — Я всё ещё до тебя не дотронулся, ты же помнишь — скажи мне уйти и я уйду. — Ты же врёшь. — глухо шепчет в ответ, вглядываясь в тёмные глаза и изо всех сил стараясь остаться на поверхности. Стараясь не тонуть. Не позволять своим же чертям уносить её всё глубже. — Скажи. Но звенящая тишина наполнена лишь приглушённым гулом электроприборов, бесшумными вдохами и выдохами в попытке восстановить дыхание, в попытке не позволить, не дать понять. Тишина обволакивает и стирает временные рамки плавящего взгляда. Окутывает всё вокруг и в давящей пустоте она перестаёт видеть что-либо кроме серых глаз напротив, в которых разгорается отблеск последней затяжки. Он медленно выдыхает, и тонкие струи дыма растекаются по её шее, непрошеное заползая в лёгкие и вновь сбивая дыхание, по капле наполняя её этим запахом, который так хотелось забыть. Артём тянется к пепельнице на соседней тумбе, с глухим скрипом затушив тлеющий фильтр, и это неверное движение вынужденно сокращает расстояние всего на несколько секунд. Которых ей хватает для слишком глубокого вдоха, заполняющего вдруг до краев, до отказа, утягивающего вглубь и растворяющего без осадка до последней капли, для слишком рваного выдоха, бесполезного и сорвавшегося, в попытке ухватиться, остаться, не утонуть. Для слишком громкого выдоха. Которого ему хватает, чтобы вдруг почувствовать на шее тёплое дыхание, так близко и так... Неправильно. Не по плану. Одна из шестерёнок в голове прокручивается и сбивается, напрочь срывая обороты и подталкивая сделать шаг. Как нелепо — проиграть в свою же собственную игру, правда? Один выдох сталкивается с несдержанным вдохом, которым он сминает оставшееся расстояние, утыкаясь прямо в её шею, моментом окунаясь в запах, который — он ещё сам этого не понял — запомнил. И комната, кажется, просто сжимается, схлапывается до размеров короткого, еле заметного влажного следа от касания губ на её шее. Он всё ещё держит себя в руках и с шумным выдохом отрывается, нависая над ней и заставляя нырнуть с головой в ледяную прорубь его серых глаз. Легко поднимает её за бёдра, и она глушит в себе сквозь зубы громкий выдох, растворяясь в глазах напротив. Его влажные губы ловят едва заметные блики придомовых фонарей, и шипящее дыхание такое тёплое, в нескольких миллиметрах, что хочется сделать непоправимое. Артём замирает в нескольких миллиметрах от её лица, потемневшими глазами рассматривая её мечущийся взгляд, полный смеси ужаса и того, что он не в силах распознать, и скользит ладонями по бедру, заставляя рвано выдохнуть. Он ловит губами воздух в нескольких сантиметрах от её губ, и склоняется ниже, приближая её к себе, еле касается губами уха и прерывисто шепчет: — Если ты хочешь, чтобы я остановился, скажи это сейчас. Но не отстраняется. Остаётся слишком близко, не давая прийти в себя, а её мысли сгущаются, растворяются в опаляющем шепоте, в обжигающих касаниях губ, в тёплом дыхании, что скользит по шее и пробивает исходить на мелкую дрожь. Скажи ему, что хочешь, чтобы он остановился. Или скажи правду. И она проклинает тот день, когда впервые встретила его, и проклинает эту комнату, что существует теперь только в оставшихся сантиметрах между ними, и проклинает саму себя. Когда ведёт дрожащей рукой, еле касаясь напряженной спины под тонкой свободной тканью, и вдруг прижимает его к себе за шею, заставляя припасть к тонкой светлой коже. Он не ждал этого. Наверняка, ждал вообще чего угодно, но не этого, и даже сперва не понимает, что происходит, но через секунду несдержанно шипит, резко вдыхая воздух, тут же впиваясь горячими губами в её шею. Руками упираясь в тумбу по обеим сторонам от неё, он скользит языком по бархатной коже, шумно выдыхая и тут же забирая обратно воздух, ставший вдруг разрушительно густым и тёплым. Опускается ниже и несильно всасывает тонкую кожу, отдаляется, чтобы тут же вернуться обратно, скользя губами по влажным, ещё горячим следам. Не позволить ему приближаться? Позволить. Оказаться внезапно так близко, чтобы заполнить до краёв, впитать без остатка запах и раствориться в нём. Чувствовать на себе губы, которые ненавидишь больше всего на свете, но которые больше всего на свете хотела снова на себе ощутить. Будто этих недель и не существовало, они потерялись в несдержанных движениях горячих ладоней, и она тоже теряется вслед за ними, плавясь под обжигающими касаниями и рвано дыша. Потеряться. Пропасть. Исчезнуть. Он отрывается от её шеи и нависает тяжелым взглядом сверху, останавливаясь в нескольких сантиметрах. Полина замирает и скользит взглядом по чужим влажным губам, а пространство сгущается ещё сильнее, оставляя лишь расстояние длинной в один короткий вдох. Которого достаточно, чтобы почувствовать на языке обжигающе-знакомый вкус, и рефлекторно облизнуть вмиг пересохшие губы. Шумный выдох и серые глаза напротив становятся мутными. Вдохнуть. Утонуть. Позволить. Раствориться в одном движении. Которым он сокращает расстояние и прижимается к её губам. Смазано касаясь скользит приоткрытым ртом, рисует мягкими губами контур, и вдруг обвивает её лицо ладонью, ведёт подушечкой большого пальца по линии от скулы и слегка приоткрывает ей рот, сдавленно выдыхая и заполняя лёгкие воздухом, пропитанным им насквозь. И она не справляется. Перестаёт пытаться и отпускает сжатые ладони, соскальзывая с воображаемого спасательного круга, который держал ее на поверхности. И она не тонет. Она сама плывёт в глубину за своими чертями, отвечая на поцелуй, приоткрывая рот сильнее и позволяя ему скользнуть языком внутрь, впиться глубоко и заставить чувствовать вкус, двигаться навстречу, сплетаясь тесным и влажным касанием. Короткими укусами она пробует его губы на вкус, вдыхает запах, которыми лёгкие и так наполнены без остатка, и отчаянно держится на границе, за которой начинается помешательство. И не находит, даже не пытается найти в себе силы остановить его, когда обжигающие ладони скользят выше по её бёдрам, лишь тяжело дышит и еле слышно стонет прямо в его губы, тихо, на выдохе, но ему хватает этого для того, чтобы сорваться окончательно. Артём сильнее прижимает её бёдра к себе, и она закусывает губу, задыхаясь и сдерживая рвущийся наружу стон. Его руки поднимаются выше, цепляя края футболки, и стягивая её вверх, тут же соскальзывая и обжигая ладонями кожу. Он скользит подушечками пальцев по спине, не отрываясь от её губ и сдавленно выдыхая, заполняя до отказа и заставляя буквально дышать собой. И когда горячие ладони стремятся к точке невозврата, и кажется, будто ещё секунда, и Полина просто расплавится окончательно под оглушительно настойчивыми прикосновениями, на её левом запястье вдруг коротко и жалобно вибрируют проснувшиеся часы. Приглушённый голубой свет озаряет полумрак комнаты, и она совершенно точно не хочет этого делать, но всё равно невольно мажет глазами по маленькому экрану, тут же чувствуя, как что-то внутри разбивается на миллион острых осколков. Сообщение отрезвляет тонной ледяной воды, выплеснутой прямо в лицо, её накрывает с головой шипящей пеной поглощающих эмоций, и из этой волны ей уже никак не выплыть. Шум в ушах дезориентирует, но она находит в себе силы оттолкнуть Артёма, вдыхая до краёв спасительно пустой воздух, и спрыгивает прямо на оставшиеся на полу кусочки стёкол, игнорируя напрочь немой вопрос, что остаётся за её спиной. Сейчас ей катастрофически наплевать на острую проникающую боль в стопах, потому что внутри уже, казалось, затянувшиеся раны резко раскрываются и пульсируют кровью с новой силой. Спрятаться. Исчезнуть. Наверняка оставляя за собой полупрозрачные следы от порезов, она влетает в комнату, зачем-то закрывая дверь на замок, хоть и прекрасно понимает — он за ней не идёт. И падает на кровать, растворяясь в приглушенном всхлипе острой боли, что сжимает всё внутри. В сдавленном крике отчаяния и опаляющей ненависти. К себе. Телефон, лежащий рядом, рассеивает приглушённый свет от экрана, на котором в окне уведомлений всё ещё покоится сообщение без ответа: парень из 3019 4:05 я кажется чертовски в тебя влюблён