О силе обстоятельств

Верховенский просыпается сильно заранее — надо успеть до начала рабочего дня сгонять домой и обратно. Притаскивать подарок вечером он не стал — спрятать было некуда, да и шёл он с Федькой сразу от колледжа, поэтому пришлось кое-как выкручиваться, поставив будильник на вибрацию, и осторожно выползать из общей постели, шлёпая босыми ногами по холодному полу. Сам Петька в спиннингах не разбирался и даже не знал, чем они отличаются от удочек — благо подсобили опытные друзья лет так на десять старше. Все копилки Верховенского были разбиты, и небольшая стипендия, кропотливо накапливавшаяся полгода, снята — Верховенский сильно богатым не был, но готов был из кожи вон вылезти, чтобы его похвалили за внимательность по отношению к людям и их занятиям. С Федькой отношения у него не заладились с самого начала учёбы — забывчивый Верховенский постоянно забывал дома студенческий, а хмурый Фёдор наотрез отказывался пропускать без него. Петя пролезал под турникетом, брал чужие студенческие, показывая издали, в конце-концов, громко звал кого-нибудь из преподавателей, но Федькиной решимости это не меняло. Он и сам не помнил, когда они успели сдружиться, причём так крепко, что вечера Верховенский часто проводил не дома за компьютером, а в компании чипсов, сухариков и Федьки на его квартире, втыкая в дурацкие сериалы про ментов и переругиваясь вполголоса — этот сериал мы уже видели — нет, это другой, держи программу — бумажная программа? а вы динозавров видели — сидит рядом один. Сдружились, наконец, и до того, что Федька стал пускать без пропуска не только в колледж, но и в свою квартиру. Верховенский вламывается назад в Федину квартиру, держа спиннинг за спиной, и тут же натыкается на искренне недоумеющего Федьку. — А ты куда делся, собственно… — начинает он, но Петька вовремя затыкает его, протягивая обмотанный кое-как обёрточной бумагой и скотчем подарок. — Это вам! Федька удивлённо хмыкает, принимая подарок и сосредоточенно начинает разворачивать упаковку. — Вы уж простите, что я у вас паспорт на время стащил, — улыбается Верховенский, — Надо же было дату узнать. Кстати, классная фотка! — Спасибо? — Федя заканчивает с упаковкой и ошеломлённо стоит, держа в руках спиннинг. — Я же помню, что вы рыбачить любите! — восторженно прыгает Петя вокруг него, — Возьмёте меня как-нибудь? Его тираду прерывает крепкое короткое объятие от Федьки, явно не ожидавшего вообще какого-либо внимания к своей персоне даже в день рождения. — Знаешь, что? Сегодня и поедем, — сухо бросает Федя, еле сдерживая улыбку, и Верховенский скачет на месте, совершенно забыв, что они оба сейчас опоздают, и Федя получит нагоняй от начальства, а Петя — от куратора. Впрочем, праздника им это никак не омрачает. У Пети три пары, поэтому ждать Федю до конца рабочего дня приходится долго. Он не унывает — тут же тащится с друзьями за гаражи пить пиво, мысленно проговаривая про себя, что пьёт за Федьку. Сильно не надирается — всё-таки если они и правда поедут, ехать пьяным на реку очень не хочется. Смска от Феди приходит быстро, и болтающий с друзьями Петька сначала её даже не замечает. «Я закончил. Сейчас домой зайдём и поедем.» «Буду ждать у дома!» Ещё раз обняться при встрече Федя не даёт — всё, лимит телячьих нежностей на сегодня исчерпан, но по выходе из квартиры тактильному Верховенскому всё же удаётся ухватить его за руку и трещать во всю глотку, что он никогда не был на рыбалке и что очень хочется попробовать. Федька тихо вздыхает, вынужденный терпеть постоянную болтовню, и несильно стискивает руку Верховенского, чтобы тот помолчал хотя бы минуту. — Будешь так болтать — тебя рыба услышит и расплывётся. — Нам Николай Всеволодович на биологии рассказывал, что у щуки и окуня слух плохой, так что не беспокойтесь! Федька, ворча, заводит свои Жигули, которые фыркают так же, как и их обладатель, и открывает багажник, проверяя, есть ли у него вёдра и пакеты для рыбы. — Чур, я на переднее! Удочка на заднее! У Федьки нет желания спорить и впервые он позволяет Верховенскому сесть на переднее. Петя в нетерпении предвкушает поездку и пристёгивается только после настойчивого напоминания Федьки. — Долго ещё ехать? — Верховенский задаёт этот вопрос через каждые десять минут, напоминая самому себе осла из мультфильма, но посмеиваясь над собой же. — Клянусь, головой первой рыбы, которую я поймаю, я забью тебе рот, — трясёт кулаком Федя, на что Верховенский заливисто ржёт. Федька часто угрожал ему всем, чем угодно: от побоев до расчленёнки, но никогда в исполнение не приводил. Максимум отвешивал подзатыльник, и то больше отеческий, чем с желанием сделать больно — то, что он не сможет причинить ему вреда даже при всём желании, Верховенский знал. — Приехали, — буркает Федька, вылезая из машины, — Вот порежу тебя на кусочки и буду как приманку использовать, будешь знать. Рыбы мясо любят. — Да непра-авда, — отмахивается Верховенский, хотя от визуализации его слов часто кровь стыла в жилах. — Обколю тебе ногу лидокаином и покромсаю, — улыбается Фёдор, — А потом язык отрежу, чтобы рыбу не распугивал. Петька нервно хихикает и выгружает из багажника вёдра, стремясь отвлечь внимание от своей болтливости, и у него это получается — Федя со спокойной улыбкой забирает из машины спиннинг и раскладной табурет. — Ждать придётся долго, — предупреждает он, — так что в перерывах займись чем-нибудь. Только не шуми, ради бога, а то сам знаешь, что я с тобой сделаю. — Как уж тут забыть! — И будь потише, достал уже. Петя в кои-то веки слушается, но заниматься ничем не спешит — сидит вместе с Федькой на деревянном причале, следит за поплавком и параллельно мечтает, как они наловят кучу рыбы, а потом сварят уху — единственное блюдо, которое у Федьки получалось, причём получалось безукоризненно. Клюёт довольно быстро — а всё потому что я им твоё мясо пообещал, Петька — и Федька подсекает карпа, грузно плюхающегося на деревянный настил причала. — Класс! — Руки не тяни, такого оболтуса, как ты, он непременно укусит, — смеётся Федька, подбирая рыбу в ведро, — Громадный, зараза, в суп пойдёт. Кроме карпа, ничего не спешит клевать — видимо, река обменяла много маленьких рыбок на одну крупную, и больше ничего Федьке на новый спиннинг словить не дала. — Хватит, значит, одной рыбы, — уже вечером Федька сматывает во всех смыслах удочки и берёт ещё жизнерадостно плавающего карпа в ведре, — Нос не вешай. Верховенский и не думает. Уха — это уже очень здорово, а больше ему и не нужно. — А ещё выберемся? — Я подумаю, — уклончиво отвечает Федька, — Если будешь нормально себя вести, а не как разгильдяй последний. Верховенский вновь смеётся, схлопотав подзатыльник, и чешет многострадальный затылок, восхищённо глядя на Федьку. — На выходных? — На выходных.