I know I gotta keep my shawty on go

Часов до девяти утра Федя почти не просыпался, лишь иногда открывал глаза, чтобы удостовериться, что Антон не перевернулся на спину и вообще дышит, а потом снова засыпал, потому что отдохнуть хотелось невыносимо. Где-то без десяти девять, когда Федя снова вынырнул из пучины бесконечных зацикленных полуснов-полувоспоминаний, он заметил, что Леша, всю ночь просидевший рядом с братом, тоже проснулся и стал возиться. У Смолова в голове появилась замечательная идея о том, что здорово было бы пойти к себе и поспать на горизонтальной поверхности, и он встал, чтобы осуществить эту мысль. Но прежде он подошел к Антону, спящему, кажется, в той же позе, что и пять часов назад, и потрогал сперва лоб (нормальный), потом участок кожи над сонной артерией, дабы узнать ЧСС (нормальная). Полотенце с головы уже давно упало на пол и высохло. Лицо Антона перестало изображать мученические страдания, мышцы расслабились окончательно, а на губах проступил более-менее здоровый розовый оттенок.  — Как он? — спросил Леша, когда перестал хлестать воду из-под крана на кухне.  — Порядок, — ответил Федя и хотел было спросить, как себя чувствует сам Леша, но вовремя прикусил язык — не хотелось показывать излишнюю участливость. Миранчук вытер рот об рукав, а потом приподнял край футболки и посмотрел на фиолетово-желтое пятно с каким-то удивлением. Федя, за каким-то хреном до сих пор находившийся внизу, устало наблюдал, как бегает по потолку взгляд Миранчука, пытавшегося, видимо, сопоставить обрывки воспоминаний и путем анализа установить, откуда взялся синяк. Так и не вспомнив, судя по взгляду, он пожал плечами.  — Какое же дикое похмелье, Господи, — прокряхтел он и щелкнул чайником. — Щас бы пивка. За пивом ему Федя точно бежать не собирался, а вот перекусить был не против. Последний раз он ел еще в Москве, какие-то стремные бумажные сосиски с хлебом, которые на завтрак пожарил Димон. В холодильнике помимо кастрюль нашлась какая-то тарелочка с мясной нарезкой, из которой он быстро сообразил пару бутербродов, заварил чай и, зевая каждые две секунды, принялся поглощать. Напротив него с помятым лицом сидел Леша и уже которую минуту мешал ложкой свой почему-то растворимый кофе из банки и, видимо, ждал, пока ложка тоже растворится. Парень отпил из кружки всего глоток, а потом скривился и вышел из-за стола, направляясь в прихожую.  — Ты куда? — сразу же спросил Федя. Ему хотелось поругать себя за такую родительскую заинтересованность, но нет. Теперь он глаз с них не спустит, он ведь обещал отцу, что происшествий не случится, и не исключено, что вчера в клубе Миранчуков никто не узнал, город-то не сильно большой, чтобы «золотая» молодежь не узнавалась на улицах. А пустословом слыть Федя не любил, хоть и мистером-справедливостью его тоже было назвать трудно.  — За пивом схожу на остановку, — ответил Леша, пытаясь завязать шнурки на кедах.  — Пиво? От похмелья что ли? — удивленно уточнил Федя. Не мудрено, конечно, что люди в области спиваются, раз лечат похмелье пивом по утрам.  — Тебе от него еще хуже будет. Сядь обратно. Наверное, Леше было действительно хреново, он даже спорить не стал и шутить на эту тему, просто покорно стянул обувь, которую так и не зашнуровал, и сел за стол, снова начиная мешать кофе ложкой. Федя дожевал свой бутерброд, запил чаем, сперва облизал, а потом протер салфеткой жирные пальцы и подошел к бару отца. Среди всяких фигурных склянок с коньяком и изящных бутылок с вином нашлась и обыкновенная полупустая бутылка беленькой. Смолов не знал точно, сколько нужно, поэтому налил на глаз на дно кружки и протянул брату перед этим уточнив:  — Ты точно вчера ничего не употреблял? Леша ответил «нет» одними губами и взял в руки предложенную кружку. Какое-то время он просто рассматривал перекатывающуюся жидкость, а потом понюхал, из-за чего вынужден был экстренно подавлять рвотный рефлекс.  — Это водяра что ли? Ты хочешь, чтобы я дуба дал? — начал возмущаться Леша, тут же морщась от звонкости собственного голоса. — Я на эту гадость даже смотреть не могу. Федя пожал плечами, поставил кружку с водкой на стол, а сам уселся на свое место и взял в руки второй бутерброд.  — Как знаешь, но это поможет тебе. Смотрел Леша недоверчиво то на него, то на кружку, а потом, что-то решив для себя, зажал нос и выпил залпом. Федя жевал и смотрел на корчащегося брата, испытывая не то жалость, не то какое-то садистское удовлетворение. В кармане Смолова завибрировал телефон, на экране которого показалось СМС-уведомление о переводе средств на карту от Андрея Романовича М. Федя подавился чаем, когда увидел, сколько пришло ему на счет, потому что не понял, за что и для чего. Пока он думал об этом и ждал сообщения от отца о том, что он ошибся, и просьбу перевести три четверти обратно, Лешу отпустило. Он удивленно разглядывал все вокруг, шевелил головой и вдыхал полной грудью, а потом встал и размялся с довольной рожей.  — Ты просто волшебник, Федос, — сказал он и подошел к брату сзади. — Как ты это сделал?  — Просто на уроки химии иногда ходить надо, — ответил Федя, чувствуя, как ладони Миранчука мягко сминают его плечи, по спине пробежали мурашки. Не успел Леша спросить, причем тут уроки химии, как Смолов вскочил со стула, смахнул крошки в остатки чая, закинул кружку в раковину и быстрым шагом направился к лестнице. Его напрягло то, что младший брат уже второй раз за сутки пытается облапать его. А еще то, что перед первым разом он застал его в туалетной кабинке с каким-то хмырем.  — Я спать, меня не трогать. Когда Антон проснется, дашь ему те таблетки, две штуки, — Федя указал на единственный блистер, лежащий на подлокотнике кресла. — Давай воды побольше или чая. Если будет блевать — разбуди. И проветри тут, а то конь стоит, дышать невозможно. Убедившись, что Леша все понял и запомнил несколько простейших операций, Федя вернулся к себе в комнату. Он не беспокоился, что братья в его отсутствие могут уйти и продолжить кутеж, потому что Антон в ближайшие сутки куда-то выйти точно не сможет, а Леша без него вряд ли даже в туалет поднимется на второй этаж.

***

 — Что вы хотите на ужин?  — Хочу белых трюфелей и фриттату с лобстером, а на десерт пудинг Фаберже.  — Я бы чаю попил с лимоном.  — Ясно, курица с овощами пойдет?  — Пойдет. Федя спускался по лестнице вниз и встрепенулся, услышав знакомый голос. На кухне вовсю хозяйничала невысокая, но очень бойкая женщина лет пятидесяти, она возилась в морозильной камере, когда парень спустился вниз. Антон и Леша лежали на диване друг на друге, несмотря на немаленькую ширину дивана, и все это время как-то затравленно наблюдали за братом. Его позабавил этот вид. Боятся, что папке скажет? Выглядели оба куда лучше, чем утром, а вот Федя наоборот. Спал он долго и будто бы назло закрывал глаза каждый раз, как просыпался, чтобы уснуть обратно. Но клапан долго такого отношения терпеть не стал, пришлось бежать в уборную, где умыл и опухшее лицо. Федя прошел мимо братьев через гостиную в кухню, приметив, что тазик, стоящий под диваном, так и не был использован, и уселся на стул.  — Здравствуйте, Ольга Ивановна, — поздоровался Федя как можно тише, чтобы не испугать женщину, но та, видимо, слышала его приближение.  — Привет, Федька, — она расплылась в улыбке и, положив курицу на столешницу, потрепала его по волосам. — Как жизнь молодая? Давно тебя в наших краях не было. Парень улыбнулся и неловко пожал плечами. И правда, почти два года. Но Федя от этого не страдал, ему вполне хорошо жилось летом в общаге, только скучно очень, но с этим можно было справляться. А вот что с двумя спермотоксикозными подростками делать, он не знал. В деньгах отец их, похоже, не ограничивает, как и в перемещениях. Федя вообще заметил, что этот мужчина не является для них каким-то авторитетом, и понял, что тогда нужно было найти какие-то другие точки давления, потому что обделаться перед Андреем Романовичем не хотелось, а младшие братья вряд ли станут слушать его просто так. Ольга Ивановна налила ему чаю и все спрашивала, как живется Феде в Москве, про учебу, про друзей, девушку. Смолова, конечно, подкупило, что хоть кто-то в этом доме интересуется его жизнью, и он отвечал и рассказывал, даже не подозревая, что из гостиной братьям, с упоением внемлющим каждому его слову, все слышно. Долго поговорить не получилось, домработница кружилась по кухне так, будто действительно готовила лешкины белые трюфели, и Федя решил не мешаться. Он поднялся к себе, взял сумочку с собственными туалетными принадлежностями и пошел в душ, который был один на этаж, но отдельный от ванны, джакузи и туалета. Ему ужасно хотелось смыть с себя грязь, пот и все выматывающие эмоции, которые он испытал за последние сутки, а еще хотелось чистить зубы до кровоточащих десен. Федя стоял под струями и наслаждался нормальным напором воды и чистой душевой до тех пор, пока не стал слышать запах ужина снизу, потому что времени, должно быть, прошло не мало. Он убедился в этом, когда увидел сморщенные подушечки своих пальцев. Он также понял, что забыл новый комплект одежды, а старый на чистое тело надевать уже не хотелось, поэтому Федя, обмотавшись полотенцем, вышел в коридор. Не успел он, распаренный и разнеженный, дойти до своей комнаты, как неожиданно из-за угла быстрым шагом вышли близнецы, тут же впившись в его грудь своими похотливыми взглядами, от которых Феде сразу стало не по себе.  — Ух ты, это новые? — воскликнул Леша, и они с братом через секунду окружили Смолова, вынуждая прижаться плечом к дощатой стене. Федя вздрогнул, чувствуя сразу две пары рук на своих плечах, спине и груди, но отойти возможности не имел — спереди стоял Леша, а сзади прижимался Антон. Смолов чувствовал тепло их тел, чувствовал прикосновения братьев, пальцами изучающих новые татуировки на его коже, он ощутил прилив крови к щекам и ушам, их дыхания вызывали у Феди табуны мурашек.  — Хочу такую же, — сказал Леша, проводя пальцем по надписи над соском.  — А я такую, — Антон ткнул на один из новых рисунков на плече.  — Отлично, а теперь отойдите. Вырваться из захвата братьев Феде особого труда не составило, они разошлись в стороны после первой же просьбы, но теперь встали в ряд, не давая прохода.  — Федь, спасибо, что спас меня, — сказал Антон.  — На здоровье. В следующий раз не приеду. Ответил Федя грубо и холодно, но в то же время прекрасно понимал, что никогда бы так не сделал. И если бы он в этот раз не поспешил, брат, возможно, коней-то бы и отбросил прямо там же, от перегрева. Или полежал бы до утра, а потом пришел в себя. Никто не знает, кроме, наверное, самого Его.  — И прости нас, пожалуйста, — сказал в этот раз Леша и оба близнеца опустили взгляды. — Мы просто отдохнуть хотели.  — Ну, молодцы, — саркастично похвалил их Федя, складывая руки на груди. — Хорошо отдохнули? Братья неопределенно пожали плечами, все еще разглядывая пол.  — Кстати, через минуту жду ваши карты у себя. И без фокусов, иначе придется позвонить отцу или его помощнику, проверить, — сказал Федя, сам не зная, зачем, и попал прямо в яблочко. Лица близнецов в тот же момент переменились, они обеспокоенно смотрели на брата, пытаясь понять, шутит ли он, а сам Смолов не понимал, что вызвало такое беспокойство.  — Только не звони Льву Николаевичу, — пискнул Леша, и его в тот же миг в бок локтем ткнул Антон. Растеряться сейчас, глядя на такую реакцию братьев, было бы глупо. Так Федя и посчитал, сделав лицо а-ля «я все про вас знаю».  — Я еще подумаю, — сказал он и, растолкав их в проходе, направился к себе. — Карты жду. Переодеться быстро он, конечно, не успел, и надел только нижнее белье, когда близнецы вошли в комнату. Кажется, в этот момент для Феди открылся истинный смысл фразы «чувствовать на себе взгляд», потому что Леша и Антон, стоя у дверей, смотрели так, будто он был самой большой в мире шоколадной статуэткой. Дети же любят шоколад? Федя снова ощутил себя в ловушке. Но братья, переглянувшись и будто телепатически пошептавшись о чем-то, положили карточки на стул и вышли. Он выдохнул. Продолжал Федя одеваться в какой-то неловкой тишине между собой и собой. Странные, даже какие-то аморальные мысли сейчас волновали его даже чуть больше, чем то, кто нафиг такой этот Лев Николаевич и почему братья боятся его больше собственного отца. С кухни слышался запах жареного мяса и звук стукающейся друг об друга посуды, так что Федя убрал две пластиковые карты, на одной из которых был рисунок Человека-Паука, а на другой Железного Человека, на полку под книги и спустился вниз. Уж в книгу братья точно не заглянут добровольно, нечего им там делать. Пока Федя спускался, домработница успела убраться на кухне, разделаться с грязной посудой, и собиралась домой. Близнецы прилежно заняли свои места за большим деревянным столом, в середине которого стояло множество вазочек с разными орешками, медом, вареньем и печеньем. Смолов проводил Ольгу Ивановну и стал накладывать в тарелку ужин, который сегодня был для него и вторым завтраком, и обедом, и полдником.  — Федь, фильм с нами не хочешь посмотреть? — спросил Леша, пытавшийся вилкой снять кожу с курицы. Быстро взвесив в голове «за» и «против», Смолов согласился. Делать все равно было нечего. Обычно в первые дни после сдачи зачетов Федя не мог привыкнуть к свободе, и иногда ночью подскакивал от того, что его внезапно одолевали мысли о забытой домашке. Но теперь он свободен почти два месяца, так что с чистой совестью может просто отдохнуть. Они смотрели очередной фильм про супергероев, который не то, чтобы не нравился Феде, он просто предпочитал более реалистичные фильмы. Люди-пантеры с нанотехнологиями не сильно его вдохновляли. Он сидел в том же кресле, где спал половину утра, а близнецы вдвоем улеглись на диван и накрылись пледом. Федя видел их боковым замечательно, но старался не смотреть, потому что его это смущало. Он думал, что, наверное, не понимает братской любви, потому что у него не было любимого брата, а тем более такого близкого, какими были Леша и Антон. Федя часто завидовал им в детстве, потому что они никогда не были одиноки, как он. У каждого из них был брат, который находится с ним по двадцать четыре часа в сутки, а Смолов редко мог даже задержаться на прогулке, про ночёвки и говорить не стоило. Он никогда не понимал этого — мачеха его явно не любила, но почему-то держала в такой строгости, в какой держат детей, из которых желают сделать достойных людей. Многие из ребят, с которыми он поступал, даже макароны самостоятельно приготовить не могут и носки гладят, а вот Федя был вполне готов к самостоятельной жизни. И он был невероятно счастлив, что уехал из дома, и уверен, что студенчество это лучшая пора его жизни. Львиную долю завязки сюжета Федя пропустил, витая в своих мыслях, поэтому с трудом пытался разобраться, что же происходит. И в один момент он настолько увлёкся очередной яркой сценой битвы, что не заметил, как братья начали ерзать и шептаться.  — Тош, он спит? — спросил Леша еле слышно.  — Федя? — так же тихо позвал его точно такой же голос. Федя прикрыл глаза скорее из любопытства, чем из корыстных целей. Один из близнецов привстал на диване и посмотрел на замершего Смолова. «Снова сбегут приключения на задницу искать», промелькнуло в голове Феди прежде, чем он увидел, что… близнецы целовались, лежа друг на друге. Картина двух сплетающихся тел и мокрые звуки поцелуев настолько обескуражили Федю, что он было чуть не выдал себя громким вздохом. Особенно слышными были причмокивания, когда на экране телевизора происходила какая-то лирическая душещипательная сцена, и музыка стихла.  — Лёш, может, не сейчас? Вдруг он проснется. Неловко будет. Похоже, эти слова младшего близнеца остались проигнорированными, потому что Леша, оказавшийся нависшим над братом, еще сильнее прижал его к подушкам и снова поцеловал. Святой ахуй, в который это повергло Федю, не давал ему даже вздохнуть нормально, тогда как его собственные братья целовались в каком-то метре от него. В полумраке комнаты, освещенной только экраном ящика, близнецов было видно плохо, зато слышно ой, как хорошо. И сильно сомневался Федя, что их еще сильнее заведет то, что он все видел, так что он продолжал тихо сидеть в кресле и немного натянул плед, в который был укутан, на нос, чтобы его начинавшее становиться тяжелым дыхание не заметили. Леша тем временем моменты не терял, оторвался от губ, что Федя понял снова по звуку, перешел на шею. Шуршание стало более отчетливым, Леша скинул с брата одеяло и то упало на пол, давая и ему, и Феде больше пространства для воображения. Футболка с младшего слетела так же быстро, как мелькали картинки на экране телевизора, где происходила уже какая-то динамичная сцена с боем, на которую уже всем было насрать. Куда интереснее сцена разворачивалась слева от Феди, и он бы ни за что в жизни не подумал, что его братья такие. Неужели, это распущенность так сказалась на них? Или безделье? В любом случае, моральная сторона вопроса быстро вылетела из головы Смолова, когда с младшего брата исчезли штаны, и его стоящий колом член оказался освещен тусклым светом. Сам себя не контролируя, Федя переместил руку с ноги на пах и резко сжал, едва не выдав себя стоном. Но и братьям, кажется, не до него было. Следующий звук — причмокивания, сплевывание и мычание Антона.  — Господи, Леш… Глубже давай, глубже. От охрипшего голоса брата у Феди мутнеет перед глазами, рука сама минует слабую резинку спортивных штанов, а после и трусов, и оказывается на твердеющем члене. Пальцы самопроизвольно ухватываются за корень и стискивают с такой силой, что один-единственный стон все же срывается с его губ, и парни, заметив это, резко замирают. Сердце в ушах Феди стучит так сильно, что ему кажется, что это слышат все, и спокойным дыханием пытается привести пульс в порядок. Щеки его наливаются кипятком, как и уши, а над верхней губой появляется испарина. Слишком неожиданно все это произошло, и теперь Смолов иррационально сильно боялся быть замеченным, будто и он участвовал в этом преступлении против института семьи. Да что уж душой кривить — вот он сидит с членом в руке и передергивает на собственных братьев, один из которых делает явно не первый свой минет второму. Феде ужасно хочется откинуть плед и вдохнуть свежего воздуха, но осмеливается лишь немного вытащить ноги из-под него, когда Миранчуки, подумав, что опасность миновала, продолжили заниматься своим грязным делом. Сам того не осознавая, Федя копирует ритм Леши и двигает рукой, освобождая себе место под одеялом, чтобы толчки не были заметны со стороны, и мычит себе в ладонь. Не столько его возбуждает само действо и рука на своем половом органе, как осознание того, что это его братья. Его маленькие, глупые братцы сейчас постигают собственные организмы, балуются на диване. И не хотелось ему знать, сколько таких раз уже было, где и когда. Он по сорванному дыханию братьев примерно понимает, на каком они этапе, и сжимает ладонь еще сильнее, чтобы закончить с этим и самому. Как только Антон издает последний, самый громкий и протяжный стон, Смолов кончает тоже, позорно пачкая руку и штаны, а потом наблюдает, как Леша подтягивается на диване выше и целует брата.  — Я так испугался за тебя, братик, — шепчет он, оторвавшись от губ. В ушах Феди все еще гремит сердцебиение, и он не слышит, что отвечает ему Антон. Он вытирает руку об внутреннюю сторону штанов и убирает все то, чего видеть другим не нужно, а особенно этим двум. Мысли мечутся в его голове одна к другой, то в кучу сбиваются, то разлетаются в разные стороны. Нет, он, конечно, много разных историй слышал и фильмов смотрел, но такое… К принятию того, что Федя увидел, он был явно не готов. Зато в голове его прочно закрепилось — Миранчуки это ублюдская семейка с кучей скелетов и грязного белья, в котором рыться парню не хотелось совсем. И слава Богу он не один из них. После фееричного окончания этого закрытого показа порнофильма для подростков, мальчишки шумно дышали и еще долго ерзали, пытаясь улечься. А Федя, как бы сильно ни хотелось ему хотя бы затекшие ноги переместить, будто оцепенел. Какая-то ужасная неловкость охватила его, к горлу подступила тошнота, а горящие пламенем щеки никак не унимались. В ужас его вогнало и то, что он поймал себя на мысли о том, что не заметил, как кончил сам Леша. Какого хрена его вообще это волнует? Надо было встать и дать этим двум пинка сразу, чтоб всякой дичью не занимались. Да он и сам хорош — подрочил под одеялом на братиков, и сидит, шкерится под одеялом. Замечательный старший брат. Получается, он и сам не святоша. Отвратительно. Фильм, к слову, продолжался, и Федя молился, чтобы он не заканчивался подольше. Потому что ему слишком о многом стоило еще подумать и переварить. Некстати всплывали в его воспаленном смущенном мозгу кадры, где Леша в уборной терся с каким-то стремным дятлом, а еще… А еще, как тот же Леша несколько раз к ряду облапал Смолова, и те несколько тупых пошлых шуточек. И те взгляды близнецов… Сюр какой-то. В любом случае, Федя не собирался поддаваться на эти провокации, а просто будет делать вид, что ничего не замечает. И постарается больше в подобные ситуации не попадать. И так не знает, как дальше братьям в глаза смотреть. Интересно, а отец знает об этом? Или догадывается ли хотя бы о том, что оба его сына не совсем традиционной ориентации? В принципе, Федя и за себя поручиться в этом вопросе не мог. Пусть и была у него пара интересных экспериментов, он считал это скорее следствием резкой смены обстановки и отрыва башки, жаждой приключений и новых ощущений. И даже бисексуалом Федя себя не считал. Хотя, после такого… Он же с пол-оборота завелся, подглядывая за близнецами, даже головой подумать не успел, только местом одним интересным. К счастью, неловких переглядок и разговоров с братьями Феде удалось избежать — те отрубились еще до конца фильма. Аккуратно выбравшись из кресла, он на цыпочках, как самый большой в мире кретин, сбежал наверх, чтобы до утра залипнуть в ноутбуке и забыть всю эту ситуацию и дурацкий день, как дурной сон.