Не отпускай меня

Осень-зима 1987 года (Москва)       – Малая, не плетись. Опоздаем же!             – Да я и так несусь, Кос!             – Вон, я их вижу!             Двое молодых людей и юная девушка бежали сквозь толпу, пытались протиснуться между плачущими матерями и невестами, серьезными отцами и сникшими призывниками. Один из залов аэропорта Шереметьево был просто забит народом.             Космос Холмогоров крепко держал за руку свою младшую сестру Вику, то и дело поторапливая её. Его высоченная фигура под два метра ростом, естественно, выделялась на фоне остальных, он видел дальше всех. Одетый в джинсовый костюм, самый модный, он вертел головой почти на все сто восемьдесят градусов, но в толпе никак не мог отыскать лучшего друга, которому сегодня предстоит на два года распрощаться с родным домом.             Рядом с ними торопливо шагал Витя Пчёлкин – обаятельный парень с золотистой лохматой шевелюрой, одетый в мешковатые темные штаны и джинсовую куртку. Он-то первым и заметил друга и трех представительниц прекрасного пола, окруживших его: печальная и безутешная мама, бодрая, но заметно грустная тетка и пригревшаяся в его объятиях светловолосая девушка.             – Саня! Санек! – закричали друзья и бегом побежали в их сторону. Саша Белов махнул им рукой, слегка отстранил свою невесту и через пару секунд оказался в объятиях ребят.             – Теть Тань, теть Кать, Ленка, – парни поприветствовали всех.             – Здравствуйте, мальчики, – отозвались женщины. Лена молчала, только скромно прятала личико в одежде Саши, с ужасом ожидая той минуты, когда объявят о посадке.             – Ну что, брат? Как ты?             – Да порядок, пацаны.             – Ты там держись! – подбадривал Космос.              – Не в тюрьму же еду, вы че? – рассмеялся Саша, бросив вдруг взгляд на топчущуюся за спиной Космоса девчонку.             – Здорово, сестренка. Иди, обниму. – Он открыл для неё свои объятия, и стеснительная девчушка с длинными каштановыми волосами, заплетенными в тугую косу, прижимая к себе завернутые пирожки, несмело двинулась вперед. Заставляя себя не смотреть на Лену и даже забыть о присутствии старшего брата, она аккуратно прислонилась к Саше Белову и едва не расплакалась.             – Будь осторожен. А это тебе. Сама пекла, надеюсь, вкусно, – она передала ему свой подарок, а Белов умиленно улыбнулся и поцеловал Вику в макушку. – Спасибо, сестренка. Заботница ты наша.             «Сестренка», «малая», – все эти клички придумали друзья брата, а Витя Пчёлкин иногда звал её викинг. Просто потому, что в этом слове три первых буквы её имени. Но она не обижалась. Что взять с этой жужжалки?             «– Внимание, пассажиры! Объявляется посадка на самолет Ту-134, следующий рейсом семьдесят третьим до Душанбе.»             – Всё, всё… Пора. – Саша первым делом расцеловал Лену, затем обнял мать и тетку, и только потом своих друзей. Свои глаза мать то и дело вытирала платком, и всё её лицо раскраснелось от слез.              – С Богом, сынок. С Богом. – Она перекрестила его несколько раз.             – Сашенька, удачи. Береги себя, счастливого пути, – тетя Катя сдерживалась как могла. Вообще она не была из тех, кого можно назвать слабохарактерной. Она стойко переносила любые жизненные неприятности, но предстоящая разлука с единственным племянником, однако, немного пошатнула её бойкость. Потом, когда Саша сольется с остальными будущими солдатами, она всплакнет незаметно.             – Удачи, брат. Мы будем ждать тебя.              Вика молчаливо смотрела ему вслед, приникнув к Космосу. Из стоявших только Лена не вынесла и бросилась за Беловым, чтобы ещё раз обнять его.              – Сашенька, я люблю тебя, возвращайся скорее, слышишь? – порывисто зашептала она, покрывая его лицо поцелуями.             – Пиши мне туда, – он ласково провел рукой по её коротким волосам.             – Обязательно, любимый, обязательно.             У Вики сжалось сердце. Как же трогательно он с ней прощается. Она боится разжать руки, ловит последнюю секундочку, прежде чем отпустить его от себя на целых два года в неизвестный и опасный край. И Вика представляла, что творится сейчас на душе у Лены Елисеевой, ведь то же самое испытывает и она. Вика долго смотрит в его спину, но вот уже через минуту он теряется в толпе.             Лена возвращается вся в слезах и тут же оказывается в объятиях Сашиной матери.             Они стояли в аэропорту, пока все уже не начали расходиться. Саша вместе с остальными зелеными юнцами уже прошел в автобус, который довезет их до самолета.             – Ну, что, идем? – Пчёлкин с грустью поглядел на Коса. Тот кивнул; они распрощались с маленькой, но дружной семьей Саши, и предложили Ленке пойти с ними, но она отказалась. Рядом с Татьяной Николаевной – мамой Белова – она находила утешение и такую необходимую ей сейчас поддержку.              Покинув здание аэропорта, все трое неспеша двинулись на поиски такси. Погода была пасмурная, моросил мелкий дождь и небо покрылось дымчатыми, грузными, темно-серыми тучами, как будто перед грозой, которую уже никто не ждал в сентябре. Космос снял свою джинсовую куртку и накинул на плечи сестры, бредущей рядышком в одном красно-белом платье. Головка опущена, с черных густых ресниц скатываются крошечные слезинки. Она все ещё ощущала теплое прикосновение Сашиных рук на своих плечах и старалась как можно дольше сохранить это тепло. Вот почему Космос подумал, что она замерзла. «Наверное, его самолет уже взлетел», – подумала Холмогорова и с нескрываемой тоской поглядела в затянутые тучами небеса.              – Кос, а когда Фил возвращается? – вдруг спрашивает Витя. Все трое расстроены, хотя прекрасно понимают: эта разлука не навсегда. Самое главное, что Сашу не отправили в Афганистан, считающийся горячей точкой вот уже добрых шесть с половиной лет, да и те солдатские два года пролетят очень быстро. Одну лишь Вику ничего не успокаивало.             – Писал, что через две недели, – отозвался Космос.             – Жаль, они с Саней разминулись…             – Ребят, а в армии ведь отпуска бывают? – Вика на мгновение оживилась, но почти в тот же миг снова сникла.             – Бывают, – протянул Пчёлкин, – Фил сколько раз приезжал?             – У Фила с этим не так строго, ему за каждую победу на соревнованиях отпуск. Да и служит он ближе.             Вика молчаливо согласилась с доводами Космоса. Да и что ей, собственно, от этих его отпусков? Если Саша и приедет сюда, то время свое он проведет с Леной. Давно уже пора привыкнуть, что иначе не может быть. Но что поделать, Вика никак не научится мириться с этим. Вот любит его с детства, и все тут! Любила ещё задолго до того, как Елисеева вообще появилась в его жизни. Только вот Саша, как и все друзья старшего брата, воспринимал её точно одинаково – как младшую сестру. Разница между ними всего год, а дежурное приевшееся «малявка» постоянно на слуху. В последнее время Вику начинало все больше раздражать такое отношение к себе, а уж когда Саша включал старшего брата, то это вдобавок ещё и сильно расстраивало.             – Вик, я посажу тебя в такси, езжай домой, – строго сказал Космос, вручив сестре деньги. Та немного растерянно окинула взглядом ребят.             – А вы?             – А у нас ещё дела.             Вот вечно так. У них постоянно какие-то тайные дела, в которые они никогда её не посвящают. Даже обидно. Пчёлкин загадочно усмехнулся и достал пачку «Опала» из кармана.             – Знаю я ваши дела, – буркнула она. – Мне надоело постоянно тебя отмазывать перед отцом.             – Ты же у нас фантазерка. У тебя это неплохо получается.             – Однажды моего красноречия не хватит, Кос. Поступил бы в универ, и никаких проблем.             – Вот тебя ещё не спросили, куда мне поступать. Меньше слов, больше дела. – Холмогоров запихал деньги в темный кармашек её платья.             – И когда тебя ждать? – спросила Вика у брата тоном строгой матери. Он в ответ лишь закатил глаза.             – Как приду, так и приду. Всё, шуруй.              – Ну и пожалуйста, – Вика сняла куртку со своих плеч и вернула брату.             Ярко-салатовая «Волга» мчалась по дороге и притормозила у обочины, когда Вика махнула рукой. Больше не взглянув на брата и Витю, она уселась на заднее сидение, и такси тронулось в сторону города.             – Дай-ка спички, – попросил Холмогоров у Пчёлкина, тоже «вооружившись» сигаретой. Он порой замечал такую интересную тенденцию: после общения с сестрой обычно хочется покурить. – Малявка, блин. Ненавижу её характер.             – Да ладно, – Пчёла стукнул друга по плечу. – Понятно же, что это все из-за Санька. Расстроилась, переживает. – Как герой-любовник со стажем и опытом в свои-то восемнадцать лет, Витя понимал в сердечных делах гораздо больше Холмогорова и давно заметил, что сестра Космоса неравнодушна к Белову. Он – её первая любовь, про которую она ни с кем и никогда не говорила, но и скрывать свои чувства не умела, иногда как будто даже не старалась, вот как сегодня. Она к Сане относится прямо как жена. Смешно порой было за ней наблюдать, и в то же время жалко. – Она ж по нему с детсада сохнет.             – Да иди ты, – тут же отмахнулся Космос. – Фигня это все. Ни по кому она не сохнет.             – Сохнет-сохнет. Уж поверь мне, я-то в этом немного шарю.             – Пчёл, она ещё мелкая для этого. Пусть вон за книжками сидит, учится там, не знаю… к экзаменам готовится.             – Ой, как запел, – рассмеялся Витя, – сам-то во сколько лет с девками начал гулять? Напомнить тебе веселый выпускной? Самойлову? коньяк этот дурацкий? Где ты только его откопал?             – Отец привез. Между прочим, хороший был коньяк. Просто кто-то бухать не умеет. Нажрался и пыхтел всю ночь над унитазом.             – Мы все для неё – один сплошной дурной пример.             Друзья неспеша поплелись по тротуару. Дождь постепенно расходился, и они ускоряли шаг, чтобы быстрее добраться до ближайшей остановки.             – Я её пилю-пилю, а толку кот наплакал. Слово поперек – истерика. Че-то утаил – обида. Ребенок она ещё. Какая уж тут любовь?             – Та самая, что в книжках. Воспитатель хренов... Дай ты ей жить как она хочет. А то вечно у тебя под колпаком.             – И не подумаю. За ней глаз да глаз нужен. Тебе не понять, Пчёла...             Понять чувства старшего брата Вите Пчёлкину действительно было не дано. Да, Вика была ему близка, иногда он даже думал, что слишком близка, но его отношение к ней очень отличалось от истинного братского. В ней он видел взрослую и довольно неглупую девушку, в которую она превратилась так быстро из маленькой смешной девчонки. Да к тому же очень красивую. За ней ухлестывали или пытались ухлестывать многие парни из школы, но быстро исчезали с горизонта, ибо знали, какая защита за ней стояла – Космос Холмогоров, сын профессора астрофизики, и его друзья, один из которых почти что дотянувшийся до уровня профессионала боксер, способный уложить одной левой троих. Так что за честь Вики опасаться не приходилось. Да и она не горела особым желанием крутить с кем-то школьные романы, и Витя точно знал почему. Да и Саша знал. Только Космос упрямо не желал этого видеть. Он все грозился какими-то глупыми запретами, которые на него самого, кстати, не распространялись. Пусть он сам не являлся примером целомудрия и воспитанности, имел гадкие привычки, ругался матом, но делал все возможное, чтобы сестру уберечь от всего непристойного. Выходец из интеллигентной семьи, он не всегда соответствовал критериям своего происхождения, хотя и пользовался им довольно часто (чего только стоит одно благородное греческое имя), но из своей сестры старался всячески делать чуть ли не леди; легонько шлепал по губам, когда из них случайно выскакивало какое-нибудь гадкое слово, сворованное у Пчёлы, или даже у самого Космоса. Таковы уж старшие братья. Более того, Космос считал своей обязанностью вдвое больше присматривать за Викой теперь, когда рядом больше нет мамы. Он чувствовал, что девочке до сих пор сложно жить без неё, ещё сложнее, чем ему. Держаться друг за друга – вот что помогало им пережить потерю. Они оба выстояли и, кажется, до сих пор выстаивали в противовес горькой боли, налетавшей из неоткуда. Рука об руку. Не разлей вода.             – Мы куда сейчас? – Пчёлкин бросил окурок в лужу. Они скрылись от дождя на остановке, под крышей, и терпеливо ждали скорого автобуса.             – В кафешку заглянем. Помнишь, я тебе говорил про кореша своего? Он там хозяин. Назначил сегодня встречу.             – И чего хочет? Работу нашел?             – Ну, я как бы сам вызвался. И если все получится, Пчёлкин, срубим неплохие бабки. Колеса бы ещё не помешали… Ты говорил, у бати твоего в гараже стоит какое-то корыто.             – В том-то и дело, что корыто. Боюсь, оно больше ста метров не проползет. Че за тема-то? В общих чертах хоть обоснуй.             – Забрать у Лехи товар и передать одному фарцовщику на Рижский, потом забрать у того бабки и привезти обратно, Лехе. Как дважды два.             – Ага, только палевная эта арифметика. Меня год назад так чуть не замели. Драпануть вовремя успел.             – Не кипишуй, Пчелище, на этот раз я с тобой. Всё будет окейно.             Трусость – удел барышень. Пчёлкин даже после риска, что называется, загреметь в ментовку не помышлял о том, чтобы прекратить свою незаконную работенку. Он и сам баловался фарцовкой три года подряд, от жвачек и сигарет до заграничных шмоток. Так что предложенная Космосом тема была ему хорошо знакома. К тому же Холмогоров, видимо, планирует в будущем взяться за более серьезные дела, сулящие крупный заработок, но сперва необходимо завоевать доверие и расположение тех, кто способен подключить его к выгодным темам.      

***

      Короткая осень пролетела незаметно.             Вика во всю готовилась к экзаменам и предвкушала расставание со школой. Ей ничуть не было тоскливо. Она вообще не считала себя сентиментальным человеком. Одноклассницы ныли, что будут рыдать на линейке, скучать по учителям и навещать при каждом удобном случае, а Вика же не могла дождаться выпускного. Ей скорее хотелось вступить во взрослую жизнь, в которой никто не посмеет указывать ей что делать. Вот только с будущей профессией она пока не определилась, хотя институт выбрала. Она все школьные годы тяготела к иностранным языкам, выбрала класс с углубленным изучением английского, но при этом и про немецкий не забывала – учила самостоятельно. Мама привила ей в свое время острую любовь к математике, но с языками точная наука не сравнится, и страсть Холмогоровой ко всему иностранному (в хорошем смысле этого слова) никуда не делась спустя годы. Вика терпеть не могла девчачьи увлечения типа танцев, шитья и даже рисования, хотя однажды её пейзаж выиграл в каком-то школьном конкурсе, а в каком – она сама уже не помнит.             После того, как мамы не стало, Вику окружили только мужчины – отец и брат. Отец никогда не держал детей в строгости, хотя и создавал впечатление сурового и твердого, нередко даже вспыльчивого человека, но и не баловал особо. Разве что Вику, как девочку, иногда. А вот с Космосом они часто ругались. Их отношения и при маме напоминали собою разлаженную гитару: струны их мнений играли невпопад. А уж после её кончины они и вовсе перестали общаться друг с другом, чтобы избежать непонимания. Вике было не под силу помирить их. Она поочереди пыталась повлиять то на Космоса, то на отца, но все бестолку. После очередной крупной ссоры на помощь тогда пришел Саша Белов. Вика не в курсе, какое такое волшебство он проделал, но с тех самых пор отец и сын больше не ссорились, и достаточно долго, а Холмогоров-старший был переполнен признательностью и уважением к юному Александру.             Отчасти дыры в отношениях отца и сына появлялись из-за неопределенного будущего последнего. После окончания школы Космос не хотел сразу же поступать в институт, он не видел себя на высоких должностях, он не собирался быть профессором, как отец, он изъявил желание поработать. Папа вначале пытался навязать ему что-то свое, научное, даже хотел отправить в какую-то экспедицию, но Кос вовремя нашел себе работу барменом, утверждая, что она ужасно увлекательна. Однако от науки он так и не отделался: ему приходилось изучать отцовские книги, ибо выбранная им профессия совсем не восхищала Холмогорова-старшего. Контролировать отпрыска было все сложнее; он поступал по-своему и ни с кем не советовался.             И вот, уже новый год не за горами, а Космос все еще витает в облаках и занимается… чем-то непонятным и скорее всего не стоящим в одной линии с законом. Отец больше не лезет в его дела, и в один прекрасный день Вика поняла, в чем причина такого резко упавшего интереса к жизни своего сына.             Покинув тесный лифт, Вика выскочила на площадку и покрепче ухватила пакет с продуктами. Сегодня ей не удалось попасть на каток вместе с девочками, а было время, когда ради этих захватывающих часов она была готова пожертвовать чем угодно. Впервые она встала на коньки в пять лет, к тому времени старший брат уже резво полосовал лед. Так что первые уроки преподал ей именно он. После нескольких вылазок, когда ещё приходилось цепляться за руку Космоса, навыки Вики окрепли, и она пищала от счастья, когда без посторонних впервые прокатилась от сугроба до сугроба и ни разу не упала. Ну а дальше начинались гонки, в которых принимали участие и верные друзья брата.             Так вот сегодня танцы на льду не состоялись. Гораздо важнее было купить что-то из продуктов и порадовать отца и брата чем-нибудь вкусненьким. Готовить её научила мама, но Вика все равно считала, несмотря на похвалу родных, что ей никогда не достичь маминых высот.             Она торопилась домой и все выбирала, что же ей приготовить сегодня на ужин. Она помнила, что в холодильнике ещё оставался картофель с овощами и суп, если, конечно, Кос все не съел.             Отперев дверь, она открыла её и внесла пакет в прихожую.             – Папуль! Я дома! Накупила вкусностей. Папа! – она радостно звала отца, снимая шарф и шубку, разуваясь и ставя сапожки на ковер. Вдруг она заметила незнакомую женскую обувь – черные, элегантные сапоги на высоком каблуке. С ума сойти, как в такой гололед их хозяйка не убилась?             – Вика, здравствуй, – наконец в прихожую вышел Юрий Ростиславович – приятный мужчина в очках, гладко выбритый и даже дома строго одетый: темные брюки, рубашка и вязаный жилет.             – Привет, – Холмогорова чмокнула отца в обе щеки.             – Ух, какая холодная! – мягко рассмеялся Юрий Ростиславович. – Озябла?             – Чуть-чуть. Па, это надо отнести на кухню, – она указал рукой на пакет. – Слушай, я вся в раздумьях. Что сегодня на ужин приготовить? Давайте уж тогда как в ресторане. Заказывайте.             – Дочка, сегодня готовить ужин не надо. Ты у меня умница. – Отец кротко поцеловал дочь в лоб, как в детстве перед сном, взял пакет и быстро отнес его на кухню.             – Как – не надо? Ты уже что-то смастерил?             Он не отвечал ей и вообще вел себя как-то странно, скованно. Он взял дочь за руку, и она почувствовала, что его ладонь влажная. Невооруженным глазом было видно, что он взволнован. Они вместе вошли в гостиную.             – Привет, Вика. – В гостиной сидела, вернее, стояла чуть ли не у самого порога худенькая девушка с короткой стрижкой, одетая в вызывающее синее платье. Она приторно улыбалась и даже хотела подойти к Виктории, чтобы обнять, но её остановил колкий взгляд школьницы. Виктория чуть отстранилась от отца и вопросительно взглянула на него.             – Вика, это Надя. Я вас, кажется, знакомил раньше. – Юрий Ростиславович старался улыбаться и говорить как можно ласковее. Но он хорошо знал свою дочь и прямо сейчас видел, как она напряглась и как взгляд её постепенно менялся. – Она приготовила ужин. Так что, дочка, тебе не о чем беспокоиться. Иди мой руки и садись за стол. – То была ещё одна попытка успокоить недоумевающего ребенка, молчаливо требующего объяснений. Вика, на удивление, была взрывной и порывистой девочкой, она чаще всего сначала делала, а потом думала. Юрий Ростиславович с ужасом ждал, что произойдет в следующую минуту. Надя тоже затаила дыхание.             – У вас тут прямо пир, – дерзко усмехнулась Вика, заглядывая через спину тонконогой брюнетки на накрытый стол. Свечи, букет цветов, шампанское. – А Космос где?             – Ещё не появлялся. Ты что, брата своего не знаешь? Он обычно раньше двенадцати не приходит.             – Понятно. Ладно, развлекайтесь. – Никакого повышенного тона. Она сдержанно повернулась и вышла из гостиной.             – Вика, а ужин?             – Я сыта! – прокричала она, а затем раздался хлопок двери – Холмогорова спряталась в комнате. Юрий Ростиславович посмотрел на Надю, которая притворилась расстроенной и оскорбленной, и немедля пошел за дочерью. Без стука он к ней никогда не входил, но сейчас соблюдать правила этикета как-то не особо хотелось, учитывая её поведение.             – Вик, я захожу, – предупредил мужчина.             – Попробуй, – послышался её приглушенный голос из комнаты.             – Что это за разговоры? Что за тон? – Юрий Ростиславович сделал то, что грозился, переступив порог комнаты и чуть прикрыв дверь. – Ты говоришь с отцом.             – Я помню. А вот ты, похоже, забыл!             – Что я забыл?             – О маме забыл! Что здесь делает эта… Надя? – её имя Вика выплюнула, словно пережеванную жвачку. Конечно же, эта фифа была ей знакома. Она всего лишь раз видела её с отцом, но не придала их дружбе никакого значения, ведь этой Наде не больше двадцати пяти, она – молодая аспирантка, которую не может ничего связывать с отцом, кроме науки. Однако, змея успела подсуетиться. И теперь Виктория подозревает, что ночевки отца вне дома пару недель назад были связаны были вовсе не с работой. От этого внутри все затряслось. Она стояла напротив Холмогорова-старшего и прожигала его своими зелеными глазами. Такой разозленной и одновременно растерянной он не видел её прежде.             – Послушай меня, дочка…             – Скажешь, что я все неправильно поняла? – перебила она.             – Нет, ты все поняла правильно. Я… Видишь ли, Надя скоро станет моей женой. Как раз об этом я и хотел рассказать сегодня.             – Отлично! – воскликнула она, не до конца осознавая смысл сказанных им слов. – А Космос об этом знает?             – У меня еще будет время с ним поговорить.             Холмогорова схватилась за голову. Она металась по комнате, не находя себе места.             – Как ты посмел? Как ты посмел привести её в наш дом? В мамин дом! В мамину кухню! Как ты позволил ей трогать мамины вещи?! Я не потерплю здесь эту вешалку, я не приму её твоей женой никогда, слышишь? Не приму!             Легкая пощечина немного остудила пыл Вики, но она показалась ей настолько ярой и жестокой, что слезы хлынули из глаз, чего обычно никогда не было в чьем-либо присутствии. Её овладели обида, злость, даже ненависть. Изнутри как будто что-то разрывало на части, и хотелось закричать.             – Немедленно замолчи, – не повышая тона, сказал Юрий Ростиславович. – Ты не имеешь никакого права оскорблять людей, которые вдвое старше тебя, поняла? Надя будет моей женой, и вам с Космосом придется с этим смириться. Успокоишься, и приходи за стол.             Вика отвернулась от отца, и слезы быстро бежали по её щекам, оставляя после себя влажные, блестящие дорожки. Юрий Ростиславович устало побрел к двери, доставая из кармана брюк платок и вытирая выступивший пот со лба. Он остановился уже на пороге и ещё раз взглянул на плотно сжавшую губы дочь.             – И я не забывал о маме, Вика, никогда. Её нет с нами уже четыре года… А жизнь продолжается. Я думал, ты достаточно умна, чтобы это понять. Видимо, я ошибся.             Дверь закрылась, и тишина наступила в комнате. Вика обессиленно осела на пол и постаралась унять слезы. Невозможно… Невозможно! Она и не подозревала, что все это делается так легко и просто. Прошло четыре года, и все? Все испарилось? Мама перестала для него хоть что-то значить? Вика сильно сомневалась, что отец делал это на их благо с Космосом. Ведь и он, и она уже взрослые и не нуждаются в опеке. Да и какая опека от этой куклы? Она и понятия не имеет, что такое дети и семья. Вика ненавидела её всем сердцем. К столу она выйдет, только если отец притащит её туда на аркане. Подождав немного, она тихонько вышла из своей комнаты и на цыпочках пробралась в комнату Космоса. В нижнем ящике стола она нашла пачку «Родопи», в которой жались друг к другу две несчастные сигареты, и забрала её с собой. Отец и не догадывался, что она покуривает иногда, а вот брат был в этом уверен, и ей не раз за это попадало. Но сегодня пусть Кос орет сколько влезет, а она должна успокоить нервы, да и согреться на морозе. Домой она сегодня возвращаться не планировала.             Юрий Ростиславович услышал, как хлопнула входная дверь, и шумно вздохнул. Надя осторожно наблюдала за ним.             – Не расстраивайся так. Избалованным детям свойственно закатывать истерики. Ты ей хотя бы успел сказать про нас?             – Она вовсе не избалованная, – покачал головой мужчина, в волосах которого уже просматривалась отчетливая седина. – Она уверена, что я её предал... Её и Космоса, и Маргариту.             – Глупости, милый. Ты имеешь право жить полноценной жизнью.             – Вот куда она могла пойти так поздно?..             Надя закатила глаза. Теперь отвлечь его от взбалмошной девчонки будет трудно.             – К подружкам, куда же ещё? Девчонки в первую очередь всегда бегут к подружкам. Погуляет, и вернется.             – Надеюсь, ты права... Ещё и Космоса, как назло, нет!..             – Юра, успокойся. В конце концов, ты знал, что это будет нелегко. Теперь Вике нужно время. Оставь, и давай лучше выпьем. Сегодня мы стали ещё на шаг ближе к нашей мечте – быть всегда вместе.             Её приторно-сладкий голосок действительно завораживал, но не мог окончательно затуманить рассудок, подобно вину. Юрий пригубил немного шампанского, а потом вышел из-за стола. Он прошел к окну, взглянул на покрытую тонким слоем падающего снега пустую дорогу. Он никогда бы не подумал, что любимая дочь способна на такие глупые выходки. Если между ними и бывают перепалки, то они, как правило, всегда заканчиваются тем, что она, психанув и выпустив пар, скроется в комнате, а потом выходит оттуда, созревшая для примирения и рассуждений в человеческом тоне. Они выясняют, кто был прав и виноват, и делают для себя соответствующие выводы. С Космосом так невозможно поговорить, именно поэтому Юрий не мог найти с ним общего языка. Это как раз в его стиле – уходить из дома молча, затаив обиду. Но чтобы Вика... Холмогоров-старший оказался не готов к такому повороту. По поведению оба его ребенка почти не имели сходств – они лишь дополняли друг друга. Но, оказывается, всплывает между ними кое-что общее в критических ситуациях. Они оба в глубине души безгранично упрямы! И если бы Маргарита Львовна Холмогорова была жива, она бы, непременно, сказала: «Ну, а что ты хочешь, Юрочка? Наши дети пошли в тебя.»