Смерть
11 октября 2020 г. в 14:45
Языки пламени будто бы сжирали моё тело, они поглощали каждую клеточку, обволакивая меня с ног до головы. Жгучая боль разливалась в каждый, даже самый дальний уголок моего тела, заставляя с трудом делать хотя бы вдох. Это был первый раз, когда мне всерьёз казалось, что это конец. Конец моему существованию, конец моему телу и душе, конец мне.
С трудом разлепив ссохшиеся губы, я попыталась произнести хоть слово:
— Я… буду жить? — горло, казалось, обожгло несуществующим пламенем. — Докто… — не успела я договорить, как потеряла сознание.
Да, я понимала, что эти чёртовы таблетки сладкой жизни мне не сделаю и боком не обойдутся. Понимала и то, что могу погибнуть от побочных эффектов, вызванными этими же таблетками. Понимала, но, чёрт возьми, не остановилось, когда следовало бы. Я умирала. Медленно и очень болезненно. Наверняка, это одна из самых худших смертей. Смерть в муках. Белые волосы осыпались, словно снег, оставляя след на подушке белыми нитями. Лицо то краснело, то резко бледнело, заставляя думать о худших исходах.
— Требуется срочная операция, — уж слишком спокойно сказал врач сидящим за дверью учителям и близким друзьям. Его халат был пропитан кровью, и белые локоны оставались на его перчатках. Как не посмотри, а врач — жестокая профессия. Иначе как человек, на глазах которого так болезненно умирает человек, может говорить столь спокойным, будто скучающим голосом?
Урарака от вида мужчины в кровавом халате заревела так, будто за той дверью лежит не «щуплая дура» — с беззлобных слов самой Очако, а её самый близкий человек или родственник. Я слышала это. Слышала сквозь сознание и хотела плакать.
— Доктор! — чуть ли не прокричал дрожащий голос Урараки. — Она будет жить?.. — она подошла вплотную к врачу. Очако заглянула ему в глаза, и сердце будто пропустило удар. За хладнокровным голосом мужчины скрывались чуть ли не слезящиеся глаза. Урарака поняла. Поняла, что может больше не увидеть свою подругу. Что та может увязнуть в вечном сне.
Вроде бы ничего не значащие таблетки, а так легко могут убить человека. Мысли вихрем проносились в голове. Вспоминались ледяные глаза Торо. Глаза, что похожи на снежную бурю. Такие холодные и завораживающие, пустые, но они так умело брали людей в плен.
Из палаты выбежал второй врач, громко оповещая:
— Мы её теряем! — глаза хирурга, что только недавно вышел из палаты Торо, округлились. Он со всех ног рыпнулся назад, распахнув ударом ладони дверь, на которой остался кровавый след, стекающий вниз.
Раз.
Два.
Три.
Самый главный страх Доро — забыть и быть забытой. Она истязала своё тело, думая, что у неё просто-напросто отсутствует смысл жизни. Она любви захотела. Но, в общем, пролетела. Стрелка весов застряла на отметке «35 кило». Бараний вес, можно сказать.
Врачи боролись за её жизнь, делали всё, дабы сохранить её.
Последний вдох.
Последний выдох.
Слышится протяжный писк аппарата. Пульса нет. Доро мертва.
В реанимацию попытались ворваться ученики с учителем от этого душераздирающего звука, и у некоторых это даже получилось. Писк впивался прямо в шею, словно вампир. На их глазах у смертницы начали постепенно белеть смольные крылья, а после опадать.
— Нет… не может быть… — голос вломившегося Бакуго начал ломаться. Душевная боль будто начала перерастать в физическую, раздирая его. Он подбежал и начал как-бы… орать.
— Дороро! Сделайте хоть что-нибудь, мать вашу! — гортанный рычащий вой парня перекинулся на врачей и всех остальных.
Открытые серо-голубых глаза Торо стали белыми, а слишком маленькие для нормы зрачки теперь слишком выделялись. С её щеки скатилась слеза. Такая хрустальная, до невозможности чистая и искренняя.
— Где я?! — шёпотом спросила Доро, еле-еле поворачивая голову.
Она оказалась в странном, полностью безграничном помещении с водой на полу, которая доставалась до щиколотки девушки. — Я мертва? — девушка начала терять равновесие. И вдруг Доро начала падать на спину в эту воду, оказываясь будто в море и погружаясь всё глубже и глубже.
— Холодно… — мутно подумала она. — Точно… Я уже умерла, — без эмоций, будто во сне. Желая уже поскорее забыться, она погружалась в море бездонной жалости самой себя.
Сырой. Холодной. Беспощадной жизни.