Одинокий зверь

      Могильные плиты белые, как старая кость, и холодные до безумия — из-за раннего утра или же от того невероятного духа смерти, что, кажется, повис над этим местом. Мужчина, чьё лицо скрыто за слоями бинтов, стоит, стараясь не двигаться без причины, ведь всё его тело покрыто незажившими ещё ожогами, причиняющими практически нестерпимую боль. Формаджо всё-таки пинает маленький камушек, не зная, что теперь сказать, но тут же морщится от прострелившего мышцы импульса. Скажи ему кто-то буквально неделю назад, что только он выживет из всего их отряда, мужчина вначале посмеялся бы, а потом нежданный провидец оказался бы заперт в бутылку и выброшен в море.       Они… действительно стали семьёй. Формаджо помнит, как клялся себе в том, что больше никогда и ни к кому не привяжется, а теперь стоит над ровным рядом из шести могил, не в силах выдавить из себя слёзы. Гравировки сухие, лишь с именами, только у Ризотто стоит ещё и фамилия, а ведь они были лучшими в своём деле, практически незаменимыми. Он дёргает уголком губ в тщетной попытке улыбнуться, нет, не выходит — больно, да, но ещё плакать хочется больше. Смех, брань, мелкие и незначительные ссоры, что всплывают в памяти… Видимо, теперь это самое дорогое, что у него есть. Те несколько лет покоя и стабильности. А ведь, если подумать, это он во всём виноват: не вступи он в неравную схватку, всё могло бы быть иначе и Иллюзо, хотя бы Иллюзо, из мести за него поскакавший в чёртовы Помпеи без прикрытия, мог бы сейчас быть жив.       Формаджо нашёл себя буквально два дня назад в одной из больниц, откуда и сбежал, прихватив запасы обезболивающего. У него на счету оставалось совсем немного денег, но навыки карманника и удобный для этого станд помогли ему вновь, как помогали обычно. Теперь расположение сил изменилось, а сам он, лишившись команды, больше не может быть убийцей, новый же дон… А вот хер ему! Да, Формаджо знает, насколько был бы полезен, но простить смерть товарищей не в силах, рана слишком свежая. Хотя спасибо этому мальцу за такие красивые надгробия — некоторые из них о таком и не мечтали.       И что теперь? Чёртово свободное плаванье и фотография в рамочке на полке? Он никогда не считал себя командным игроком, так почему же будущее так туманно сейчас? Что изменилось с исчезновением этих, этих… его семьи. Его друзей. Белые камни отвечают безмолвным согласием, и эта тишина давит самим своим существованием. Разве в их особняке когда-либо было так тихо, в месте, где собрались самые большие психи Италии, прихватив с собой тараканов особого мозговыносящего вида?       Садится, кряхтя, рядом с одной из могил. Они не были вместе, да и зачем, спрашивается, когда упругая грудь очередной милашки гораздо привлекательнее рожи этого придурка, но оставались слишком близки. Лишиться Иллюзо — как лишиться цветного зрения, болезненно и, к собственному ужасу, не смертельно. Тупая дылда, идиот с кучей хвостиков и самый лучший друг из всех, кого Формаджо когда-либо мог называть "другом". Коснуться перебинтованными костяшками камня с именем, которое теперь лишь пустой звук, утративший своё значение, уронить голову на плечо. Чуть дальше, справа, Пеши, за ним Мелоне и Гьяччо, Прошутто и Ризотто. Поступили ли они правильно, восстав тогда? Чёрт его знает, Формаджо не привык размышлять над подобным, для этого всегда был Неро. Он привык подчиняться точным приказам, привык есть мороженое под очередной фильм ужасов, когда не может заснуть, привык разыгрывать и сплетничать. Куда это всё пропало? Он проспал лишь неделю, а вся жизнь успела сделать кульбит.       Кажется, что что-то с той стороны отвечает, стукаясь кулаками, но мужчина знает, что это самообман. Того света нет и не будет, он не Пеши, чтобы верить в бредни проповедников. — Arrivederci, fratello mio, — говорит нарочито громко, но рыдания душат, так что получается лишь слабый, сиплый звук. Уйти туда, где ждёт новая жизнь. Беднее или богаче — хрен его знает, может быть, он даже остепенится, заведёт семью с какой-нибудь милашкой. Может быть. Жизнь идёт дальше, и он должен идти вместе с ней, как бы сложно это ни было.